Юный фараон

Хонс проверял наличие вещей в своей поклаже. Да, ему очень не хотелось ехать в Хогвартс, но желание узнать — почему погибла мама, превысило все на свете. За ним будут следить — Рамзес, который принимал любое обличие и Хека — который обладал любой магией, и мог с легкостью выдать себя за близкого родственника отца. Аах решил стать передатчиком — именно ему Хонс будет посылать письма, и они будут достигать Египтуса. Хека, стоя в дверях, наблюдал за тем, как Хонс готовится. Тот задумчиво вертел в руках кинжал: — Мне брать оружие? — спросил мальчик напрямик у своего наставника, — ведь сумку могут осмотреть… — Твою сумку? — со смешком проговорил юноша, — не позорь своего учителя! Заколдуй на чары сил Египтуса — и вперед. Вместо кинжала, повинуясь взмаху руки юного волшебника-фараона, в коробку легло красивое перо для письма. Парень убрал его. Писать перьями парень не собирался — для этого есть чудесные палочки для письма, которые ему однажды подарил личный писец отца. Кстати, краска… Чернила и краска для подводки глаз — кайал* были подписаны и тщательно запакованы. Да, Хонс собирался следовать колдовской моде, но и о собственной безопасности не забывал. Осирис еще ее усовершенствовал — краска, которая проникала через кожу и через глаза, служила универсальным противоядием против большинства известных ядов. Волей-неволей Осирис воспользовался еще и знаниями Хека — хоть боги друг друга не жаловали. *** Кефер, Рамзес и Хека, в здешних нарядах, провожали его на поезд. Через невидимый вход именно Хека провел двух мужчин. Фараон немного с удивлением оглянулся назад — сзади фальшивая стена так и осталась стеной. Действительно — магия. Но сейчас его поддержка больше всего нужна Хонсу. Мальчик робко жался к отцу — он еще никогда не покидал родной дом надолго, и уезжал так далеко. Тем более, он оставался фактически один в ином мире-измерении Земля… Все на платформе оглядывались друг на друга: на платформе девять и три четверти было много… интересно и безвкусно одетых людей. Хека сказал им, что это маги и волшебницы, которые редко (или вообще никогда) контактировали с обычными людьми, и не умели маскироваться под них. Еще было очень шумно — родители прощались со своими детьми на весь учебный год, дети здоровались со своими товарищами по школе, с которыми давно не виделись, и очень шумно вели себя животные в переносках и совы в клетках. Рамзес загружал вещи в поезд, тактично давая отцу и сыну попрощаться. — Хонс, — обратился Кефер к отпыску, приблизившись к нему, — послушай меня, пожалуйста. Будь осторожнее, чаще себя контролируй, и не теряй головы. Ничего и никого не бойся, и будь сильным, благородным и добрым. У тебя это хорошо получается. Хека, Аах и Рамзес будут внимательно следить за тобой… Если что — браслет на твоей руке. Парень кивнул. Фараон обнял его напоследок. Хонс с удовольствием обнял отца — как только ему исполнилось определенное количество лет, его начали считать взрослым и ответственным за свои поступки, соправителем отца. Он много изучал, учился и перенимал от папы-фараона и Совета. И ласки, казалось бы вполне естественные для ребенка и взрослого, почти ушли в прошлое. Хека коротко кивнул напоследок юному фараону; Рамзес приятно улыбнулся пареньку. И Хонс нырнул в вагон, в пока еще пустое купе поезда. *** На пороге купе появилась девочка с густыми каштановыми волосами, уже переодевшаяся в школьную форму. Её передние зубы были чуть крупнее, чем надо. Хонс тоже решил не тратить время на переодевание, и сам был в форме изначально. Как он понимал — принадлежность к факультету определит какой-то волшебный предмет. Сзади ее проводил отец; они быстро обнялись, как Хонс несколькими минутами ранее, и расстались. Девочка вопросительно глянула на мальчика и замерла, внимательно вглядевшись в его накрашенные (в соответствии с египетским обычаем, глаза) кайалом разные глаза, свершенно не типичные для Англии и локон юности — считай тонкую косичку на бритом черепе справа и чуть темноватую, загорелую кожу: — Здесь свободно? — Конечно, — приятно улыбнулся Хонс. — Садись. Девочка аккуратно села напротив, все еще смотря на него. — Я, — решил сделать первый шаг вперед, Хонс, касаясь амулета скарабея на груди, — не из Англии, поэтому у меня такой вид. Кстати, я — Гарри Поттер. — Не может быть! — вырвалось у девочки, — о тебе упоминается в книгах «Современная истории магии», «Развитие и упадок Тёмных искусств», и в «Величайших событиях волшебного мира в двадцатом веке»… — Я знаю, — просто сказал парень, — но там большей частью ложь. Я все эти годы жил со своим биологическим отцом в Египте. Кстати, мое имя, которое он мне дал в соответствии с традициями, Хонс. Называй меня Хонс, мне так привычнее. — Здорово… Я — Гермиона Грэйнждер… А почему у тебя глаза накрашены? — Это защита глаз от песков, мошкары, пыли и грязи. Без этого в пустыне не выживешь. Можно занести инфекцию даже ненароком. — А, поняла. Просто… необычно. Прозвучал громкий, предупредительный свисток. Люди на платформе заторопились. Дети и опоздавшие рванули к поезду, уже ища не свободные купе, а просто чтобы успеть забраться в поезд. Поезд через пару минут постепенно двинулся с места и начал набирать скорость. Затем он чуть вильнул вправо, и платформа пропала из вида. За окном замелькали дома. Гермиона рассказала о себе и о своих родителях. Хонс — коротко о папе, не упоминая ни Египтус, ни то, что он и отец — фараон и соправитель, юный фараон. Затем они увлеклись обсуждением будущего обучения, и так оживленно разговорились, что совсем не заметили как явилась тележка с едой и в купе заглянула улыбающаяся женщина с ямочкой на подбородке: — Хотите чем-нибудь перекусить, ребята? Гермиона с блеском в глазах уставилась на лоток. Хонс понимал, почему — ведь девочку родители ограничивали в употреблении сладкого, так как являлись врачами-стоматологами. И сейчас ей хотелось попробовать все волшебные сладости. Хонс тоже рассматривал лоток с интересом. На лотке лежали пакетики с круглыми конфетками-драже «Берти Боттс», которые, если верить надписи на пакетиках, отличались самым разнообразным вкусом. Ещё у неё была «лучшая взрывающаяся жевательная резинка Друбблс», «шоколадные лягушки», тыквенное печенье, сдобные котелки, лакричные палочки и прочие сладости мира волшебников. Решив угостить ее, он купил нескольких шоколадных лягушек, вдобавок ко взятой с собой еде, так как Хека предупредил его о том, что нормальной еды, кроме сладостей, в поезде нет, а поезд идет долго по времени. Шурша обертками, оба веселились, поедая сладости. Кстати, в «шоколадных лягушках» оказались карточки знаменитых волшебников и волшебниц, и Хонс впервые увидел их директора школы, Альбуса Дамблдора. Затем они решили немного отдохнуть — и легли поспать, и только голос машиниста разбудил их: — «Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут, — разнёсся по вагонам громкий голос.— Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно». Поезд начал замедляться — и в вагонах началась толчея. Хонс с Гермионой встали и направились к выходу. *** На улице было холодно, и он невольно поёжился. Затем над головами стоявших на платформе ребят закачалась большая лампа, и незнакомый голос очень громко произнес: — Первокурсники! Первокурсники, все сюда! Хонс поднял голову вверх — над ним возвышался настоящий великан с густой, неряшливой бородой. Именно он держал в руках большой фонарь и выискивал первокурсников. — Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной! Строй собравшихся ребят неспешно двинулся за великаном. Поскальзываясь и спотыкаясь, они шли вслед за крупным мужчиной по узкой дорожке, резко уходящей вниз. Изредка их по рукам и лицу хлестали отросшие ветки кустов и деревьев. Строй будущих учеников окружала такая плотная темнота, что Хонсу показалось, будто они пробираются сквозь густую лесную чащу. Все разговоры очень скоро стихли, и они шли почти в полной тишине. — Ещё несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул великан, не оборачиваясь к ним. — Так, осторожно! Все сюда! — О-о-о! — вырвался дружный, восхищённый возглас. Они стояли на берегу большого чёрного озера. А на другой стороне, на вершине очень высокой скалы, стоял гигантский средневековый замок с башенками и бойницами, а его огромные окна отражали свет усыпавших небо звёзд. Хонс тоже, как и все, был восхищен: пусть замок — не их Золотая пирамида в Египтусе, и не великие пирамиды в Египте, но свое место в этой линейке он занял. Тем временем великан подвел их к лодкам на пристани и крикнул, чтобы они в них забирались — по трое. Вместе с Гермионой и Хонсом в лодку забрался светловолосый мальчик. Он коротко назвался Невиллом. Великан, осмотрев все лодки, забрался в свою большую лодку, и флотилия медленно поплыла к замку. *** Все во всех лодках молчали, не сводя глаз с огромного замка. Чем ближе они подплывали к утёсу, на котором он стоял, тем больше он возвышался над ними. Когда они подплывали к замку, им пришлось пригнуться — лодки скользнули в низкую расщелину в скалах. Хонс ощутил над собой колебание магии — видимо, тут было подобие защитного барьера. И они плавно приплыли в подземную пристань и пристали там к берегу. Великан провел их по головокружительно крутой, вьющейся лестнице, и они предстали перед огромными деревянными дверьми. Высокий мужчина дважды постучал по дверям, и через пару минут они распахнулись, явив им строгую даму с сединами в темно-зеленой мантии и черной, остроконечной шляпе. Та внимательно оглядела детей, и только после этого обратилась к великану: — Спасибо, Хагрид. Я их забираю. Женщина назвалась профессором МакГонагалл, повернулась, и пошла вперёд, коротко приказав первокурсникам следовать за ней. На каменных стенах замка — горели факелы, потолок терялся где-то вверху, а красивая мраморная лестница в холле вела на верхние этажи. Они все шли вслед за профессором по вымощенному булыжником полу, слегка напомнившем Хонсу о Египтусе. Проходя мимо закрытой двери справа, юный фараон услышал шум сотен молодых голосов — должно быть, там уже собралась вся остальная школа. Но профессор МакГонагалл привела их совсем не туда, а в маленький пустой зальчик. Толпе будущих первокурсников тут было тесно, и они сгрудились, дыша друг другу в затылок и беспокойно оглядываясь. Профессор выступила с краткой речью о замке, факультетах и Распределении. Затем оставила их на какие-то мгновения, и после ввела их строгим строем — все шли по двое, в Большой зал. *** Зал был… волшебным. У дальней стены стоял длинный стол преподавателей, кафедра (явно для директора), а позади них — было необыкновенное витражное окно. Перед главным столом стояло четыре таких же длинных стола, за которыми сидели ученики, и у каждого была эмблема и галстук их факультета. Перед ними стояли золотые тарелки и кубки. В воздухе, прямо над головами, плавали тысячи горящих свечей. Полоток был неописуем — он явно был магическим, и отражал погоду за окном. Сейчас была тихая ночь, и на черном потолке сияли яркие звезды. Это было так реалистично, что, казалось, зал был под открытым небом. В воздухе помимо свечей находились и привидения, и Хонс поморщился - их у них считали злыми духами и неупокоенными душами. МакГонагалл подвела будущих первокурсников к преподавательскому столу и приказала им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Затем она поставила перед шеренгой первокурсников самый обычный на вид табурет и положила на сиденье остроконечную Колдовскую шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потёртая и ужасно грязная. Хонс с любопытством смотрел на Шляпу, но тут его ждало открытие — Шляпа открыла зев и запела низким, не самым приятным голосом стихи. Они описывали создателей школы — четырех волшебников, которые решили объединиться, чтобы искать одаренных магией будущих студентов-волшебников, и обучать их всем премудростям. И теперь Шляпа распределит всех студентов согласно их личным качествам. Песня кончилась, и все захлопали. Теперь МакГонагалл развернула исполинский пергамент и начала вызывать новеньких. Ребята с меньшим или большим страхом, написанных на их лицах, подходили к табуретке, садились, и профессор опускала на их головы Шляпу и та, немного подумав или сразу, говорила им название их факультета. Хонс стоял ровно. Он терпеливо приготовился ждать — его «настоящие» имя и фамилия были в последних номерах по списку. *** Гермиона попала на факультет львов, Гриффиндор. Хонс с царственным спокойствием ждал своей очереди на Распределение, и вот… — Поттер, Гарри! Студенты (впрочем, как и преподаватели), заволновались. Отовсюду послышались шепотки и удивленные голоса. Все взгляды обратились на вышедшего вперед загорелого паренька со странной прической. И сама МакГонагалл с удивлением смотрела на спокойного как удав мальчика, который садился на табурет… *** Хонсу было не в первой оказываться перед толпой людей. Очень часто они с отцом выходили к народу — объявлять указы, поздравлять с национальными праздниками и участвовать в мистериях, обрядах и службах в храмах богов. Естественно, когда он появился у отца, тот объявил о нем всему Египтусу, и это было его самое первое появление. Разумеется после рассказа отца, страх появления на публике у него пропал. Садясь на табурет, он до сих пор не знал, где именно хочет учиться. Впрочем, Шляпа уже выносила свой вердикт… Золотая кровь очень много знает о своем носителе. *** — Гриффиндор! — прозвучало как приговор на весь Большой зал, и стол с рыжими нашивками взорвался всеобщей радостью и ликованием. Хонс спрыгнул с тубаретки, и направился к теперь уже своему столу. Там ему освободили место рядом с Гермионой, старались прикоснуться и пожать руки. Мальчик приятно и ровно улыбался, стараясь никому не оказывать лишнего внимания, не выделять — как его учил отец. Все перед ним должны быть равны. *** Скоро Распределение подошло к концу; последний учащийся ушел к своему столу, и встал со своего места директор школы, которого Хонс ранее видел на карточке «Шоколадной лягушки»: — Добро пожаловать! — произнёс Альбус Дамблдор, добро улыбаясь всем присутствующим. — Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнём наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Всё, всем спасибо! Дамблдор сел на своё место. Зал разразился радостными криками и аплодисментами. Хонс очень тихо фыркнул, и увидел как на столе появилась еда. *** Ели все с жадностью, так очень немногие брали в поезд еду, и успели проголодаться. И только после появления на столе сладкого заговорили о своих семьях. Хонс сразу же выступил первым, так как всех он очень интересовал и спокойно рассказал легенду об отце, сказал, что он из Египта и о том, что его мать хотела развестись с Джеймсом Поттером, но не успела. И то, что его отец оставил ему имя и фамилию в память о храбром муже, все равно защитившем женщину и ребенка. Коротко рассказал о том, что их род богат. Объяснил, почему у него накрашены глаза, и почему у него эти самые глаза разных цветов. Объяснил в чем смысл его бритого черепа и и локона справа… И честно сказал об его настоящем имени, Хонс. Затем он немного подустал, и стал слушать других. У многих были смешанные семьи — волшебник/волшебница один родитель, а другой — обычный человек, не маг или не колунья. Некоторых, как Гермиона, интересовали занятия, и сейчас она мучила вопросами старосту, как понял мальчик, Перси Уизли, у которого были еще братья и сестры. Но вот прозвучал своеобразный отбой: заключительная речь директора и пение гимна учебного заведения, и их начал собирать староста — чтобы отвести в факультетскую гостиную. Их очередной раз построили в линию, и они, зевая и спотыкаясь на каждом шагу, побрели к выходу из Большого зала. *** Хонсу пришлось напрягаться — чтобы запомнить дорогу до гостиной и завтра не ошибиться. Они шли достаточно долго — пару раз срезали путь через потайные коридоры и двери. Картины на стенах, как заметил парень, двигались, шевелись и говорили друг с другом. И внимательно глядели на учеников. И, как сильно подозревал мальчик, искали именно его. Идеальные шпионы. Парень улыбнулся. Чтож, хотят борьбы — получат. Он в долгу никогда не останется. *** Они стояли в конце одного из коридоров перед портретом очень толстой женщины в платье из розового шёлка. — Пароль? — строго спросила женщина. — Капут драконис, — ответил Уизли, и портрет отъехал в сторону, открыв круглую дыру в стене. Гостиная оказалась уютной — множество кресел, столики, диванчики… Большой камин, в котором горело пламя. Тут же Хонс метким взглядом отметил столик в самом углу. Удобно будет заниматься. Перси, тем временем, показал девочкам их гостиную, и Хонс пожелал Гермионе спокойной ночи. А мальчики поднялись в свою спальню. Здесь стояли пять больших кроватей с пологами на четырёх столбиках, закрытые тёмно-красными бархатными шторами. Постели уже были постелены. Коротко договорившись между собой о принадлежности — кому какую постель, все, кроме Хонса, молча натянули свои пижамы и забрались на кровати. Хонс ловко и быстро разделся за занавеской, оставшись только в белье, сначала прочитал про себя благословение богам за благополучную дорогу, затем вспомнил в другой молитве отца-фараона и Хека, который всегда был категорически против каких-либо молитв в свой адрес. Потом, напоследок, с нежностью послал усопшей матери свое благословение. И только после этого улегся в кровать, наспех начертил знак защиты «узел Исиды**» на подушке и закрыл глаза.