Юный фараон

Сын покорно проследовал по жесту отца — сесть за великолепные кресла с золотыми ножками в виде львиных когтистых лап, отображающими власть фараона и правящей династии. Перед ними был стол. — Попробуй раскинуть священных скарабеев. Они у тебя с собой? Хонс чуть склонил голову в знаке согласия. Мешочек на поясе он брал с собой автоматически. И он аккуратно достал его. И перевел взгляд на отца-фараона: — Раскинь их пирамидой и задай вопрос о Дамблдоре. Я думаю, ты знаешь, какой… Чуть потрясся мешочек, Хонс начал выкладывать знаки пирамидой. Сверху выпал знак Собека, затем ряд со скарабеями Цепа и Крюка, затем знак Сета, а низ составили Уаджет, Солнечная лодка Ра и знак Селкет. — Дурно, — сообщил Хонс, вглядываясь в знаки на столе. — Тьма, прикидывающаяся Светом — что может быть ужаснее… — Я подряд три раза вытащил Собека. Хонс широко открыл глаза — от удивления, и закашлялся. Кефер протянул ему чашу и парень, глотнув не глядя, закашлялся еще раз — в чаше была не вода, а крепкое и терпкое вино. — Привыкай, — сказал просто отец, подавая ему уже другой кубок, с водой, — ты уже взрослый. Хонс, все-таки скривившись, отодвинул вино подальше. — Мерзкий тип, — сообщил ему фараон, — совершенно наглый, и потерявший себя в своем выдуманном идеальном мире… Он, когда мы с Рамзесом сидели в его кабинете, посмел прикоснуться к тайным мыслям! Глаза Хонса сделались еще более круглыми, потрясенными. -… Разумеется, он ничего не смог увидеть. Боги не подвержены тяжелым взглядам*. Я с трудом смог сдержать Рамзеса — чтобы тот не покромсал его прямо в кабинете. Рамзес умеет держать свои мысли под контролем — он сам мастер, владеющий этим искусством… — Ничего себе… — Он порасспросил меня о моем бизнесе. Я рассказал ему нашу легенду, затем старик пытался выведать у меня сведения о тебе, и о том, как я узнал — где ты… — Вот… Мужчина предостерегающе махнул рукой, оборвав начавшего произносить проклятие в адрес старикана сына, и продолжил: — Я просто сказал, что у меня есть для этого верные люди. Мой намек он понял прекрасно, и больше этой темы не касался. Потом он пошел другим путем, и завел философские разговоры о добре и зле. В конце его вдохновенной речи, даже Рамзес, не скрываясь, начал зевать. Мы все, боги, полубоги и люди знаем, что правда и зло бывают многолики и многогранны. Старик ратует за мир, любовь и всеобщее равенство, и маглов, и волшебников… — заулыбался фараон от последних своих слов. — Бред, — отчерканил Хонс, — любой, кто сейчас дышит, и наделен умом, понимает, что это невозможно! Если мы раскроемся — рано или поздно на нас начнут паразитировать. Мы изначально все не равны, так распорядилась Вселенная. Да, мы можем стремиться к идеалу. Но важно понимать и то, что идеал — недостижим. Из тысячи счастливых все равно найдется недовольный, из богатых — тот, кто считает, что его богатство и жизнь хуже, чем у остальных… А уж если мы скажем, что мы боги — зависть, как минимум, гнев, и попытки сделать наше служение, которое вообще-то принадлежит всем, служением только одной семье… или человеку. Нас принудят подчиняться, причем любыми методами. Люди всегда боятся тех, кто сильнее их… — Я рад, что уроки, данные тебе Маат, Дуатом, мной и Осирисом даром не прошли. Да, говоря о свободе, мы все равно подразумеваем ограничения своих поступков, действий, мыслей и желаний. Мы не имеем право творить беззаконие, брать то, что нам нельзя, и желать то, что никогда нашим не будет по определению. У нас, как и у людей, так и у богов, есть мораль и этика. Все остальное пошатнет равновесие… — грустно улыбнулся владыка, вспоминая своего брата, Эксатона. — А оно должно соблюдаться. Обязано. Иначе — нас уже не будет… — Старик ратует за равенство, — хмыкнул Хонс, — а он хоть чуть-чуть думал о последствиях? Его же первого и принудят к этому… — Я сказал примерно тоже самое. У него вытянулось лицо и гневом загорелись голубые лживые глаза. Идеальное общество, его мечта, мечта всей жизни… И он в это верит! Он фанатик, Хонс, а поэтому ты передашь всем, кто желает слышать и знать — не верьте Дамблдору, не идите за ним… Он, вне всяких сомнений, попадет в пасть Амамат, чудовищу, пожирающему сердца… Этот путь ведет в никуда… Именно его решение — устранить Волан-де-Морта чужими руками, а еще создать из тебя и Невилла идеального героя — а он бы мог стоять за вашими плечами, и диктовать вам, как проживать вашу собственную жизнь, и жизнь других, привело к такому результату. Лили и Джеймса опоили, женили против воли, искалечив их жизнь и их судьбы, да еще и с таким финалом — окончательно сломить и жизнь их «первенца», которым должен был стать ты… Едва не лишились жизни и родители твоего друга… А еще, как я узнал, он ко многому приложил свою руку… Что вы… чего стоит этот идеальный мир… через слезинку одного-единственного ребенка можно будет и перешагнуть! — Ненавижу, — процедил Хонс, сжимая кулаки. — Как я его ненавижу… Мать начала думать, когда встретила тебя… И он за это ее… — Месть, — насмешливо отозвался фараон, — это не наш метод… Мы можем поступить умнее… Просто заставить думать и остальных… Хонс с минуту размышлял, а потом рассмеялся. Его смех, недобрый и невеселый, далеко разнесся под сводами Золотой пирамиды… Правильно, посеешь ветер — пожнешь бурю! Надо только дать топлива… *** Хонс вернулся в замок через неделю. Кефер взял с него обещание — ни в коем случае не вмешиваться в интриги старика. Танцы вокруг Хонса, которые устраивают маги для шумихи, и так ранее пресекались мальчиком, а теперь Хонс жестко одергивал каждого говорящего о нем, тем самым заставляя думать. Невилл и Полумна были первыми, с кем откровенно поговорил мальчик. Нев просто сказал, когда Хонс озвучил все это: — Я с тобой, друг, — и начал носить кольцо-пирамидку, защищающие мысли и чувства от стороннего проникновения. Осирис ради Туту сделал чудесную вещицу, снабдив ее еще и мини-сканером веществ. А с Полумной вышло еще проще… Так у девочки появилась «фишка образа» — любимое ожерелье из пробок от сливочного пива, внутри которых были почти та же самая защищающая ее магия. Лавгуд, любила все странное, но, откровенно говоря, она казалась Хонсу самой здравомыслящей из всех. Дело в том, что она вспомнила, что произошло с ее мамой в девять лет… Незадолго до того самого опыта с заклятием, Дамблдор, друживший с Уизли и часто пребывающий у них в гостях, заглянул «на чай» и к Пандоре Лавгуд… — Кстати, — спросил у нее юный фараон, поглаживая своего миу по шерстке, которая была яркой и блестящей, — как у тебя оказался мой кот, Нил? Я же оставлял его тебе, друг… Кот невероятно ласково терся об него и урчал, как мотор. — Он сам пришел ко мне, — пожала плечами девочка. А Невилл открыто почесал левую руку: — Это не кот, это кошмар! Он орал благим кошачьим матом на всю башню, затем сгрыз все наши подушки, выпустив перья, расцарапал одеяла и сделал труху из простыней! Еще и от еды отказывался, предпочитая ловить крыс и мышей на улице! И еще нас к твоей кровати не пускал, мы все в царапинах от его когтей! Один раз я не досмотрел — Рон в него чем-то швырнул, и Нил исчез! Я весь замок оббегал три раза, не нашел его! — Он именно тогда пришел ко мне. Хороший котик… — Ужасный кот! — сказал парень. — Рон сейчас орать будет по его поводу… Он на его мантию обмочился… Хонс не выдержал — громко захохотал. Да уж, если кот тоже почуял своим кошачьим разумом, что Уизли гнилой фрукт… *** Хонс с котом на руках переступил порог мальчишечьей спальни. Невилл, желавший краем глаза посмотреть разборку наследника фараона Египтуса и рыжего, благоразумно остался за плечами Хонса. В спальне сейчас был только Уизли (как всегда — с журналом по квиддичу вместо учебника или конспекта) — и сейчас в ней снова царил хаос из неубранных и грязных вещей, разбросанных книг и свитков, и оберток от съеденных конфет и печенья. — Рон, немедленно убери спальню! — рявкнул Поттер, — кажется, мы все договорились убирать свои вещи и убираться по дням недели… Сегодня, кажется, твоя очередь! — Я, вам, что, домашний эльф?! — снова возмутился самым заезжанным аргументом Уизли. Через секунду, опустив кота на свою постель, Хонс вытащил свою волшебную палочку и сделал ей круг. Все взвилось в воздух, и градом обрушилось Рону на голову. Уизли начал изрыгать проклятия, пытаясь прикрыться руками от дождя из вещей и мусора, а Хонс, презрительно смотрел, как его этим всем засыпает. — Радуйся, что я на тебя это все пока не клею. Следующий раз — уже весь Хогвартс увидит, какой ты неряха и грязнуля… А, прости, все и так это уже знают… — проговорил парень насмешливо. Уизли побагровел, и выхватил свою палочку. — Ну, колдуй. Давай! Всегда хотел посмотреть, что будет если колдовать неисправным магическим инструментом… Тебя, интересно, разорвет на части или превратит в пепел??? — кстати, в голосе Хонса действительно был искренний интерес. После того, как Уизли помешал одно из самых безопасных и безвредных зелий на уроке Слизнорта, и оно стало смертоносным ядом, и прожгло пол, Поттер заинтересовался свойствами волшебных палочек. Рон просто налился красным. Он вскочил, отмахиваясь от мусора и, кидая палочку-инвалидку на столик, с ревом двинулся на Хонса, с намерением затеять драку. Вот только он не знал, как того учили обороняться все подряд… Рон пер на него, как тупые каменные великаны. Но те-то были каменные, а вот Рональд ничем от обычных людей не отличался. И Хонс, резко встав на одно колено, ударил по открытому животу Уизли. Уизли упал перед ним на спину и скрючился в три погибели, хрипя и кашляя. Но Хонс сейчас спуску решил наглому парню не давать — он наступил на его пальцы. — Значит так… Это был последний раз, когда у нас в комнате такое… В следующий раз я отобью тебе печень… или почки. Надеюсь, тебя просветили об особенностях человеческого организма… А еще — будь добр, уйми свою сестренку Джинни. Ей насчет меня не грозит ровно ничего — отец давно нашел мне невесту, согласно нашим обычаям… Я предупредил… И Хонс с силой нажал на пальцы Уизли, исторгнув из него крик. *** — Ты… это… правда… о невесте? — спросил Невилл, когда они шли на обед. Вместе с ними спускались по главной лестнице и другие ученики. — Да нет, конечно же, — очень тихо сказал Хонс. — Но отвадить ее, пока не поздно, надо… Больно уж она во мне слишком заинтересована. *** Джинни Уизли рыдала, запершись в пустой аудитории. Брат, разъяренный как дракон, поймал ее за руку в гостиной, и протащил у всех на виду к мальчишеским спальням, пустым на этот час. Он наорал на нее — узнал от кого-то, что она неравнодушна к Поттеру, казавшегося таким таинственным, загадочным и восточным. И он запретил ей даже кидать взгляд в его сторону. Но у нее есть не только злой старший брат, но и тайный, добрый друг, который всегда был с ней. Она нашла его в одной из книг, и скоро начала с ним переписываться… Ее руки полезли в сумку, и достали черную, тонкую книжицу. Она механически вытерла слезы, и начала с остервенением писать о сегодняшнем дне. По мере написания, ее лицо разглаживалось, печаль и боль пропадала, уступая место злобной радости… В глазах засветились неземные красные огоньки… Джинни, сама не зная, менялась, и уже не до конца управляла собственным телом и разумом…