Für Elise

Элиза поймала себя на мысли, что стоило бы действительно сжечь письмо. С того самого момента, как Александр прочитал его, все пошло наперекосяк. Он сделался мрачным и задумчивым и целый день беспокойно бродил по замку, несколько раз даже спустившись в тоннели. Элизу он как будто бы больше не замечал: отказался от обеда, а прямые вопросы попросту оставлял без ответа. Само письмо он забрал с собой, так что она даже не могла прочитать, что такого кроме страшной вести о профессоре написал ему этот Даниэль. Только под вечер, когда Элиза была занята ужином, барон возник на пороге кухни. На его лице она снова видела ту же мрачную решимость, что заметила в день, когда исчез Клаас. Ничего толком не объясняя, он положил перед Элизой конверт с темно-красной восковой печатью, на которой красовался тот же герб, что и на карете. — Скажите, фройляйн Циммерман, — ее покоробило от формального обращения, которого она не слышала уже давно. — Вы можете добраться до города самостоятельно? — Самостоятельно? — переспросила она задумчиво. — Наверное, да. На лошади они ехали от Альтштадта до замка около двух часов, значит, пешком Элизе потребовалось бы вдвое больше времени. Она не смела отказывать барону, но что-то в мысли о том, чтобы вот так просто пойти в лес, пугало ее. Элиза сама не могла понять, что было не так: она не боялась ни темноты, ни волков. Возможно, ее пугал именно Александр и то, как он пытался вести себя с ней как обычно, хотя невооруженным глазом было видно, что он сам не свой. Если бы он объяснил прямо, что все-таки произошло и что написано во втором письме, которое она должна отнести, Элизе было бы намного проще. — Наймите гонца, — сказал он. — Если понадобится, заплатите больше, но сделайте все, чтобы он отправился в Лондон прямо сейчас. — Господин барон, я могу спросить?.. — После того, как вернетесь. Поторопитесь, пока не стемнело. — Как прикажете. Я только… — Оставьте, — перебил барон резко. — Отправляйтесь сейчас. Послушно оставив не приготовленный до конца ужин, который все равно никто не стал бы есть, Элиза взяла конверт и спрятала в карман. Александр проводил ее до ворот и дал увесистый кошель с деньгами. Она была рада, что так и не стала доставать из погреба гуся — только перевела бы продукты. Барон все равно был полностью погружен в свои мысли, и она не хотела даже лишний раз его тревожить. Только одно Элизу напрягало: он совсем не был похож на человека, убитого горем от потери близкого друга. Скорее всего, в письме было что-то еще, что-то намного важнее, чем жизнь несчастного профессора. Почти не глядя по сторонам, Элиза шла по знакомой тропе. В одиночестве, даже без лошади, она чувствовала себя необыкновенно маленькой на фоне вековых деревьев, повидавших не одного путника, шедшего в замок и обратно. Она наконец-то начинала понимать Габриэля, не любившего, но уважавшего лес. Одно дело, когда ты едешь с кем-то и можешь отвлечься на разговор, и совсем другое — когда вокруг никого, кроме деревьев и теней, мелькающих между ними. — Тебе почти девятнадцать лет! — обругала себя Элиза вслух, когда вздрогнула от очередного громкого звука. — Ладно Маргарет трясется от страха, но ты-то? Она старалась не оглядываться назад, чтобы не накликать беду, но один раз все-таки обернулась. Далекие башни Бреннененбурга, самая высокая из которых была увенчана длинным шпилем, притягивающим молнию, возвышались над морем деревьев, освещенные закатным солнцем. Элизе казалось, что она шла уже целую вечность, но судя по тому, как близко находился замок, она и половины пути не прошла. Может, ей стоило попросить у барона хотя бы карманные часы, чтобы совсем не потеряться во времени. Кроме страшных сказок про Собирателей, она помнила и рассказы про людей, ушедших в лес на час, а вернувшихся через несколько дней. Если она так пропадет, Александр поднимет на уши весь город и прочешет всю округу, но ничего не найдет, пока лес сам не решит ее отпустить. Солнце почти село. Элиза шла и шла, прокручивая в голове события последних недель, начиная с ее приезда в Бренненбург и заканчивая сегодняшним утром. Чем больше она думала, чем больше припоминала какие-то детали, казавшиеся тогда совсем незначительными, тем больше вопросов появлялось. Она напоминала самой себе Клааса, и это не могло не злить. Элиза не хотела становиться такой же, как он. Ей не нужно было знать, что на самом деле происходит в замке и происходит ли вообще, но от собственных мыслей никуда не денешься. С каждой минутой становилось все темнее и темнее, и Элиза зажгла лампу, радуясь, что не забыла взять ее с собой. Светила она не слишком ярко, не в силах разогнать темноту, поселившуюся между деревьями, но достаточно, чтобы хотя бы видеть дорогу. Элиза ускорила шаг, надеясь вдалеке увидеть городские огни. Она вновь чувствовала чье-то присутствие — точно так же, как было в архивах, когда ей показалось, будто прямо за ее плечом стоит что-то, вот-вот готовое наброситься, стоит ей зайти в потайную комнату, и как было в первую ночь после отъезда Александра, когда это же самое что-то притаилось прямо за дверью в ее комнату. — Барон меня из-под земли достанет, если я не отправлю письмо, — успокаивала себя Элиза. — Немного осталось. А там попрошу Габриэля привезти меня обратно. Когда впереди замаячил свет городских огней, сорваться на бег Элизе не дал только страх споткнуться и разбить лампу. Ей не верилось, что она наконец добралась, и дело было даже не в том, что она устала идти, идти и идти, а в том, что наконец-то этот кошмар, тихий, заключавшийся в невнятных шорохах и движениях, видных только краем глаза, закончился. Больше никто не шел параллельно с ней, притаиваясь за высокими кустарниками. Рядом наконец-то были живые люди. Она прошла мимо дома Габриэля и увидела, что свет в нем не горит — значит, верховой проводил вечер в «Мельнице». При мысли о трактире Элиза поняла, насколько сильно ей хотелось отдохнуть и поесть. Сегодняшний день как будто длился дольше, чем вся предыдущая неделя, и утро, когда Элиза чувствовала себя счастливой и ни о чем не подозревала, казалось невообразимо далеким. Она зашла в трактир, полный народу, как и должно было быть пятничным вечером. Фрау Кох и ее дочери без остановки ходили по залу, принимая заказы и разнося тарелки и кружки. Габриэля Элиза нашла за столом у стены — верховой сидел вместе с незнакомыми ей мужчинами, которые что-то горячо ему объясняли. По усталому, расстроенному лицу друга она поняла, что разговор был не из приятных. Вздохнув, Элиза двинулась к ним, проходя между скамей, то и дело взрывавшихся хохотом. Кто-то попытался ущипнуть ее — и тут же получил по руке. Элиза даже не стала оборачиваться. Габриэль сидел спиной к стене, и поэтому заметил ее еще издалека, а вот его собеседники продолжали говорить. Элиза подошла к ним сзади, не решаясь привлечь к себе внимание, и прислушалась к разговору. — Не будь дураком! — восклицал один из них, лысый, с охрипшим голосом. — Ты лучше всех нас знаешь, что там на самом деле творится. Если говорить будешь ты, люди тебя послушают. — Я вам уже сказал, — Габриэль мельком взглянул на Элизу, но постарался не выдать своего удивления при посторонних. — Я в этом участвовать не собираюсь. — У тебя нет выбора, — веско заметил второй. — Все уже началось, Габриэль. Ты можешь только… Лысый оглянулся и заметил Элизу, мявшуюся за их спинами. Габриэль подорвался, готовый вскочить и защитить ее, если что-то пойдет не так. Но мужчина только толкнул своего товарища, и они вдвоем встали перед Элизой, выше на целую голову. Ей стало действительно страшно. Пусть раньше она и никогда не видела этих людей, что-то в их лицах, осанке, взглядах, изучавших ее, заставляло сжиматься от ужаса. Они думали, сколько она успела услышать, но, кажется, не узнали, кто она такая. — Я тебя целый вечер жду! — выручил Габриэль, хватая Элизу за руку и усаживая рядом с собой. — Наш разговор закончен, ясно? — Не закончен, — проскрежетал лысый, не отрывая глаз от перепуганной девушки. — Еще встретимся. Он кивнул второму, и оба человека ушли. Только когда они вышли на улицу, Элиза смогла облегченно выдохнуть и повернуться к Габриэлю, напуганному не меньше, чем она сама. Всадник, белый, как полотно, не сразу нашел, что сказать. — Ты совсем больная?! — наконец воскликнул он тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Ты как здесь оказалась?! — Пришла, — ответила Элиза сухо. — Мне нужна твоя помощь с одним делом. — Что-то с бароном? — спросил он взволнованно. — Он тебя выгнал? Или… — Все в порядке! — перебила она, пока Габриэль не пустился в самые дебри. — Он приказал отправить письмо. Срочно. — Давай сюда. Завтра утром передам… — А сегодня уже не получится? — С ума сошла? Ночь на дворе. Воровато оглянувшись по сторонам, Элиза достала из-за пазухи конверт и передала Габриэлю. Он взглянул на адрес и хмыкнул, убирая письмо в карман. Элиза выдохнула и разлеглась на столе, чувствуя, как глаза начинают слипаться. Столкновение с незнакомцами, пусть и короткое, отняло у нее последние силы, и она понятия не имела, как ей добраться до замка. Она могла попроситься переночевать у Габриэля, но боялась, что Александр будет ее искать. Хотя судя по тому, как он вел себя весь день, вряд ли бы он заметил ее отсутствие — скорее начал бы волноватсья за свое проклятое письмо. За ужином Элиза рассказала Габриэлю о том, что произошло, не раскрывая лишних подробностей. Пусть считает, что бедный профессор был Александру настолько дорог, что он тут же отправил соболезнования его родственникам. Про незнакомцев она решила пока не спрашивать — для таких разговоров не найти места хуже, чем «Мельница», так еще и когда в ней столько народу. Зато когда Габриэль услышал, как Элизу напугал поход через лес, он прямо-таки засиял, чувствуя себя победителем в их споре, тянувшемся еще с первой поездки в замок. Будь Элиза не такой усталой, она бы сказала что-нибудь, чтобы подпортить ему настрой, но сейчас она была просто рада, что верховой согласился довезти ее обратно. В тепле и сухости ее разморило, и то, как они уезжали из города, Элиза запомнила очень смутно. Но в лесу она снова пришла в себя, помня о недавно пережитом страхе. Даже теперь, когда они были вдвоем, даже втроем, если считать Грома, ее не покидало ощущение присутствия кого-то или чего-то лишнего. — А кто с тобой разговаривал? — спросила она, чтобы отвлечься от одних мрачных мыслей на другие. — Я их раньше не видела. — Да эти… — вздохнул Габриэль. — Я их называю подстрекателями. Это они тут воду мутят, помнишь, я говорил? — И что? Они тебя зовут бунтовать? — Я с ними тут сцепился, когда они начали распространять всякую ересь про налоги, армию, все остальное… Да не забивай себе голову, ладно? Вас с бароном это пока не касается. — Пока? — возмутилась Элиза. — А когда коснется, что мы делать будем? Вдвоем против всего города отбиваться? Ты должен все ему рассказать. Не сегодня, наверное, сегодня он целый день сам не свой из-за этого письма, но через пару дней так точно. Нельзя это просто так оставлять. Сегодня эти идиоты говорят, что налоги у нас выше, чем в остальных городах, а завтра что? — Скажу, скажу. Не переживай так. — И вообще, откуда они взялись? — Не знаю. Говорят, местные, хотя я их тоже плохо помню. — Может их вообще из столицы послали, чтобы сначала настроить всех против барона, скинуть его, а замок кому-нибудь другому отдать. Помереть он не помирает, вот они и решили… — Успокойся наконец! — Габриэль рассмеялся. — Все я барону расскажу. Твое дело вообще полы мыть, а ты вон, на столицу уже замахнулась. — То, что я горничная, не значит, что я дура. — А я и не сказал, что ты дура. Просто лезешь не в свое дело. — А твое дело — возить продукты да просьбы передавать, а ты в вожаки восстания податься пытаешься, и что? — Я не… — Ну вот и все. Элиза обиженно замолчала и положила голову Габриэлю на плечо. Монотонный цокот копыт и похрапывания Грома действовали на нее лучше всякой колыбельной, и она, прикрыв глаза, задремала, проспав до самых ворот. Когда они въехали в освещенный факелами внутренний дворик, Элиза не сразу поняла, кто она и где находится. Габриэль предлагал провести ее до зала, но она только отмахнулась и поблагодарила его за помощь. Когда всадник уже уезжал, Элиза спохватилась и отдала ему кошель, чтобы заплатить гонцу. — Береги себя, — сказал Габриэль на прощание. — И не переживай из-за всяких глупостей. — А ты не лезь во всякие глупости. И тоже будь осторожнее. Закрыв за Габриэлем ворота, Элиза вошла в замок. В прихожей Александра не было, хотя почему-то она так и думала, что никто не будет ее встречать. Всю дорогу до дальнего зала Элиза думала, что сделает еще один шаг и рухнет от усталости прямо на холодный пол. На самой верхней ступеньке небольшой лесенки, поднимавшейся от выхода из тоннелей, она споткнулась и уже приготовилась лететь вниз, но кто-то успел поймать ее. — Вы задержались, — произнес Александр строгим тоном, не скрывавшим беспокойства. — Я уже собирался искать вас. — Простите, — пробормотала Элиза. — Я немного передохнула в «Мельнице» перед тем как идти обратно. Габриэль завтра отправит письмо, как только откроется почта. — Хорошо, — кивнул барон, оглядывая ее с головы до ног. — Вы в порядке? — Да. Я просто… Я просто очень устала. — Это моя вина. Такими вещами должен заниматься кто-то вроде Габриэля, но никак не вы, — он тяжело вздохнул. — Вы на ногах не стоите. Пойдемте. — Я в порядке, — упрямо повторила Элиза, пытаясь идти самостоятельно, но ноги еле плелись, а глаза — закрывались сами по себе. Александр взял ее под руку и проводил до спальни. — Господин барон, я хотела спросить… — Завтра, — перебил Александр. — Отоспитесь, и мы поговорим. — Как скажете. Переодевшись, она рухнула на постель и заснула, как только голова коснулась подушки. Лежа в кровати, Элизе до сих пор казалось, что она качается в седле, а вокруг нее — лес и ничего больше. Огромные деревья, тянущиеся вверх изогнутыми ветками, похожими больше на когтистые лапы, вновь разглядывали ее через глаза-дупла, пустые, уродливые, как огромные кровоточащие раны. Но деревьев Элиза почти не боялась — деревья стояли на месте и шевелились только на ветру. То, что пряталось за ними и в них, пугало ее куда больше. — Элиза, — звало оно голосом знакомым и грустным. — Ты до сих пор мне не веришь? Не верю, шептала Элиза себе под нос, стараясь глядеть на дорогу, но дорога петляла влево и вправо, хоть она и помнила, что от Бренненбурга до Альтштадта тропа была почти прямой. Ей нельзя сворачивать. Ей нужно в замок, ведь там ждет барон, он приказал вернуться ровно к девяти часам, иначе им с Габриэлем не сдобровать. Она оглянулась, чтобы спросить, почему всадник свернул не туда, но сзади никого не было. Только самым краем глаза Элиза видела ту же самую тень, которая привязалась тогда, в архивах, и навсегда поселилась за ее спиной. — Элиза, — звала тень голосом, ей не принадлежавшим. — Помоги мне. Она схватилась за поводья, пытаясь вернуть Грома на правильную дорогу, но чем дольше они скакали, тем гуще и гуще становился лес, пока деревья не окружили Элизу сплошным кольцом, которое начало сжиматься, пока не превратилось в каморку, спрятанную за исцарапанным книжным шкафом. Она ведь знала, что ни человек, ни животное не могли оставить таких глубоких следов. Знала, но не смела об этом даже думать, ведь в Бренненбурге не было никого, кроме нее и барона. — Элиза, — тянула тень, сочувствуя ее глупости. — Прекрати упрямиться. Ты сама все прекрасно знаешь. Кто стоял за твоей дверью? Никого. Кто разлил воду на полу? Никто. Кто провожал тебя до самого Альтштадта, прячась в тени леса? Сколько еще ты будешь отрицать очевидное, Элиза Циммерман? Она проснулась от собственного крика. На дворе стояло мрачное, пасмурное утро. Стрелки часов медленно подползали к восьми часам. Можно поспать еще немного. Вчера был тяжелый день, и она наверняка имела право отдохнуть, но вместо этого Элиза встала с постели и огляделась по сторонам, словно пытаясь понять, что в комнате изменилось за прошедшую ночь. Ее взгляд уцепился за вощеную шестиугольную коробку с рахат-лукумом, где недоставало всего одного кусочка. Сердито взглянув на свое отражение, взъерошенное нечто с залегшими под глазами темными кругами, она кое-как привела себя в порядок и вышла из спальни, начиная очередной день. Элиза надеялась с головой погрузиться в дела, чтобы кошмар растаял в памяти, как и положено снам, но зрелище исцарапанного книжного шкафа так и стояло перед глазами. Она обещала ни за что не говорить барону, что натворила, но тогда она и представить не могла, сколько всего произойдет и сколько вопросов накопится. Александр появился в столовой ровно в десять, как только она закончила накрывать на стол. На него ночь повлияла хорошо: барон вел себя как обычно, как будто вчерашнего дня и вовсе не было. Элиза молча поклонилась, надеясь, что она выглядит просто сонной, а не встревоженной. — Доброе утро, Элиза, — поздоровался Александр. — Как вы себя чувствуете? — Я плохо спала ночью, — ответила она, практически не солгав. — Я должен еще раз перед вами извиниться, — сказал барон, садясь за стол. — Но вчерашнее дело не терпело отлагательств. Элиза не стала спрашивать, рассчитывая, что Александр расскажет все сам после завтрака: разговоров за едой он не позволял, только после или во время чаепития. Кроме прочего, у нее был еще один вопрос: зайдя на кухню, Элиза обнаружила, что кто-то за нее закончил с готовкой и даже убрался после. Представить, как барон самостоятельно дожаривает мясо и нарезает овощи, она просто не могла. После завтрака она убрала грязную посуду и вернулась обратно в столовую. Александр, к удивлению Элизы, никуда не ушел, хотя обычно он не задерживался, сразу отправляясь в кабинет и пропадая там до самого обеда. Значит, он все же настроен говорить. — Я понимаю, вам не терпится узнать, что случилось, — заговорил он первым. — Присядьте. Элиза послушно села, не решаясь заговорить. В ее голове роились десятки мыслей, но высказать она могла не больше половины. Пусть Александр говорит сам, раз уж начал. — Профессор погиб в экспедиции, — объявил он, и Элиза заметила, как он крутил в руках трость, задевая пальцем острый клюв костяного орла. — Мне написал его подопечный. Он приедет через неделю или две, привезет вещи, которые они нашли на раскопках. Даниэль намерен продолжить исследование, которым мы с покойным Гербертом занимались. Из-за болезни ему пришлось уехать в Лондон немного раньше и, как и я, он был поражен, когда узнал о гибели экспедиции. Именно поэтому я и потребовал от вас такой срочности — письмо пришло неделю назад, и я волновался, как бы с ним что не случилось. — Понятно, — кивнула Элиза. — А почему погиб профессор? И… Что должно случиться с его учеником? Где Лондон, а где Африка… — Никто не знает, что там произошло. Я смею предположить, Герберт не поделил что-то с местными племенами — в конце концов, раскопки они проводили в древнем храме. Дикари бывают жестоки, когда дело касается таких вещей, — сказал Александр. — А его подопечный… Ученая среда куда более хищная, чем может показаться на первый взгляд. Вещи, которые Даниэль привез с собой, бесценны, и всегда может найтись кто-то, способный ради них совершить ужасное. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, Элиза. — Да, господин, — кивнула она. — Но… У меня есть еще один вопрос, и я еще должна рассказать вам кое о чем. — Слушаю. — Я… Я помню, что вчера ушла, так и не закончив с готовкой, — сказала она, чувствуя, как краснеет из-за глупости сказанного. — Но сегодня утром обнаружила, что там все приготовлено и убрано. Не сочтите за грубость, просто… — Я понимаю ваше удивление, Элиза, — Александр добродушно усмехнулся. Он как будто был рад переводу темы. — Но нас в замке всего двое. В конце концов, я ведь жил как-то до вашего прибытия, поэтому некоторые навыки у меня все-таки есть, хоть с вашими они и не сравнятся. Что еще вы хотели сказать? Я тороплюсь. — Простите, — она провела по лицу рукой, чтобы хоть как-то убрать с него красноту. — Вчера в городе я случайно услышала, как какие-то люди уговаривают Габриэля в чем-то участвовать, и он после сказал, что именно они распускают все эти дурацкие слухи. И всякие мелочи, будто налоги у нас слишком высокие и все такое, и про вас, будто бы вы замыслили какой-то заговор против короля, и когда сюда придут королевские войска, всем жителям тоже достанется. — Какая глупость. — Габриэль говорит, я слишком много переживаю, — продолжила Элиза на одном дыхании, — и что все это ерунда и никто бунтовать не будет, но я просто… Я просто думаю, что вы должны об этом знать, даже если это и ерунда. — Вы поступили правильно, рассказав об этом, — кивнул Александр. — Но Габриэль по-своему прав: вам лучше об этом не волноваться. Я что-нибудь придумаю, а ваша забота теперь — приготовить все к прибытию гостя. А теперь простите, Элиза, — он взглянул на карманные часы. — Мне нужно идти. Не пугайтесь, если снова услышите лифт. — Как скажете. Барон поднялся и, еще раз сверившись с часами, быстрым шагом отправился к выходу. Элиза сидела, задумавшись, но прямо перед тем, как Александр вышел бы из комнаты, она, собравшись с духом, окликнула его. — Господин барон, — ее голос дрогнул. — Можно еще один вопрос? — Да, — Александр остановился и слегка обернулся. — Спрашивайте. — Мы действительно в замке одни? Слова повисли в воздухе. Александр развернулся полностью и смерил Элизу тяжелым, изучающим взглядом, заставившим ее вздрогнуть. Его лицо на несколько почти незаметных мгновений сделалось жестким и вновь напомнило Элизе хищную птицу, сродни орлу на набалдашнике трости, но это продлилось совсем недолго. Прежде, чем он ответил, Элизе показалось, что голос сначала зазвучал в ее голове. — Одни, — произнес он медленно. — С чего вы взяли, что это не так? — Когда вас не было, — ответила Элиза, отводя глаза, не в силах больше выдерживать зрительный контакт, — мне постоянно казалось, что за мной кто-то следит. Наверное, я просто переволновалась. — Все может быть, — выдохнул он с еле заметным облегчением. — Но будьте уверены, кроме нас с вами здесь больше никого нет. — Хорошо. Простите, я вас задержала. — Ничего. Я могу понять ваши страхи, Элиза. Александр ушел. Элиза легла на стол, слушая удаляющийся ритмичный стук трости по каменному полу. Разговор с бароном успокоил ее и наконец-то внес хоть какую-то ясность, но в глубине души она все равно ощущала недосказанность, что-то казалось неправильным, но она так и не могла понять, что именно. Она не смела сомневаться в Александре. Что бы ни говорил Клаас, какие непрошенные мысли не приходили ей в голову, Элиза постоянно отгоняла их, напоминая себе свои же собственные слова, сказанные той ночью. Ей не нужно знать ничего лишнего. Ей достаточно знать, что барон по-настоящему заботится о ней, и ее работа — платить тем же, не залезая, куда не просят, и не задавая лишних вопросов, ответ на которые ей все равно не понравится. К тому же, у Элизы и так было много забот — к приезду гостя замок не должен выглядеть, как руины, которые он привык исследовать. Она не заходила в гостевую комнату с самого первого дня, когда нашла здесь записки Клааса, но с последнего визита ничего не поменялось. Стирая накопившуюся пыль, Элиза пыталась представить, каким был ученик профессора. Барон назвал его юношей — значит, он должен быть примерно таким, как Клаас, может быть, младше на несколько лет. Главное, чтобы характером он не был таким же, как историк — Элиза бы этого просто не выдержала. Она мало что знала об Англии и англичанах, слышала только, что там правила там королева Виктория. С путешественниками, проезжавшими через Альтштадт, она никогда не разговаривала, но, по словам Габриэля, они были похожи друг на друга — очень аккуратные и в словах, и в действиях. Единственное, что ее расстраивало, так это то, что Даниэль мог совсем не знать немецкого, ведь она хотела бы о многом его расспросить. Он наверняка был очень благородным и уважал покойного профессора, раз решился приехать сюда, чтобы продолжить его дело. Элизе тоже хотелось бы заняться однажды чем-нибудь «таким» — поехать в какую-нибудь экспедицию или сделать открытие. По всему замку она находила научные книги, написанные тяжелым языком, которые она читала по страничке в неделю, но все равно читала, пытаясь разобраться хоть в чем-то, и остатки баронских исследований, будь то записи, которые уже нельзя было разобрать, или разнообразные схемы и рисунки. Александр, должно быть, всю свою жизнь посвятил науке — об этом говорила его обширная библиотека и машинное отделение, за дверью которого беспрерывно что-то гудело. Нужно было быть очень умным, чтобы сначала отстроить такое, а потом и поддерживать, чтобы оно работало спустя столько лет. Пусть Александр и занимался ее образованием, знания, которые он давал, были в основном общими: он рассказывал о художниках и писателях, иногда — давал ей короткие уроки географии, чтобы Элиза хоть примерно знала, где какая страна находится, но в более серьезные вещи, вроде механики или анатомии, он ее не посвещал, а сама она стеснялась спрашивать, боясь, что нарвется на лекцию о том, какими вещами женщине положено заниматься, а какими — нет. Этого Элиза вдоволь наслушалась дома, и лет с десяти ее не оставляли мысли, как бы повернулась ее жизнь, родись она мальчиком. Вряд ли стало бы намного лучше, но тогда ей разрешали бы бегать, прыгать и рвать одежду. Она была бы младшим сыном, от которого никто ничего не ждет, но тогда вряд ли она попала бы в Бренненбург, который теперь не променяла бы ни на что. Может, через несколько лет, когда Маргарет подрастет, Элиза уговорила бы барона устроить служанкой и ее, или хотя бы попросила подобрать ей хорошего жениха, а не то чудовище, которое непременно отыщет отец. После их с Александром разговора все как будто бы вернулось на круги своя, и Элиза не могла не радоваться. Тревожные мысли оставили ее хотя бы на время, и ощущение чужого присутствия тоже исчезло — она в шутку подумала, что барон лично приложил к этому руку, отчитав невидимое создание. Каждый из них занимался своими делами: Элиза ухаживала за курами, раздумывая в следующую поездку купить им петуха, чтобы не было так скучно, убиралась, стирала и готовила, не забывая каждый вечер прочитывать хотя бы по несколько страниц. Александр же полностью погрузился в свои исследования — он целые дни проводил в кабинете, выходя только на обед и ужин. К шуму лифта Элиза почти привыкла — барон спускался в подземелья через день. Набравшись однажды смелости, Элиза сказала, что хотела бы тоже заниматься чем-то серьезнее, чем чтение. Барон ответил вежливым, но твердым отказом. — Дело не в том, что вы женщина или вы слишком молоды, — успокоил он. — Просто иногда наука требует вещей, на которые способен далеко не каждый. Я не хочу, чтобы вы потом просыпались от кошмаров. — Когда приехал Клаас и я пошла за вами в кабинет, я слышала вой, — сказала Элиза, чувствуя, как с души падает один из камней. — Вы это имеете в виду? — В том числе. Без тьмы не бывает света, так же и без смерти нельзя понять жизнь, — Александр взмахнул рукой в картинном жесте и усмехнулся. — Я нисколько не умаляю ваших способностей, Элиза, наоборот, я бы сказал, что вы очень умны и проницательны для своего возраста. Но пока что я отвечаю за вас, и я считаю, что есть вещи, для ваших глаз не предназначенные. — Я понимаю. День, когда у ворот замка остановилась повозка, в которой кроме Габриэля находился еще один человек, выдался ясным и солнечным. Барон с самого утра попросил не беспокоить его, сославшись на плохое самочувствие, поэтому гостей Элиза снова встречала сама. Стоя во внутреннем дворе, она пыталась побороть волнение, глядя, как высокий молодой человек в потертом пальто прощался с Габриэлем. Он неплохо говорил по-немецки, но сильный акцент выдавал его с головой. — Добро пожаловать в Бренненбург, — сказала она гостю, неловко улыбаясь. — Меня зовут Элиза. Господин барон не смог встретить вас сам, но он очень рад вашему прибытию. — Приятно познакомиться, Элиза. — Молодой человек улыбнулся ей в ответ, и она с радостью отметила, что в нем не было той надменности, что и в Клаасе. — Меня зовут Даниэль. — Тебе помочь донести вещи? — вклинился в их разговор Габриэль. Даниэль, спохватившись, забрал у него свой саквояж. — Спасибо, не нужно. Я справлюсь. — Тогда я поехал. — Верховой отсалютовал им шляпой и сел обратно в повозку, но его окликнула Элиза. — Подожди! — она подошла к Габриэлю и заговорила вполголоса. — Ты обещал, что поговоришь… — Потом, хорошо? — устало вздохнул он. — Барон сейчас занят, а я тоже тороплюсь. Успею, не переживай. — Ты мне обещал, — напомнила Элиза, нахмурившись. — Ну и езжай тогда. — Поехал. Еще увидимся. До свидания, Даниэль! Англичанин помахал ему рукой. Элиза заперла за ним ворота и, приветливо улыбнувшись, провела Даниэля в замок. Бренненбург поразил его: как настоящий ученый, он оглядывался по сторонам, подмечая какие-то вещи, понятные лишь ему. Элиза молчала, не зная, как завязать разговор, и сам он тоже ничего не говорил и не спрашивал, хотя казалось, что он просто стеснялся, как и она. — Там находятся архивы, — наконец, нарушила она неловкую тишину. — Нам… Нам нужно пройти через тоннели, чтобы попасть в основную часть замка. — Тоннели? — переспросил Даниэль. Элиза кивнула. — Не переживайте. Там не очень приятно пахнет, вот и все. Она на всякий случай взяла с собой лампу и открыла дверь, из которой пахнуло химикатами. Даниэль нервно сглотнул, но больше ничего не сказал, глядя в темноту, которую разгонял лишь свет висящих на расстоянии друг от друга факелов. Элиза шла впереди, стараясь провести гостя сквозь коридоры как можно скорее. — Простите, Элиза, — окликнул ее Даниэль тихо. — Можно попросить вас зажечь лампу? — Лампу? — переспросила она. — Хорошо. — Вы каждый раз так ходите? — Да. Поначалу было страшновато, но я привыкла. — Страшновато — это мягко сказано, — невесело усмехнулся он. Когда они вышли в зал, Даниэль выдохнул с облегчением. Элиза не смела его осуждать, хотя и то, что он так боялся темноты, казалось ей немного странным. Даниэль немного сутулился, но даже так Элиза была ему по плечо — если бы он выпрямился и расправил плечи, то она рядом с ним смотрелась бы совсем крошечной. Пусть он и выглядел худым, даже болезненным, он все равно производил впечатление крепкого, сильного молодого человека. Зал, залитый голубоватым тусклым светом, так же не оставил Даниэля равнодушным. Он задержал взгляд на Гертруде, и на его лице читался интерес, не омраченный брезгливостью. Раз уж он был археологом, то много знал о культурах древних народов — может, он поймет, почему Гертруда выглядела именно так, а не иначе. Если он спросит, то Элиза, может быть, расскажет ему о фонтане чуть больше. Она проводила Даниэля в гостевую комнату, где все было давным-давно готово к его приезду: застелены новые простыни, в подсвечники вставлены новые свечи, хотя Элиза про себя отметила, что свечей ему может понадобиться намного больше, и самое главное — абсолютно ничего не напоминало о предыдущем жильце. Даниэлю здесь явно нравилось. — Слева — ваша спальня, а там — гардеробная, — сказала Элиза, показав на закрытые двери. — Чувствуйте себя как дома. — Благодарю, — кивнул Даниэль. — Скажите, Элиза, когда я смогу встретиться с бароном? — Я доложу ему о том, что вы приехали. Господину с утра нездоровится, но ему тоже не терпится вас увидеть. — Элиза мельком взглянула на часы. — Вы, наверное, очень устали с дороги. Я позову вас к обеду через два часа. — Хорошо. Поклонившись, Элиза вышла из гостиной, чувствуя, как сильно у нее горят щеки. Даниэль абсолютно не соответствовал ее представлениям, и еще никогда сильно она не была так рада, что ошиблась. Она боялась увидеть чопорного, заносчивого человека, который смотрел бы на нее сверху вниз, но на первый взгляд англичанин казался простым, даже слишком — вовсе и не скажешь по нему, что он ученый, хотя и дураком тоже не назовешь. Элиза не заметила, как чуть не прошла мимо баронской спальни. Резкие перемены погоды плохо сказывались на Александре — сегодня он впервые попросил ее принести завтрак в комнату, не имея сил даже дойти до столовой. После Элиза его больше не беспокоила, но сообщить о прибытии долгожданного гостя была обязана. — Господин барон, — постучалась она. — Можно? — Да, — отозвалось с той стороны. — Входите. Она зашла в спальню, снова вспомнив, как вломилась сюда в первый раз. Когда она пришла утром, Александр уже проснулся, но не упустил возможности пошутить, что на этот раз «умереть» у него не получилось. Сейчас же барон сидел за письменным столом, на котором лежала стопка писем. — Даниэль приехал, — объявила Элиза. — Я проводила его в гостиную. — Я видел из окна, — кивнул Александр. — И как он вам? — Не похож на Клааса, — ляпнула она первое, что пришло в голову. — То есть… Наверное, он неплохой человек, я не знаю, не могу сказать вот так. — Все с вами понятно, Элиза, — Александр усмехнулся. — Пусть он немного передохнет. Я встречусь с ним позже. — Я так ему и сказала. — Хорошо. Можете быть свободны. Она всеми силами пыталась спрятать смущение, но, судя по поведению барона, получалось совсем плохо. Не желая никого больше видеть, Элиза поспешила на кухню, надеясь хотя бы за готовкой успокоиться. За свои восемнадцать лет она общалась с молодыми людьми совсем немного — единственными ее друзьями были Габриэль и Джейкоб, к которым она относилась как к братьям. Был один неудавшийся жених, который притворялся, будто бы не знает, что его матушка и герр Циммерман несколько месяцев договаривались о сватовстве, и искренне возмущенный, когда Элиза на первой же прогулке сказала, что видеть его не хочет, и чуть не столкнула в кучу навоза. Отец тогда устроил ей страшную трепку, но ей нисколько не было стыдно, да и сейчас стыдно тоже не было, пусть Элиза давно переросла бессмысленное желание показательно бунтовать. Последние годы ее протест был тихим, но действенным, раз в конце концов она смогла сбежать в замок. Элизе не хотелось выглядеть перед Даниэлем глупой деревенской девчонкой, краснеющей, стоит на нее только взглянуть, но пока, кажется, получалось только это. Ей хотелось снова вернуть ту Элизу, которая смогла принять в замке незванного гостя и держаться перед ним достойно, но вместо этого вела себя как черте что. — Позорище, — пробубнила она себе под нос, злобно нарезая морковь. — Как будто англичанина никогда в жизни не видела! Конечно, дело было не в том, что он англичанин. Даниэль был на удивление вежлив, спокоен и не начал с порога задавать дурацкие вопросы, как некоторые. Элизе по-настоящему хотелось, чтобы их с бароном исследования к чему-нибудь да привели, и она могла бы чувствовать себя соучастницей чего-то великого, даже если ее участие ограничивалось приготовленным обедом и чистыми комнатами. Закончив с обедом, она взглянула на время. Еще одной вещью, заставившей ее жалеть, что она не родилась мужчиной, было то, что они могли носить жилеты и карманные часы — а ей постоянно приходилось разыскивать их под потолками, да еще и не во всех комнатах они были, а там, где были — не всегда работали. Будь у нее часы, она могла бы стать такой, как Александр — следить, чтобы все происходило секунда в секунду. Готовя обед к подаче, она поймала себя на мысли, что порция, предназначенная гостю, получилась намного больше, и сначала дико разозлилась, чуть не отбросив от себя тарелку, а затем — рассмеялась. Даниэль ведь действительно выглядел страшно худым, и с его ростом был похож на длинную, длинную палку. Главное, чтобы Александр ничего не заметил, а не то снова поднимет ее на смех. Накрыв на стол, она, напевая под нос какую-то глупую песенку, пошла в гостиную. Постучавшись, она не услышала ответа, поэтому, подумав немного, все же решила пройти в комнату, рассчитывая, если что, извиниться. Пройдя несколько шагов, она заглянула в спальню и увидела, как Даниэль сидел на кровати, баюкая на коленях что-то, завернутое в плотную ткань. Элиза постучала по дверному косяку, чтобы он не заметил ее первым. — Простите, — она вздрогнула, когда Даниэль поднял на нее глаза, одновременно полные тоски и надежды. — У вас все хорошо? — Да, — выпалил он, с осторожностью пряча сверток обратно в саквояж. — Два часа так быстро прошли? Я и не заметил. — Извините, я не должна была так врываться, — Элиза попыталась улыбнуться, чтобы развеять повисшую между ними тяжесть. — Обед готов. Его светлость, должно быть, уже ждет вас. — Вам не за что извиняться. Я задумался, вот и… Ей хотелось сказать что-то в ответ, но вместо этого она молча развернулась и пошла к выходу, показывая Даниэлю, что проводит его до столовой. Наверное, Элиза должна была выразить ему соболезнования по поводу смерти профессора — может быть, вещи из экспедиции ассоциировались у Даниэля именно с ним. Из того, что рассказал Александр, она поняла, что отношения между профессором Гербертом и его подопечным были достаточно теплыми. Как Элиза и думала, Александр уже ждал их в столовой. Увидев Даниэля, он приветливо улыбнулся и приобнял молодого человека, все еще выглядевшего встревоженным. Не зная, куда себя деть, Элиза отошла за спину барона, делая вид, что поправляет и без того ровно лежащую на столе салфетку. — Я рад наконец встретиться с вами, Даниэль, — сказал он, показывая гостю на стул. — Вы проделали очень долгий путь, чтобы добраться сюда, верно? — Путешествовать по Пруссии — одно удовольствие, — ответил англичанин с неловкой улыбкой. — Но Бренненбург и его окрестности — настоящая жемчужина по сравнению со всем, что я видел до этого. — Надеюсь, вам здесь понравится. Они приступили к еде. Элиза, стоявшая за плечом барона, украдкой поглядывала на лицо гостя, пытаясь понять, нравится ему или нет. Как бы она ни ругала Клааса за его болтливость, на похвалу он не скупился никогда, но Даниэль, похоже, был человеком очень вежливым и очень стеснительным. Только отдавая ей тарелку, он очень тихо прошептал «спасибо» и, как поняла Элиза по его растерянному лицу, сам не был уверен, услышала она или нет. Хорошее впечатление о Даниэле сохранялось у нее до самого чаепития. За несколько часов он более-менее освоился в замке и успел побеседовать с бароном, поэтому уже не выглядел таким зашуганным. Когда Элиза принесла небольшой чайник и чашки, ей показалось, что он следит за каждым ее действием. Только отпив маленький глоток, он поставил чашку обратно и взглянул на Элизу с добрым сожалением. — Чай здесь намного лучше, чем я ожидал, но, фройляйн… — он замялся, ведь ее фамилии до сих пор не знал. — Элиза, в следующий раз я посоветовал бы вам настаивать его на пару минут поменьше. — Как скажете, — ответила Элиза безразлично, стараясь ничем не выдать своей злости. Она взглянула на барона в поисках поддержки, но ему, казалось, было весело. — Зато пирог бесподобный, — поспешил добавить Даниэль извиняющимся тоном. — Правда. — Я рада, что вам понравилось, — сказала она, видя краем глаза, как Александр прячет улыбку. Предатель, ни больше, ни меньше. Элиза могла понять, когда ее поучали в вещах, в которых она не смыслила совсем ничего, вроде искусства или науки, но еще никто в этом замке не пытался учить ее готовить. Она поняла бы, если бы чем-то недоволен был барон, привыкший к изысканным блюдам и ингредиентам самого высокого качества, но от Даниэля, выглядевшего не лучше Габриэля в его праздничной одежде, она такого не ожидала. Погруженная в свои мысли, Элиза почти не слушала, о чем говорит с ним Александр, и опомнилась, только когда Даниэль бросил на нее быстрый вороватый взгляд и осекся на полуслове. — Не переживайте, Даниэль, — успокоил его барон. — Мы займемся этим сегодня же. Элиза? — Да, господин, — отозвалась она, пытаясь понять, что такого пропустила. — Приберите здесь. Я должен показать Даниэлю замок, включая и подземную его часть. Пойдемте. — Как прикажете. В словах барона ей ясно слышалось: «Занимайся своими делами и не попадайся на глаза». В прошлый раз обход замка он целиком и полностью свесил на нее, а тут мало того, что взялся за это сам, так еще и в первый же день решил показать гостю подземелья. Элиза давно поняла, что там есть что-то еще, кроме «подпорок, которые нужно проверить», но спрашивать об этом не решалась. Элиза смиренно подметала пол около Гертруды, когда мимо нее, не обращая внимания, прошли Александр и Даниэль. Барон о чем-то рассказывал, показывая вокруг, но на фонтан и притаившуюся около него служанку даже не обратил внимания. Даниэль кивал его словам, тихо что-то переспрашивая, но хотя бы удостоил ее быстрым взглядом. — Два сапога пара, — пробурчала Элиза фонтану, когда услышала шум лифта. — И Клаас с ними — третий. Хлебом не корми, дай поумничать. Закончив с делами, она ушла в комнату с пианино, где чувствовала себя спокойнее, чем во всем остальном замке. Заварив для себя чай, она попробовала, как сказал Даниэль, настоять его на несколько минут меньше — и удивилась, как изменился его вкус, из которого пропала неприятная горечь. Кроме прочего, она наконец захватила из комнаты коробочку с рахат-лукумом. На месте барона она бы расстроилась, когда увидела бы, что за все время к нему так и не притрагивались. Элиза наслаждалась тишиной и спокойствием, как вдруг услышала страшный грохот, ударной волной прокатившийся по всему замку. Вскочив с места и чуть не уронив на себя чашку, она сначала подбежала к окну, за которым ярко светило солнце и не было не единого облачка, а затем выбежала в коридор. В голове проносились самые страшные мысли. Дорога до лифта казалась бесконечной, и больше всего Элиза боялась увидеть на месте зала обвал. Она резко завернула за угол и встала, как вкопанная. Лифт и сторожившие его каменные львы стояли на месте, даже не шелохнувшись. Страх заставил ее пересилить свой трепет перед подъемником и, подойдя к нему, Элиза положила ладонь на решетку и взглянула вниз, в черную бездну, от которой кружилась голова. Во всем Бренненбурге повилса глухая, обездвиживающая тишина, и даже фонтан в зале как будто бы замолчал. Элиза не знала, сколько простояла вот так, глядя в пустоту, пока не услышала знакомый шум и скрежет шестерней поднимающегося лифта. Чуть не заплакав от облегчения, она отошла на безопасное расстояние, чтобы барон вдруг не отчитал ее. Притаившись у одного из львов, она видела, как из решетки выходит сначала Александр, которого она никогда еще не видела таким мрачным и обеспокоенным, и совсем белый от страха Даниэль. Они тоже слышали. Может быть, они знают, что произошло. — Элиза, — Александр позвал ее первым, но твердость в его голосе не сулила ничего хорошего. — Что вы тут делаете? — Господин барон, — залепетала она, не понимая, почему вдруг охрипла. — Я слышала грохот и очень испугалась, и подумала, что что-то с вами… — Грохот? — перебил ее Александр, в недоумении приподнимая бровь. — Внизу не было никакого грохота. Вам показалось. — Но я ведь… — Элиза в надежде взглянула на Даниэля. Англичанин побледнел еще сильнее, сделавшись чуть ли не зеленым от страха. — Я тоже ничего не слышал, — сказал он еле-еле, отводя взгляд. — Не было никакого грохота. — Вот видите, — заключил барон. — Займитесь делом, Элиза, и вам не будет ничего казаться. Махнув рукой Даниэлю, он пошел дальше, оставив Элизу наедине с каменными львами, сочувственно склонившими головы. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую несправедливо обвинили в том, что она порвала мамин платок, и неважно, что это Фридрих целый день бегал с ножиком. Она чувствовала себя так же, как тогда в саду, когда на нее в первый раз закричали ни за что. — Займитесь делом, — зло повторила она себе под нос, подражая баронскому тону. — Как будто я мало чем занимаюсь! Она уже хотела уйти, чтобы не видеть больше ни статуи, ни ненавистный лифт, но что-то заставило ее остановиться. Обернувшись, она увидела у самого пола налипший на железную дверь подъемника сгусток чего-то красного, которого точно не было перед тем, как Александр и Даниэль туда спустились. Подойдя ближе и наклонившись, она с ужасом обнаружила, что сгусток, похожий не то на мясо, не то на месиво из переспевших ягод, двигался, как будто бы дышал. — За эту гадость он меня точно убьет, — прошептала она и побежала к чулану, где нашлась не до конца заржавевшая садовая лопатка. — Сам развел непонятно что, а я должна делом заниматься! Элиза лопаткой подцепила сгусток, и он с трудом, но поддался, отлепившись от решетки. Не зная, куда его деть, она вернулась в комнату, где сидела, по пути воровато оглядываясь, и бросила его в камин. Сначала с ним ничего не происходило, но через несколько минут сгусток начал усыхать и темнеть, в конце концов превратившись в кучку пепла. В комнате запахло горелым мясом, и Элизе пришлось на всю открыть окна в самой комнате и в коридоре. Она надеялась, больше такого не повторится.