a tua electrica current ad lucem

В двадцать один год жизнь волшебника кардинально меняется. Не каждого волшебника и не каждой ведьмы, естественно, но большинства. В двадцать один год можно обзавестись семьёй, работой, любовью всей твоей жизни и родным домом. В двадцать один можно делать всё, что заблагорассудится твоей душе в рамках закона. Всё, что заблагорассудится твоей родственной душе. Гермиона в двадцать совершенно случайно узнала от Джинни, что в волшебном мире существуют так называемые соулмейты — люди, предназначенные друг другу Судьбой с самого рождения. Даже если они умирают, перерождаются в других телах, то их души по-прежнему крепко переплетены между собой. Нити могут путаться, растягиваться в зависимости от расстояния, но никогда не порвутся. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Целый год девушка молилась на то, чтобы ей не выпала такая участь, ведь, по сути, она не является ни чистокровной ведьмой, ни даже полукровкой. Магглорождённым в этом деле «везло» реже. И если бы Гермиона в двадцать один год поняла, что не имеет своего соулмейта, она бы не расстроилась. Она бы возликовала. Потому что ей не нравилось отсутствие выбора. Как было жаль, когда в двадцать один год у неё на предплечье появилась светящаяся белым фраза: aD luceM. Первые недели Грейнджер задавалась одним вопросом: почему две совершенно не первые буквы высечены заглавными? Какой в этом кроется смысл, она не знала. Гермиона пробовала переставлять буквы, надеясь узнать имя и фамилию человека. И получалось так, что сложиться в более-менее что-то разумное и понятное могло только одно — либо имя, либо фамилия. Ломать голову было бесполезно. Фраза засветилась белым только в её двадцать первый день рождения, а потом потухла, оставшись едва заметным шрамом. Спустя время девушка уже даже не обращала на него никакого внимания, в принципе, позабыв о существовании заглавных букв. Пока меньше, чем через год, фраза на предплечье не засветилась белым снова. Пересилив свою гордость, Гермиона попыталась что-то об этом нарыть в справочниках и книгах, даже воспользовалась связями в Отделе тайн. Ничего. Ничего не удалось узнать, кроме того, что ей и так было известно. Бывшая гриффиндорка безумно не любила рассказывать всю подноготную своей личной жизни, тем более — Джинни и Тео, которые стали её вечными подружками за последние несколько лет. Так вышло: когда Тео исполнилось двадцать один, его соулмейтом оказался никто иной, как Герой Магической Британии! Для Гермионы это было полнейшим шоком. Она просто не представляла себе, что Тео и Гарри будут предначертанными друг друга. В то же время между ними всегда чувствовалась какая-то непонятная химия с того момента, как они встретились после школы. У друзей всё было хорошо, и Джинни была рада за парней: они с Гарри расстались через несколько месяцев после того, как младшая закончила Хогвартс и стала охотницей в «Холихедских Гарпиях», приняв жизнь в разъездах совершенно спокойно. На одном из матчей она столкнулась с Блейзом Забини, старым другом Нотта, и поняла: она — соулмейт Блейза. Конечно, никто так Гермионе и не объяснил, как появляется осознание, что ты встретил свою родственную душу. Задавать такой вопрос было верхом бестактности, поскольку ты буквально лезешь за личные границы людей и в их личное пространство. А так как это было самым неприличным действом в мире, приходилось молчать даже о себе самой. В двадцать два Гермиона отчаялась. Пару раз в неделю её шрам чесался и слегка подсвечивался. Поначалу девушка думала, что это реакция на резкую смену погоды — самая лучшая отмазка для всех, кто не сильно любит работать пять дней в неделю. Однажды зуд и свечение прекратились. Всего на полторы недели. В связи с чем — непонятно, опять же. Рука была расчёсана чуть ли не в кровь и в этот день, и тогда Грейнджер поняла: нужно вызывать спасательную бригаду. Джинни была на очередных сборах в Штатах и не смогла прийти на посиделки к своей подруге домой, зато Теодор с радостью согласился выпить мартини и побеседовать по душам. — Ну что, за кашу манную, за жизнь туманную? — с усмешкой произнёс парень, поднимая свой бокал. Они чокнулись под тихий смех Гермионы и отпили мартини. — Я понимаю, что это неприлично — рыться в чужом нижнем белье, но я, правда, так не могу, — ореховые глаза не спешили встречаться с зелёными глазами друга, и потому Гермиона решила смотреть на свой коктейль, заговорив о своей проблеме вскользь спустя несколько минут. Разлив по бокалам красный мартини, смешанный с тоником, девушка украсила большие сосуды кружочками апельсина. Её голова просто раскалывалась от неприятных мыслей, которые вгоняли её в депрессию. Нотт сидел напротив неё, кинув апельсин в бокал, перемешивал короткой трубочкой коктейль, думая над словами лучшей подруги. — Я так понимаю, ты решила заняться исследованием на эту тему, — Тео хихикнул и сделал глоток. — Я, наверное, должна была раньше об этом рассказать. Гермиона вытащила свою трубочку и осушила половину налитого мартини. Разговор давался ей тяжело: она не хотела об этом говорить ни с кем, не хотела раскрывать свою маленькую тайну. Друзья и так думали, что она не связана узами ни с кем из-за кровной принадлежности. Пара-пара-пам, пам! Слова не приходили на ум, язык будто онемел, и девушка закатала рукав своей растянутой домашней кофты, показав еле различимые слова на латыни. aD luceM блекло на предплечье. — Оу… Почему ты раньше не сказала? Мы бы обо всём тебя оповестили! Гермиона, со связью не шутят, понимаешь?! Есть вещи, о которых лучше говорить близким, а не скрываться и допытываться до всего посредством увиливаний. Зелёные глаза парня выражали в крайней степени беспокойство, строгость. — Я знаю, но… О моей жизни и так судачат. Джинни может по своему обыкновению рассказать ещё кому-то, ляпнуть не подумав, чтобы «ввести» меня в общество родственных душ, а мне бы хотелось тишины. Гермиона опустила глаза на поверхность барной стойки. Резко выдохнув, девушка потрясла головой, словно пытаясь выбросить неутешительные мысли. Ей вообще не прельщало её положение. Она была магглорождённой и, для полного счастья, предназначенной кому-то Судьбой. Запуталась. В конец. — Что делать, Тео? Я совершенно не хотела быть в это ввязанной, да и «риск» был небольшим, — Грейнджер немного отхлебнула из пузатого бокала. — Где я могла согрешить? — Гермиона со стуком опустила голову на стойку и зарылась пальцами в волосы. — Эй, не всё так плохо, как ты думаешь! Это по началу кажется, что у тебя ничего не остаётся. Нотт был тем самым другом, который понимал её с полуслова, с полувзгляда. Между этими двумя были особые, тёплые отношения. И если бы Гермиона действительно мечтала о душевной связи для себя, она бы думала о том, что ей бы очень повезло, если бы Теодор был её родственной душой. Ну, это так, в идеале. В реальности же они были слишком уж неподходящими. Тео вздохнул с сожалением. Он знал, как подруга относится к этому «волшебству» — как к отсутствию выбора даже в личной жизни. И, зная свою подругу, он желал ей не оказаться в этом… всём. Тем не менее, у Судьбы были свои планы. Как и у Теодора. — Давай я тебе, пожалуй, объясню, как это работает. Грейнджер подняла голову и с надеждой посмотрела на друга. Верила, что он поможет ей найти выход из этой нелепой ситуации. — Внимательно слушаю. Нотт отставил свой бокал в сторону, в то время как Гермиона осушила оставшийся мартини и затем снова наполнила бокал, уже не смешивая тоником алкоголь. Какая теперь разница?! Напиваться так напиваться! — В двадцать один год у волшебников на предплечьях появляются своеобразные метки — фразы на латыни, которые характеризуют и носящего её, и данный вид магии. От Судьбы не уйти, ты это уже поняла, — Гермиона кивнула, глядя в лицо Тео и делая глоток. — Так вот. В день рождения появляется надпись. Обязательно: две буквы в словах будут заглавными. Знаешь почему? Девушка приподняла бровь в немом вопросе. — Потому что эти заглавные буквы начинают имя и фамилию твоей родственной души. Типа, у Гарри «T» и «N», у меня — «H» и «P». Ну, ты поняла. Буквы могут стоять в начале слов, в середине, в конце, не важно. И буквы могут быть в разном порядке: первая может быть как именем, так и фамилией, вторая — по такому же принципу. Опять же, разницы нет, они будут в любом случае. — Хорошо, я поняла. И я знаю, что означает моя надпись. — «К свету». Я тоже в курсе. В чистокровных семьях вне зависимости от их финансового положения или положения в обществе в разные периоды времени, — Тео деликатно намекнул на Уизли, — принято изучать латынь. Потому что все чистокровные являются предназначенными. Грейнджер открыла рот, чтобы задать один-единственный вопрос, не укладывавшийся в её голове. Теодор даже не дал ей его озвучить. — У аристократов такая херня, Гермиона: даже если твой соулмейт — совершенно другой человек, брак всё равно по договорённости. Но, если говорить на чистоту, многим в этом вопросе повезло. Почти все известные тебе семейные пары средних лет — родственные души. Паркинсоны, например, Малфои, Блэки… — Уизли, — тихо продолжила девушка. — Уизли, да, — парень кивнул. — А твои…? — А? Нет, мои не родственные души. Мать на двенадцать лет моложе отца; они сыграли свадьбу по договорённости между домами. — Грустно довольно-таки, — работница Министерства Магии шмыгнула носом. — Да не, всё нормально. У них хорошие тёплые отношения, что намного важнее всего остального. Тем более, мать никогда не видела своего соулмейта. Гермиона вздохнула, уставившись в одну точку. Как всё-таки интересно получается в волшебном мире. Ты сколько угодно можешь быть предназначенным кому-то Судьбой, но не факт, что вы вообще встретитесь или полюбите друг друга. Да, связь не рвётся никогда, но это не было тем абсолютом, который себе выдумала девушка. — То есть, у меня есть запасной вариант, — почти не слышно проговорила она, делая глоток мартини. Алкоголь был самым лучшим депрессантом, Грейнджер, тебе ли не знать?! — В смысле? Тео глупо уставился на подругу, пытаясь уследить за её мыслью. И когда до него дошло, он быстро-быстро замотал головой в знак протеста. — Нет-нет-нет, Гермиона, даже не думай! Девушка нахмурила брови и поджала губы. С каких пор Теодор указывает, как ей разбираться с проблемами?! Да и с чего это он решил, что она его станет слушать? — Почему «нет»? У твоих родителей всё вышло даже неплохо, — Грейнджер поболтала трубочкой мартини. Слишком жарко. Воздух в квартире душил её. Балкона, к её величайшему сожалению, не было, а окна — и без того на распашку. Решение само пришло ей в голову: невербально наколдовав корку льда, Гермиона трубочкой попыталась её разбить. — Всё не так… — бывший слизеринец замялся, вцепившись одной рукой в кудрявые волосы, — Всё не так просто, как ты думаешь. Она неверяще фыркнула и отвернулась, скрестив руки на груди. — Почему же? Разве я не могу просто, скажем… не видеться с соулмейтом? — Можешь, но за этим такие последствия… — Тео, ты можешь рассказать, что в этом такого? Я же не собираюсь разрывать связь. Я просто не буду знать, кто мой соулмейт. Делов-то. Теодор начал рассказывать историю своей матери издалека. Сначала о родителях, семейном укладе, традициях, родственниках, обязанностях, долге, чести и тому подобное. Мать Тео Катарина была чистокровной волшебницей из древнего аристократического рода. Когда ей было шестнадцать, её родители разорились. Спасти положение в обществе мог только брак по договорённости с мистером Ноттом. Катарине пришлось смириться с выбором родителей. Не то чтобы мистер Нотт был непорядочным, грубым или противным человеком. Нет, вовсе нет. Скорее, девушка считала его весьма… специфичным и странным для молодого мужчины двадцати восьми лет. Загадочный английский джентльмен. Говоря простым языком, Нотт её пугал. В двадцать один у Катарины появилась надпись на предплечье. В двадцать один у Катарины пошёл обратный отсчёт. Очень быстрый обратный отсчёт. Почему? Потому что она знала, кто был её соулмейтом, но не проявляла с этим человеком магическую связь, не касалась, не смотрела. Более того, её новоиспечённый муж тоже знал об этом. Никаких скандалов, никаких криков, никаких обид. Тихое, словно шелест осенней листвы под ногами, понимание ситуации. В тот день Катарина узнала, что родственная душа её мужа умерла много лет назад, почти перед тем днём, когда он пришёл к её отцу, чтобы предложить помощь. И он хотел жениться как можно быстрее, чтобы произвести на свет наследника. Катарина понимала и подарила ему мальчика, которого они назвали Теодором. Так вышло, что миссис Нотт умерла, когда её сыну было пять лет. Сердце не выдержало, сказали колдомедики и были правы. Сердце не выдержало от разлуки и отсутствия определённого тактильного контакта с соулмейтом. Касания могли поддерживать её жизнь на многие годы вперёд, но, увы, его не было. — А… твой отец? Как он тогда столько прожил? — За четыре месяца, как он сделал маме предложение, умерла его родственная душа. Они успели принять связь и переплели души крепче, поэтому ему хватило прожить ещё какое-то время. В таких случаях время, приближающее волшебника к смерти, течёт медленнее. Человек может прожить почти до самой старости, но тут как повезёт. Знаешь, Гермиона, я думаю, он сам прыгнул под смертельное заклятье в Битве за Хогвартс. Просто чтобы не мучиться. Грейнджер взяла друга за руку и сжала его пальцы в своих ладонях в знак поддержки. У них не было долгих речей о том, как кому-то жаль, что не нужно накручивать себя или лишний раз переживать. Нет, это всё было не про них. У Гермионы Грейнджер и Теодора Нотта было немое понимание, поддержка, выраженная в жестах. Этого было достаточно. — Теперь я поняла, почему не стоит так делать. Прости. С моей стороны было грубо предполагать… — Не парься. Всё нормально, — Тео улыбнулся краем губ и чокнулся своим бокалом с бокалом Гермионы. — Так, как узнать своего соулмейта? Буквы ни о чём не говорят. — Они и не должны. Это, своего рода, просто такая задумка. Скорее, они обозначают принадлежность к кому-то, предназначенность, а не помощь в поиске родственной души. — Чёрт, как всё это сложно! Гермиона отчаянно простонала, роняя голову на руки. Она чувствовала, как слёзы наворачивались на глаза. Быть втянутой в подобную… ситуацию магического мира — не совсем то, чего хотела Гермиона в расцвет своей карьеры в Министерстве. Её организм пребывал в стрессе вот уже месяца два. Она знала своё тело и знала то, что ей нужен отдых, в ином случае она просто сляжет и ничего не сможет сделать. Ей сильно не хотелось, чтобы магия вмешивалась даже в такую структуру её личной жизни, как любовь. Любовь всегда ей представлялась самым искренним, самоотверженным, неподдельным и чистым чувством, которое просто нельзя предписать кому-то в медицинской карте. Гермиона была уверена, что это так не работало. Она хотела влюбиться, хотела серьёзных отношений, хотела найти человека, который будет поддерживать её, разделять какие-то взгляды, понимать, принимать её такой, какая она есть и какой она сама себя хочет видеть. Но сейчас она к этому не была готова. Сейчас её мысли были далеки от этой части своей жизни. Прежде чем заводить отношения с кем-то, ей предстоял тернистый путь работы над собой, своими проблемами и своим здоровьем. К тому же, если верить словам Тео, времени у неё было катастрофически мало. — Как думаешь, сколько мне осталось? — вопрос ненадолго повис в воздухе, превращаясь в мглу, становясь гуще и тяжелее и нависая над молодыми людьми, давя на плечи облачными пальцами. — Я думаю, много десятков лет, — в голосе Нотта чувствовались тепло, спокойствие и, пожалуй, беспрекословная вера, которые Грейнджер ощущала на кончике своего языка. — Тео, с появления метки прошло два года, а я до сих пор не знаю, кто мой соулмейт. Ты думаешь, что я действительно проживу кучу лет? — Я думаю, что ты зря себя накручиваешь. Два года — не смертная казнь. Ответь на такой вопрос: в районе твоей метки когда-нибудь… эм… Чувствовала ли ты дискомфорт в этом месте? — Хм, — девушка задумалась, разбавляя мартини тоником. Слегка горьковатое послевкусие уже обжигало язык. — О, точно! Будто бы… м-м, наэлектризованный воздух окутывал руку в этом месте, и она ужасно чесалась. Потом всё прекращалось. И, конечно же, два раза в год она светится. В мой день рождения и, по всей видимости, в день рождения моего соулмейта. — Ты помнишь точную дату? — Нет. После первого раза перестала обращать внимание. — Это плохо. Надо бы запоминать такие вещи, чтобы узнавать важные детали. Бывшая гриффиндорка протяжно и с тяжестью выдохнула. — Что всё это значит? Теодор прикрыл глаза, сдерживая широкую улыбку. Гермиона же только больше нервничала. Пугающее ощущение в желудке снова навевало на неё хандру и самокопание. Её подташнивало от неизвестности. — Если «электризуется» воздух, как ты выразилась, и появляется зуд, то поздравляю! Ты находилась рядом со своим соулмейтом! Облегчение как будто смыло прохладной водой все её переживания. Значит, не всё потеряно. Вот только… — Как мне понять, кто именно является родственной душой? Тео ухмыльнулся, скрестив руки на груди, и вскинул одну бровь, посмеиваясь над лучшей подругой. Девушка фыркнула, давя свою улыбку. — Хватит на меня так смотреть! — Да вы, мисс Грейнджер, уже полны энтузиазма! Не прошло и часа, как твоё настроение с «кукушка, сколько дней мне осталось жить?» взлетело до «я — гриффиндорка, а значит, я найду соулмейта, чего бы мне это не стоило, хочет он этого или нет». — Не правда! Они смеялись над этим несколько минут, всё ещё раздумывая о том, кто этот таинственный человек — волшебник, предназначенный Гермионе Грейнджер самой Судьбой. — Достаточно коснуться рукой его метки, и тебя прошибёт током, — парень допил оставшийся мартини — и свой, и Гермионы — и отнёс пустые бокалы в раковину. — Не сильно, конечно, ты обязательно поймёшь. Тео подмигнул и посмеялся над фразой девушки «Не буду же я каждого, кого встречу, хватать за руки». Это должно произойти случайно, подумал Теодор, но так ничего и не ответил.

***

Гермионе пришлось задержаться на работе, чтобы разобраться с одним делом. С одним очень важным делом. Которое сидело в кресле напротив неё. — Не понимаю, почему Нотт узнал об этом первым! — возмущалась Джиневра, закинув ногу на ногу, сидя напротив Гермионы в её кабинете. — Ты была на сборах, а разговор этот всё-таки не телефонный, — Грейнджер посмотрела на подругу поверх очков и вернулась к своему отчёту. Перерыв на чай с Джинни затянулся на целый час, и потому Гермионе пришлось остаться на работе подольше, чтобы доделать отчёт, который ей надо сдать завтра начальнику. Начальнику, который всё время делает ей мозги просто потому, что он скотина. — Тео меня во всё посвятил, так что всё нормально, Джи. — Нет, не нормально! Он сказал, что ты не рассказывала, потому что я могу случайно кому-то об этом поведать. Всё же возмущение Джинни Уизли было деланным. Охотница «Гарпий» и сама знала о таком своём изъяне — неумении вовремя прикусить язык. — Да, и поэтому я планировала это сделать лично, а не связываться с тобой, пока тебя нет в городе. Мне бы не хотелось светить этой фразой перед всеми, доказывая её существование. Понимаешь ли, — Гермиона прикусила губу и подняла взгляд на потолок, — мне не до этого. Узнай об этом кто из общественности — мне проходу не дадут, а я хочу ещё спокойно пожить, пока не найду соулмейта. — Так ты решила всё-таки найти его, — Джинни довольно растягивала гласные в словах, не скрывая своей широкой улыбки. — Не то чтобы это так. Скажу вот что: я даю этой «системе» ещё один шанс. После этого Джиневра ушла, бросив напоследок, что они ещё обязательно обо всём подробно поговорят. Гермиона кивнула, не воспринимая слова подруги всерьёз и уже заранее зная, что Уизли расскажет это своему парню. Ничего ни от кого не скроешь, эх. Грейнджер уходила из Отдела магического правопорядка на час позже своих коллег, втихую завидуя им. Если смотреть на это с другой стороны, были свои плюсы: в Министерстве царила тишина, и не было толкучки в лифтах. Она может спокойно выдохнуть. Внезапно послышался щелчок выключателя. В одном из незакрытых кабинетов погас свет. Что ж, она не одна работает как проклятая и не отлынивает. Высокая мужская фигура в темноте узкого коридора, по которому она шла, смотрелась пугающе. Однако не для Гермионы Грейнджер. Она настолько устала за рабочую неделю, что, напугай её сейчас какой-нибудь резкий звук, как в любимых ужастиках Тео, она бы махнула рукой и просто зевнула. До лифта пришлось бежать, чтобы не стоять и не тратить ещё какое-то количество времени перед тем, как попасть к каминам. Усталость усталостью, а домой хотелось сильнее всего на свете. Снять чёрные замшевые лодочки и бросить их куда-нибудь к драккловой бабушке, расстегнуть узкую юбку-карандаш и избавиться от блузки, так и липнувшей к телу. Потом Гермиона бы прошла в кухню, заварила чашку ароматного зелёного чая, достала бы любимый зефир в шоколаде и насладилась бы лёгким сериалом с Сарой Джессикой Паркер в главной роли. Это случилось совершенно неожиданно даже для Гермионы. Она споткнулась и, чтобы не упасть, не глядя ухватилась за первое попавшееся — предплечье того самого мужчины, а точнее — Драко Малфоя, чьи волосы она успела разглядеть при свете в лифте до своего фееричного падения. Их обоих тут же пронзило электрическим током и чувством чего-то смешанного, словно в один огромный бокал слили все напитки, что были у компании выпивающих. Гермиона резко отпрянула от него, широко распахнув глаза от шока, в то время как лифт закрылся и не дал возможности ей сбежать. Вот оно, её наказание. Вот оно, её отсутствие выбора. Вот он, Драко Малфой — её соулмейт.