Румпельштильцхен

Дождь прилепляет волосы к голове, тонкими ледяными струйками стекает по затылку, просачиваясь за шиворот, и Гэвин вздрагивает, поднимая воротник плаща в убогой попытке укрыться от пронизывающего осеннего холода. Наверное, осеннего — хотя он и не помнит здесь других сезонов. Такое чувство, что осень теперь круглый год. Свет фонарей заставляет лужи под ногами сверкать почти нарядно, и отражения залепленных объявлениями фонарных столбов и мусорных баков кажутся яркими и праздничными. Совсем не такими, как в реальности. Гэвин смотрит в широко распахнутые голубые глаза Хлои: огромные зрачки глядят на дождь невозмутимо, равнодушно. Она всегда была такой спокойной, думает Гэвин. Ее волосы темнеют от воды на мокром асфальте, она похожа на красивую куклу, почему-то забытую на улице, на манекен. Она совсем не похожа на труп. Гэвин не видит крови. — Я приехал только потому, что ты просила, — хрипло произносит он. Ужасно хочется курить. — Ты приехал потому, что тебе нужны деньги, — говорит Элайджа, хотя Гэвин обращается не к нему. — Я считаю, это идиотская идея, полиция занимается этим делом. Он под зонтом, его взгляд не отрывается от лица Хлои ни на мгновение, и Гэвину хочется послать его — послать куда подальше с его куклами и его деньгами. Но Элайджа прав. Ему нужны деньги. Ему всегда нужны деньги. — Полиция ничего не найдет, — голос у Хлои ровный. У Хлои Второй — другой Хлои. Еще три Хлои в отдалении, за лентой, сбились под одним зонтом, их одинаковые лица застыли, кажутся такими же неживыми, как у этой лежащей на дороге Белоснежки, идеально уложенные волосы не шевелятся даже тогда, когда порывы ветра задувают под зонт. — Он нам не нужен, — настаивает Элайджа. Хлоя качает головой. — Мне нужен. Элайджа тяжело вздыхает, словно сдаваясь. — Где твой напарник? — спрашивает он холодно у Гэвина. Словно в ответ на его вопрос, свет фар ослепляет на мгновение, бликуя в лужах и каплях дождя, — машина притормаживает прямо у границ кордона, голографическая лента ломается под бампером, изгибаясь под странным углом. Дверца хлопает, звук тонет в выкриках полицейских, в назойливом шорохе капель об асфальт, но Гэвин вскидывает голову, меряя взглядом высокую затянутую в темное фигуру. Моргая слипшимися от воды ресницами, он смотрит, как Рич приближается. Того будто бы вообще не беспокоит дождь и холод, хотя волосы моментально намокают. Голубые глаза — точно такого же цвета, как у мертвой Хлои, и такие же спокойные, — изучают тело, Элайджу, Гэвина. У них у всех такие глаза — пронзительно-светлые, прозрачные, металлические. Почти у всех. Почти. — Ты опоздал, — говорит Гэвин. Рич — Ричард — его напарник. Новый напарник, потому что даже за полгода Гэвин не успел узнать его достаточно хорошо, чтобы не произносить про себя это слово, «новый», каждый раз, когда думает о Риче. — Я вовремя, — возражает Ричард. Он не смотрит на Элайджу, а Элайджа не смотрит на него, но на улице словно становится на несколько градусов холоднее. А может, Гэвин просто замерз окончательно под этим проклятым дождем. Ему хочется вернуться в машину, закурить и выпить горячего кофе, если удастся достать горячий кофе, но ему нужны деньги, и только поэтому он не может сказать Хлое «нет». Только — напоминает он себе — поэтому.   С Ричардом Гэвин пошло знакомится в баре — хотя и не в том смысле, в котором Гэвин предпочел бы завести знакомство с красивым фейри. А Рич красив, о да, все взгляды на нем, когда он входит в прокуренный бар и обводит заляпанные столики и помятые лица посетителей своими прозрачными глазами. Таких, как он, редко заносит в подобные заведения, и пальцы Гэвина невольно сжимаются на стакане с виски, когда фэйри забирается на барный стул рядом и кивает бармену. — Привет, — говорит Гэвин. Фэйри смотрит на него искоса и не отвечает, и Гэвин думает: хрен с тобой, — и вытряхивает сигарету из пачки, потому что такой явственный отказ всегда хочется закурить. Вообще-то он тут по делу, и его дело именно в этот момент кидает на стол замурзанную двадцатку и поднимается, покачиваясь и обмениваясь громогласными прощаниями с приятелями, и Гэвин понимает, что ему тоже пора. — Пока, красавчик, — бросает он, отворачиваясь. И думает, что больше никогда не увидит этого лица. Они встречаются снова пятнадцать минут спустя, когда разговор с «делом» переходит в потасовку за баром, Гэвин чувствительно получает в печень и успевает сообразить, что подготовиться стоило бы и получше. Мелькает мысль, что ночь он закончит в вонючей канаве или мусорке, и хорошо, если живым, а потом чей-то локоть врезается в горло нападающего, тот как подрубленный падает, и Гэвин поднимает взгляд от его ошарашенного лица и встречается взглядом с теми самыми голубыми глазами. — Я Гэвин, — говорит он. Фэйри поджимает губы, словно колеблется, стоит ли знакомиться в таких обстоятельствах, но потом все же роняет: — Ричард. И Гэвин все-таки покупает ему выпить. Ночь они заканчивают в квартирке Гэвина, на его продавленном диване, свет уличного фонаря пробивается через стекло и полосами ложится на лицо Ричарда, и его волшебные глаза сверкают почти мистическим светом, пока Гэвин трахает его. Еще месяц спустя Рич становится его напарником. Гэвин по-прежнему почти ничего о нем не знает: он хороший парень и на него всегда можно положиться, он круто обращается с пушками и всем, что попадется в руки, он любит те же фильмы, что Гэв, и ту же мрачную музыку, и недавно свалил из дома (и вот это очень скользкая тема). Апарты, в которых он теперь живет, такой жуткий клоповник, что по сравнению с ним жилище Гэвина — пятизвездочный отель, но при этом у него есть деньги. Гэвин не самый удачливый детектив (не самый удачливый), однако Ричарда не волнуют такие вещи. Кажется, это не работа его мечты, но существует ли в этом городе работа мечты хоть для кого-то? Гэвин сомневается, и с каждым годом все больше. Ему достаточно, что Рич согласен на его скромные гонорары и не трахает мозги. Трахать самого Гэвина он не против.   — Возьмем дело? — спрашивает Ричард сейчас, глядя на тело, потом на живую Хлою, игнорируя Элайджу с таким мастерством, что Гэвин исполняется уважения. Ему это никогда не удавалось. — Да, — отвечает он. — Тогда, — Рич молчит несколько секунд, — я знаю, с кем нам нужно поговорить. Гэвин тоже знает, но все равно протестует: — Ни за что, — и делает вид, что не замечает улыбки Элайджи. Зато Рич щурится — его мастерское игнорирование слегка сдувается. — Как хочешь, — он говорит это таким тоном, что Гэвин понимает — спорить бесполезно. С Ричардом такая проблема, что обычно он оказывается прав — хотя Гэвин ненавидит это признавать, — и если он говорит, что стоит обратиться за информацией, то наверняка это потому, что больше ее достать негде. — Почему мне кажется, что ты просто ищешь повод? — цедит он только для того, чтобы оставить за собой последнее слово. Но в поджатых губах и вздрагивающих ресницах Рича он читает правду. — Черт с тобой! — Я приеду в ваш офис утром, — сообщает Хлоя отстраненно, ее глаза по-прежнему ни на мгновение не отрываются от трупа, но в коротком затишье между перекличками полицейских одна из них — под зонтом — вдруг начинает рыдать. — Я… поговорим утром. Ее голос вздрагивает, и Гэвин поспешно отворачивается. Воротник промок насквозь, и холод начинает пробирать до костей, а дождь и не думает стихать. Это уже третье такое убийство — Гэвин представляет Рича, лежащего на асфальте, смотрящего в безжалостное небо своими светлыми глазами, и сжимает кулаки. Он просто замерз. Под презрительными взглядами полицейских они идут к машине. — После того, что он сделал в прошлый раз, не хочу иметь дело с этим говнюком, — он выплевывает скуренную до фильтра сигарету прямо в одну из блестящих луж и садится в машину. Ричард хлопает дверцей с водительской стороны, кладет руки на руль: молчание затягивается, и обычно молчание между ними не кажется Гэвину тягостным, но сейчас оно напрягает. Раздражение копится внутри. — Он может что-то знать, — наконец говорит Ричард. Голубые и красные пятна полицейских мигалок поочередно падают на его лицо, придавая какого-то странного, городского волшебства. Прогнившего детройтского волшебства, ведь какой город, такая и магия. — Может? — Гэвин закатывает глаза. — Естественно он что-то знает. Ричард молча заводит машину.   Ехать им недалеко, но Гэвину путь кажется бесконечным. Может, все дело в молчании Ричарда — тот упорно смотрит только в лобовое стекло и не задает никаких вопросов. Все необходимое Гэвин и так сказал ему при звонке, точнее то, что успела сообщить Хлоя Вторая — что тело нашли на дороге (Четвертая, Хлоя Четвертая, так ее звали), она застрелена и, видимо, ограблена, что машину не угнали… Просто обычно Рич более дотошен. Ему не нравится эта работа, но он ее делает, и делает хорошо — иногда несмотря на активное сопротивление Гэвина. Сейчас он молчит. Гэвин пытается думать о необходимых шагах: поговорить с парой знакомых в участке, попытаться поболтать с другими Хлоями без надзора Элайджи — Элайджи, который явно против его участия в расследовании… но мысли все скатываются на то, зачем кому-то убивать таких, как Хлоя и Ричард. В этом городе, конечно, слишком многим приходит в голову совершить убийство порой даже безо всякого повода, но все же выбор жертв не кажется случайностью. Он вздрагивает, когда Рич останавливает машину. — Приехали, — тот смотрит на Гэвина, будто хочет сказать что-то еще, но вместо этого отворачивается и распахивает дверцу. Дождь моментально врывается внутрь. Гэвин колеблется — он не ждет хорошего от этого визита. В лучшем случае потеря времени, приправленная завуалированными оскорблениями. А впрочем, нет, в лучшем случае их просто не пустят на порог, и можно будет поехать домой, выпить бренди, чтобы немного согреться, и завалиться спать, оставив это грязное дело на утро. А если Рич останется у него, то — возможно — ему не будут всю ночь сниться мертвые голубые глаза. Но Гэвин вздыхает и выбирается из машины.   У Коннора такой обычный дом, обманчиво обычный. Пугающе обычный. Коннор — «брат» Рича, если таких, как они, можно называть братьями. Сам Гэвин предпочитает «бывший любовник», хотя порой, когда Ричард смотрит телек на его диване и вдруг поворачивается и улыбается особенной улыбкой — такой, которая никогда не предназначена Гэвину, улыбкой, моментально умирающей на его губах, — тогда Гэвин начинает сомневаться, что определение «бывший» подходит. Что оно вообще когда-нибудь подойдет.   Ричард поднимается по ступенькам, расправляет плечи и жмет на звонок, в его коротком взгляде на Гэвина сквозит нечто, похожее на беспомощность, и Гэвин почти говорит: «Да и хер с ним, нам не нужна его информация, поехали отсюда», — но все же не говорит. Рич недвусмысленно давал понять, что в его поддержке и сопереживании не нуждается. Не то чтобы Гэвин рвался раздаривать поддержку. К тому же, если кто-то и знает что-то в Детройте, так это Коннор, а чем быстрее они узнают правду, тем скорее смогут отделаться от этого дела, получив кругленькую сумму. Последний месяц был не самым удачливым, и деньги не повредят — в конце концов, надо чем-то платить Ричу, даже если сам он не просит жалования и даже не намекает, что неплохо бы заплатить. — Его нет дома, — говорит Гэвин после второго звонка. — Поедем… Дверь открывается, и Коннор молча стоит на пороге, меряя их взглядом. Гэвин засовывает руки в карманы, внезапно вновь промерзая до костей, потому что Рич будто воды в рот набрал и явно предоставляет честь объяснять поздний визит ему. — Так и будем стоять? — спрашивает Гэвин наконец, почти надеясь, что дверь сейчас захлопнется им в лицо. Но Коннор делает шаг назад, и Гэвин совершенно машинально делает шаг вперед — и вздрагивает, когда Ричард быстро кладет руку ему на грудь, не давая переступить порог. — Мы можем войти? — просит он негромко. Коннор опускает ресницы на мгновение, словно раздумывает, стоят ли они приглашения. Он знает о Гэвине — конечно, ведь Коннор знает все и обо всех, да и не то чтобы это было секретом. И Гэвин хотел бы, чтобы это было просто: злой бывший ревнует Ричарда к доброму новому. Но это не просто. С Коннором все сложно. — Будьте моими гостями, — любезно предлагает Коннор, — сегодня. И, не добавив больше ни слова, он разворачивается и уходит в дом, оставив дверь открытой. Злость и раздражение борются в Гэвине с любопытством, а Рич вообще, похоже, решил оставить переговоры за ним, и любопытство быстро побеждает. Внутри он никогда не был, и теперь это паучье логово приманивает его — к тому же, на улице холодно. Так что он решительно заходит в дом. Внутри нет никакой паутины. Короткий коридор освещен только пятном света — дверным проемом впереди, и Гэвин следует за исчезающей в проеме тенью, невольно застывая в дверях. Рич подталкивает его в спину. Коридор приводит в гостиную. Пока Гэвин оглядывается, Коннор садится на диван, закидывает ногу на ногу, выдергивает сигарету из пачки и вертит зажигалку в руках, не сводя с них пристального, немигающего взгляда. Он не предлагает располагаться, выпить кофе или чего-нибудь другого, не задает никаких вопросов — он просто закуривает и смотрит на них, будто пытается понять, как что-то такое могло внезапно завестись в его доме. Его темные глаза в полумраке кажутся пугающими: красный огонек отражается в зрачках, когда он подносит сигарету к губам. — Ты бросил, — произносит Ричард внезапно — будто только сейчас вспоминает, что хотел поговорить. Коннор улыбается, но ни унции тепла не сквозит в этой улыбке. — Я начал. Сизый дым стекает с его губ, пальцев, окрашивает его голос всеми оттенками яда. Коннор завораживающе красив. Но не так, как Рич. По-другому. В этот момент Гэвин его почти ненавидит. И если бы он всего лишь ненавидел, то все было бы просто, но с Коннором ничего не просто — и в этом проблема.   Коннор «посредник» — так это называет Ричи и так это называют все вокруг, хотя раньше Гэвину повезло не пересекаться с ним по работе. В своих делах он редко нуждается в посредниках, завалить задание он вполне может и самостоятельно, а если дело удачное, то помощник в получении и трате денег ему тем более не нужен. (Зачем ты тогда связался с Ричардом, спрашивает внутренний голос, но Гэвин отмахивается. Стоит ли отвечать на глупые вопросы в собственной голове?) Коннор посредник, и раньше Рич жил с ним — в его доме на Хант-стрит, — жил с ним и работал на него, а потом что-то случилось, и Коннор вышиб Рича в дешевые апартаменты и вон из своей жизни. За полгода знакомства Гэвин ни разу не видел Рича счастливым. После начала работы с Ричем Гэвин встречал Коннора раз пять, и его не оставляет чувство, что четыре из пяти этих встреч были неслучайны. Вот только кем они были подстроены: Коннором, желающим взглянуть на новое увлечение Рича, или самим Ричем, никак не желающим вырваться из отношений? Но последняя встреча уж точно незапланированная. У них с Ричардом на руках хорошее, надежное дело — проследить за одним парнем, изменяющим бойфренду, готовому расстаться с приличной суммой денег за надежные доказательства. Они достают (точнее, Рич достает, и Гэвину уже тогда стоит задать пару вопросов, но он не задает) приглашения на пафосную выставку из тех, где затянутые в смокинги и вечерние платья богатеи вроде Элайджи пьют шампанское из хрустальных фужеров и закусывают гусиной печенкой в свободное от разглядывания предметов искусства и сплетен время. На таких-то мероприятиях изменщик и крутит романы на денежки богатого и щедрого бойфренда. И все идет хорошо, просто восхитительно, Гэвин закусывает печенкой и приглядывает за парнем, охмуряющим очередную жертву, когда рука Ричарда у него на талии напрягается. — Нам лучше уйти, — шепчет Ричард, — сейчас же. — Но почему? — Потому что Коннор тут! Коннор? Где Коннор? И… ради всего святого, при чем тут Коннор? Гэвин оглядывается — и сразу же замечает Коннора. Его нельзя не заметить, он — разумеется — в пафосном смокинге и с фужером шампанского, почему-то синего, и выглядит тут как рыба в воде, но отнюдь не аквариумная рыбка. Он не один, с ним какой-то мужик, которого Гэвин не знает (можно подумать, он тут многих знает, хаха), Коннор небрежно держит этого мужика за локоть, будто красавчик-эскорт — и Гэвин отказывается видеть яд в своих мыслях, — но выглядит при этом так, словно это он выгуливает невзрачного бородатого толстяка. Видно, после Ричарда получше не нашел… — Скорее, — шипит Рич. — Мы должны были прийти сюда вдвоем. — Он тянет Гэвина к выходу, но тут же тормозит. — Подожди, с кем это… — Какая неожиданная встреча, — голос у Коннора просто шелковый. Взгляд, которым он меряет Ричи, и Гэвина, и руку Ричи на талии Гэвина, — это взгляд акулы. Или пираньи. Одно из двух. — Коннор, — роняет Ричард. Гэвину хочется сделать что-нибудь тупое, типа как поцеловать Рича на глазах у всех и посмотреть, швырнет ли Коннор в него своим шампанским. Вряд ли, конечно, Рич оценит экспрессию жеста. — Не ожидал вас тут увидеть, но это приятный сюрприз, — Коннор сияет улыбкой, и Гэвин чувствует себя точно как обгладываемая пираньей кроличья тушка. Он стремительно закипает, и с каждым мгновением все сложнее помнить, что устраивать тут драку — идиотская идея. Вообще-то, устраивать драку с Коннором идиотская идея где угодно, тот может сделать жизнь Гэвина невыносимой за пятнадцать минут — у него слишком много влиятельных друзей, — но об этом тоже сложно помнить, глядя на эту наглую ухмылочку. Гэвин даже не уверен, что хочет устроить именно драку. — Коннор! — повышает голос Рич. — Мистер Абрамс? — зовет Коннор и машет рукой — о нет! — тому самому парню, за которым они следят. — Можно вас на минуту? Тот забывает о своей жертве моментально. И вместо того, чтобы пытаться спасти ситуацию, Рич шипит: — Почему ты пришел с Андрониковым? — и где-то тут Гэвин понимает, что дело окончательно завалено, — вы же едва знакомы — или нет?.. — Я тебе башку отстрелю, — беспомощно обещает Гэвин Коннору, но тот и глазом не ведет, только ласково улыбается подошедшему засранцу. У того такие масляные глазки, что Гэвину становится тошно. — Вы знаете моего брата? — Коннор отпивает шампанского, пока Абрамс пожирает его взглядом, а Рич пожирает взглядом Абрамса. Гэвин чувствует, что он, со своими взглядами на Ричарда, до отвращения гармонично вписывается в катастрофу. — Они с другом частные детективы, — слово «другом» у него выходит особенно ядовито, — специализируются на неверных любовниках, да, Ричи? Это уже не намек. Пока Гэвин примеривается, как бы задушить его, не разлив шампанское, потому что не Коннору разглагольствовать о неверности, и лезть в их дела, и вообще лезть, — Ричард стремительно бледнеет, мистер Абрамс хватается за сердце, а надежда на гонорар окончательно испаряется. И только Коннор, очевидно, доволен собой. Очевидно.   — Итак, чем обязан? — тянет Коннор, возвращая Гэвина в настоящее. Гостиная кажется Гэвину нежилой, настольная лампа в углу должна бы придавать ей уюта, но желтый свет только множит тени, и в этих тенях Коннор и правда похож на паука. — Мы хотим поговорить о Хлое, — Гэвин отгоняет ненужные ассоциации и подавляет гнев. Ему хочется выглядеть крутым и невозмутимым, и чтобы Коннор понял, что с ним не получится играть, как он привык, и чтобы… Он не знает, что. — Что ты знаешь о Хлое? — О которой? — А есть разница? — спрашивает Гэвин. Коннор откидывается на спинку дивана — расслабленно, но взгляд у него цепкий. — О, тоже считаешь нас чем-то типа насекомых? — Эта игра в вопросы начинает напрягать Гэвина — как будто он до этого был не напряжен, ага. Коннор упивается его дискомфортом. — Заводят такие вещи, Рид? Краем глаза Гэвин ловит взгляд Рича — тот явно тоже ждет ответа — и глотает посыл нахуй, хотя это и нелегко. Вопрос с подвохом, Гэвин чувствует себя в ловушке, неосторожное слово может дорого ему обойтись. Насекомыми он их не считает — разве только Коннора, и то скорее пауком, тарантулом каким-нибудь, — но про таких фейри, как они, ходят разные слухи. Все из-за того, что они рождаются «выводками»: у Рича кроме Коннора еще трое братьев, Хлой всего шестеро, но Гэвин слышал и про десяток «клонов». Болтают, что какие-то из них почти личности, а какие-то — всего лишь одна особь с множеством тел, а еще болтают, что они просто безмозглые марионетки с телепатической связью. Одинаковые, с одним на всех разумом, красивые, как куклы, — да, многих извращенцев такое и правда заводит, многие вообще считают, что у них по отдельности нет души. Если речь идет о Хлое, Гэвин готов в это верить. Но у Рича с Коннором уж точно нет ничего общего, кроме лица. — Ты абсолютно уникальный говнюк, — заверяет Гэвин. Коннор улыбается, и Гэвин может поклясться, что все его зубы острые, как бритвы, — хотя такое не может быть правдой. Гэвин уверен. Почти. — Я думал, вы еще в средние века завязали с тем, чтобы жрать людей, — не выдерживает он. Коннор поднимает сигарету — дым медленно расплывается в воздухе, на мгновение Гэвин чувствует прикосновение магии, но это, должно быть, иллюзия: их пригласили, они гости. Коннор не посмеет тронуть их до полуночи. — Людей? — усмехается Коннор. Переводит взгляд на Ричарда, и тот выпрямляется, расправляет плечи. — Смотрю, тебя потянуло на остроумных. — Завидуй молча, — огрызается Гэвин. Его человечность — скользкая тема. Не такая, которую он хотел бы обсуждать с этим ублюдком. — Просто ответь на пару вопросов, и мы свалим. Коннор словно действительно раздумывает над этим предложением несколько секунд, а затем наклоняется и тушит сигарету в пепельнице, и как-то сразу становится понятно, что шутки кончились. — Не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, дорогуша. — Коннор, перестань, — произносит Ричи сквозь зубы. — Мы заплатим, сколько нужно, — Гэвин вдыхает и выдыхает, хотя гораздо больше ему хочется достать пушку и прижать к этому лбу. Или губам. Или… — Если все дело в бабках. Коннор закатывает глаза — будто читает его мысли. — Откуда у вас деньги, да еще столько, сколько мне нужно — даже если бы я с какой-то стати согласился? Гэвин нисколько не сомневается, что на взятку Коннору Хлоя даст аванс, но Коннор, как говорят, не бедствует. И «не бедствует» здесь здоровенное такое преуменьшение… Но пока он придумывает, что бы еще предложить, Рич наклоняется вперед. — Тебя перестали устраивать деньги Элайджи? — бросает он. Это был, разумеется, вопрос времени. Все эти заверения Ричарда, что они тут по делу, — да не стоило вообще покупаться на это дерьмо. — Никто так и не объяснил мне до сих пор, почему я не должен выкинуть вас за дверь, — по Коннору не скажешь, но Гэвин жопой чует, что он начинает злиться — в сторону Ричи он даже не смотрит, и Гэвин ни за что не сознается, что ему самому под этим взглядом не по себе. — Меня не интересуют ваши дела и все, что вы собираетесь сказать. Зачем тогда впустил? — хочет спросить Гэвин, но благоразумно не спрашивает. — Ты наверняка хоть что-то слышал об этих убийствах, — нажимает он вместо этого. — Все слышали, — Коннор пожимает плечами. — И наверняка хорошо знаешь Хлою. — Хлой, — поправляет Коннор. — Не то чтобы хорошо, виделся пару раз за последний год. И если это все… Гэвин против воли заводится снова. — Тебе похер, что кто-то убивает таких, как вы? — Таких, как мы, постоянно кто-то убивает, — равнодушно отзывается Коннор. Наклоняется вперед, вылавливая из пачки еще одну сигарету. — А теперь уходите. И это, — он щелкает зажигалкой, — не просьба.   — Я знал, что мы ничего не узнаем, — цедит Гэвин, садясь в машину. — Только зря потеряли время. Рич не отвечает, и если дверца с его стороны хлопает громче, чем следует, то Гэвин не собирается это комментировать.   Они трахаются на диване Гэвина — Рич сжимает бедра Гэвина коленями сильно, до боли, хрипло стонет в ответ на каждый размашистый толчок, но его глаза смотрят в пространство, и он кусает губы, словно сдерживая рвущиеся наружу слова. Гэвину хочется двигаться сильнее, хочется заставить его реагировать — хочется встряхнуть его, вывести из этого транса, и его пальцы на бедре Ричи невольно сжимаются, наверняка оставляя следы. Он близок к оргазму. Очень… близок. — Посмотри на меня, — шипит он, свободной рукой хватая Рича за подбородок, — посмотри! Рич стонет и вскидывает бедра ему навстречу, сжимается, и Гэвин теряет связность мыслей и запал. Его накрывает. Некоторое время они лежат в темноте, переплетенные: в эти короткие мгновения Гэвин позволяет себе фантазию о взаимности. Потом он садится, руки сами тянутся к сигаретам на столе — мятая пачка притаилась среди пустых кружек и папок со старыми делами. Иногда Гэвин кажется себе ходячим шаблоном — во всех смыслах, — но мысль выскальзывает из головы, стоит затянуться. — О чем думаешь? — он переводит взгляд на Ричарда. Тот лежит на спине, не пытаясь встать, прикрыться, парадоксально расслабленный и в то же время напряженный, и его глаза смотрят не на Гэвина. Куда угодно, но не на Гэвина. Кажется, будто он оказался тут непонятно как, вот-вот исчезнет с дымом от сигареты Гэвина. — О ком ты думаешь? И это заставляет Рича повернуть голову. — Какое тебе дело, Гэвин? Гэвину нет дела. У них не отношения, ничего подобного. — Он об тебя ноги вытирает, — Гэвин знает, что стоит молчать, но после сегодняшней встречи слова жгут язык. Ричард садится, толкая Гэвина в бедро. — Может, меня это устраивает, — холодно говорит он. Не похоже, чтобы его это устраивало. — Ты ничего не знаешь о нем. Гэвин знает достаточно. — Он вышвырнул тебя, — говорит он жестко. — Ты не знаешь, что я сделал. — Не ты трахался с Элайджей, — выплевывает Гэвин. Ему точно не стоило начинать этот разговор, но он не может остановиться. Само собой, Рич ему не рассказывал — не жаловался. Не изливал душу и потоки слез в его мужественное плечо. Гэвин сам догадался. Ничего сложного. — Ты… — Ричард кусает губы и вдруг кажется таким потерянным, таким несчастным, что Гэвина пробирает холодом, — ты не знаешь, что я сделал. Гэвин сглатывает, чтобы прогнать незнакомое чувство. — Ревновать ты от этого не перестал. Мгновение — и иллюзия проходит, и Рич снова выглядит собранным и спокойным, таким, будто ничего не может поколебать его выдержку. — Не перестал, — соглашается он. И встает с дивана, принимаясь собирать свою одежду.