Румпельштильцхен

Стакан стучит о поверхность журнального столика: сегодня день, подходящий для виски. Плохой день или хороший день — Гэвин еще не решил. Подходящий. Он облизывает губы и, повинуясь странному порыву, подхватывает стакан и касается его стеклянным боком края горшка. Горшок звенит. От этого звука — и немного от алкоголя — у Гэвина горят внутренности, будто расплавленное золото плещется в груди и животе, яркое, сверкающие, готовое превратиться в полновесные монеты. Боль и удовольствие одновременно. Гэвин и выпил-то немного, но алкоголь придает ему смелости. Отставив стакан подальше, он протягивает руки и касается теплых боков горшка. Золото поет, стонет, зовет его. Гэвин пытается заглушить этим зовом суетливые, панические мысли в голове. Ричард сказал, что встретится с ним. Гэвин чувствует себя тоскливым малолеткой — красивый мальчик обещал позвонить, но все знают правду. С другой стороны, разговор будет означать определенность, а Гэвин хочет еще немного побыть в фантазиях. Его мысли перескакивают на Коннора. Вся история отдает грязью — но Гэвин вспоминает антрацитовые глаза, в которых отражался блеск золота, и безумный план, и украденный артефакт. Еще Гэвин вспоминает, как брел по сырым, скользким, поросшим тиной и еще какой-то дрянью тоннелям, луч фонарика плясал по стенам и полу, как блеклый мотылек, наспех выученный план путался в голове. Каждую минуту Гэвину казалось — он слышит шум воды. Золото оттягивало карманы, и Гэвин боялся — его недостаточно, удачи недостаточно. Но он думал о цели, и оно того стоило. А еще Гэвин вспоминает, как признался Ричу в любви. Он хватает стакан и делает большой глоток, виски обжигает горло. Что ему делать? Глубоко вдохнув, он вновь наклоняется к горшку — ровный блеск успокаивает и будоражит, и ладони потеют, когда Гэвин осторожно запускает руку в монеты. Это как оргазм. Только лучше. Он выдыхает — стонет — сквозь наслаждение пробивается чувство утраты: нехватка монет, которые он отдал, чтобы помочь Ричу. Подумать только, ублюдок Андроников был прав — Гэвин пожертвовал частью горшка. Это даже по-своему смешно. Но… Гэвин невольно вздрагивает, когда в дверь стучат. Это Рич, ну конечно же, больше некому. Рич решил сказать, что Коннор соизволит разрешить ему вернуться (мыслям о Конноре не хватает злости), и между Ричем и Гэвином все кончено. Они так и договаривались — долгих шесть месяцев назад, и кто же знал, что шести месяцев достаточно, чтобы пропасть. Стук повторяется, но Гэвин не встает, чтобы открыть. Он не готов — не готов к разговору, не готов к объяснениям. К правде. Он лучше сделает вид, что его нет дома. Ключ скрежещет в замке, и дверь открывается. И это не Ричард — это Коннор: он вскидывает взгляд на Гэвина и шагает внутрь. — Привет, — говорит он, пока Гэвин осмысляет происходящее. И стоит подумать, где он взял ключи — а еще, что Гэвин забыл отобрать у него приглашение, а это может дорого обойтись… Но вместо этого Гэвин открывает рот и говорит: — Выглядишь феерично. Это не преувеличение: вид у Коннора потрепанный. Под глазом темнеет синяк, на лбу и щеке ссадины — последствия удара пистолетом. Скула заклеена телесными пластырями, но это только придает всей картине остроты. Он аккуратно прикрывает дверь за собой и делает несколько шагов, пересекая гостиную: он ничего не отвечает, а Гэвин не задает вопросов. Наконец Коннор останавливается, бросает короткий взгляд на горшок. — Я пришел кое-что вернуть, — произносит он. И с этими словами он запускает руки в карманы и достает… У Гэвина сердце едва не останавливается, когда блеск ударяет в глаза, — как он не почувствовал запах раньше? Как не ощутил их присутствие? Неужели пары синяков хватило, чтобы настолько его отвлечь? Монеты падают на горку золота в горшке, каждая ударяется с нежным, похожим на биение пульса звоном. В горле пересыхает, и Гэвин хватается за полупустой стакан. — И ты ни одной не оставил себе? — он старается, чтобы голос звучал шутливо, будто у него тут все под контролем. Ему переживать не из-за чего. Верно? Коннор улыбается, но улыбка кажется натянутой. — Ричи мне запретил, хотя был такой соблазн, — улыбка гаснет, — а вообще, я не вор. С этим можно поспорить — артефакт Андроникова и все такое… — Я знаю, — говорит Гэвин. Коннор снова улыбается — эта небольшая улыбка заставляет что-то внутри Гэвина кипеть. — И еще кое-что, — Коннор снова запускает руку в карман. У Гэвина дыхание останавливается, когда он видит монету. Это… это монета Элайджи — та самая, которую тот подарил Коннору. Чистая, концентрированная удача — вся удача Коннора, и Гэвин остановившимся взглядом смотрит, как она взлетает в воздух, сверкая гранями, и падает. Прямо. В горшок. — Это что, взятка? — находит в себе силы он. Коннор опускает глаза. — Это инвестиция. В твою удачу. Или подарок — считай как хочешь. Подарок? Слишком дорогой подарок для лепрекона. Нет, не так — монета вообще слишком дорогой подарок для кого угодно, но для лепрекона особенно. Гэвин не знает, что сказать, слишком сильно стучит сердце, — и Коннор тоже молчит. Пауза затягивается. — Почему ты не используешь его? — спрашивает Коннор негромко. — Почему отказался от удачи? Это личный вопрос, и еще позавчера Гэвин в ответ на него послал бы Коннора нахер. Сейчас он не видит смысла в секретах. Пусть то, что он фактически побывал в теле Коннора, для самого Коннора пустой звук, — но угроза жизни и вернувшиеся монеты надломили в Гэвине какую-то важную преграду, стену. И он пока не понял, как ощущаются эти трещины. — Удача очень непредсказуема, — объясняет он, — вчера она могла убить вас обоих, чтобы этот псих не попал в меня, — его голос вздрагивает, — ты мог погибнуть, пока мы ехали туда, чтобы мне не пришлось рисковать. Рич мог погибнуть, чтобы не пострадал ты, — он вдыхает вдруг ставший душным воздух. — Однажды — давно — произошло кое-что плохое, и я решил, что не трону его, — он кивает на горшок, — не буду пополнять. Элайджа решил иначе. Гэвин умолкает, не желая продолжать. — Вчера твоя удача спасла нас всех, — осторожно — словно не уверен в теме — говорит Коннор. — Удача Элайджи убила Хлою, — Гэвин облизывает губы. Слова Коннора заставляют его сомневаться. — Но твоя удача вернула ей жизнь, — Коннор пожимает плечами, — просто подумай об этом. Гэвин отпивает виски — он подумает. Но сейчас все его мысли крутятся, сталкиваются друг с другом. Где Рич? Знает ли он, что Коннор здесь? Будет ли он ревновать? Гэвину ничего не рассказали, но он начинает подозревать, что именно случилось с Коннором полгода назад — воспоминания о вчерашнем неприятном сюрпризе Ричарда до сих пор слишком свежи. Гэвин не хотел бы испытать такое еще раз. — Выпьешь? — предлагает он, повинуясь порыву. Коннор хмурит свои ровные брови — и, прежде чем Гэвин успевает подняться и достать ему чистый стакан, он садится рядом и берет стакан Гэвина. Отпивает. Медленно выдыхает. — Непростые были выходные, — негромко говорит он. Вблизи видно, что ухо тоже все в пластырях, и в сердце у Гэвина что-то колет. Он поднимает руку и осторожно прикасается. — Непростые, — соглашается он. Забирает стакан из рук Коннора и допивает — ему кажется, он чувствует прикосновение губ. — Значит, с Хлоей все будет в порядке? — спрашивает он. Коннор поворачивается — его глаза совсем черные. Он кивает. — А горшок? — спрашивает Гэвин. — Горшок Элайджи? — Я вернул его. Это… шокирует. — Наверное, вы и правда хорошие друзья, — говорит Гэвин и не может удержаться от вопроса в голосе. Взгляд Коннора вспыхивает. — Я ничего не должен тебе объяснять, — сквозь зубы произносит он, — мы с Элайджей никогда не были любовниками. Ни разу не спали. Гэвин верит ему. — Я ничего такого и не думаю, — торопится сказать он, но Коннор уже отворачивается, и нечто невидимое между ними тает. Это, наверное, болезненная тема. Не стоило ее поднимать. Интересно, в качестве благодарности Эл подарит Коннору еще одну монету? И где все-таки Рич?.. Ужасное чувство — что Рич не захотел сам порвать с ним и послал Коннора, — охватывает Гэвина. Коннор, однако, не спешит ни с кем порывать — он сидит и смотрит на свои руки, сложенные на коленях. У него немного потерянный вид, и Гэвин все же встает, чтобы достать второй стакан и плеснуть в него виски. Расставание или нет — им все же есть что отметить. — За нас, — предлагает Гэвин. Звучит двусмысленно, и Коннор будто просыпается — поднимает на Гэвина удивленный взгляд. Но все же берет стакан и салютует. — За нас, — эхом отзывается он. И кивает. Будто что-то решил для себя. Что-то очень важное. И это вызывает у Гэвина совершенно неуместное волнение. — Что все-таки произошло с Хлоей? — спрашивает он в попытке изобразить светскую беседу, хотя напряжение в нем нарастает. Он ждет, но сам не знает чего. — Андроников убил ее? — Нет, — Коннор откидывается на спинку дивана, — на самом деле нет. Это интересная череда событий. Не то чтобы Гэвину казалось «интересным», что бедную женщину дважды убили, но он кивает, чтобы Коннор продолжал. — Она должна была встретиться с Саймоном, и они… — Погоди, кто такой Саймон? — перебивает Гэвин. Коннор отпивает из стакана, облизывает нижнюю губу, и Гэвин немного залипает, едва не забывая про свой вопрос. — Любовник Маркуса Манфреда, — поясняет Коннор. А, точно, один из протестантов-сектантов, и вроде бы фейри. — С ним случилось то же самое, а Хлоя Четвёртая решила провести собственное расследование. Она поняла, что Элайджа лишился горшка, и узнала про контракт. — И про тебя? — спрашивает Гэвин. Коннор поджимает губы. — У меня она спрашивать не хотела по понятным причинам. Но она вышла на Саймона, и они собирались вместе встретиться со Златко. — И что, этот Саймон её и убил? — рассказ невольно начинает Гэвина интриговать. Коннор хмыкает и качает головой. — Нет, нет. Они хотели сделать это тайком — чтобы не узнали ни Элайджа, ни Маркус, которые в этот день должны были встречаться. Не спрашивай зачем. Я был у Элайджи — собственно, я и предоставил ему алиби, когда полиция нас допрашивала, — у Гэвина в душе шевелится что-то не самое приятное, но он задвигает это подальше. — И Элайджа… он вышел из себя из-за того, что сломал свой телефон… Гэвин прыскает: Эл сломал телефон и взбесился — ну да, ещё бы, он в жизни ничего не ломал. — Его преследуют неудачи? Коннор взмахивает стаканом. — Ты получше меня знаешь, что это так не работает и никакого невезения не возникает. Просто ему тяжеловато дается обычная жизнь, — Коннор улыбается и говорит с настоящим теплом, и Гэвин начинает понимать Рича. — В общем, Элайджа отказался встречаться, поэтому Маркус остался дома. И Саймон не смог ускользнуть. Он звонил, но Хлоя вышла из машины и не брала трубку. — И… — до Гэвина начинает доходить, — её ограбили? Коннор переводит на него взгляд своих тёмных глаз. — Да, — просто отвечает он. Какая нелепая ирония судьбы, думает Гэвин, Хлоя была убита, потому что Эл лишился горшка из-за её смерти. Если бы Гэвин прочитал такой сюжет в книге, то решил бы, что он слишком уж фантастический. Так странно. Молчание затягивается, Гэвин сверлит взглядом свой горшок, размышляя: как понять, что правильно? Коннор играет с виски в стакане: наклоняет и смотрит, как тяжелая маслянистая жидкость растекается по стенкам. — Ричи влюблен в тебя, — говорит он тихо, — что ты об этом думаешь? У Гэвина сердце останавливается: вот оно. Вот то, за чем Коннор пришел — золотая монета все же оказалась взяткой. Платой. И все в Гэвине хочет побороться — послать Коннора нахер, попытаться увести Рича, но Гэвин прикусывает язык и глубоко вдыхает. Первый порыв не всегда самый лучший (и он не так уж уверен, что действительно хочет послать Коннора нахер — черт, он не уверен, что не хочет увести Коннора… О чем он думает, черт, черт). — А ты? — выпаливает он. — Что насчет тебя? Пришел меня придушить, а монеты для отвода глаз? Коннор смеется — смех меняет его лицо, он сразу кажется моложе и почти искренним. — Думаешь, не отвел бы тебе глаза чем-нибудь другим? — он снова смотрит в свой стакан, серьезнеет. — Мы не очень хорошо начали, Гэвин. Но… Но мы могли бы начать еще раз? Что? — Что начать?.. — Это, — и Коннор внезапно тянется к нему. Расстояние между ними маленькое, Гэвин даже не успевает сообразить, среагировать как-то, а губы Коннора уже на его губах, поцелуй мягкий и почти робкий. И Гэвин тает — больше всего на свете ему сейчас хочется отдаться этому поцелую, расслабиться, закрыть глаза, перестать думать о плохом и вообще думать. Однако… Жуткое подозрение вдруг охватывает его. Коннор любит своего брата, Гэвин уверен. А это значит, что… Огромным усилием воли Гэвин упирается ладонями в плечи Коннора и отстраняется. — Это из-за Ричи? — спрашивает он прямо. Коннор даже отшатывается — будто бы от неожиданности. — Это из-за меня, — Коннор колеблется, — ты нравишься мне, просто раньше я никогда… Ну уж нет! — Ты что-то задумал, Коннор? — перебивает Гэвин. Коннор смотрит на него пару секунд, а потом выпрямляется, расправляет плечи. Отпивает виски — и продолжает совсем другим тоном, сухим и деловым: — Впрочем, если ты не хочешь, то я понимаю. Обещаю, что не буду вам мешать — как-нибудь уж удержусь от того, чтобы придушить тебя, — в его голосе появляется микроскопический намек на сарказм, но тут же угасает. Он наклоняется вперед и ставит стакан на столик. — Извини, что отнял у тебя время, но нам нужно было поговорить, нехорошо было бы оставлять это все без ясности. Спокойной ночи, Гэвин… И Гэвин вдруг понимает, прямо сквозь потрясение на него накатывает осознание: вот он — момент выбора. Сейчас нужно решать. Сейчас нужно решать. Стоит просто промолчать — и Коннор уйдет. Возможно, действительно не будет «им мешать». Гэвин будет встречаться с Ричем и делать вид, что никакого Коннора нет. Вот только хочет ли этого сам Гэвин? Чего он хочет? Коннор начинает вставать, и Гэвин хватает его за руку быстрее, чем успевает додумать мысль до конца. Собственные желания предстают перед ним во всей очевидности. Их взгляды — его и Коннора — встречаются, когда он подносит ладонь Коннора к губам: пальцы пахнут золотом. Это опьяняющий запах. — Ты же сказал, что тебе не понравилось, — шепчет он, — солгал? Он будто ступает на лед, и тот трещит под ногами. — Ну, у меня лживый язык, — Коннор неуверенно улыбается, — к тому же, Ричи считает, я просто неправильно все делал, стоит попробовать снова. — Рич знает, что ты здесь? — спрашивает Гэвин с облегчением. — И… секунду, что это значит — неправильно делал? Лично я все делал правильно! Коннор снова смеется, и Гэвин совсем не понимает, что сейчас между ними происходит, но этот смех — он порождает внутри ощущение правильности. Освещает все в новом свете: Гэвин никогда не думал о полиамории, это даже звучит странно. Но если еще пару дней назад он хотел (или говорил себе, что хочет) только Ричарда — черт, он любит Рича, во что же он вляпался? — то теперь предложение будит в нем желания, которые Гэвин месяцами отгонял. Никакой волшебный голос не заставлял его переспать с Коннором — ну что же тогда? — Выгляни в окно, — предлагает Коннор. — Что… — Гэвин с трудом заставляет себя выпустить его руку, подходит к окну, раздвигает жалюзи и выглядывает наружу. Рич стоит, привалившись спиной к машине с водительской стороны: он возится с телефоном — голубоватые блики падают ему на лицо, — но он словно чувствует взгляд Гэвина и вскидывает голову. Его глаза светятся. У Гэвина сердце подпрыгивает, принимаясь стучать в ушах. Рич не собирается его бросать. Не собирается! — Он не против, — Гэвин чувствует горячее дыхание на шее, на затылке, руки обхватывают его талию, — так как насчет попробовать еще раз? Решение — думает (пытается думать) Гэвин. Прямо сейчас. И да, все может полететь к черту: Коннор все еще способен придушить его, Рич может начать ревновать, проклятье, да он сам наверняка будет ревновать, но одно ясно — если он откажется, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Он подмигивает Ричарду. А потом поворачивается к Коннору — и отвечает на поцелуй. Все как в тумане, кажется нереальным: он слышит, как хлопает дверь, но не находит в себе силы разорвать поцелуй — и это точно какое-то волшебство, точно, но в жизни Гэвина очень не хватает волшебства, так что он и не думает сопротивляться. Руки Коннора на его плечах, спускаются вниз, ныряют под футболку: ладони горячие, такие же горячие, как рот — они обжигают. Гэвину приходится отстраниться, когда кончается воздух. — Привет, Гэвин. Гэвин вздрагивает, поворачивая голову. Рич рядом, его губы приоткрыты, на щеках темный румянец, выражение в глазах загадочное и пугающее одновременно. — Что, не собираешься откусить мне руки? — и Гэвин задирает Коннору рубашку, почти демонстративно проводит пальцами по голому животу — это только частично шутка, но вместо страха Гэвин чувствует кураж. — Пока не знаю, — тянет Рич, его глаза как жидкий огонь. Соблазн слишком силен, так что Гэвин не колеблется. Он кладет ладонь на шею Рича, подается вперед — их губы впиваются друг в друга. Это словно он передает поцелуй Коннора, и он чувствует, как Рич дрожит под его руками. — Тебя это слишком возбуждает, да, Рич? — усмехается он. Проводит руками по груди, ниже, ладонь ныряет Ричарду между ног. Его это возбуждает, о да. Рич облизывается, язык мелькает между покрасневших губ, и у Гэвина колени слабеют. Им нужно прилечь. Прямо сейчас — или они прилягут на пол. — Что же ты раньше не говорил, что у тебя такие кинки, Ричи, — смеется Коннор. — Я бы что-нибудь организовал. — Нет! Рич тянется, чтобы схватить его, но Коннор выворачивается, выскальзывает одним плавным движением и исчезает в спальне — и верно, думает Гэвин, именно туда им и нужно! Он сбрасывает футболку, кидая ее прямо на пол: штаны жутко давят, каждое движение посылает огненную вспышку по позвоночнику, вспыхивает в голове динамитной шашкой. Ему жарко и тесно в одежде, в собственной коже. Коннор уже наполовину раздет — рубашка расстегнута, брюки сползли на бедра, это чертовски горячее зрелище. Гэвин замирает в дверях спальни, глядя, будто завороженный, как Ричард проходит мимо — пальцы скользят по плечу Гэвина, — как останавливается напротив Коннора и поднимает руки. Неторопливо спускает рубашку Коннора с плеч, а потом встает на колени… Гэвину приходится спешно расстегнуть ширинку и сунуть руку в штаны, сжимая — или он рискует кончить прямо сейчас. Дыхание застревает в горле, он корчится от остроты ощущений, но не может отвести глаз. Ричард медленно раздевает Коннора — как будто разворачивает что-то очень дорогое и ценное, — брюки отправляются в сторону, за ними белье. Коннор стонет, упираясь в плечи Рича руками (Гэвин стонет вслед за ним), — когда тот прижимается лицом к его животу, ведет языком от пупка вниз, обхватывает потемневший тяжелый член губами. Гэвин смотрел порно, но никогда он не видел чего-то настолько же возбуждающего. Никогда. Он глотает воздух мелкими, рваными глотками, чувствуя, как пот собирается на пояснице, как трясутся колени. Нечто невероятное происходит у него на глазах, и он горит. Рич выпускает член Коннора с влажным, отдающимся во всех нервах Гэвина звуком и поворачивает лицо. Он смотрит на Гэвина, его глаза полны вожделения, и Коннор тоже смотрит — пьяным, одурманенным взглядом. — Иди сюда, Гэвин, — зовет Рич. Боже… Гэвин рядом в мгновение ока, не может выбрать, кого поцеловать — но Коннор толкает его на матрас, стягивает с Гэвина штаны вместе с бельем и забирается сверху, усаживается ему на бедра. Контакт обнаженных тел оглушает, шокирует. Коннору нравится эта позиция, успевает подумать Гэвин — мысль обрывистая, лихорадочная, — но Рич уже залезает на кровать, затаскивая Гэвина наполовину себе на колени. Его лицо совсем рядом, раскрасневшееся, волосы прилипли ко лбу, и Гэвин прижимается губами к его шее, ласкает соленую кожу языком — не может удержаться. И едва не орет, когда Коннор обхватывает влажной ладонью его член, проводит от основания до головки, собирая выступающую смазку. Гэвин непроизвольно вскидывает бедра, дергается так сильно, что даже вес Коннора не прижимает его к кровати. Черт, черт. Коннор фыркает — наверное, это придушенный смех. — Фантазировал об этом? — Гэвин оторваться не может от его лица — пятна румянца на скулах, приоткрытые губы, — трахнуться с парой фейри с одинаковыми лицами? Гэвин сжимает его бедра над коленями — кожа горячая и гладкая. — Вы не одинаковые. — Точно, — все же смеется Коннор, трогая разбитое лицо, — сейчас Ричи в разы красивей. — Эй, — Гэвин тянет его за локоть, наклоняя к себе — не грубо, но настойчиво, — вы не одинаковые. Воздух вдруг становится тяжелым, полновесным: нечто непонятное отражается в глазах Коннора, Гэвин невольно трезвеет — чуть-чуть, — реальность сжимается вокруг… Рич целует его. Это неожиданно нежный поцелуй, и когда Гэвин открывает глаза — в ответном взгляде Рича он тоже видит теплоту. Он хочет сказать что-то — что-то нежное и романтичное, но лицо Рича меркнет перед глазами: Гэвин чувствует, как его член погружается в тело. Коннор горячий изнутри и снаружи, он резко выдыхает, пока Гэвин пытается глотнуть хоть каплю воздуха. Коннор не дает ему прийти в себя, привыкнуть — сразу же начинает двигаться, откидываясь назад, и Гэвин и так на грани — но этот потрясающий вид совсем сводит его с ума. Протянув руку, он ведет по животу вверх, обхватывает шею ладонью, тянет к себе, срывая с губ Коннора быстрый поцелуй — но тот сразу же выпрямляется, начинает двигаться еще сильнее, быстрее. — Тебе нравится? — шепчет Рич Гэвину в ухо — его руки спускаются по груди Гэвина вниз, и еще ниже, ладонь ныряет между ног — туда, где их с Коннором тела соединяются, и это… Гэвин кусает губы, потому что у него нет слов и даже мыслей — а потом кусает губы Рича, когда тот целует его: язык Рича врывается в рот Гэвина с таким напором, что это почти как секс. Жарче, чем секс. И он… Он почти… Коннор выгибается, впивается пальцами в его бедра, оставляя царапины, но Гэвин не чувствует боли — Коннор сжимается на нем с такой силой, что оргазм скручивается в животе, груди, голове, и Гэвин может только кричать, вскидывая бедра. Словно в тумане он смотрит, как Коннор поднимается на коленях, запрокидывая голову, кусая пальцы, сипло стонет — семя Гэвина вытекает из него, но Гэвин так опустошен, что не может даже возбудиться, хотя это зрелище остается в его памяти навсегда. Он словно выпадает из тела — может только наблюдать, как Рич толкает Коннора вперед, опрокидывая Гэвину на грудь, и трахает сзади, и его лицо — это что-то невероятное. Он смотрит Гэвину в глаза своим горящим взглядом. Коннор стонет, цепляясь за руки Гэвина, его дыхание обжигает Гэвину грудь, шею. Момент, когда он кончает — снова — подталкивает Гэвина к черте, напряжение сжимается внутри, в ушах шумит. Рич кусает губы, жмурится, его движения становятся резкими и отрывистыми: его оргазм тихий, но Гэвин буквально чувствует, как он выплескивается, достигает своего пика. И Гэвин… …кажется… …тоже.   Он приходит в себя с трудом. Рич лежит, подперев голову рукой, и разглядывает его — пристально, внимательно. Коннор на спине, с закрытыми глазами, у него такой расслабленный вид, что он не похож на себя. — Хочется сигарету, — мечтательно говорит он. Да, Гэвин тоже не отказался бы… Но Рич твердо произносит: — Нет, — и садится, скрещивая руки на груди, брови строго сведены. — Это вредная привычка. В принципе, можно и бросить, лениво думает Гэвин — у него все равно сейчас нет сил на борьбу. Может быть, чуть попозже. Коннор только вздыхает. Наступает тишина, и в этой тишине в голове у Гэвина снова начинают роиться всякие неприятные мысли. — И что теперь? — прямо спрашивает он и удивляется собственной смелости. Он должен знать. — Думаю, нам стоит сходить на свидание, — говорит Коннор, — только не сейчас. И не в ближайшие пару часов, пожалуй, я пока не могу. — Не можешь? — Рич улыбается — и, черт, наверное, это первый раз, когда Гэвин видит его улыбку. Она бесподобна. — Не можешь ходить? Коннор смотрит на него, задрав брови. Садится, тянется вперед — и целует Ричарда. Словно пытается съесть. Гэвин выжат досуха, полностью опустошен — но при взгляде на этот поцелуй чувствует, как в животе начинает оживать возбуждение. Поцелуй жадный, глубокий и оглушительно страстный. — Кажется, — выдыхает Рич, когда Коннор выпускает его, — я тоже не могу ходить… Коннор переводит взгляд на Гэвина — его глаза блестят, щеки пылают, и Гэвин тоже хочет поцелуй, от которого не сможет ходить. — Что думаешь о свидании? — спрашивает Коннор с улыбкой. И это отличная идея — на самом деле. — Только ты платишь, — Гэвин шевелит бровями. Коннор откидывается на постели, смотрит в потолок. Смеется, и у него такой довольный вид, что у Гэвина дурацкие бабочки в душе. — Как обычно, — бормочет Коннор себе под нос, но он не злится. — Как обычно.