it's all so incredibly loud

I think you messed up Someone stop this tragedy (Where is my hometown?)

Особое место в сердце Сано Манджиро отдано Шиничиро — такова истина. Старший брат — это пример для подражания, каждое его действие и слово — предмет восхищения, а дурацкие шутки чуть ли не самые смешные на свете. Это сродни помешательству, в котором никто не видит ничего странного, в конце концов кто из мальчишек не делал из старших братьев кумиров. Со взрослением пройдет. И оно действительно проходит. Разбивается отчаянием смерти, грусти, виной и злостью. Из примера для подражания Шиничиро становится святыней. О нем знают и почитают, но вслух не говорят, и имя его — нечто запретное, что несет за собой вереницу нежелательных и одновременно лелеемых воспоминаний. Шиничиро — квинтэссенция разодранных чувств в отнюдь недолгой жизни Майки и с этим мирятся все, кто знаком с историей хоть немного. Никто не задает вопросов, не выражает замешательство и не ставит под сомнение истинность происходящего. Локальные трагедии случаются повсеместно. Жизни рушатся, агония распространяется зудом по телу и топит, но ко всему со временем привыкаешь. Таково человеческое существо. Все просто. Кроме единственной детали, нарастающей гулом с каждым проделанным вздохом: Майки ненавидит Шиничиро. Ненавидит его со всей возможной любовью, с пылкостью человека, вновь и вновь теряющего частицы себя. Ненавидит его, когда слышит рассказанную Вакасой правду. Ненавидит, когда смотрит в зеркало и думает, что не сделай Шиничиро кумира из него, все остались бы живы. Баджи блистал бы клыкастой ухмылкой, Дракен, с которым они бы так и не познакомились, жил бы своей мирной жизнью, Эмма бы нашла счастье где-то за пределами их пропахшего отчаянием дома. Майки бы не уничтожил жизнь Харучиё за пару минут. Шиничиро превратил его в монстра, потому что не смог справиться со своей любовью и навалившимся одиночеством. Майки презирает его настолько же сильно, насколько жалеет. Из святыни старший брат становится храмом; не тем местом, где когда-то собиралась Тосва, а пыльным, разрушенным воздвижением, которое прокляли. Майки горит в своей ненависти, когда в его руки падает обессиленное тело Такемичи. Разум проясняется, насмешливо подкидывая фрагменты случившегося. Это ты его убил. Ты его убил. Снова ты во всем виноват. Майки сжимает тело Такемичи сильнее и, кажется, кричит. Он не уверен, его ли это голос, он не знает, реально ли все происходящее. Перед глазами побледневшее избитое лицо, испачканные в крови волосы и огромная рана в чужой груди. Ну же, Такемичи, открывай глаза. Ладони сжимаются в кулаки от бессильной ярости и отчаяния. Этот идиот так сильно похож на Шиничиро. Лезет, куда не просят, уперто прет наперекор здравому смыслу и умирает из-за Майки. Майки пытается ненавидеть Такемичи, но все сильнее захлебывается слезами. Он надеется, что тот каким-то образом снова перенесся в прошлое, что где-то там, много лет назад, он жив и счастлив, смеется с шуток друзей и никогда не встречает Сано Манджиро. Только Майки знает, что это пустые мечты, ведь дай Такемичи хоть бесконечность жизней, он все равно проигнорирует все предупреждающие знаки. Майки знает, потому что просил, пытался уберечь, держался как можно дальше. И все равно не спас. Просто потому что один надоедливый герой решил перевернуть все на свой лад. Это так чертовски больно — не быть услышанным. — Какой же ты придурок, — всхлипывает Майки, притягивая бездыханное тело в объятия. — Зачем? Майки не знает, к кому именно обращается, кого именно хочет спросить. Чтобы спасти тебя, Майки. Он ненавидит то, что знает ответ. — От кого меня нужно было спасать? От себя самого или от вас? Святыни молчат, и в разлившейся тишине Майки больше не может склеить себя заново. За поступки всегда приходится платить.