Лу создала чат Guzmancito’s surprise birthday party Лу добавила Карлу, Омара, Надю, Валерио, Андера и Ребекку в чат Guzmancito’s surprise birthday party
Лу: hey, losers Лу: и Омар ❤️ Лу: если вы уже запланировали что-то на 19-е, отменяйте, потому что мы мутим вечеринку-сюрприз на день рождения Гусмана Валерио: от лица всех: мы очень счастливы, что ты живешь в Нью-Йорке, Лу Лу: 🖕🏼 Андер: добавь Саму, он прилетитКарла вышла из чата Guzmancito’s surprise birthday party
Ребекка: мне начинает тут нравитьсяЛу добавила Карлу и Самуэля в чат Guzmancito’s surprise birthday party
Лу: давайте без разборок разведенок, Гусман будет рад видеть вас обоих Лу: @Андер, мне надо будет, чтобы ты отвлекал именинника, пока мы будем все готовить Андер: кайф Лу: продумай что-нибудь нормальное, пожалуйста Лу: но не так, чтобы затмить вечеринку Лу: и, может, не супер активное, он так устает на работе 🥺 Валерио: ты закончила, сеньора Нуньер? Ребекка: у меня так много вопросов… Самуэль: я тоже хочу отвлекать именинника Лу: нет, ты мне понадобишься для организации Самуэль: 😬 Омар: умоляю, давайте сделаем вечеринку в стиле бумажного дома Омар: я уже все продумал Лу: dear, обязательно сделаем, но не для Гусмана, он и первый сезон не осилил Омар: слабак Лу: tell me about it Надя: вы вообще уточняли у Гусмана, хочет он вечеринку или нет? Валерио: главное, что мы хотим Андер: норм, пусть встряхнется Лу: короче, я предлагаю сделать surf party, потому что он увлекся этой темой в последнее время Лу: ну, и я уже заказала ему доску Ребекка: какая сёрф-вечеринка без воды? ты была у него в квартире? там максимум, что можно рассекать, это пузырьки в джакузи Лу: не переживай, дорогая, вечеринка будет у меня Валерио: офигеть, и отец не против? Лу: когда он узнал, что это для Гусмана, еще и увеличил мне бюджет Валерио: … Лу: мы с Омаром и Карлой займемся декорациями и развлекательной частью, но нужно распределить еще несколько вещей Омар: я за референсами на Pinterest 🏄🏼 Валерио: подгоню алко, но деньги с тебя, сестренка Лу: я даже не сомневалась Ребекка: Кае могла бы помочь с дресс-кодом Ребекка: … Ребекка: черт, а где Кае? Андер: да, добавьте Каэтану Лу: 🙄 Валерио: не обращайте внимания, она до сих пор не может смириться с тем, что Каэтана мутила с принцем Лу: да плевать мне, кто с кем мутит Валерио: это пока твой серфер гоняет по волнам в одиночествеЛу удалила Валерио из чата Guzmancito’s surprise birthday party
Ребекка: буду скучать Ребекка: @Надя, @Самуэль, еда тогда на нас? Лу: @Надя, под твою ответственность Надя: ок Ребекка: чего ты такая серьезная? Лу: да она тусит на стажировке целыми днями, ей не до развлечений простых смертных Лу: а, да…Лу добавила Валерио в чат Guzmancito’s surprise birthday party
Лу: гости тоже на тебе, Вал, но, пожалуйста, не увлекайся Валерио: так и знал, что вы и пяти минут без меня не продержитесь*
Накануне дня рождения Гусману снится странный сон. Все, кто окружает его там, такие реальные — может, реальнее, чем есть на самом деле — а сам он словно ненастоящий. Тело кажется слишком легким, а отражение чужим, но Гусман вдруг слышит свое имя и, обернувшись, застывает на пороге незнакомой прихожей. — Я сейчас все уроню! — голос Марины раздается совсем близко. Ему уже сложно воспроизводить его в реальности, но здесь он, как и годы назад, искрится жизнью. Ее рыжие кудряшки виднеются из-за стопки подарочных коробок, которые она удерживает из последних сил, и Гусман, все еще заторможенный, с трудом заставляет себя перехватить их. — С днем рождения, братишка, — Марина улыбается ему навстречу, Марина что-то говорит, Марина стоит рядом, и он не понимает, что происходит. — Верхняя твоя, самая большая для Лу — я уверена, она будет в восторге от этого платья, главное не говорить ей, что я купила его на рынке в Марракеше, а не в бутике, — буднично объясняет она, перебирая коробки в его руках. — А остальное для малыша. Гусман только кивает. Он не уверен, что смысл ее реплик добрался до его мозга. Марина взрослее, чем в день своей смерти. Она тянет его за собой — обстановка незнакомая, очертания комнат быстро расплываются, будто непутевый художник ведет ластиком по их следам, — много говорит и находу оборачивается, желая увидеть его реакцию. В ее монологе мелькают расследования, Марокко, статьи… она, кажется, уже работает. Гусман идет вслед за своей взрослой сестрой и не может в это поверить. — Как Лу? Как Дэнни? Чего ты такой молчаливый сегодня? — Марина, прямо как в детстве, с разбегу приземляется на диван. Наверное, они в гостиной. Наверное, это его дом. Наверное, он тоже взрослый. — Марина, — Гусман будто слышит себя со стороны, произнося имя сестры; ему казалось, этого больше никогда не случится. — Что ты… как ты… — Он хмурится, пытаясь собрать мысли, но вопрос не формулируется даже в голове. Марина смеется, и он ловит эту легкость, которая всегда сопровождала ее. — Я супер, я же сказала тебе. Если это расследование не принесет мне «Пулитцера», я буду очень удивлена… — Она перебирается к нему поближе, и он чувствует тяжесть ее тела, хотя может поклясться: раньше физические ощущения отсутствовали во снах. Осторожно касаясь ее волос, Гусман потерянно спрашивает: — Как ты… оказалась здесь? Все это не по-настоящему, но Марина абсолютно реальна. Ему не приходится выдумывать ответы за нее, как это бывает, когда он проваливается в свои фантазии. — Не поверишь, но есть такая штука под названием самолет… — Он, наверное, впервые не бесится, когда слышит ее ироничный ответ. Пытается составить картинку из ее коротких объяснений, понять, как складывается ее жизнь в этом неясном измерении. Похоже на то, что у нее все хорошо. В ее речи часто мелькает Оксфорд, которым она грезила с первой поездки в Англию, а на экране телефона то и дело возникают их совместные фотки из путешествий по Британским островам. Уставшие, но вдохновленные, они стоят на фоне изумрудных пейзажей, и Гусман уже знает, что это просто более счастливая версия его жизни, которую зачем-то подкинуло подсознание. Кое-где на снимках с ними есть Лу — он крепко обнимает ее, и сразу понятно, что они вместе. (хоть где-то) Чем дольше он здесь, тем яснее ощущается все вокруг. Обстановка уже не расплывчатая, он с легкостью различает luxury-минимализм в дизайне гостиной и догадывается, кто мог выбрать такой интерьер. — Входная дверь не заперта в честь твоего др, или как, именинник? Этот голос — из самых счастливых дней его детства и самых больных — его юности. Поло тоже живой и тоже взрослый, и Гусман не понимает, как он может материализоваться таким в его сне. В его голове друг детства навсегда застывает тревожным подростком с дрожащими руками и стекленеющим взглядом. Здесь он — спокойный и утонченный, у него мягкий смех и абсолютно добродушный взгляд. Может, он бы и вырос таким, кто знает. Но Гусман уже вряд ли сможет разграничить два этих образа. — Карла! — Марина вскакивает с дивана, чтобы обнять подругу, которая заходит в гостиную следом. Карла такая… неживая? Гусман не может понять, что с ней. Он хочет подойти, но ловит ее холодный взгляд и почему-то не решается. В этом странном измерении на руках у Карлы и Поло блестят одинаковые обручальные кольца, но они максимально отстранены — друг от друга и от общего веселья. Гусман невольно опускает взгляд и замечает золотой ободок на своем безымянном пальце. — Как обычно, ждем только Лу, — ворчит Поло, меряя шагами гостиную. Не хватает кого-то еще. Их элитная компания с детства состоит из шести человек, поэтому Гусман на автомате добавляет: — И Андера. Тишина обрушивается резко, но Гусману не впервые ощущать ее физически. Уши на мгновение закладывает, будто он взмывает в воздух, и также быстро отпускает, оставляя внутри тупую ноющую боль. — Да что с тобой такое? — Марина с беспокойством смотрит на брата. — Андер умер десять лет назад, в выпускном классе. Если выпускной класс был десять лет назад, значит им сколько, двадцать восемь? Стоп, что. Гусман с трудом возвращается к последнему предложению Марины. Как это работает? Одна жизнь за две? Или за две нужно отдать… Гусман оглядывает их компанию, и внутри впервые возникает желание выбраться из этого сна. — Где Лу? — выдыхает он, оборачиваясь к Марине. — Откуда мне знать? — удивляется она. — Я думала, она наверху… черт Лестница небольшая, всего один пролет, но по ощущениям почему-то напоминает подъем по стремящемуся вниз эскалатору. Дыхания не хватает, но Гусман все равно кричит ее имя в пустоту, цепляясь руками за перила, чтобы не свалиться на такой скорости. Самое время проснуться, но вместо этого странное измерение поглощает только сильнее, и на мгновение ему кажется, словно он всегда был здесь, а та жизнь с тремя убийствами в Лас-Энсинас — всего лишь его больная фантазия. — ЛУ!! — Он перехватывает немного воздуха, наконец, оказавшись на втором этаже, и вдруг слышит недовольный детский плач. Дверь напротив распахивается, и он видит на пороге рассерженную Лу. Облегченно вздыхает, потому что для него это ее самый привычный вид. Ну, может, за одним исключением. — Ты что, псих? Зачем ты пугаешь ребенка? — Лу прижимает к груди ревущего малыша — он совсем кроха, но Гусман не разбирается в детях, поэтому сложно сказать, сколько ему. Может, месяцев шесть. Он прячет раскрасневшееся от слез личико в оборках ее платья, и Гусману не сразу удается разглядеть в нем знакомые черты. — Ну, тише, тише, родной, ничего страшного, твой папа просто сошел с ума, — укачивая его, успокаивающе бормочет Лу. Гусману кажется, голова сейчас взорвется от новых переменных. Потянувшись к ним навстречу, он осторожно проводит ладонью по спинке малыша (настоящий, боже) и задает самый тупой вопрос из всех возможных: — Это что… наш? — Нет, взяла напрокат к твоему дню рождения, — Лу закатывает глаза. — Ну и шуточки у тебя сегодня, Гусман. Он шагает в незнакомую комнату вслед за ней и оказывается в детской. Огромной, светлой, идеально убранной, будто фотография из каталога. Разве такой порядок реально соблюдать с младенцем? — Извини, я просто… хотел сказать, что все уже собрались, — Гусман с опаской наблюдает за тем, как Лу укладывает малыша на высокий столик с бортиками и жестом просит его подойти. — В следующий раз можешь скинуть сообщение, а не орать так, будто тебя убивают, — убедившись, что он следит за ребенком, Лу приближается к большому бежевому шкафу, за дверцами которого скрывается бесчисленное количество детской одежды. Боже, да в магазинах, наверное, представлен более скудный выбор. — А теперь Дэнни вряд ли смилостивится на дневной сон, так что придется ему потусить с нами… Пока она придирчиво перебирает вешалки с маленькими рубашками, Гусман неуверенно смотрит на лежащего перед ним малыша. Тот активно машет ножками в воздухе, словно пытается отбиться от кого-то невидимого, и не перестает сердито лепетать (в воображении Гусмана это похоже на жесткую малышковую разборку, и он едва заметно усмехается такой ассоциации). — Хей, приятель, — шепчет он, пытаясь привлечь внимание Дэнни, и тот, чуть раскачавшись, вдруг переворачивается на живот. — О, э, о! — невольно восклицает Гусман, не ожидая таких активных действий. Выставляет руки по обе стороны от него, но почти не касается, потому что наличие ребенка кажется самым сюрреалистичным элементом из всех, с которыми он столкнулся в этом сне. — Что? Что? — Лу нервно оборачивается, услышав панику в его голосе. — Ничего, просто он так резко перевернулся… — Офф, Гусман, он уже давно так делает, ты чего? Лучше посмотри, теперь у вас будут matching outfits, — игриво улыбаясь, она демонстрирует уменьшенную копию его костюма, — если этот молодой человек, конечно, не раскапризничается, когда я одену на него пиджак… Лу тоже другая, возможно, меньше всего похожая на себя прежнюю, однако с ней Гусман вдруг ощущает, что не только обстановка вокруг, но и сам он реален. Склонив голову, он наблюдает за тем, как она аккуратно переодевает малыша. Тот пытается слабо протестовать, когда вместо мягкой пижамы на нем оказывается белая рубашка, впритык сходящаяся на животике, но Лу, застегивая пуговицы, оставляет легкие поцелуи на его щечках и успокаивающе добавляет: «ну все, уже все, любовь моя». От этой картинки у Гусмана почему-то немного першит в горле. — Лу… Она поднимает на него взгляд, такой удивительно спокойный, и он, чувствуя, как слова опережают мысли, говорит ей то, что так и не решился сказать в реальности: — Я люблю тебя. На интуитивном уровне понимает, что это — безопасное пространство для такого признания, потому что здесь оно не будет встречено беспомощным «Гусман, пожалуйста… давай не будем». Здесь Лу только рассеянно улыбается, потому что (наверное) часто слышит эту фразу. Привычно роняет «и я тебя, родной» и подхватывает на руки малыша, который — теперь Гусман отчетливо видит это — жутко похож на него в детстве, только большие карие глаза у него от Лу. Но… разве подсознание способно создавать новые образы во снах? Или он просто уже где-то видел этого ребенка? Гусман хмурится, на мгновение внутри становится неуютно, но Лу что-то говорит, а маленький Дэнни требует непрерывного внимания, и ему приходится отвлечься от своих тревожных мыслей. Они спускаются на первый этаж вместе. Марина, только заметив племянника на горизонте, немедленно забирает его у Лу и, прижимая к себе, начинает общаться с ним дурацким умилительным голосом. — Дэнни так повезло с ней, — Лу улыбается, провожая их взглядом, но есть в этой улыбке что-то бесконечно грустное. Такое знакомое, что Гусман вдруг понимает, что она скажет дальше, и его бросает в холод от одной только мысли об этом. — Знаешь, когда я смотрю на них… всегда думаю: что если бы Вал дожил до этого момента? Он был бы лучшим дядей, правда? Гусман растерянно притягивает ее к себе. Значит, это не более счастливая версия его жизни. Черта с два она вообще счастливая, если Лу пришлось пройти через тот же ад, что и ему, когда умерла Марина. — Конечно, правда, — поспешно соглашается он, хотя и не может представить Валерио в роли дяди. Как и себя в роли отца, впрочем. — Но что бы ни случилось, я здесь, хорошо? — он говорит это, чувствуя, что исчезнет уже очень скоро. Но вместо него вернется Гусман из этого измерения, а он, наверное, неплохой парень. — Я знаю, — эхом откликается Лу, прижимаясь к нему. — Ты всегда рядом. Гусман закрывает глаза, слышит эту фразу из своих уст — там, где мысленно бывает почти каждый день — и отвечает словами, которые когда-то произносила она: — Где мне еще быть? Их окружают друзья, и обстановка вновь становится суматошной: голоса сливаются воедино, и понять, в чем суть беседы, Гусману удается с трудом. Поначалу он ухватывает крошечные отрывки, поэтому вступать в разговор не торопится, только наблюдает. Больше всего за Мариной, которая кажется ему очень счастливой — видимо, когда долгожданная свобода получена, тратить энергию на бунтарские выпады не приходится, и она сосредотачивается на том, что любит. Может, даже не ссорится с родителями. Гусману хочется спросить о них, но он боится снова услышать «они умерли много лет назад». Хватит смертей на сегодня. Рядом с Мариной сидит ее полная противоположность — Карла будто огорожена невидимой депрессивной стеной, ее единственное участие в разговоре сводится к равнодушным кивкам головы. Не отрываясь от телефона, она едва ли касается еды на тарелке, которую ей то и дело подсовывает Лу, и опустошает бокалы с вином быстрее, чем Гусман успевает их сосчитать. Может, у нее плохой день, или что-то случилось за пару часов до праздника. А может, здесь она так и не выросла из этого холодно-отстраненного состояния. — Come on, Марина, покажи нам его уже, — доносится до него голос Лу будто бы издалека, и он, наконец, улавливает суть беседы. — Хочу увидеть марокканца, который, возможно, будет сидеть с нами за столом на следующем празднике. Are you excited to have a new uncle, sweetie? — последнее обращено к малышу, который с любопытством исследует мамину тарелку на предмет новых вкусов. Судя по его довольному личику, он и правда excited. Но виной тому не потенциальный дядя, а кусочек вареной моркови, который ему удается выловить в тарелке. — Пожалуйста, не начинай, мы встречаемся всего пару недель, — Марину, видимо, здорово достают темой семьи и замужества. Если с мамой все в порядке, то Гусман не сомневается, что она выступает в первых рядах. — И он не марокканец, он из Мадрида, просто сейчас живет там… — По работе? — уточняет Лу, поудобнее перехватывая скуксившегося Дэнни, которому не приходится по вкусу морковь. Он неуверенно морщится, видимо, раздумывая, стоит ли несчастный овощ того, чтобы расплакаться. — Почти, — уклончиво отвечает Марина, и Гусман прекрасно знает, что она врет: прошло почти четыре года после ее смерти, а он все равно помнит эту скрытную интонацию. — Он сидел в тюрьме два года, его поймали на доставке наркотиков, — добавляет она вызывающе, и Лу на мгновение застывает. — А когда вышел, решил начать с нуля и улетел в Марокко. — Уголовник в нашей семье? No freakin’ way, Марина, — выдыхает она. — В нашей семье, — Марина закатывает глаза. — Это еще что значит? — Лу, если ты хочешь поссориться в день рождения Гусмана, мы можем, но я предлагаю перенести обсуждение моей личной жизни на… даже не знаю, тебе будет удобно в четверг? Дружеская атмосфера незаметно растворяется, и Гусман вдруг отчетливо ощущает их взаимную неприязнь. Лу и Марина ладят разве что в первые месяцы знакомства, следом начинается бесконечная дележка. Сначала Карлы, и Лу побеждает — с ней легче, прикольнее, ноль драмы, в которой Марина захлебывается лет с двенадцати. Потом Гусмана, и здесь тоже вырисовывается очевидный победитель. — Как будто мы все тут святые, — вмешивается Поло, видимо, решив разрядить обстановку. — Кто-то распространяет, кто-то употребляет… чего только не случается в юности. Взгляд Лу стекленеет, и Гусман знает — чувствует — что это связано с Валерио. — Я не… — Поло, видимо, понимает, что сморозил, и поспешно добавляет: — Это не то, что я имел в виду. Гусман бросает на него тяжелый взгляд. Он говорит Поло «я тебя прощаю», когда тот лежит в осколках на полу Teatro Barceló, но вряд ли представляет, что однажды им придется оказаться за одним столом. я в аду? Дэнни ревет в унисон его извинениям — ему давно пора спать — и Лу бормочет что-то успокаивающее, пытаясь укачать его. Голова вот-вот взорвется, Гусман закрывает глаза, пытаясь раствориться в этой странной реальности, но чудесного перемещения не происходит. — Гусман… Гусман, — голос Лу прорывается сквозь детский плач, и он чувствует себя виновато за материализующееся внутри раздражение. — Возьми его, я сейчас вернусь. нет, спасибо, я не готов? Гусман растерянно прижимает к себе ребенка. Он похож на него, но психует как Лу. Слишком настоящий для сна, и эта мысль пугает Гусмана своей значимостью. Он неловко покачивает воинственно настроенного малыша и прислушивается к беседе друзей — теперь Поло, словно переняв эстафету у Лу, достает Марину вопросами про ее нового парня. В их диалоге мелькает хорошо знакомое имя, и Гусман поражено застывает. Она называет его Нано. что за хрень? — О, вау, он очень симпатичный, — доносится до него голос Карлы; кажется, она говорит всего второй раз за день. Марина смеется, листая что-то на экране своего телефона: — Это не он, это его брат, Саму… но он тоже замечательный. У Гусмана нет сомнений в том, что на снимках, которые демонстрирует сестра, Самуэль и его бедовый братец. Они тоже повзрослевшие, но узнаваемые. Где-то за кадром, возможно, есть Кристиан, которому не понадобилось дорогостоящее лечение в Швейцарии. А где-то — еще дальше, но не настолько, чтобы их пути не пересеклись — Надя. От этих мыслей становится тревожно, и он опускает взгляд на Дэнни, который уже не плачет, только беспокойно вертит головой, будто ища кого-то. Наверное, маму. Гусман неуверенно проводит тыльной стороной ладони по его щечке, но вновь отвлекается, слыша рядом смешок Поло. — Мне стоит ревновать? — Он улыбается, закидывая руку на спинку стула Карлы. Она бросает на него задумчивый взгляд и отвечает так серьезно, словно его вопрос не был клишированной шуткой: — Ты хочешь обсудить это здесь? Протяжный звонок в дверь — такой же, как в реальности — переключает внимание Гусмана. Он оборачивается, но кажется, будто никто, кроме него, не слышит противной трели. Придерживая неустанно вертящегося Дэнни обеими руками, он медленно идет на звук и вдруг ощущает, как все становится слишком легким, будто ни ребенка, ни его самого в этой прихожей уже нет…*
Дверь долго не открывают. Андер с тоской смотрит, как свечки, воткнутые в ведерко с острыми крылышками, постепенно гаснут, и продолжает давить на кнопку звонка. «Может, ночевал не дома?» — думает он, доставая из заднего кармана джинсов телефон. Экран загорается каждую секунду, это Лу раздает последние указания в чате. За эту неделю она успевает достать даже Андера, который не участвует в организации праздника напрямую, так что он мысленно сочувствует остальным. Открыв переписку с Гусманом, собирается спросить, где его носит, но не успевает: дверь распахивается, и на пороге, наконец, показывается именинник. Такой пришибленный, будто жестко тусил всю ночь. Он сонно трет глаза (отказывается им верить) и растерянно выдыхает: — Андер? Ты живой? Андер не сдерживает смешка. — Я-то да, а вот ты похоже не очень. С днем рождения, чувак. Ты уже успел отметить что ли? — Он сует под нос Гусману баскет и предупреждающе щелкает зажигалкой. — Сек, тут некоторые погасли, я сейчас зажгу… Ты пока подумай, что загадаешь. Но Гусману не до желаний, он все еще пытается прийти в себя и отделить реальность от сна, из которого едва удалось выбраться. Он готов поклясться, что впервые в жизни просыпался так тяжело, хотя лег вчера стандартно около двух. Тело не слушалось — может, несколько секунд, а может, больше; счет времени тоже шел странно — звонок в дверь то возвращал в реальность, то на мгновения закидывал обратно. — Ну? Тебе спеть, чтобы ты их погасил? Гусман на автомате задувает свечки, а в голове еще стоят образы из сна. Он оглядывается, будто ища кого-то, и медленно спрашивает: — А где Лу? «Неужели кто-то спалился?» — напряженно думает Андер. Хотя в их секретном чате уже неделю висит закрепленное сообщение «НЕ ПРОГОВОРИТЕСЬ, ЧТО МЫ БУДЕМ В МАДРИДЕ», так что шансов мало. — Не знаю, наверное, в Нью-Йорке, — отвечает он беспечно, и Гусман устало выдыхает, вспоминая, как она извинялась за то, что не сможет прилететь на его день рождения в этом году. — Черт, точно… сори, мне приснился сумасшедший сон, я еще немного путаюсь. Заходи, кидай вещи, я сейчас… — Он чувствует себя потерянно в собственной квартире, даже дверной замок поворачивает не в ту сторону, и от Андера не укрывается эта простая деталь. — Что с тобой, чел? Ты в порядке? Вообще помнишь, что тебе сегодня двадцатка? Да, только еще десять минут назад ему было двадцать восемь. Гусман выхватывает из ведерка кусок острой курицы и, ощутив, как кончик языка привычно загорается от адской смеси специй, будто бы немного заземляется. — Что за сон? — Андер хлопает его по плечу, следуя на кухню по знакомому маршруту. Холодильник Гусмана всегда забит домашней едой: мама завозит ему огромные контейнеры, содержимое которых он не успевает съедать из-за того, что вечно торчит в офисе или универе. Андер в таких случаях с удовольствием приходит на помощь, потому что они с Омаром не обременены готовкой и частенько перебиваются не самой полезной пищей. — Сон… — Гусман зевает, думая, какой из подробностей ошарашить его. — Ну, мы там… были женаты. — Ты и я? — смеется Андер, ныряя в холодильник за добычей. — Ты, конечно, можешь помечтать, но… — Дурак? — Гусман легко пихает его в плечо. — Я и Лу. — М-м-м, — Андер показывается на поверхности, что-то активно жуя. — Ну, поздравляю что ли. Подарок вручу в твоем следующем сне, не пропусти. Обмен беззлобными шутками и горячий завтрак ненадолго утягивают Гусмана в реальность. Ощущение праздника отсутствует (уже четвертый год, и это, наверное, естественно), но подарок Андера приводит его в полный восторг, и они вместе разбираются с олдовой приставкой, найденной им на eBay. Перебирают картриджи, которые последний раз держали в руках лет в восемь, и погружаются в детство, только увидев заставку старенькой GTA.*
В доме Лу хаос. Самуэль и Омар, сонные и не очень радостные, разбирают сваленные в прихожей декорации — импровизированный пляжный бар, уменьшенные версии досок для серфинга, какие-то деревяшки для фотозон… «Может, не оригинально, но классика — вариант беспроигрышный», — комментирует Лу свою концепцию еще в чате, хотя никто не возражает. — Издевательство, это должны были собирать чуваки, которые их привезли, — Валерио возмущается громче всех, несмотря на то, что помогает пока разве что морально. По его кудрявой голове тут же прилетает от Ребекки: она легко заезжает ему мини-доской и коротко отвечает: — Вставай, иначе мы ничего не успеем. Валерио ворчливо поднимается с пола и, окинув тоскливым взглядом фронт работ, интересуется: — И вообще, где наш главный организатор? Если не хочет работать, пусть хотя бы контролирует. — Если бы ты пришел сюда не пять минут назад, а с утра как все, то не задавал бы таких тупых вопросов! — слышится сзади голос Лу. Она не спит уже больше суток — перелет, джет-лаг, бесконечные доставки — поэтому выбирать выражения не планирует. Протягивает бутылки с холодной водой Самуэлю и Омару и, чувствуя, как Валерио сгребает ее в объятия, нетерпеливо добавляет: — Вал, серьезно, у нас мало времени. От него пахнет чем-то едким и сладковато-травяным, а на губах блуждает умиротворенная улыбка — не нужно быть гением, чтобы догадаться, что он выкурил пару косяков с утра. «Скажи мне, что ты не притащил с собой ничего крепче виски», — вкрадчиво произносит она, выпутываясь из его объятий, но Валерио только подмигивает ей и прикладывает указательный палец к губам. Great. Лу закатывает глаза, собираясь ответить, однако в коридор вслед за ней выходит Карла — открытый макбук балансирует у нее на вытянутой руке, чудом не падая — и тут же отвлекает Валерио вопросами по винодельне. — Вы лучшие помощники, — ворчит Лу, переводя взгляд с них на Надю, которая сидит прямо на полу и не поднимает взгляд от ноутбука последние минут сорок. — Просто кто-то мутит серьезный бизнес, — немедленно откликается Валерио, — каждому свое, сестренка. Лу оставляет его ответ без комментариев и возвращается к реально работающей части их компании. Она зря переживает, все почти готово, но ей необходимо, чтобы сегодняшний день прошел идеально. Он важен чуть больше других, потому что она знает, что у Гусмана был не лучший год. И ей так хочется порадовать его, напомнить о том, сколько классных людей есть в его жизни. Они все тут — прилетают из Лондона и Нью-Йорка, забивают на пары, пропускают рабочие смены — и они его любят. — Погоди, барби латина, ты сейчас отфигачишь себе пару пальцев, — Ребекка, заметив безуспешные попытки Лу захлопнуть механизм на деревянной фотозоне, приближается к ней и защелкивает его так умело, словно всю жизнь собирает подобные конструкции. — Чуть меньше силы, чуть больше логики. Облокотившись о сооруженный Омаром бар, Лу насмешливо улыбается. — Right, thanks. Ребекка гордым взглядом окидывает результаты их утренних мучений и добавляет неожиданно серьезно: — Да нет, спасибо тебе. Я думаю, Гусман давно нуждался в чем-то подобном. — That’s it? Никаких саркастичных ремарок? Ничего о том, что наше общение в любом случае обречено? — Не знаю насчет этого… Когда он рассказывает о тебе, его не заткнуть, — добродушно усмехается Ребекка, вспоминая их посиделки в баре редкими вечерами. У него всегда неведомым образом получается свести разговор к Лу, и теперь Ребекка знает о ее жизни в разы больше, чем в школе (и в разы больше, чем хотела бы). — Подтверждаю, я пытался, — Самуэль неожиданно вылезает из-за колонны воздушных шаров. — Много раз. Восторженный Омар уже тащит ящики с алкоголем к барной стойке и, не переставая оглядываться по сторонам, решительно заявляет: — Знаешь, что, Лу? Если я когда-нибудь соберусь жениться, мою свадьбу будешь организовывать только ты. Лу довольно улыбается, подходя к нему и принимаясь помогать с расставлением бутылок. — Что значит «когда-нибудь», dear? Я уверена, вы с Андером женитесь первые — в конце концов, вы единственные не зафакапили отношения со старшей школы. — Да, да… попробуй произнести слово «свадьба» рядом с Андером — в лучшем случае поймаешь его где-нибудь на границе с Францией, — ворчит Омар. Они смеются, и Ребекка, перехватив баночку холодного пива, возражает: — Ну нет, я ставлю на то, что первым из нас женится Саму. Он кажется таким… семейным челом. Обстановка на мгновение становится неловкой, Карла поднимает задумчивый взгляд от экрана ноутбука — может, рассуждает над ее гипотезой — а Самуэль почему-то теряется, словно это была не простая дружеская шпилька. — Пока не собираюсь, — бормочет он, неопределенно мотая головой, и тут же пытается перевести тему: — Так, я сгоняю за следующим ящиком, Валерио приволок целую кучу… — Ну конечно, тебе ведь нужно заработать миллиарды, чтобы соответствовать мажорке, на которую ты положишь глаз! — кричит ему вслед Ребекка, и Самуэль, не оборачиваясь, демонстрирует ей средний палец в ответ. — Вы все ошибаетесь, — Лу чувствует, как рука Валерио снова оказывается у нее на плечах, но на этот раз не отстраняется. — Сначала мы будем гулять на свадьбе моей сестренки. Она фыркает. — Очень интересная информация. Может, ты даже знаешь, кто будет на месте жениха? — А ты не догадываешься? — Валерио усмехается ей в ответ, но выглядит это как-то не весело. — Очевидно, что ты не успокоишься, пока не наступишь на эти грабли в сотый раз. Лу знает, что он имеет в виду Гусмана, поэтому ничего не отвечает. Ее и так достают его недвусмысленные намеки в чате (поэтому он ставит рекорд по вылетам), хотя она сама не до конца понимает, что чувствует. Гусман — друг. Наверное, лучший из всех имеющихся. Он не закрывается, как Карла, не осуждает даже за самые трешовые мысли, как Надя, не ноет часами о своих любовных драмах, как Омар. Нет, Лу обожает их в любом случае, но с Гусманом… немного другой уровень понимания что ли. Она отвлекается, чтобы внести последние штрихи в оформление, но внезапно раздавшийся звонок не дает ей этого сделать. Час до начала, Андер же не мог так протупить? — Это, наверное, Кае, я открою, — Ребекка летит ко входной двери, и Лу настраивается на не самое приятное столкновение в своей жизни, но на пороге стоят… Гусман и Андер. Ну, конечно. Надо было доверить эту миссию Самуэлю — у него явно лучше со счетом — но она так хочет увидеть удивленное лицо Гусмана при виде всех прилетевших без предупреждения друзей, что отказывается от этой идеи. Получается менее празднично и более растерянно — «сюрприз!» и «с днем рождения!» они кричат вразнобой — но Гусман, судя по ошарашенной улыбке, все равно приятно удивлен. Андер заманивает его сюда под предлогом «Омар попросил забрать какую-то хрень для съемок», и Гусман без проблем соглашается помочь. У него нет настроения на грандиозные вечеринки, договоренность посидеть вечером в баре с друзьями устраивает его на сто процентов, да и, честно говоря, ощущения после сна все еще смешанные. Кажется, вот-вот на горизонте появится взрослая Марина, на бэкграунде раздастся плач его сына, а Поло будет стоять в опасной близости от них. не в этот раз, не в этой реальности, держись подальше от моей семьи Гусман сжимает ладони, и наваждение уже готово раствориться в радостном гуле. Друзья что-то говорят, из разных углов слышится смех, местами споры — это Лу выговаривает Андеру за несоблюдение дедлайна — и Гусман ощущает себя на перепутье. — Happy birthday, dear, — Лу, правда, в своем репертуаре: умудряется совмещать злость на Андера с охватившей ее радостью при виде Гусмана. Он пару мгновений смотрит на нее, словно не может понять, какая из версий стоит перед ним — та, что вчера жаловалась на учебные проекты, из-за которых у нее нет возможности прилететь в Мадрид, или та, что еще несколько часов назад держала на руках их ребенка. хватит, хватит, хватит Гусман морщится, давя себе на виски кистями, в надежде, что это поможет заземлиться. — Все в порядке? Тебе что-то не нравится? — Лу с беспокойством наблюдает за ним. Она, конечно, в курсе, что он перерабатывает, но полагает, что он выгорел еще не настолько, чтобы не обрадоваться крутой вечеринке в свою честь. — Ты учишься в Нью-Йорке, да? — вдруг спрашивает он абсолютно серьезно, и взгляд Лу сменяется на непонимающий. — Ты меня пугаешь, Гусман. Да он сам себя пугает. В его багаже есть разные сны — кошмары, где Марина тянется к нему окровавленными руками и умоляет спасти, мучают каждый год накануне дня ее смерти — но ни один не заставляет его разрываться между реальностями. разрываться между реальностями, что это значит Гусман с трудом затыкает тревожные мысли, вовсю путешествующие по его запутавшемуся сознанию, и слабо улыбается навстречу Лу. — Извини, это я так… офигел от того, что вы тут устроили. Лу смеется и решительно берет его за руку, собираясь показать все, что они соорудили за несколько часов. Наверное, она ждет более восторженной и живой реакции, потому что периодически уточняет, нравится ли ему хоть немного. Гусман заверяет, что все отлично, и он просто не успел отойти от шока, но Лу сложно провести; замерев у бассейна, на поверхности которого болтается пара серф-досок Валерио, она ощущает себя невероятно глупо и впервые за все время подготовки думает: наверное, это too much. Он неправильно поймет, и… Она обрывает надоедливые мысли и, обернувшись к молчаливому Гусману, небрежно добавляет: — В общем, сейчас будет собираться народ, просто потусим немного тут и во внутреннем дворе. Свалить можно в любой момент, если вдруг надоест. То, что ты именинник, не обязывает тебя… Гусман старается уловить суть ее реплик, но они почему-то превращаются в фоновый шум, из-за которого тяжело пробраться сквозь собственные мысли. Он только кивает, и Лу раздражается сильнее. Собирается кинуть его у бассейна в одиночестве — whatever, ему, кажется, абсолютно по фиг — но вдруг видит, как Гусман, то ли не замечая, то ли не контролируя свои движения, делает шаг в сторону, не покрытую кафелем, и тут же оказывается с головой под водой. — What the fuck… Гусман! — Лу резко опускается на край бассейна, с беспокойством наблюдая за ним, но Гусман выныривает довольно быстро. Ошарашено мотая головой, он одной рукой растирает защипавшие глаза, а второй поправляет прилипшую ко лбу мокрую челку. Выглядит растерянно, но внутри на самом деле чувствует себя куда спокойнее — внезапное столкновение с водой будто выталкивает его в реальность, и она, наконец, перестает сливаться со сном. — Ты принял что-то? — Лу хмурится, потому что ей знакомо это состояние. Она ни разу не видела таким Гусмана, но не держащийся на ногах и лепечущий всякий бред Валерио, наверное, уже никогда не исчезнет у нее из головы. — Конечно, нет, — Гусман легко подтягивается и устраивается на полу рядом с ней. Ощутив, как ее плеча касается холодная ткань, Лу отстраняется. — Возьми полотенце и сними хотя бы футболку, она такая противная. — Это… оригинальный способ оставить меня без одежды, — усмехается Гусман, но, поймав ее суровый взгляд, все-таки скользит босыми ногами за полотенцем. Он мыслит ясно впервые за весь день и, обернувшись, невольно засматривается на Лу, будто хочет окончательно убедиться, что наваждение сошло. Но вместо того, чтобы сравнивать, думает только о том, какая же она, блин, красивая. — Классное платье! — кричит он из другого конца помещения, и Лу довольно поправляет белую ткань, свободно струящуюся по телу. — Конечно, классное, это Амир Слама. Он специализируется на пляжном fashion-е. Эта информация так и не достигает долгосрочного отсека памяти Гусмана, и он, завернувшись в огромное махровое полотенце, возвращается к Лу. — Но ты не морочь мне голову, — добавляет она решительно, — и объясни уже, что с тобой творится. Если бы он мог объяснить это хотя бы себе… Гусман спускает ноги в бассейн вслед за ней и, задумчиво смотря на расплывающиеся в воде отражения, спрашивает: — Ты веришь в существование альтернативных реальностей? — Альтернативных? — Лу морщит лоб, пытаясь понять, о чем он. — Ну, типа параллельных… где тоже есть мы, но немного другие, в зависимости от выборов, которые мы делали, или обстоятельств, которые на нас свалились. — Ты имеешь в виду принцип Эверетта? — переспрашивает она неожиданно увлеченно, и Гусман невольно усмехается. Нет ничего, о чем бы она не знала. Ну, разве что история Человека-паука, но он еще надеется усадить ее за марафон любимых фильмов. — Мне нравится эта концепция. Это как в третьем сезоне «Тьмы»… — Нет, нет, Лу, я не про сериалы, — перебивает он мгновенно, — ты веришь, что это возможно в реальной жизни? Лу снисходительно улыбается. — Нет, dear, я думаю, в реальной жизни все немного скучнее. Почему ты вообще спрашиваешь об этом? Рассказать или нет? Он и сам слишком рационален, чтобы поверить в эту безумную мысль, но ему будто бы… хочется в нее верить? Говорить об этом вслух странно, но с другой стороны, если не с ней, то с кем еще обсуждать такие вещи. Гусман выкладывает все до последней детали — про повзрослевшую сестру, бесперспективный брак Карлы и Поло, Нано и Самуэля, которые появились в их жизни на двенадцать лет позже. Про Марокко, огромный дом и (немного помедлив) их сына, которого ему было страшно брать на руки. Это сон, это точно сон, но это первый в жизни сон, застывший в памяти Гусмана четкой картинкой, больше похожей на воспоминание из реальности. Лу слушает его с любопытством. Кажется, он впервые делится с ней чем-то таким… абсолютно иррациональным. Гусман не обладает магическим мышлением, поэтому ей удивительно, что он подробно рассказывает о своем сне. Правда, почти не называет его так. Говорит «я был» вместо «мне приснилось», «там», а не «во сне», и Лу слегка обеспокоена, но еще пытается перевести разговор в шутку. — То есть ты хочешь сказать, что где-то там мы настолько преисполнились в сознании, что смогли не грохнуть друг друга в первую неделю брака? — уточняет она иронично, и он только кивает. Наверное, не видит в этом ничего смешного. — Гусман, ты знаешь, я люблю тебя. Возможно, больше всех собравшихся в этом доме. Но и бесишь ты меня тоже больше всех. No way это бы сработало… и, боже, бедный ребенок. — Вообще-то он не выглядел несчастным, — задумчиво отзывается Гусман. — Капризничал, конечно, но, наверное, в этом прикол всех детей. Немного сердился и все время искал тебя. — Другими словами, буквально ничем не отличался от тебя? — Лу смеется, и Гусман едва заметно улыбается, когда слышит это. — Считаешь меня сумасшедшим? — Нет, — качает головой Лу и, осторожно сжимая его плечо, добавляет: — Но ты ведь понимаешь, что это был просто сон, верно? Чуть более реалистичный и насыщенный, может, удивительно последовательный, но такие тоже бывают. Гусман кивает, накрывая ее ладонь своей рукой, и они замолкают — всего на несколько минут, но кажется, будто проходит гораздо больше. Лу прокручивает в голове отрывки из его рассказа и, вспоминая, как он цеплялся за образ взрослой Марины, вдруг понимает: конечно, он не верит в альтернативные реальности. Просто, наверное, ему было бы немного легче, зная, что где-то там его сестра все еще есть, и она счастлива, и у нее даже что-то получается в жизни. А кому бы не было. — You know what… — тянет Лу, пытаясь сформулировать одну необъятную мысль, которая теперь не дает ей покоя. — Наш мир такой непонятный и неизученный. Кто знает, что творится в нем на самом деле. Я уверена, что ты не пересекал никакие реальности во сне, но, возможно, где-то… где-то и правда есть наши другие версии, — она говорит и сама не верит в это, но чувствует, что для него это важно, поэтому продолжает: — Где-то Марина взрослеет, Карла жутко тупит с выбором спутника жизни, а у нас с тобой в итоге получается что-то. It could’ve happened. Где-то Марина сбегает с Нано, и ты хейтишь ее за это, но потом вы все равно миритесь, и ты в тайне от родителей гоняешь к ней в гости. Где-то у тебя складывается с Надей, но с Ари, I’m sorry, нет, ни в одной вселенной. Где-то я никогда не прощаю тебя, а где-то мы вообще не знакомы. Все возможно, Гусман, хоть сотни реальностей… только жить нам все равно в этой. Гусман так благодарен ей. Сколько бы реальностей не было, он уверен, ни в одной нет человека, который понимал бы его лучше. — Я рад, что в этой у меня все еще есть ты, — говорит он, и у Лу на мгновение перехватывает дыхание от этой искренней нежности и от внезапного осознания того, что он, кажется, становится еще ближе — со всеми их разговорами через океан, редкими полетами друг к другу, общением, колеблющимся где-то на пересечении любви и дружбы. Она знает, чем заканчивается их подобное времяпрепровождение вдвоем, она уже чувствует, как их пальцы переплетаются, а его махровое полотенце, накинутое на плечи, касается ее открытых рук. — Гусман… думаю, все будут нас искать, — произносит она неуверенно, и он медленно отстраняется, но не уходит. — Посидим еще немного и пойдем, ладно? Лу только кивает, и Гусман через отражение в воде замечает, как она сама вновь приближается к нему. Их отражения держатся за руки, их отражения сильно влюблены, но признать это на поверхности гораздо, гораздо сложнее.