Coming Out

Обычные беззаботность Джоске, храбрость и уверенность затаились вместе с дыханием. Он выходил из школы с некоторыми ожиданиями того, что может ждать его снаружи. Ужасное, мучительное сожаление, тонущее в животе, заставляло его вздрагивать. Он ожидал знакомых девчонок, сжимающих письма, написанные в поздние часы под настольной лампой, запечатанные искренними поцелуями, стоящими с разбитыми сердцами и удрученными лицами. Он ожидал клички и прозвища в спину, двух видов: те, что кричат с той же ненавистью, с какой смотрят, и те, которые произносят приглушенным тоном, но которые все еще проникают под кожу, как жала. Но только не местную знаменитость ждал Джоске, стоящую у ворот школы, рядом со своей дорогой красной машиной. Рохан был в одном из своих повседневных "haute-couture" нарядов, открывающем больше кожи, чем принято в обществе. Сияющий от хайлайтера, как будто и правда поцелованный солнцем, с ремнями, висящими свободно вокруг обнаженного живота, с фирменными застёжками- перьями на груди и в лаковых ботинках на высоком каблуке, придающих дополнительный рост и ему, и его самооценке. Рохан был полон ожидания, что люди не смогут отвести от него взгляда; школьники либо слонялись поблизости, либо замедляли свой шаг. Кого-то он игнорировал, а кому-то отвечал раздражённым взглядом. Ох, Джоске с теплотой вспомнил, наблюдая за ним, каково это было, плевать на мнение окружающих. Он кашлянул в кулак, прочистив горло, готовясь хотя бы поприветствовать Рохана, чтобы его нельзя было обвинить в грубости. Мало ли, что Рохан может использовать против него, а препираться, как они обычно это делали, Джоске был не в настроении. Он шел быстрыми шагами, надеясь, что сможет продержаться до ворот. — Эй, Рохан. — Хигашиката. — Э-э, Коичи должен остаться сегодня дежурить. Если ты здесь за ним, я имею в виду. —Я за тобой. Джоске моргнул, ткнув себе пальцем в грудь. Не каждый день — да вообще никогда такого не было, если честно — чтобы Великий Кишибе Рохан по своей воле разыскивал Великого Героя Морио. Если только это не одна из их традиционных стычек, но нет никаких признаков скрытых мотивов; ни хитрого блеска в глазах, подёрнутых изумрудной тенью, ни ухмылки на его блестящих губах. Поскольку больше они пока ничего друг другу не сказали, между ними сохранялось молчание помимо неловко-долгой игры в гляделки, которую они непреднамеренно начали. Джоске почти составил мысленный список всех встреченных вражеских стандов. Одноклассники проходят мимо с заезженными оскорблениями и грубыми сплетнями, просачивающимися через фасад реальности, в которой Рохан Кишибе не любит его — как и его одноклассники хотят все меньше и меньше иметь к нему какое-либо отношение, кроме как к теме для разговоров. Они говорили, эта его прическа, как мы не поняли сразу? Говорили, это его грудь, выпяченная, как в рекламе. Они говорили, что это что-то вроде заразы, и высовывали пальцы из рукавов и из-за сумок, чтобы указать на Рохана, который, что удивительно, не удостаивал их и взглядом. "Рыбак рыбака видит издалека" — Джоске отвратительно такое чтение этой поговорки. Он наклонил голову, закусил губу и в конце концов решил уйти, чтобы снова быть мишенью для насмешек одному. Но Рохан поймал его за запястье. — Рохан, мне нужно... Свободной рукой Рохан открыл пассажирскую дверь машины и приглашающе кивнул: — Поехали, Джоске, угощу тебя мороженым. Из всех мест, куда можно было бы отправиться, он отвёз его в какой-то модный ресторан. Его название было французское и очень непроизносимое для Джоске. Вход в него был уставлен высокими, замысловато раскрашенными вазами с множеством цветов, и гости невольно вдыхали их дурманящий запах, когда приходили и уходили. На потолке канделябры, а столовые приборы были завернуты в карманы, свёрнутые из салфеток. Кофе подали крепкий, в маленьких чашках с крошечными блюдцами и кусочками торта, нарезанными так тонко, что те даже не крошились. Такое место будто создано для парочек, желающих провести время в интимной обстановке, и выходит далеко за рамки того, на что бы Джоске мог когда-либо накопить. Тем не менее, Рохан привез их сюда. Прошел по залу, как завсегдатай, и остановился у маленького круглого столика у окна, щелкая пальцами в перчатках для ближайшего официанта и заказывая за них обоих. Он делал это так просто, так ловко, что Джоске не смог возразить (он действительно не мог. Акцент официанта был слишком непонятным, но приятно было знать, что Рохан своим ртом может ещё и говорить на другом языке, а не только выкрикивать оскорбления). Джоске возился на стуле и теребил воротник рубашки, отводя немного покрасневшее лицо. Шоколадное мороженое, которое ему дали в круглой мороженице на тонкой ножке, казалось безвкусным и даже не сладким, но он делал вид, что ему нравится, как будто все хорошо, как будто он не охвачен тревогой, которую до последней минуты ещё мог как-то сдерживать. Как будто паника не душила его, не била по черепу в постоянном мучительном напоминании. (Он также притворялся потому, что, несмотря на то, что Рохан, казался полностью довольным своими двумя шоколадно-мятными шариками мороженого, он мог легко схватить и смять лежащую перед ним ложку). — Ты ведь не умираешь или что-то в этом роде, да? Рохан в последний раз облизывает ложку, прежде чем положить руки друг на друга и упереться в них подбородком, полностью сосредоточившись на Джоске. — С чего бы это? — Потому что ты обычно не делаешь таких милых вещей. — Ну, не для тебя. — Ну да, потому что ты меня ненавидишь. Рохан не ответил, и это тревожило, потому что Рохан всегда использует малейшую возможность, чтобы напомнить ему, что он не фанат Великого Героя Города. С другой стороны, вряд ли когда-либо был день, когда Джоске выходил из школы таким несчастным. Он мысленно напрягся, но без азарта от раскрытия дела или секрета. Он склонился к столу, вытянул шею и опустил глаза. — Я думаю, ты, должно быть, слышал. — Что слышал? "Не притворяйся, что не знаешь, что". Джоске на самом деле не произносил этих слов; он не смог бы забрать их обратно.

***

Он решил начать со своего лучшего друга. После одной из их традиционных тусовок в ресторане Тонио, когда желудки набились, а проблемы с телом улетучились, Джоске схватил болтающего о чем-то своем Окуясу за руку. — Погоди, я... Хочу кое-что сказать. Окуясу молча ждал. — Чувак, ты меня немного пугаешь. — Я... Мне страшно, чувак. Я не.… — Эй, что бы это ни было, мы можем разобраться, верно? Я тебя поддержу. Джоске хотел ему верить. Он знал, что у него есть настоящий друг, которого он больше нигде не найдет, и уж точно не после того, как они чуть не потеряли друг друга, но что-то столь же важное, как его осознание, имело ужасную тенденцию разрушать отношения. Конечно, он был напуган; если он случайно потеряет из-за этого своего друга, это будет его вина, а не вражеского станда. — Я думаю ... я имею в виду, какое-то время я чувствовал, что... мне нравятся парни. — Он отвернул голову в сторону. — И я пойму, если ты захочешь перестать тусить со мной. Окуясу какое-то время сохранял то лицо, которое давало людям понять, что он немного растерян. Что он сложил два и два, но не получил четыре так же просто, как все остальные. — Хорошо. Без обид, но иди ты в жопу? Как будто я просто так оставлю тебя в подвешенном состоянии, особенно из-за этого. Ему было легко притянуть Джоске к себе, когда он застыл от удивления; его голова была приятно наклонена на уровне плеча Окуясу, а по спине крепко похлопали. — Я считаю, тебе было трудно сказать это, но ты сказал, и я уважаю тебя за это. Ты всегда будешь моим лучшим бро, Джоске, и когда-нибудь, когда какой-нибудь счастливчик встретит тебя, я буду рядом, чтобы убедиться, что он относится к тебе, как ты того заслуживаешь. Лучше уж так, чем я отменю Рукой его жалкую задницу! Джоске не смог удержаться от смеха, хотя и плакал. В ту ночь его глаза и щеки немного горели, но гораздо меньше, чем его страхи. В школе на следующее утро все смотрели на него со смешком и шептались, когда он проходил мимо. Видимо, кто-то подслушал и захотел распространить его признание, и это было только начало того, что должно было произойти.

***

— Да, я слышал. — И ты забираешь меня в своей шикарной машине и угощаешь мороженым. Это так ты пытаешься мне помочь? — С тобой всё в порядке. —Скажи это людям, говорящим гадости за моей спиной. —Почему бы тебе просто не побить их, если это тебя так бесит? — Драки для меня всегда крайнее средство. Кроме того, они не владеют стандами, так что я могу серьезно им ннавредить. — И поэтому надо заботиться о них? Ты же теряешь голову, когда кто-то комментирует твою прическу. — Это другое. — Ты прав. Это действительно так. Ты можешь контролировать свою прическу, но ты не можешь контролировать, в кого влюбляешься, и не следует наказывать или высмеивать людей за то, что они не могут контролировать. Джоске застонал, обеспокоенный иронией того, что Рохан читает ему лекцию: — Как ты вообще узнал? Рохан открыл рот, в то время как его разум выдвинул на первый план сплетни старых ведьм, которых он подслушал в продуктовом магазине, спорящих между собой о благополучии своих детей, ведь гомосексуальность — современная чума. Если это было не то, то это были бы таращящиеся, шепчущиеся студенты у ворот. — Морио — маленький городок. Джоске вдруг все стало ясно. — …Верно. Рохан наклонился ближе, заметив слабый блеск на его щеке: — Почему ты плачешь? Джоске даже не понял этого сам и яростно потер глаза: — Потому что! Моей маме хватает дерьма за то, что она чья-то там любовница, и за то, что воспитывала меня одна, ей это тоже не нужно! Люди будут осуждать её за то, как она растила меня, а я буду чувствовать себя плохим сыном! Это причина. Не всё и даже не главное, но когда он дважды пересчитывает все свои доводы, все они связаны с его страхом. — Но она любит сильного молодого мужчину, в которого ты вырос. — Не надо, вы даже не виделись никогда. — Нет, но я полагаю, что она должна быть особенной, чтобы уживаться с тобой все это время. Джоске фыркнул и на мгновение позволил себе улыбнуться. — Если ты не побьешь гомофобных придурков, держу пари, она это сделает. Она знает? Ты ей сказал? — Нет, я скажу ей сегодня вечером, когда она вернется домой — Она любит тебя. Джоске кивает. Они оба знают это, но напоминания вслух всегда утешают. Даже напоминание, что небо голубое дает стабильность тому, кто потерял равновесие из-за кульбитов в его собственной голове. — Кстати о твоей маме, — встает Рохан, добивая последние дюймы рожка. Он вытащил несколько бумажек, чтобы покрыть их, без сомнения, огромный счет, и показал ключи от машины: — Я должен отвезти тебя домой. Они не разговаривали на обратном пути. Время от времени, между объездами, поворотами и светофорами, Рохан смотрел на него; Джоске прислонился к полуоткрытому окну, подперев голову костяшками пальцев, и его глаза, широко распахнутые, смотрели вдаль, на темнеющее небо. Это резко контрастировало с тем, как по дороге в ресторан он обращал внимание на каждую деталь индивидуального дизайна салона, постоянно задавая вопросы или радостно приветствуя нажатие кнопки или двух машины, которую он понятия не имел, как водить . Он был как ребенок в рождественское утро, как будто разница между ними не была всего лишь четыре года. Как будто это не он что-то узнал о себе впервые. Машина остановилась перед домом семьи Хигашиката, но никто из них не двинулся. — Спасибо, Рохан. Мне это было нужно. — Можешь вернуть мне деньги за бензин. Рохан, вероятно, никогда не скажет этого, и он знает, что это не точно, но он надеялся, что то, что он сделал сегодня, передаст, что он хотел сказать: хотя они и не самые любимые люди друг у друга, они, по крайней мере, союзники в том, чем они занимались сегодня. — Я могу приходить к тебе с вопросами, и все такое? — спросил Джоске, робко потирая щеку. Рохану трудно справиться с отношениями, он сильная личность, поэтому он является хорошим примером того, как получить то, что хочешь. Его упрямство — причина многих споров, но оно также и причина того, почему он никогда не сдается, удивляет людей и себя и ни от кого не терпит неподобающего отношения. — Только если первые сто тысяч гугловских страниц не помогут. Джоске закатил глаза. — Если можно, скажи, как ты понял, что тебе нравятся мужчины? Джоске вспыхнул за секунду: — Э, только ... заметил, что я думал и чувствовал разные вещи в определенные моменты, и, — он посмотрел на Рохана. Тот поймал его взгляд, и Джоске тут же отвернулся. — Одежда, отчасти, формирует восприятие тебя? Ну, ты понял. — Он попытался посмеяться над своей шуткой. — А как насчет тебя? Когда ты понял, что ты гей? — Я би, если что — Ой, черт! Прости! Рохан вздохнул, не так раздраженно, как должен был, когда Джоске сделал этот грустный щенячий взгляд: — Просто учись на своих ошибках. Некоторые люди не так снисходительны, как я. Джоске фыркнул: — Ты снисходительный? С каких это пор? — ответом был шлепок, обжегший руку под форменной курткой сильнее, чем он думал. — Боже, ты не понимаешь шутки? — Это не было похоже на шутку. — Почему вообще мороженое? — Всякий раз, когда дети идут плакать к своим родителям, им предлагают мороженое. Но что бы там ни было, в следующий раз я не буду пытаться подбодрить тебя. — И все равно, зачем? — Я знаю, каково чувствовать себя наказанными за то, кто ты таков. Дерьмовое ощущение. Нельзя никого заставлять ненавидеть себя. — Спасибо, но мне кажется, я тебя достал — Я решил позвать тебя сам и сделал это. — Можно ещё кое-что? — Ты все равно спросишь, даже если я скажу "нет". —Каково это... целовать парня? Чем это отличается от поцелуя с девушкой? — Ничем. — Ты можешь... показать мне? Рохан смотрел в ожидании опровержения, но его так и не было. — Джоске, я сочувствую тебе, но не пытайся манипулировать мной, чтобы подпитывать свои ... чувства ко ммне. — Это не - я имею в виду, да, я практически ухватился за это, но если я соберусь попробовать, я буду полностью честен! Рохан усмехнулся: — Ты, честный? С каких пор? — Справедливо. Ну, так, мы можем? — Ладно. — Правда? Они склонялись все ближе и ближе друг к другу, медленно, но верно стирая пространство между собой и входя в неизведанную близость. Взгляд Джоске скользнул по губам Рохана, и он сознательно облизнул свои собственные. Он психологически настраивал себя, пытаясь сдержать волнение как можно сильнее, хотя на самом деле это был его первый раз. Его первый поцелуй с другим парнем. Сойдясь на полпути в самый длинный момент их жизни, его губы встретились с губами, покрытыми блеском. Он знал, что, оглядываясь назад, вспомнит запах персиков — добавив, что персики такие же мягкие, как губы Рохана. Он будет помнить, что закрывал глаза, как в фильмах, но клялся, что может разглядеть каждый изгиб и расслабленный мускул лица Рохана. Он держал руки вдоль тела, позволяя Рохану в перчатке держать его подбородок, когда они наклонили головы в удобное положение. Он было отстранился, и дыхание, которое он задерживал, вышло тяжелым и теплым. Затем он снова наклонился. Оттянул, снова приблизился, их губы разделились и прижались друг к другу с мягким чмокающим звуком, который звучал намного громче в машине, припаркованной на улице под фонарями. Рука Джоске тряслась на обнаженной талии Рохана. Джоске напряг ее, сдерживаясь от того, чтобы пойти дальше. — Джоске, — скулит Рохан от неожиданного прикосновения и хватает его руку на своем теле, прежде чем она сможет применить больше силы или отклониться. Притихший, так нежно, как никогда раньше, он уверил: — Все хорошо. — Он прижался губами к челюсти Джоске, краем глаза наблюдая, как горло дернулось и из него вырвался нетерпеливый стон. Он снова повторил, что все в порядке, провел кончиком языка по краю, где встречаются их рты, но не стал продолжать. Джоске отстранился в последний раз, когда почувствовал отсутствие отдачи. Он причмокнул, ощущая персиковый аромат блеска для губ и мятный шоколад. — Это было ... хорошо? Как я тебе? — Ну, это не самый ужасный поцелуй, который у меня когда-либо был, — достаточно высокая похвала от такого, как его самый большой "не фанат", особенно когда Рохан так придирчив и критичен к своим способностям, не говоря уже о ком-то еще. — А ты как? Джоске краснеет: — Да, щикарно! — Опять твоя бесячая фраза. — Ты любишь ее. — Я ее нахрен ненавижу. — И меня заодно. Да! Я тебя ненавижу! — Рохан ударил по рулю, глядя на дорогу впереди: — Мне неприятно, что ты называешь себя делинквентом, когда ты первый, кто поможет старушке перейти улицу. Ненавижу, как ты говорил, что не хочешь ничего общего с Джостаром-сан, но все равно проводил с ним время. Ненавижу, что ты знаешь, как я к тебе отношусь, но все равно рискуешь своей жизнью ради меня. Джоске открыл рот. — Ненавижу, что ты вляпался в дерьмо, к которому не имеешь никакого отношения, только для того, чтобы помочь случайному незнакомцу. Ненавижу, что ты боишься всего с твердым панцирем и чешуей, но подошел, чтобы помочь черепахе, которую ранили какие-то хулиганы. Я ненавижу то, что ты можешь вступиться за кого угодно и что угодно в мгновение ока, но сомневаешься в себе. Джоске отвёл взгляд. Рохан повернулся к нему: — Я ненавижу тебя по множеству причин, но уж точно не из-за твоих сексуальных предпочтений. — ... Ариэль. — Чего? — У нее чешуя, но я ее не боюсь. — Я не это имел в... я просто... она, во-первых, не рептилия. Я имел в виду скорее Паскаля из "Рапунцель", или... или... Черт возьми, и я ненавижу то, как ты вывернул такой серьезный разговор и твой первый поцелуй с парнем в эту гребаную чушь! Джоске рассмеялся: — Да, бывает. — Выходи из моей машины, Хигашиката. — Мы вернемся от прелюдии к фамилиям? — Это была не прелюдия, это был один поцелуй! — И еще один, и ещё, и потом еще. Джоске привычно уклонился и соскользнул с сиденья, чтобы не попасть под удар Рохана, и, наконец, вышел из машины. Вместо того, чтобы пойти уже в дом, он наклонился к ветровому стеклу: — Привет, Рохан. В ответ ему выплюнули "что?". Приближаясь, он знал, его шалость приведет к тому, что Рохан готовится к худшему. Зацелованные губы Джоске широко раскрылись в улыбке: — Я гей. И это было действительно чертовски приятно, наконец, сказать.