Save me from myself

— Пап, — тихо зовёт родителя, прикрывая дверь в комнату. Мужчина опускает книгу, которую до этого пытался прочитать, но из-за отвлекающих факторов — которым стал и сам Чимин — не мог этого сделать.       Младший омега тихо подходит к постели, аккуратно садясь почти на край. В тишине давящей на него слышно лишь шуршание собственной юбки, тихое сопение и дождь за окнами, отражающий настроение — хмурое и не располагающее к примирению. Ему совестно за собственный проступок. Совестно, что поставил — а он точно уверен в этом — собственного правителя и родителя в неловкое положение перед гостем. За всё время, что он не видел старшего омегу, казалось, что тот ходит понурный и сам стыдится своей неосмотрительности и поведения сына. Возможно, именно этот случай выставил его дураком, который не может уследить даже за своим ребёнком, что уж говорить о народе? Поэтому сейчас он сидит с опущенной головой боясь даже лишний раз пошевелиться. Что-то подсказывает, что родитель не поймёт всех слов, которые он хочет сказать. Не поймёт, потому что «нужно соблюдать нормы этикета, прописанных в уставах», как порой говорили учителя. Чимин знает, правда, знает эти занудные правила встреч и, что не стоит перечить родителям, но… Но разве у них самих не было такого, когда любопытство брало верх над разумом и призывает творить всё, что в голову только придёт? И он найдёт ещё кучу ответов и отворотов, чтобы оправдать своё неподобающее поведение.       Чонгук лишь следил за метаниями сына, ничего не говоря. Видел и слышал от слуг, как цесаревичу трудно совладать с эмоциями от чего раскрывается некоторая сила, но о ней умалчивают. Чон знает и об этом, что спустя столько времени после указа никто не перестал пользоваться своей магией, но и оговаривать или задерживать за это не собирается. Но сейчас не об этом, ибо мужчина следит за эмоциями омеги. Они живые и правдивые, даже, когда он замечал его в саду у фонтана, ходящего вокруг, видел то замешательство, хмурость и, если слух не подводил, размышления, которые парень проводил для самого себя. Успокоить или принять правильное решение в данной ситуации — понять сложно. На подобное поведение приходилось лишь грустно улыбаться и ждать. Разговаривать с ним тоже не пытался, знал натуру и характер сына, которые показали, что лучше ему помолчать в данном случае, сам придёт с понурным видом и будет просить прощение. Хотя даже это было неправильно, ведь лучше бы он разговаривал с парнем, а не молчал; пытался бы объяснить, что хорошо, а что плохо, но увы, не успел, оставил эту заботу на учителей, которые не показали, видимо, ответов на вопросы юноши. — Пап, прости, пожалуйста, — тихо произносит. — Мне правда стыдно и я…       Парень поднимает голову, готовый выслушать лекции о приличии и правильном поведении и, возможно, получить нагоняй с наказанием, но нет, даже этого не происходит, а вместо строгого, колючего и раздражённого взгляда встречается с расслабленным и добрым взглядом, обращённого точно на него. Чимин помнит его, с детства помнит, когда папа с искренней радостью поднимал его на руки при встрече гостей или при приёме послов, принимал подарки, который маленький омега делал своими руками, и находил время, дабы провести время вместе, даже в самый сложный период находил. Сейчас он стал более редким, как и их свидания. Образ воинственного и грозного правителя моментально рассыпался стоит только посмотреть на мужчину сейчас. — Иди сюда, — и убирает книгу на рядом стоящую тумбу. Младший Чон ложится рядом, неуверенно обнимая поперёк живота. Ему не хватает того времени, тех вечеров и ночей, когда он напрашивался на ночёвку в спальню родителя или выпрашивал сказку на ночь. Тогда старший омега брал его на руки и подходил к постели, укладывал и ложился рядом. Порой это были выдуманные истории про омегу с альфой, которые расстались на почве раздора, но вскоре сходились, чтобы воспитать таких же прекрасных детишек, как и сам Чммин, или сказки с романами, где герои были счастливы и всегда, всегда находили решения в сложных ситуациях, выходя в статусе «победитель», как выражался сам юноша. Последний месяц, если быть честным, был достаточно сложным, как физически, так и морально. Совладать с эмоциями было самым тяжёлым испытанием. Частые недосыпы и стресс давали о себе знать, когда слуги что-то делали не так, а точнее «посуда стоит не так, а постель недостаточно мягкая, даже жёсткая, чтобы спать на ней!» Учёба уже не была столь тяжёлой, какой он представлял её. Точные науки ещё не были так хорошо изучены, но он пытался, правда; учителей оставлял в лёгком шоке, а порой и приводил к обмороку, ибо все в замке знали, что цесаревич искренне презирает эти предметы и не намерен изучать. В обращении с оружием были такие же успехи: обучении с катаной и мечом были благополучно преодолены, а конец занятий выпал как раз на конец тёплых дней. Преподаватель сразу выставил такой разгон по времени, ибо не желал заниматься с юношей в холод; не хватало ещё вместе с ним слечь с жаром и недомогание, а после ещё и от правителя отхватить. Но самое ужасное, по мнению Чимина, — моральное истощение. Любопытство и частые думы о том альфе, которого он встретил как раз в день, когда Ким прибыл к ним в земли, переходили в стресс, а ночью в частые рыдания в подушку. На утро он просыпался с головной болью, что раздражало, с опухшим лицом и, зачастую, красными глазами. В такие дни его всё бесило, всё раздражало, от чего и попадало слугам. — Пап, а зачем правитель Ким прибыл к нам? — пытается отвлечься от мыслей, которые и так не дают нормально спать. В своих волосах парень чувствует чужую шершавую ладонь, которая мягко проводит по коже, немного холодя её. Правитель снова замёрз, но ничего не сделал, чтобы согреться. — Мы заключили временный мир между нашими территориями на фоне подготовки к военным действиям, — шепчет мужчина. А сердце юноши ухает вниз. Военных действий? Кто на кого напал и что вообще происходит?       Возможно, папа намеренно не говорит о делах, касающихся политики. Чимин ещё успеет пострессовать, попсиховать, когда придёт к власти. Не раз столкнётся с предательством, и не раз испытает страх, а какой, это покажет время. По едва слышимому, но с кислинкой, запаху, Чон-младший понимает, что сейчас не время для подробностей и прояснения ситуации, родитель и так нервничает и находится на взводе, поэтому стоит найти тему, которая отвлечёт. Может, даже успокоит их обоих. — Пап, а кто тот парень, что ходит рядом с ним? — Чимину известен его статус и имя, но говорить об этом он не спешит. Мало ли, что подумает папа. Его реакция страшит, ибо она непредсказуема; правитель может отреагировать спокойно или бурно, что не станет лучшим исходом для парня. — Я не скажу об этом мальце многого. Прежде при Ким Тэхёне был иной советник, пожилой. Как я понял, этот молодой человек его правая рука и помощник по делам, связанных с армией.       Чимин ненадолго задумался. Этот альфа, Ким Намджун, правда запал в душу и сердце; он вызывает странные чувства, которых прежде не было: красивый и обходительный, чуткий и, наверняка, сильный, не только физически, но и морально. На первый взгляд он показался именно таким. Его строгий глубокий голос, когда он разговаривал со своими подчинёнными, а иногда и гулял под окнами омеги (Чимин просто иногда видео его, а порой и выжидал, когда тот появится), и в свете яркого солнца, осень — очень редкое явление в их краях — выглядит словно божество. Младший Чон запал на него, видимо, конкретно. Но мысли прерывает резкий вопрос папы: — Что? Ты о ком говоришь? — правитель смотрит хмуро, а в глазах так и читается недоумение и смутная догадка о ком именно речь. Видимо, понял, что не спроста сын затеял тему об этом молодом человеке.       Парень только сейчас осознаёт, что размышлял — хоть и тихо — вслух. Неужели папа… — Пап, а если мне… точнее, у меня появится альфа не из наших краёв? — сконфуженно произнёс. Его до сих пор смущают такие темы, особенно, обсуждать их с родителем, который всегда читал своё чадо, как книгу. Но сейчас случай иной, нужно запутать старшего омегу и отвести подозрения по поводу правой руки правителя Кима. — Я не буду против, — на мгновение тело рядом с младшим расслабляться, но позже снова напрягается, — но, если это будет кто-то не из Дорна! — в строгом тоне, как и всегда, произнёс Чон.       Омега поджимает губы. Как и всегда правитель на своей волне. «Не общайся с теми; не встречайся с ним»… Как порой бесят эти ограничения. Он не желает жить по таким правилам. Это его жизнь и его ошибки. Ему приходится учиться на ошибках других, принимать их. Ему не нравится, когда всё, что касается его будущего, зависит лишь от слов папы, который против, против всего. Это неимоверно бесит парня, у него иногда появляется желание сбежать. Особенно, в моменты, когда правитель устраивает смотрины, которые приезжают все, кто пожелает. Прибывают, в основном, кавалера из-за границ, богатые и соперник, которым важен статус, а не его чувства и мысли. Возможно, это выглядит эгоистичная со стороны, но таков Чимин, таков его нрав. Ему не нравится быть птицей в золотой клетке, не нравится быть под «законом», это сложно. Люди, которые его окружают, и женихи, которые приезжают, им нужна власть, в отличии от самого омеги. Видимо, даже папа не в силах понять то, что хочет Чимин. — П-пап, — снова подаёт тихий голос. — Я подумал тут, — кусает губы. — Я боюсь, что моей жизни что-нибудь да угрожает. Может, ты поставишь кого-нибудь из стражи? — взволновано щебечет.       Старший омега лишь устало вздыхает. — У тебя уже есть двое наших людей. Лучших из стражи. Их выбирал сам… — Нет, я хотел, чтобы это был кто-то из подчинённых правителя Кима, — выпаливает на одном дыхании. Возможно, это единственный шанс прямо сказать о том альфе, который запал в душу. — Нет! — воскликнул правитель. В тускло свете свечи Чимин различает эмоции, которые появились на лице родителя; страх и негодование. — Я даже обсуждать не хочу это! — отпускает парня, садясь на постели. — Ну пап, — он поднимается следом, смотря на напряжённо фигуру. — Ваше Величество, в конце концов! — громко произнёс он, будто с презрением. Это даёт свой эффект. — Сами посудите: если со мной что-то случится, то первого, кого Вы будете винить — это себя! flashback       Чонгук с трудом открывает тяжёлые веки, ощущая ломоту в теле. Тихо простонав, он пытается приподнять, но это не позволяют сделать слуги, которые были рядом. Из другой части комнаты он слышит тихие, приближающиеся шаги и тихое посапывание. Повернув голову на звук, он видит размытый силуэт мужчины с ребёнком на руках. Когда он хочет произнести заветные слова, его опережают чётким и негромким голосом: — У вас мальчик, омега, — произносит тот, кладя на грудь ребёнка. — Поздравляю, Ваше Величество.       Чон впервые, с момента смерти своих родителей, роняет слёзы. Одна из его мечт наконец-то сбылась: он может держать своё чадо, своё дитя, на руках. Все тяготы и трудности, которые он пережил во время беременности позади. Его малыш, которого он ждал девять месяцев (а по ощущениям год) наконец-то здесь, с ним. Ему не угрожает больше никакая опасность из-за частых переживаний родителя. Сейчас, Чонгук уверен, будет только радость и хорошее будущее. Своё маленькое чудо он постарается огородить от страха и горестей, будет защищать того, как сможет, даже, если придётся отдать жизнь. Он готов пойти на такую жертву. flashback — Знаю я это «подумаю», — сквозь толщу слышится бубнёж сына. — Это как всегда значит «нет».       Чимин поздно замечает резкое изменение в настроение папы. От дальнейших возмущений и негодований отвлекает силой голос папы: «Чимин, » — а потом крепкие объятия, которые почти душат, а над ухом слышны тихие всхлипы. Это приводит молодого омегу в иступление. Правитель не был человеком, который высказывает своё недовольство открыто, не показывает истины эмоций, скрывая их за ложью. Даже при сыне такое бывает. А сейчас… — Не лезь, — тяжёлое дыхание над ухом, — не лезь никуда, пожалуйста, — беспрерывно всхлипы, и дрожь в теле, передаваемая от другого. — Не надо, пожалуйста, не лезь. Я не хочу потерять ещё и тебя! — почти кричит он, прижимая к себе чадо.       Это приводит в ещё больший шок. Что должно было произойти или _произошло_, что сейчас отец почти надрывисто плачет, цеплять за сына, как за последнюю надежду на счастливое будущее, будто он — его спасение? Эти вопрос бесконечны, но ответа на них нет. Пока что нет.       Чимин гладит старшего омегу по спине, надеясь так успокоить. Не могли его слова оказаться настолько болезненным, как и не могли они стать отправной точкой для такого проявления эмоций. Или могли? — П-пожалуйста, я справлюсь, я смогу защитить тебя, — беспрерывно шепчет, будто в бреду. — Пап, папа, — отстраняет от себя того. Трясёт, чтобы мог прийти в себя. Заглядывает в глаза, пытаясь понять, что случилось, возмодно, надеясь, найти ответ на все вопросы. Но таким лишь глубокая и давняя боль. Младший Чон продолжает всматриваться. Что же произошло в далёком прошлом, что отец так разбит внутри. — Пап, я обещаю, я не стану больше докучать по поводу этого вопроса. Я согласен, что наши люди не предатели, они смогут защитить меня! Не нужно так расстраиваться. Если тебя так обидеть мои слова, то прости, пожалуйста прости! — он целует родителя в щёку. На губах остаётся солоноватый вкус от пролитых слёз.       Он укладывает старшего на на подушки и ложится сам, обнимая того, уткнувшись в макушку. На своей талии ощущает крепкие руки, не свойственны для омеги, но всё равно родные и так любимые. Он продолжает гладит омегу, пока тот не успокаивается и не начинает дышать глубоко и ровно, уткнувшись в грудь сына. Когда-то Чимин говорил, что запах родителя успокаивает, так теперь есть ещё один факт: запах младшего успокаивает не хуже, чем травы сушёной лаванды.       Следующим вечером Чонгук сидит в своём кабинете, вспоминая сцену вчерашнего дня. Страх, который сковал его вчера до сих пор стоит перед глазами. Вчерашние слёзы были ненапрасны. Странное чувство в груди, которое нарастает с каждым разом, становится отправной точкой к моментам, когда посещают мысли о потере единственного и безумно любимого сына.       Поднимая голову, Чон глазами ищет семейный портрет, на котором изображены родители и он, вместе с женихом, держась за руки. Родители стоят, пока дети позади нежно и с любовью смотрят друг на друга.       Идея, пришедшая папе на кануне — написать портрет семьи преждевременно, перед помолвкой, да ещё и добавить на неё альфу сына — была одобрена не сразу. Чон об этой идее знать ничего не знал, и лишь с непониманием смотрел на родителей, которые постоянно ругались по какому-то поводу. Ему было безумно интересно и любопытно, что же пришло в голову старшего омеги, что отец так яростно пытается дать отпор. Слуги лишь ходили улыбаясь, смотря на семейную драму, а позже, уже с хитринкой смотрели на цесаревича, который намёков не понимал никогда. Каково же было его удивление, когда во двор замка въехала карета с четой Ким. Это был тот самый искренний восторг, писк, слышимый, наверно, за пределами государства, и искренняя радость.       Чонгук и сейчас не против испытать те же эмоции, которые испытывал когда-то. Но, видимо, у судьбы иные планы на его жизнь.       Оторвав взгляд от созерцания портрета, мужчина тяжело вздохнул. За окном шёл дождь. Погода похоже тоже не располагается хорошим настроением, как и он. Это заставляет омегу усмехнулся. Хоть сегодня физическое состояние было в норме, не значит, что под вечер не будет сюрприза в виде боли где-нибудь в сердце.       В дверь стучат и он смотрит на неё. Обыденно произнося «войдите», поднимается, шурша тканью юбки, которая после волочится по полу позади, когда он отходит стол. По учащённому запаху свежего хлеба, понимает, что главный советник пришёл с хорошей весть, очень хорошей. — Он согласен, — с порога произносит тот, лучезарно улыбаясь.       Чонгук свободно выдыхает, теперь уже искренне улыбаясь.