***
— Спасибо Вам господин охотник — сморщенный староста деревни, едва ли не плачет от благодарности — уже темно, Вы можете остаться переночевать у меня в доме. Гию запрокидывает голову, глядя на ночное усыпанное звездами небо. Если он выйдет в путь прямо сейчас, то к вечеру следующего дня доберется до особняка бабочки. Легкие раны ноют, но это всего лишь царапины, можно не обращать на них внимание. — Нет, я пойду — Хо-хо демоны не дремлют, господин охотник? — Гию рассеянно кивает, но перед внутренним взором предстает спящее личико Шинобу. Он не был в особняке уже почти три дня с той ночи, и кошмары о мертвой бабочки преследовали по пятам. Ему надо убедиться, что всё хорошо. Если он будет бежать, то возможно успеет до заката. В тот вечер он обещал, что если будет неподалеку то ей не придется засыпать одной, надо поспешить.***
Доума смотрит на бабочку и улыбается в ожидании нападения, они сражаются уже целую вечность, тело ноет от ушибов и царапин. Свадебное кимоно разорвано в нескольких местах, оголяя белую кожу с красными подтеками крови. Перед ним она человек и его удары почти ласковые без попыток серьезно навредить. — Шинобу-тян, когда ты прекратишь сопротивляться? — демон оказывается позади буквально за несколько секунд, сковывая движения в объятьях. Даже через одежду она чувствует холодное прикосновения его тела, губ у шеи и клыков у бьющейся венки. Он нежно покусывает и тонкая струйка крови стекает к ключице, и ощущения влажного языка, вызывает неподдельное чувство отвращения. — Только я могу сделать тебя счастливой — зловонное дыхание опаляет ухо, заставляя табун мурашек пробежаться вдоль позвоночника. Пальцы одной руки скользят под одеяния нащупывая грудь, играя с соском, а вторая рука беззастенчиво ползет вниз по животу: — Не прикасайся ко мне — она не может узнать собственный голос, похожий на рычание в котором полно безнадежного отчаяния. Ей ни сбежать, ни вырваться он найдет её и заставит плясать под свою дудку. Ногти до кровавых отметин впиваются в мужскую ладонь в попытках избавиться от прикосновений, но она как будто в цепях. Сквозь глухое чувство безнадежности прорывается образ мужчины с неизменным безразличием на лице и умиротворяющими голубыми глазами. Он перехватывает тонкое запястье и тянет на себе вырывая из разлагающихся рук, прижимая к груди и этот бесконечный кошмар заканчивается, уступая место приятным сновидениям.***
Шинобу лениво приоткрывает глаза, наблюдая как мужчина закрывает окно не давая солнечным лучам разбудить её. Гию словно чувствует взгляд и оборачивается, на его лице виднеются пару царапин и кажется что это только вершина айсберга. — Ты ранен? — Кочо подтягивается перед тем как встать окончательно и подойти ближе. Палец аккуратно проходит по лицо стараясь не задеть раны. — Это всего лишь царапины — Их все равно лучше обработать — ладонь спускается ниже оголяя накаченное тело, и тонкие брови хмурятся все сильнее. — У меня в кабинете есть все необходимое — движение становятся все профессиональнее, а потом словно одергивая себя девушка отстраняется и идет собираться. Скидывая с себя ночную юкату, она без стеснения переодевается, красит губы в красный, и уже готова покинуть комнату, но на пороге оборачивается. — Гиююю? — Томиока слишком завораживает легкая непринужденность в движениях, когда девушка снимает одежду. Полуголая фигура, словно прорезается на сетчатке голубых глаз, но когда девушка оглядывается, время снова начинает течь в привычном ритме. Поспешно кивнув он направляется следом. Мысленно отмечая, что хаори Канао и заколка в виде бабочки, все так же аккуратно сложены на одном из стульев. В кабинете немного душно и Кочо деловито открывает окна, проветривая помещения. Столп привычно садится на кушетку, снимая одежду и слегка морща нос от запаха лекарств. Он всегда любил наблюдать как Шинобу работает, в те минуты на её лице нет этой притворной улыбки, только сосредоточенность. Постепенно он стал почти профессионалом в распознавании эмоций Столпа насекомых и не только. Любые изменения не ускользали от его внимания, потому что она прилагает слишком много усилий, чтобы скрыть истинное положение дел. Поднос с материалами для обработки ран с металлическим звоном ставится рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки. Женские пальцы деловито перехватывают подбородок, а фиолетовые глаза изучают царапины. Алые губы растягиваются в улыбке, когда ватка с лечебной настойкой словно прожигает кожу. Гию молчит, это происходит уже не впервые, но лицо Шинобу никогда не было настолько близко или он просто не обращал внимания? Томиока сосредоточено переводит взгляд от красных губ ниже, скользя по шее к ключицам, что спрятаны под слоем одежды. Интересно, как далеко ему позволено зайти? Шинобу меняет вату с лекарствами и недовольно качая головой приступает обрабатывать раны на теле. Металлические щипчики слегка задевают кожу, а лицо склоняется ближе к глубокой “царапине” на животе, обжигая кожу горячим дыханием. Она проверяет: придётся ли зашивать порез или можно обойтись повязкой. Когда раны наконец таки более или менее обработаны, Кочо и не думает останавливаться, твердой рукой ощупывая каждую кость, мышечную связку: — Больно? — отрицательное движение головой — а так? И опять отрицание, данная процедура продолжается несколько минут и кажется нет ни одного открытого участка кожи, куда бы маленькие ручки не дотянулись. И напоследок вредная бабочка тычет в большой синяк на боку: — Больно? — острая боль, словно выводит из Столпа транса и он рефлекторно перехватывает тонкое запястье. — Не злись — лицо девушки плавно приближается, а голос сочится невысказанными опасениями — просто проверяю, вдруг ты не договариваешь. Упираясь коленом о кушетку между мужских ног и нависает над охотником в нескольких сантиметров от практически безучастного лица. Практически, потому что сейчас его глаза почти темные от невысказанной страсти, она бурлит, пенится, еще чуть-чуть и… У Кочо перехватывает дыхания, а низ живота скручивает от накатившего возбуждения. Их лица в непозволительной близости, носы соприкасаются и они словно делят одно дыхание на двоих. Мужская ладонь медленно выпускает запястье, спускаясь ниже и сплетая их пальцы. Они не торопятся разорвать последние миллиметры, подсознательно понимая, что одними поцелуями будут не в силах насытиться. Шинобу опирается на его плечо свободной рукой, ощущая жар кожи, напряжение мышц. Короткий ноготок проходит по изгибу шеи, лицо Гию не меняется ни на йоту, только дыхание сбивается, а вторая ладонь вплетается в короткие волосы, заставляя сократить оставшееся расстояние. Глубокий поцелуй, словно выкачивает воздух из легких, не оставляя даже минуты размышления. Шинобу прижимается к нему всем телом, бросив любые попытки самоконтроля. Все теряет смысл кроме запаха и возбуждения, что завладевает ими. Пальцы проходят по мужской груди, его тело и душа покрыты шрамами, которые не заживут, к ним можно только привыкнуть. Томиока тенет край кимоно стягивая его с плеч, оголяя белоснежную кожу. Губы мажут по щеке оставляя влажный след, а поцелуи огибают линию челюсти и спускаются к шее. Кочо не стонет, лишь безмолвно хватает ртом воздух и впивается ногтями в плечи оставляя за собой росчерки покрасневшей кожи. Слишком жарко для весеннего дня, слишком тихо для утра в особняке бабочки, лишь глухой звук сердец эхом отдается в ушах. И скрип в котором они не сразу распознают тихие шаги к двери. Когда дверь со скрипом отодвигается, они сидят на приличном расстоянии друг от друга, обычная картина для осмотра раненого. Но от взгляда Канао не ускользает остатки красной помады на лице Гию, и покрасневшие губы наставницы. Она чувствует, себя крайне неловко, но если так и продолжит мяться на пороге, они догадаются что она поняла. От этой мысли становится еще больше не по себе, и в этот раз можно только порадоваться, полной возможности контролировать эмоции. Уверенным шагом пересекая комнату к шкафчику с медикаментами, кохай замирает возле него как баран у ворот живодерни в безуспешных попытках вспомнить зачем вообще пришла. — Тебе помочь? — сочувственный голос Шинобу возвращает к реальности и пальцы сами набирают груду всего, глядишь что-нибудь да пригодиться. Отрицательный жест головой, единственный ответ на который у неё хватает сил, чтобы окончательно не показать своей растерянности. Неожиданно для самой себя, она хочет чтобы Гию ушел, не прикасался к сестре. Он не достоин этого. Когда надо было вытащить Кочо из логова демона, он отказался и пришел только в последний момент. Вряд ли он рассчитывал спасти Шинобу, просто в крайнем случае думал вытащить неумелых охотников из лап Высшей Луны. В голове вертеться сто одна мысль, должен же быть способ выгнать отсюда Столп Воды. — Томиока-сан, Вас искал Столп Ветра по важному вопросу — это не ложь, он и вправду спрашивал о Гию, дня два назад. И скорее всего тема для обсуждения терпит еще как минимум неделю. Канао вскидывает голову, прижимает к груди медикаменты и смотрит на красный след от помады. Главное не переводить взгляд на сестру, она и без этого чувствует недоумение что волнами исходит с места главы дома. Гнев сжимает сердце и она с места не сдвинется пока он здесь. Гию натягивает форму скрывая за одеждой обработанные царапины и только когда он перешагивает порог комнаты, девушка идет следом. Танджиро уже ожидает у кабинета, быстрыми движениями перехватывая медикаменты из рук девушки. Создавалось впечатление, что Канао забрала почти всю аптечку, хотя шла только за бинтами. Подросток поднимает взгляд и с изумлением замечает как та неотрывно смотрит в спину Столпу. — Канао? — мозолистая пятерня машет прямо перед её лицом, но похоже этого недостаточно. — Тебе не кажется что между Томиока-сан и Кочо что-то происходит? — Эм… С чего ты взяла? Между ними абсолютно ничего не происходит, правда — девушка искоса замечает как Танджиро покрылся красными пятнами и тяжело вздыхает. И почему он совершенно не умеет лгать?***
На поиски Санеми ушел почти час, видимо они успешно разминались и когда Гию решил бросить эту затею и вернуться, они сталкиваются в коридоре. — Эй — блондин машет рукой и приближается с такой стремительностью, что сомнение в важности дела, отпадают сами собой — у тебя есть минутка поговорить? Получив в ответ легкий кивок, он отодвигает дверь в сторону и проходит внутрь, видимо разговор не для лишних ушей: — Типа, прости, из-за меня Столпы не пришли к вам на помощь в борьбе с Второй высшей Луной. — Столп ветра неловко запускает пятерню в свои волосы и некоторое время молчит прежде чем отрывисто продолжить: — Я наверное не должен объяснять причину, но… Черт, ты должен знать. Когда Кочо прислала то письмо, меня определили на выяснение и я некоторое время искал информацию. Через сплетни от болтливых прислужниц, что выходили в город я выяснил, что у Шинобу со Второй высшей луной были своеобразные отношения. Мы решили, что этим письмом она заманивает оставшихся Столпов в ловушку и поэтому — договорить не дает отстраненный голос: — Своеобразные? — Санеми начинает злиться, говорить напрямую как-то бесит, разве Томиока не понимает что тема деликатная? — Трахались они, в общем — отрывистый голос разрезает тишину и невидимая стена разделяет их куда сильнее, чем того бы хотелось. — Я думаю, что эти болтливые курицы просто распускали слухи — попытки сгладить образовавшуюся неловкость не помогают. — Типа прости, забили, хорошо? — напряжение в комнате можно резать ножом и Санеми искренне не понимает почему. После этого разговора Томиока ходит по особняку, как неприкаянный призрак, пока ноги сами не приводят к спальне бабочки. Неприлично заходить в комнату девушки, пока она отсутствует, но поток мыслей уже не остановить. В помещении царит полумрак, но хорошо выглаженная хаори все так же лежит на одном из стульев, а заколка бабочки красуется сверху как надгробье на похороненном прошлом. В особняке Доумы они разделились и Танджиро каким-то образом отыскал разноцветную одежду Кочо. Пальцы мягко проходят по ткани, вспоминая, что с возвращением Шинобу так повторно это не одевала и на охоту не выходила, предпочитая оставаться в особняке. Почему? Может, после убийства Доумы, она все оставила в прошлом? Или просто перестала считать себя достойной продолжать свой путь? Вторая мысль больно царапает сознание. Что же на самом деле произошло за эти три года? Он сидит так довольно долго контролируя дыхание и размышляя, пока дверь в комнату не отодвигается и на пороге не появляется хозяйка. — Гию? — девушка подходит ближе и тонкий пальчик упирается в плечо, никакой реакции. — Гиююю — голос протяжный словно бабочка хочет вытащить Томиока из омута размышлений, а пальчик опять упирается, но на этот раз ему в щеку — Гию, что-то случилось? — От взгляда, что он наконец переводит на неё сердце падает куда-то в пятки: “Он знает.” — Расскажи, что происходило, когда ты была демоном — улыбка на лице подобна маски, но он видит какая буря эмоций за ней скрывается. — Неужели Столп Воды интересуется жизнью обычного демона? — смех режет уши, но отклика не получает. Томиока серьезен как никогда. — К сожалению, воспоминания, слишком расплывчаты, я сама не все помню — ту ложь она использовала при общении с кланом Убуяшики, тогда сработало, сейчас — нет. — Я не буду осуждать — мужчина аккуратно сплетает их пальцы, и Кочо рефлекторно одергивает руку, и смеется прикрывая рот ладошкой. Хочется продолжить лгать, сказать что не помнит и попросить не задавать вопросов. Но отчаяние, что прорывается сквозь смех громче любых слов: — Интересно, как у тебя это получится, потому что я чувствую вину за собой — Томиока молчит, но слова излишни, он хочет правду? Хорошо! Посмотрим на реакцию, если настойчивость сильнее здравого смысла, пусть узнает. — Музан хотел повторить эксперимент, узнать почему у Незуко иммунитет к солнечным лучам. Он решил, что дело в “диете”, глупость конечно, я думаю дело в наследственности. При пробуждении мне было дано два приказа не пить человеческую кровь и вспомнить кем я являюсь. — Маленькое лицо Шинобу оказывается почти вплотную к мужчине — знаешь, что я вспомнила? Не долг охотника и не про защиту людей. Это была ненависть к демонам. Фиолетовые глаза сверкают в полумраке, это завораживает: — Меня отдали на попечение Второй из высших лун, пару раз я пыталась сбежать, но даже если бы у меня получилось, я бы не вернулась. Скорее всего вела бы жизнь отшельника как Тамаё, прячась в поисках возможность их уничтожить. Через какое-то время, Доума решил, что влюбился — мрачная улыбка на красных губах, страшнее откровенного гнева и она продолжает: — Он целовал меня когда вздумается, не давал проходу и спал со мной. Наверное, я должна была сопротивляться? Ха-ха-ха, но нет. Вместо этого я обдумывала план по его уничтожению. Я…— голос обрывается, а во взгляде больше нет ненависти только сожаление — травила прислужниц чаем с глицинией. Я не знала какая доза будет смертельна для демона, но использовала все свои воспоминания, чтобы он не почувствовал яд, пока концентрация в его крови не станет смертельной. Вместо того чтоб защищать людей, я использовала их для собственной цели. Как думаешь, это делает меня лучше демонов? Как только Канао станет Столпом, я уйду — тонкие пальцы перехватывают заколку и она летит в угол — с такими методами мне больше не быть охотником. Разноцветная ткань хаори накрывает с головой, окутывая приятным теплом, а потом сильные руки прижимают к себе не давая вырваться. Кочо захлебывается в своем горе, не может остановить слез, а тело сотрясается в беззвучных рыданиях. — Я ужасный человек? Ты ненавидишь меня?— он сильнее сжимает хрупкие плечи и качает головой. Кочо храбрый воин, но все же она просто человек, как и они все. Пальцы нежно распутывают заплаканное лицо из ткани, обхватив его ладонями. — Ты хорошо постаралась, если бы не ты, мы бы все погибли — губы мягко собирают соленые капли на щеках. Кочо глубоко дышит приоткрывая рот и следующий поцелуем он мягко прикасается к красным губам. Он нежно посасывает, оттягивает, отвлекая и даёт собраться с мыслями. Когда мужчина отстраняется, ощущение пустоты нарастает, пальцы тянутся к краю разноцветной хаори в попытках не дать, ему уйти, но захватывают пустоту. Гию замирает, склоняясь над заколкой в углу комнаты: — Твоя сестра была права, некоторым демонам можно дать шанс — привыкшие к полумраку глаза разглядывают бабочку в его руках и подобие улыбки на губах. Он возвращается, но на этот раз садится позади, мужские пальцы вплетаются в короткие волосы собирая пряди в привычную прическу. Покрасневшие от слез глаза закрываются, погружаясь в непривычные для себя ощущение: — А ты изменился, Гию — сквозь натянутую улыбку, это звучит как издевка и когда Столп Воды хмуриться, продолжение ставит в тупик — спасибо. В эту ночь они опять делят футон на двоих и кажется, что кошмары больше не посетят их.