Moondance

      Ацуши молчал и не сопротивлялся. Какое право он имел возражать? Будто бы отец не прав… Решил наказать прилюдно — пускай. Он этого заслуживает — виноват перед всеми, кем можно, потерял всё, что можно. Любимого, уважение, честь, доверие… Бесполезно. Нужно отвечать за свои слова и дела.       Так сильно затянута верёвка на руках — сдирает кожу. Вокруг позорного столба стояли жители деревни. Кто-то сочувствует, но большинство осуждает: вор, пьяница, должник, связался с каким-то пришлым мужчиной, забросил семью и учение. Да, всё так, и за это его сейчас накажут. Кто палач? Конечно, Агараки-сенсей. Любит махать розгами — этого у него не отнимешь. Правда, в этот раз у него в руках тонкая плеть.       — Есть у тебя хоть какое-то оправдание, сын? — отец Ацуши стоял рядом, сложив руки на груди.       — Я влюбился в одного… одного дракона. И быстро потерял его. Это не оправдание, просто вносит смысл в мои поступки.       Сказав это, Ацуши отвернулся в столб и закусил конец верёвки. Нужно готовиться терпеть боль.       — Ну раз твою голову так забила дурь, надо её немедленно выбить. Приступайте, Агараки-сан, — он отошёл за пределы круга к остальным зрителям.       Ацуши сначала услышал громкий свист, потом кожу спины словно обожгло. Он дёрнулся, впившись зубами в верёвку. Пара секунд — и снова удар. На третий верёвка вывалилась изо рта, и Ацуши вскрикнул. Три удара… ещё сколько? Ещё четыре?! Как больно! По спине разливается горячая боль, усиливается от каждого нового удара. А они все слушают, как он кричит, смотрят, как плачет и дёргается.       Теату был прав. Все они жестоки, хотят управлять всем. Но при этом сами — рабы. Рабы установленных законов, постулатов, религий, суеверий, своих глупых жизненных принципов. И если попытаться что-то нарушить, выйти за рамки и начать требовать свободы, на тебя тут же обрушивается карательный кнут. Вот как на него сейчас. А он всего лишь влюбился!       Ну, уже шесть ударов, где последний?       Вдруг закричала женщина. Ацуши поднял голову. Все жители деревни развернулись, а потом шарахнулись в стороны — в круг вломился серебристый дракон с зелёной гривой. Извиваясь, он растолкал всех в стороны. Мужчины повытаскивали мечи и кинулись на него, кто-то ранил, но дракон не отступил, а поднялся за задние лапы и использовал магию. Ацуши зажмурился от слепящей вспышки, а когда смог открыть глаза, то увидел, что воины корчатся на земле с покусанными и сломанными руками и ногами.       Расправившись с защитниками поместья, дракон ринулся к Ацуши и легко перегрыз верёвку, стягивающую его запястья. Ацуши сначала свалился на колени, но быстро смог подняться. Теату толкнул его головой, а потом кивнул через плечо. Ацуши понял, что он приглашает сесть себе на спину. Но тут на площадь выбежал Каору. Он на вытянутой руке держал фигурку старого идола с горящими жёлтым огнём глазами. Теату издал рык и попятился.       — Ацуши! Беги отсюда, скорее! — закричал Каору, надвигаясь на шипящего дракона. Тот оскалился и решил попробовать атаковать, но Ацуши схватил его за рога и потянул на себя.       — Стой, Теату, стой! Не трогай его!       — Что? Теату?! — пока Каору соображал, что только что услышал, Ацуши успел подбежать к нему и стукнуть кем-то потерянным дзори по голове.       — Уходим, Теату, уходим!       — Эс торэ! Неар! — злобно крикнул Теату и поджёг ближайший дом волшебным огнём. Вокруг них встала стена голубого огня. Теату управлял им, и языки пламени не трогали их с Ацуши и стену рядом.       — Нет, зачем? Что ты творишь?! — Ацуши понимал, что его выкрики бесполезны.       — Нэ эс ра, Ацуши. — Дракон приподнялся на задние лапы и принял получеловеческий облик. — Я люблю тебя, Ацуши, и не позволю причинять тебе боль. Я думал. Я не могу изменить свою суть. Ненавижу людей. Кроме тебя. Я сделаю так, как ты скажешь, как хочешь: мне уйти или остаться?       — Если ты уйдёшь, то вместе со мной, даже если пойдёшь в мир духов. Прости меня. Я говорил ужасные вещи и был не прав.       — Ты прав как человек, я прав как дракон. Позволь мне залечить твои раны?       — Да, — Ацуши отвернулся к стене и опустил голову. Он не знал, что делать. Теату считает себя виноватым во всем, но это он, Ацуши, виноват. Почему он начал думать только после того, как столкнулся с последствиями своей глупости?       — Зачем они так поступили с тобой? Я слышал твой крик и видел, что им это нравится! — Теату лизнул одну из ран, и она затянулась. — Так жестоко! Это ведь из-за меня? — Ещё один след от плети стал тонкой белой полосой. — Почему тогда они решили избивать тебя, если виноват другой? — Рассечённая кожа на пояснице Ацуши срослась, он вздрогнул от влажного прикосновения.       — Нет, нет, они правы. Они пытаются научить меня быть нормальным человеком, — сказал Ацуши, не поднимая головы.       — Как это?       — Нормальный человек не стал бы спасать дракона, который приносит несчастья. Но я не могу понять, как можно убить того, кто беспомощен, оставить умирать от боли страдающего, даже если он твой враг. Но как человек я должен этому научиться.       — И ты что, считаешь это правильным? — Теату зализал последнюю рану. — Я не хочу приносить несчастья!       — Ты и не приносишь.       — Но как же нет? Разве тебе хорошо? Из-за меня у тебя уже столько неприятностей!       — Да, мне хорошо. Я счастлив. Потому что тот, кого я люблю, вернулся.       — Я больше не уйду. Никогда. Завтра ночью не будет луны. Мы улетим, — Теату заставил его повернуться к себе и обнял.       — Туда, где будем свободны? — Ацуши поднял взгляд.       Теату кивнул и поцеловал его. Потом ещё раз — прижавшись друг к другу ещё теснее. И ещё — Теату обвил Ацуши хвостом, тот закинул ему руки на плечи. Вокруг голубое пламя и искры. Где-то чуть поодаль кричат люди, пытаясь потушить магический пожар, рушатся дома. Но человек и дракон всё прижимали друг друга к стене, целовались и тёрлись телами. Не важно. Любовь ценнее всякого имущества, может быть даже ценнее жизни.       — Хочу тебя, — Ацуши глядел Теату в глаза, а по его телу разливался жар. — Здесь, сейчас, мне всё равно!       — Да, да, пускай они видят, пускай смотрят, как мы счастливы! Ах…       Он прикрыл глаза, положив руки на затылок севшего перед ним Ацуши. Тот, тоже не открывая глаз, ласкал руками и губами отяжелевший член дракона, пока он не затвердел.       — Я тоже хочу дать тебе сил… — с придыханием сказал Теату.       — Не болтай! Быстрее! — отвернувшись к стене, Ацуши опёрся на неё руками и нагнулся вперёд. Зачем сопротивляться страсти? Так должно быть.       Теату снова облизал его спину, сделав шрамы ещё незаметнее, спустился ниже и распустил пояс штанов Ацуши, стянул их вниз. Горя нетерпением, Теату сделал толчок вперёд — слишком резко. Ацуши охнул и напряжённо выгнул спину, поднялся на цыпочки, когда он входил.       — Тебе больно? — с придыханием спросил Теату, начав двигаться.       — Н-немного… ты слишком… слишком… Ах! — Ацуши больше не мог сдерживать стоны. В самом начале короткая острая боль в растянутой мышце, потом, плотно заполняя, проходит глубже, заставляя издать новый стон. — А-а-а…       Теату же ещё убыстрил темп движений, одной рукой сжал снизу, другой сдавил правый сосок, головой прижался к его плечу, поцеловал в шею.       — Хочу увидеть, как тут всё разрушится, — процедил дракон сквозь зубы.       — Да, да… — Ацуши было всё равно.       Теату уже начал забывать, где находится, и что недавно произошло, но тут он вспомнил, увидев вокруг стену пламени, которое сам зажёг, и это придало ему сил. Взяв Ацуши за талию, Теату насадил его на себя глубже. Когда он сжимает ноги — ещё теснее, сложнее проходить внутрь, и от осознания этого тело начинает трястись. А стоит замереть, напрягшись — сам двигает бёдрами, чтобы сознание затрепетало и порвалось. Пускай ничего не будет вокруг, только они вдвоём. Ничто не нужно, никто не нужен. На каждую жестокость мы отвечаем жестокостью, удар за удар. Пускай все огнём горят, а им будет хорошо.       — Теату… Теату, я не могу, дай мне кончить!       — Я тоже… почти…       Теату прижал Ацуши к себе, задвигался очень быстро. Ещё несколько мгновений, и по их телам прошла одна общая судорога, а дом, у стены которого они сидели, обрушился, остались лишь те несколько досок, которые Теату оградил от пламени. Огонь везде погас, остались только искры витать в воздухе. Везде уголья, рядом — труп задохнувшегося от дыма человека, и двое — человек и полудракон, содрогаются, сплетшись телами и тяжело дыша.       — Всё разрушено. Ты удовлетворён? — Теату пристально глядел в глаза Ацуши, и тот отвечал таким же прямым взглядом:       — Да. Это было прекрасно.       Зачем знать, что же случилось, сколько домов сгорело, выжили ли его семья и знакомые? Он уже сделал выбор, они — тоже. Незачем теперь размышлять, кто прав, кто виноват. Каждый прав и виноват по-своему. Если нужно будет ответить, они с Теату ответят за то, что сделали. И добиваться признания не станут: зачем пытаться разубедить человека в том, во что он верит с рождения? Его право — называть серебристо-зелёных лунных драконов демонами. А дракон сам знает, кто он такой, и своими принципами не поступится. Он не зол и не добр — просто дракон. Не то, что люди. Чего они только не придумают, чтобы в глазах себе подобных блистать звёздами. Но это — закон. Те, кто не подчиняются ему, не считаются людьми, их принято изгонять или убивать. А он добровольно уйдёт, туда, куда поведёт его дракон.       — Летим отсюда, Ацуши.       — Летим, Теату.       Теату принял свой настоящий облик и смирно подождал, пока Ацуши усядется на его спине. Потом прыжок вверх, и вот они уже высоко в небе. Только две пары глаз проводили их: мужчины, покрасневшие от едкого дыма, и женщины — такие же красные, но от слёз.       — Улетели?       — Да. Но я знаю его, он вернётся.       Весь остаток дня Теату и Ацуши провели вдвоём где-то в поле. Там, среди цветов и тростника тёк тонкий ручей, из которого они пили, устав от любви. Потом снова и снова сливались телами и душами, упиваясь своим одиночеством и оторванностью от других. Это было лучшее, что когда-либо происходило с Ацуши. Просто быть рядом с любимым — без помех, ни о чём не думая, разговаривая лишь взглядами и прикосновениями… Всё остальное — мелочно.       — Луна взошла…       Это было первое, что Ацуши сказал с момента, когда они улетели из деревни. Теату лежал рядом с ним в траве, жевал какой-то цветок и глядел на небо. Оно пока что ещё не потеряло краски заката, но и не набрало ночной глубины, а в вышине уже проступал бледный, тонкий-тонкий полумесяц.       — Завтра луна уже не взойдёт. Мы, духи Смены лун, соберёмся вместе и съедим весь лунный свет.       — И куда же девается, неужели прямо-таки едите?       — Да. А внутри нас этот свет превращается в лунные камни. Правда! Вот этим, — Теату поднял свой амулет за верёвочку, — меня стошнило в детстве, когда я проглотил живую лягушку.       — Лягушку! Проглотил!       Ацуши не знал, чему, собственно, смеётся, но продолжал хохотать. Теату сначала толкнул его в плечо, но потом тоже не удержался и залился смехом. Они впервые слышали смех друг друга — звонкий и чистый у Теату, чуть ниже по тембру, уже сломавшийся, у Ацуши. Это так весело — валяться голыми в траве и пытаться изобразить, как у дракона в желудке квакает несчастная жительница болот. Веселее, чем пить в хорошей компании, веселее, чем танцевать на празднике, веселее, чем смотреть комедию в театре.       — Если бы другие драконы узнали, над чем я смеюсь, то точно побили бы меня.       — Люди бы поступили со мной аналогично… — больше смеяться не хотелось. В душе поднималась боль. — Теату, а что мы будем делать дальше?       — Я не знаю. Я хочу быть с тобой, — в его глазах была преданность — он готов пойти куда угодно, но не понимает, что идти некуда. Больно смотреть на это, хочется опустить взгляд.       — И я не знаю. Но мы не должны сдаваться, я не хочу разлучаться с тобой. Однако ты всё-таки дракон и обладаешь большими силой и магией, а я — всего лишь… да, человек. И мне нужно подготовиться, чтобы быть с тобой. Я должен вернуться.       — Зачем?! Если тебе нужно что-то — скажи мне, и я достану всё. Это совсем не сложно, — Теату встал на колени, нависнув над ним и будто показывая свою силу.       — Нет. Я должен прийти сам. И попросить честно, а не воровать. Довольно с меня позора.       — Человеческие законы?       — Именно. Глупая гордость, никому не нужный долг. Но пока что я не умею жить по-другому. Мы вместе научимся. Потом, — Ацуши погладил согнутыми пальцами оперённую щёку.       — Тогда я обязательно пойду с тобой! Мне интересны ваши законы, — Теату взял его за руку.       — Прости меня, Теату, но ты останешься. Я всё-таки сын хозяина селения, и мне ничего не сделают, а вот ты… Прошу тебя, останься.       — Ты не доверяешь мне? — полудракон нахмурился.       — Я боюсь за тебя. Я не переживу, если с тобой сделают что-то плохое.       По счастью, Теату всё-таки кивнул и согласился не ходить в деревню.       Утром Теату перенёс Ацуши назад к деревне. Тот попросил его сделать над ней круг: хотел поглядеть, что сгорело, а что — нет. Оказалось, что полностью разрушены лишь несколько домов, остальные только подпалены. Особняк его семьи же был вообще не тронут. Это хорошо — значит, что его родители в порядке. С Каору и Хацумото-сенсеем тоже скорее всего всё нормально, и беспокоиться не о чем.       Ацуши попросил Теату спуститься за оградой, принять человеческий облик и спрятаться. Дракон послушно скрылся в розовых кустах, а он перебрался через ограду и пошёл к дому. Решительно выдохнув перед дверью, Ацуши вошёл.       — Попроси мою мать и отца выйти, — обратился Ацуши к служанке, которая стояла под дверью. Та промямлила нечто невразумительное и убежала.       Мать Ацуши спустилась не сразу и одна.       — А где отец? Я хочу говорить с вами обоими!       — Он ушёл к предкам, — сухо ответила она и поправила шпильку в безупречной причёске.       — Как? — сердце словно сжали в кулаке.       — Решил спасти из горящего дома какую-то старуху, а там всё обрушилось, и они погибли.       — Зачем спасать старух? Все живут, сколько им уготовано, — холодно провозгласил Теату. Он стоял в дверях и смотрел на Ацуши. — Ты же не бросишь меня только потому, что кто-то умер?       — Замолчи! — у Ацуши побелело лицо. — Этот «кто-то» был моим отцом!       — Я знаю, Ацуши, что ты собирался сбежать вот с этим юношей, но теперь на тебе наш дом, всё имение и деревня, а так же многие обязанности твоего отца, — продолжала мать. Её голос был как сталь, но руки дрожали. — Это твой долг — взять на себя всё, и так, чтобы заменить всех, кого убил дракон. Где это чудовище? Скажи!       — Да вот он! — тихо подошедший сзади Каору высоко поднял солнечного идола и приставил к шее Теату лезвие меча. Тот вскрикнул, а на его коже появилась красная полоса. — Вот так, ты не сможешь использовать магию!       — Но это же просто мальчишка! — женщина сжала кулаки.       — Нет, это — Пожиратель лун.       Каору сдёрнул с шеи Теату амулет с лунным камнем, и тут же проявились драконьи признаки, а сам он без сил упал на пол. Мать Ацуши всплеснула руками, а потом ринулась к дракону.       — Мерзкий, злобный демон! Разрушитель, кровопийца! — вырвав из рук Каору меч, она приставила его к груди Теату. — Убийца моего мужа! Я вспорю тебе брюхо и вытащу все камни. Мы отстроим имение и похороним убитых с великими почестями.       — Да, нужно выпотрошить этого демона, — Каору достал верёвку и начал быстро связывать Теату. Тот лежал, не сопротивляясь — идол солнца не позволял ему даже двигаться.       — Стойте! — до Ацуши вдруг дошло, что может случиться с Теату, и он бросился было к Каору, но уже подоспели ещё слуги и воины, его схватили и куда-то потащили. Он начал вырываться изо всех сил и завопил: — Прекратите! Мама, Каору, что вы делаете? Оставьте его, оставьте!       — Заприте Ацуши в подвале, — приказала мать. — Он наверняка околдован чарами этого дракона и ничего не соображает. Но ничего, я уверена, скоро всё наладится!       — Теату! — нет, нет, что же происходит, почему Теату не сопротивляется и смотрит в пол? Что с ним будет?! — Теа… Аргх!       Получив сильный удар в живот, Ацуши согнулся пополам. И как только он прекратил вырываться, его тут же подхватили и оттащили к подвалу, заставили спуститься, а там толкнули на пол и захлопнули дверь.       — Бедный мальчик! Похоже, этот демон совсем лишил его рассудка! — посетовал кто-то из слуг.       — Ничего, обычно после смерти демона чары рассеиваются, он поймёт, что был околдован и придёт в себя, — ответил другой. Что, смерти?!       — Заодно и лунных камней получим — дорогущая вещь, скажу я вам! Особенно если вынимать их из живого демона — так они ещё ярче сверкают.       Ацуши кинулся к двери и начал барабанить в неё кулаками, потом коленями, просил выпустить его и не убивать Теату. Он разбил руки и колени в кровь, но продолжал. Никто не откликался, за дверью — тишина. Ушли казнить несчастного дракона? Зачем так, зачем, он снова виноват во всём! Позволил своенравному Теату вмешаться в свои дела, не смог оградить его от опасности. И вот теперь преданного дракона ждёт смерть, а его самого — вечные муки совести и одиночество. Нет, нет, не должно быть так!       Вдруг с улицы донёсся какой-то резкий звук. Ацуши прекратил разбивать себе руки и замер. Вот, вот снова… Протяжный, страшный звук. Что это?       В другом конце подвала было чуть светлее — это пробивался свет из окошка с толстым мутным стеклом. Ацуши сел у окна и вытер грязь рукавом. Вот снова он услышал это — словно по сердцу провели наждаком. Скорее, скорее, что там, на дворе?       Прильнув к стеклу, Ацуши попытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь муть дешёвого стекла. Толпятся слуги, кто-то сидит, что-то странное дёргается на земле. Тут оно выгнулось дугой, а мимо оконца промелькнуло нечто бело-зелёное и тонкое. Снова вопль — и Ацуши закричал вместе с Теату, как будто их резали одновременно. У Ацуши быстро кончилось дыхание, он начал бить в стекло, а дракон все кричал — беспрерывно и жалобно. Ацуши остановился, и сквозь пелену в глазах разглядел, как из тела Теату стали вытягивать что-то длинное, тёмно-красное. Кровь лилась рекой.       Едва поняв, что из Теату вынимают внутренности, чтобы найти драгоценные лунные камни, Ацуши чуть не потерял сознание, его скрутило и болезненно вырвало. Потом снова. А крики дракона ослабли, потом затихли. Совсем рядом с окошком прозвучал голос матери:       — Переломите ему хребет и закопайте! Да, и кишки тоже! Каждому за работу — по маленькому камню, почините свои дома, которые он сжёг.       Слуги одобрительно заголосили, кто-то замахнулся и ударил по спине трясущегося в агонии дракона дубинкой. Теату издал последний хрип, а Ацуши свалился на пол и перестал двигаться.              — Ацу… Ацуши… — как сквозь вату. — Ацуши! Ты как? — рядом на кровати сидел Каору. — А? Колдовство развеялось?       — Какое колдовство? — выдавил и себя Ацуши. — Где Теату?       — О предки, он сильно попортил тебе разум! Придётся вызвать целителя, чтобы изгнать духа…       — Где Теату?! Где он?! — юноша резко сел на кровати.       — Держи, — Каору снял с шеи амулет с лунным камнем и отдал его Ацуши. Тот смотрел на посверкивающий кусочек лунного света с невыносимым отчаянием. — Мы убили дракона и уже похоронили его. Забудь о нём — тебе нужно вернуться к нормальной жизни.       — Теату, Теату, Теату… — он не слышал, что говорил Каору, и тот решил заставить его обратить внимание на мудрые слова.       — Ацуши, очнись! — он тряхнул больного за плечи. — Ты что, правда собирался сбежать с этим драконом? Это же демон! Подумай хоть немного, а? Ты же теперь глава дома и семьи!       — Зачем вы убили его? Неужели ради этих камней?! — Ацуши крупно трясущимися руками протянул Каору амулет.       — Лунные камни — всего лишь награда за правое дело.       — Награда за пытку и убийство?! Как ты можешь так говорить! Я сидел в подвале и всё слышал и видел! Потрошить заживо, чтобы камни блестели сильней, зачем вы так? — и глаз Ацуши медленно покатились слёзы. Он сжал камень в руке и отвернулся от Каору. Тот нахмурился.       — Послушай, может быть, хватит? Подумай: у тебя погиб отец, а ты плачешь по какому-то полудракону, приди в себя уже!       Глаза Ацуши свернули такой яростью, что Каору отпрянул, но поздно: Ацуши вскочил с кровати и набросился на него, начал бить так сильно, как будто не был младше на семь лет и легче в два раза. Сначала Каору решил не сопротивляться и позволить ему немного выпустить боль и гнев, но тот заводился всё сильнее. Уж не сошёл ли с ума совсем? Каору зажмурился, ожидая, что Ацуши сейчас опустит занесённый над его лицом кулак, но тот вдруг вздрогнул и ослаб. Каору тут же сбросил его с себя и заломил руки, сел сверху на спину.       — Ты точно тронулся! — он вытер рукавом кровь с разбитой губы.       — Прости меня… Прости меня! — Ацуши крупно трясло. Ещё секунда, и он зарыдал в голос. — Я виноват, перед всеми вами виноват! Всех предал… Теату, семью, тебя, себя самого… Прости…       — Ничего, это просто чары дракона. Скоро ты поправишься, — Каору отпустил его, а потом прижал к себе, начал гладить по голове и спине. — Я попрошу, чтобы тебя не наказывали. Успокойся, всё будет хорошо…       Ацуши, сжимая в руке холодный лунный камень, ещё недолго продолжал плакать, но постепенно успокоился, лёг на кровать и уснул. Со следующего утра никто больше не слышал от него ни слова ни о драконе, ни об их любви, ни о противоречиях в мире. Словно действительно чары упали. Каору удивлялся, что он даже не повесил на шею амулет Теату. Странно. Похоже, это и правда была не любовь, а какое-то наваждение. Ну что ж, раз так, то всё прекрасно.

***

      Рейджи, аккуратно усевшись на колени перед столиком, расставил чашки и налил в них чай из изысканного чайничка. Сами же чашки тоже стоили немало и были украшены крошками лунного камня — прекрасный, загадочный блеск! Ну, у Ацуши-сана столько денег, что он вполне может прикупить себе красивый сервиз. Кстати, где же он? В это вечернее время, ближе к закату, они всегда пили чай вместе.       Рейджи задумался и поднялся с колен, подошёл к висевшему на стене лунному календарю. А-а-а! Вот в чём дело! Сегодня же не будет луны, и Ацуши-сан опять куда-то пойдёт. Его не будет всю ночь — наверное, собирается сейчас. И упорно молчит, куда же ходит, почему одевается в парадную одежду? Это так странно.       — Ацуши-сан, вы не будете пить чай со мной?       — Рейджи? Нет, извини. Я скоро ухожу.       Он быстро-быстро подписал какие-то бумаги, пересчитал горку монет, разложил разные листы под разные пресс-папье и создал на столе идеальный порядок. Рейджи тихо восторгался: такой аккуратный, сухой, педантичный! Всегда весь в делах и заботах, у него столько подчинённых, так много земель и несколько деревень под началом. Всё это приносит отличный доход. Ах, будь Ацуши-сан хоть немного романтичней, и цены бы ему не было! Хотя, и так жаловаться не на что.       — Ацуши-сан? Можно спросить вас? Скажите, куда же вы ходите в безлунные ночи один?       — Рейджи, ты стал слишком любопытен для слуги.       — Слуги? А как насчёт вашего милого, преданного и нежного любовника? — Рейджи кокетливо прислонился к косяку двери. — Ведь я очень сильно ревную, когда вы меня вот так покидаете, не сказав ни слова.       — Ну хорошо, хорошо. Пойдёшь вместе со мной? Но если ты устал, то лучше не ходи — нам предстоит долгая прогулка, — вдруг согласился серьёзный господин.       — Нет-нет! Я ужасно хочу пойти с вами!       — Тогда оденься потеплее.       Радостно поклонившись, Рейджи убежал в свою комнату, чуть не упав по дороге. Раз Ацуши-сан одевается на прогулку красиво, то и он должен соответствовать своему господину! Одеть вот это кимоно? Ну нет, другое! Длинное или короткое, или может, вот тот пояс?       Зеркало отразило привлекательнейшего юношу — стройного, с глубокими глазами, изяществом в чертах лица и всём теле. Отлично, он наконец-то готов!       — Рейджи! Я жду тебя уже пять минут.       — Простите-простите! Ай! — заторопившись, Рейджи споткнулся и упал прямо в руки своему господину. Тот поглядел на него сверху вниз:       — Ну пошли уже, мы должны успеть.       Сначала Рейджи нравилась прогулка: они быстро шли по тропинке в поле. Зарево заката окрасило золотом цветущие травы, блеснуло на ручьях и мелких озёрах. От островков деревьев нёсся стрёкот цикад и пение птиц. Но вот стало темнеть, дорогу освещали лишь звёзды да исхудавший серп луны, почти незаметный. Тропинка закончилась, и дальше они пробирались по бурьяну, через кусты и крапиву. Рейджи быстро устал, но молчал: Ацуши-сан терпеть не мог никакого нытья. Приходилось перебирать ногами.       Но вот высоченная трава расступилась, и они оказались на пологом берегу небольшого озера. Оно было похоже на живой лунный камень!       Рейджи замер как вкопанный, а Ацуши-сан, вздохнув, подошёл к воде и напился из пригоршни, вытер ладонью губы. Поднявшись, он махнул рукой и пошёл на другую сторону озерка. Рейджи понял, что господин направляется к почти полностью разрушенной старой рыбацкой лачуге и мосткам. Подойдя к гнилым доскам, он вытащил из-под них привязанную верёвочкой бутылку дешёвого сакэ, а из-за пояса достал два стаканчика. Наполнив их, один он отдал Рейджи и кивнул. Они выпили. Рейджи недоумевал: что за странный обряд?       — А теперь садись на мостки рядом со мной и гляди на луну. Они сейчас прилетят.       — Кто?       Но Ацуши-сан не ответил и продолжал безмолвно глядеть в небо на серебрящийся тонкий месяц. А руке он сжимал лунный камень, через который был продет шнурок. Что же всё это значит?       Рейджи хотел попытаться спросить ещё раз, но тут к луне подлетела тонкая блестящая нить, и, проносясь мимо, как будто откусила от луны маленький кусочек. А вот ещё одна: стрелой скользнула рядом и налету отломила частицу лунного света. Рейджи замер в восторге и приоткрыл рот: вот как скрывается старая луна! Эти изящные драконы так прекрасны, можно любоваться ими бесконечно! Но луна становилась всё тоньше и тоньше, блекла, пока не скрылась совсем. Серебряные драконы разлетелись в стороны и сгинули в ночном небе.       — Теату… Прости меня. Я не забыл ничего, чему ты учил. Пойдём, Рейджи, танец закончен, пора возвращаться.       — Нет, побудем тут ещё немного.       Рейджи прислонился к плечу Ацуши-сана и опустил взгляд. Не нужно спрашивать, кто такой Теату. Ясно, что всего лишь прах.