7 февраля 2021 года
23:29
Время лечит, говорили они. Время зализывает все твои раны и бережно укрывает под покровом матово-белой кожи каждый полученный шрам. Синяки рано или поздно тускнеют, желтеют-синеют и медленно рассасываются, не оставляя никаких следов, а прежние царапины покрываются багровой омертвевшей коркой. И вот ты снова как новенький. Будто и не было ничего. Какая несказанная удача! Всё забудется, говорили они. Сегодня-завтра, а может, через недельку-другую, когда кошмары наконец перестанут сниться так часто, а эта жуткая боль хоть немного притупится, сменяя надрывные рыдания на беззвучный порывистый плач. Когда чувство вины покорно отступит в сторону, а воспоминания больше не будут такими же чёткими и ясными, как и прежде. Всё пройдёт, говорили они. Когда-нибудь. Обязательно. Всё ведь однажды проходит, так ведь? Лжецы. Просто паршивые, лживые суки. Каждый из них. Каждый, кто бросал Чифую в лицо эту сладкую утешительную ложь безо всякого стеснения и ждал, что это действительно чем-то поможет. Что они могли знать? Что эти люди вообще могли знать об утрате? Что они могли знать о чувстве, когда ты теряешь человека, которого так преданно ждал двенадцать последних лет и которого лишился всего за единственный чёртов вечер? Чифую задавался этими вопросами слишком часто. Февраль выдался не самым лучшим, если честно. Как и январь, декабрь, и, наверное, последние года три, если уж быть до конца точным. 963 дня. В сумме — 31 месяц горького одиночества. Чифую считал. Он считал каждый день и час. Всё это время прошло для него как будто в неясном бреду. Он не помнил, что делал и чем был занят, он не помнил, праздновал ли хоть какой-то праздник по собственной воле, а не потому, что его притащил туда Казутора. Он не помнил, когда в последний раз улыбался кому-то искренне, а не потому, что того требует работа в зоомагазине, и уж тем более не помнил, когда притворяться счастливым стало для него не более чем привычкой. Порою он чувствовал себя неблагодарным. В конце концов, его жизнь не закончилась, верно? У него по-прежнему была работа, была квартира, какие-то друзья и приятели. Он всё ещё был жив. По крайней мере, в теории. Хотя Чифую и не был до конца в этом уверен, но все вокруг него уж точно продолжали жить: они женились и разводились, влюблялись и ссорились, работали и путешествовали. Они просто… перешагнули через это, чтобы следовать дальше. И в какой-то степени это казалось правильным. По крайней мере, куда правильнее, чем держаться за того, кого уже никогда не вернуть. И всё же иногда Чифую злился. На этих счастливых друзей и знакомых, улыбчиво смотрящих на него с этих жизнерадостных фото в бесконечной ленте соцсетей. Ладно, возможно, он злился на них довольно часто. Чувство, будто бы одночасье все просто забыли обо всём и откинули прошлое прочь, словно его никогда и не существовало… Оно не давало Чифую покоя. Порою ему просто хотелось кричать — неистово громко, отчаянно, срывая голос до едва слышного хрипа; хотелось впиваться пальцами в горло каждому бывшему другу и спрашивать, душить и спрашивать, пока наконец не останется сил: как же они могут так просто продолжать жить после того, что случилось? Как они могут? Как они могут ходить по одной земле и так улыбаться, зная, что Такемичи больше нет? Чифую не понимал. Он не мог и не хотел понимать. И, наверное, в этом была проблема. Он был привязан к Такемичи слишком сильно. Сильнее, чем кто-либо. Привязан красной нитью — нет, вероятно, огромным красным канатом, обернутым вокруг жилистой шеи, — один конец здесь, у него, а другой далеко-далеко — ну, вы и сами, наверное, знаете — где-то по ту холодную мёртвую сторону. Чифую боролся с желанием разорвать эту связь. Он был уверен в том, что хочет именно этого, но каждый раз обнаруживал, что только затягивает узел покрепче. Чифую умолял Такемичи уйти. Честное слово. Умолял отпустить и оставить его, убраться восвояси и больше никогда не возвращаться. И в то же время он из последних сил сжимал в своей его ледяную руку и, стоя на коленях, повторял один и тот же вопрос: «Почему?». Почему, почему, почему, скажи, почему всё так? Чифую кричал «Уходи!» ему в спину, а следом тихо-тихо шептал, сползая по стенке: «Не оставляй меня, пожалуйста, просто останься, останься еще на чуть-чуть». Чифую боялся произносить его имя вслух. Он избегал его, как только мог. Восемь букв казались какой-то невыносимой изощрённой пыткой. Слышалось только «Таке-», и он тут же закрывал уши руками и отчаянно мотал головой, беспомощно пятясь назад. Одно только слово вырывало сердце из его груди разом со всеми сосудами. Воспоминания летели перед его глазами бумажными самолётиками, и каждый из них с оглушительным треском разбивался о горькую правду. Конец июня две тысячи восемнадцатого. Здание боулинга. Два трупа. Такемичи и Майки. И голос Наото, такой далёкий и отстранённый. Голос, которого Мацуно почти уже не слышит из-за собственного крика, голос, который сдержанно и спокойно произносит:«Мне очень жаль, Чифую, но Такемичи больше нет».
А дальше всё будто в тумане. Хотя, туман — это, наверное, что-то светлое. Почти по-утреннему свежее. Что-то, что к полудню обязательно рассеется, поражённое яркими солнечными лучами, не оставив после себя и следа. А Чифую попал во тьму. И он жил в этой тьме до сих пор. Жил совершенно один. Чифую не любил кладбища. И, должно быть, по этой причине никогда туда не ходил. Какой-то печальный опыт, знаете ли: сначала отец, потом Баджи, а теперь вот… Игрушечный самолётик из подарочного набора и половина лапши в пластмассовой упаковке, оставленные на чужих могилах. Прийти на кладбище означало признаться самому себе в том, что Такемичи умер и больше никогда не вернётся, а это было для Чифую сродни безумию. Он считал себя последним идиотом. Особенно в тот момент, когда пожимал руку Наото и Хинате и долго-долго не отпускал, монотонно считая про себя до десяти. Семь, восемь, девять, десять… Он просто надеялся. Так сильно надеялся, что вдруг случится какое-то чудо и время унесёт его обратно в прошлое — туда, где он мог быть по-настоящему счастлив. Но этого не происходило. Тёмно-голубые и морганитовые глаза смотрели на него с сочувствием. Наото молча качал головой, поджимая тонкие губы, а Хината, вздыхая, только тихонько всхлипывала. «Прости, Мацуно». Чифую потратил все свои деньги, буквально всё до последней йены, на шарлатанов и мошенников. На каждого, кто пообещал ему придумать способ переместиться обратно во времени. Что могло быть ещё глупее? В его полупустой квартире остался только дырявый футон, на котором едва ли можно было нормально спать, одинокий стул с расшатывающейся ножкой и пара столовых приборов с тарелкой и кружкой. Вот такой была его жизнь после смерти Такемичи. Никчёмной и жалкой. Иногда он задумывался, а жизнь ли это вообще? И стоило ли продолжать тянуть в новый день своё бренное существование, если весь его смысл так и остался в далёком восемнадцатом году? Лежать на холодном асфальте, сжимая чужую руку. Казутора, казалось, о чём-то догадывался. Он никогда и ни о чём не спрашивал — просто жалостливо косился в его сторону, думая, что Чифую не обращает на это внимания, и только невнятно мямлил себе что-то под нос. Он точно не был идиотом и наверняка замечал в фирменной улыбке Мацуно, адресованной окружающим, что-то показное и фальшивое, но, к счастью, не находил в себе смелости задавать вопросы. Нет, раз или два он всё-таки попытался заговорить, но Чифую сразу же выпустил когти наружу: стал злым и крайне раздражённым и на весь оставшийся день заперся в кладовой, разбираясь с какими-то бумагами, только чтобы избежать повторной беседы. «Мне не нужна твоя помощь. Я же сказал, что в порядке!». И Ханемия решил оставить его в покое. По крайней мере, до того момента, пока сам Чифую не будет готов говорить с ним о том, что случилось. Они были вместе, когда Наото сообщил ему о смерти Такемичи, и Казутора слышал, слышал собственными ушами каждый крик и каждое рыдание, которые окончательно стихли лишь только к утру двадцать четвёртого июня. Он знал, что потеря лучшего друга достаточно сильно подкосила Чифую, и время совсем не исцеляло, а скорее бередило уже порядком загноившуюся рану. Но они оба старательно притворялись, что всё хорошо. Прекрасно понимая, что хорошо уже никогда не будет. Так было проще. По крайней мере, им так казалось. Чифую дважды повернул ключ в замочной скважине и оттолкнул дверь от себя, заходя в пропахшую сыростью и сигаретным дымом маленькую квартиру в глухом пригороде. Три года назад у него была квартира значительно больше. Он даже помнил, как приводил туда Такемичи и они до позднего вечера рубились в приставку и ели дерьмовую пиццу, пока наконец не засыпали в обнимку прямо на недособранном диване под целлофановым пакетом. Собственно, здесь нечему удивляться — они всегда были теми ещё придурками. Но Чифую продал эту квартиру почти через год после смерти Такемичи, как и всё, что у него было, чтобы иметь возможность расплатиться со всем колоритом медиумов и «бюро путешествий во времени», а также покрыть часть суммы, вложенной семьёй Тачибана в так и не состоявшуюся свадьбу Хинаты и Такемичи. Шатаясь на ватных ногах, Чифую прошёл чуть дальше в комнату, на ходу скидывая с себя обувь и стаскивая старое пальто. Света в доме не было: он перестал платить за него ещё два месяца назад, так что привычно зажёг маленькую свечу у самого окна и этой же зажигалкой подпалил сигарету. Закурил. Он на самом деле не любил и толком не умел курить. Просто больше не знал, что делать. Вопреки общепринятому мнению, никотин не приносил облегчения. Выдыхаемый из лёгких дым лишь на мгновение заставлял его задуматься о чём-то другом, но после его мысли неизменно возвращались обратно во тьму — туда, где им было самое место. Тёмные круги под глазами росли удивительно быстро. Чифую значительно похудел за прошедшее время: его ключицы и ребра выпирали теперь куда больше, чем раньше, а скулы стали гораздо острее. Появилась на них и щетина, ведь он не брился уже несколько дней. Причёска тоже стала другой. Это были всё те же тёмные волосы, но теперь они отросли и стали куда больше похожи на волосы Такемичи. Чифую даже начал носить похожую по стилю одежду: дешёвые футболки и свитера с дурацкими принтами — они напоминали ему не только о хороших временах, но и о том, как звонко он смеялся с них в своей далёкой юности. — Скажи мне, в кого же я превратился? — обречённо спросил он у самого себя, рассматривая улицу через грязную оконную раму. Темно и ничего не видно. И звуков тоже совсем не слышно, потому что он живёт далеко от города. Затяжка. И следом ещё одна. Легче, увы, не стало. К чёрту. Чифую потушил сигарету в маленькую пепельницу на подоконнике и последовал в сторону футона. Даже не удосужившись раздеться и принять душ, он лёг, укрывшись старым одеялом, и свернулся калачиком на самом краю. Застучал зубами. Было до безумия холодно: за отопление он, кстати, тоже давно не платил. Сегодня он пропил почти всю зарплату в ближайшем баре недалеко от зоомагазина и снова отдал часть своих денег какому-то местному ублюдку, наживающемуся на таких же скорбящих. В отличие от всех предыдущих, этот казался слегка безумным и всё твердил без умолку про какую-то машину времени и теорию квантового бессмертия — Чифую, признаться, толком его и не слушал. Но прежде чем бесследно исчезнуть с его наличными, незнакомец всучил ему в руки какую-то дурацкую открытку: на ней была лишь небольшая надпись — 2006 год, фестиваль Чичибу. Чифую как раз достал её из кармана. Что под одеялом, что в темноте его комнаты — один чёрт, ни хрена не видно. Он немного повертел её в руках без особой надежды и совсем не удивился, когда ничего не случилось. Ни ярких вспышек, ни электрических разрядов, что прошлись бы скопом по усталому телу, — ровным счётом, ничего. Чифую в который раз остался ни с чем. Очередной провал. Его обманули. Снова. Никто и ничто не могло переместить его обратно во времени. Чифую обычно не плакал — не было больше сил. Но сегодня было не так. Сегодня отчаяние было куда сильнее. Сегодня днём он встретил Хинату, когда забирал заказ в центре города по поручению Казуторы. Они не виделись больше двух лет и, кажется, за это время в её жизни действительно многое поменялось. Она вышла замуж за хорошего человека, какого-то друга Наото из полицейского участка, и теперь они ждали своего первенца. Она спросила, почему Чифую не пришёл на её свадьбу, хотя она отправляла ему приглашение, и он не стал говорить, что давно уже съехал с той самой квартиры. И даже если бы получил приглашение, он всё равно не стал бы идти. Это казалось какой-то идиотской шуткой. Как она вообще додумалась его пригласить? Хина также любезно поинтересовалась, как у него дела, женился ли он или всё еще был холост, и Мацуно угрюмо промолчал, потому что по-прежнему носил в бумажнике своё единственное фото с Такемичи — то самое, где они были только вдвоём, юные и беззаботные, совсем не подозревающие о том, что финал их истории так никогда и не станет счастливым. Чифую, конечно, не женился и даже не думал о свадьбе. Он вообще мало о чём думал. А Хината только легкомысленно пожимала плечами. «Ладно. Ты заходи в гости, как будет время. Я буду очень рада увидеть тебя снова!». И Чифую кивал ей с бодрой улыбкой. «Обязательно! Может быть, в следующем месяце?» Он не собирался больше с ней видеться. В отличие от него, Хината была по-настоящему счастлива. Не казалась счастливой, не притворялась, а именно была. И это слегка раздражало. Она смотрела на своего мужа с любовью и нежностью — так, как когда-то смотрела на Такемичи, — и осторожно оглаживала рукой свой большой выпирающий живот. Чифую не винил её. Почти. И сбежал лишь потому, что сильно спешил. Конечно, только поэтому. Совсем не потому, что зачем-то заметил, что Хината больше не носила кулон с четырёхлистным клевером. Она была последней. Последней из всех, кроме Чифую, кто всё еще помнил о нём. По крайней мере, до сегодняшнего дня он преданно в это верил. Но теперь он точно знал, что остался совсем один. Это не было для него открытием, ведь это уже случалось раньше. С Дракеном, Мицуей, Хаккаем. С каждым, кого он знал. Все забывали. Спустя полгода, год или три месяца. Неважно, сколько — все рано или поздно начинали двигаться дальше, оставляя образ плаксивого героя где-то далеко позади. Все, кроме Чифую. Так что он привык. Он должен был к этому привыкнуть. И всё-таки это было паршиво. Слёзы лились из его обесцвеченных серых глаз, забытые и горькие, и просто не могли остановиться. Он сжался в маленький беспомощный комок, как ребёнок, подтянув колени к животу и обняв их одной рукой. В другой, меж дрожащих пальцев, была по-прежнему зажата открытка.Фестиваль Чичибу
Декабрь, 2006
Да, кажется, он был там однажды вместе с Такемичи. Всё-таки хорошее было время. Жаль, что так быстро прошло. — Как бы я хотел… — голос Чифую был хриплым и грубым, совсем непохожим на тот, что был у него прежде. Он прикусил зубами подушку, пытаясь просто не закричать. Больно. Больно. Это по-прежнему было так больно. — Как бы я хотел быть таким же, как ты… Вернуться назад… И всё исправить… Провести с тобой чуть больше времени… Я бы отдал всё на свете за второй шанс… Всё, что у меня есть! Только, чтобы вернуть тебя, Такемичи. Чифую сказал это вслух. Он произнес это чёртово имя. Неосознанно приложил открытку к своей груди и порывисто всхлипнул. И вновь повторил: — Такемичи… Так почему-то стало теплее. Словно далёкие воспоминания нашли и согрели его. Словно руки Ханагаки крепко обвились вокруг его тела и надёжно укрыли от острых стрел. Терять кого-то столь близкого, наверное, было неимоверно тяжело. Куда тяжелее было проживать каждый новый день, виня себя за каждое брошенное слово. Что он сказал ему в последний раз? Чифую едва ли помнил. «Держись молодцом, Такемичи!». «Пей своё пиво, мне всё равно уже расхотелось». «Какие у тебя планы на завтра?» Может быть, что-то такое. А может и нет. Он уже и не знал. Но наверняка что-то очень глупое. А он должен был сказать, что никогда не позволит ему бросаться в бездну в одиночку. Он должен был напомнить Такемичи, что они партнёры, сцепить их руки крепко-накрепко и залить эту связку цементом. И твёрдо уверить: куда бы ни забросила судьба, партнёр, мы с тобой всегда будем вместе. Даже в аду. Ты ведь знаешь об этом, правда? Но он не сказал. Почему же он не сказал? Голова по-прежнему сильно трещала. Не то от количества выпитого алкоголя, не то от выпитых после таблеток, не то от тупых непрекращающихся слёз. Чифую перестал разбирать. Веки медленно тяжелели. Хотелось провалиться в сон и больше никогда не просыпаться. А лучше увидеть бы Такемичи снова. Хотя бы разочек. Пусть даже во сне! И, может, ему станет хоть чуточку легче? Он знал, что не станет. И всё же хотелось надеяться. Чифую не помнил, как уснул. Сил уже не осталось, и он провалился в сон обезвоженный и истощённый. Когда он снова открыл глаза, за окном уже светлело, но лучи ещё не успели проникнуть в комнату из-за плотно задёрнутых штор. Он слегка нахмурился, потому что в его квартире сроду не было штор. Он попробовал оглядеться и с удивлением обнаружил, что находился совсем не там, где засыпал. Это была большая и светлая комната, увешенная плакатами и вырезками из журналов, с огромным книжным шкафом, доверху уставленным увесистыми томами сёдзе-манги, а у письменного стола, на крутящемся синем кресле, мирно дремал изящный чёрный кот. Пике… Джей? Но Пике-Джей умер ещё несколько лет назад! Чифую огляделся снова, но на этот раз уже куда настороженнее, и слегка приподнялся с постели. Это была его комната в родительском доме. Точно, именно она! Но как же… — Чифую, я ведь просила тебя встать ещё пятнадцать минут назад, — появившаяся в дверном проёме мама мягко отчитала его и быстро указала рукою в сторону кухни. — Иди скорее завтракать, а то опоздаешь в школу. — В школу? — непонимающе переспросил Мацуно. Но ведь он уже давно её закончил… Неужели, это новый сон? Он сильно отличался от его предыдущих кошмаров. Он не казался страшным — скорее странным и непонятным. И почему-то ощущался как-то иначе. Уж слишком реальным казалось всё вокруг. Чифую заметил на прикроватной тумбочке свой старый мобильный и тут же подался вперёд, подхватывая его и грубым движением открывая хлипкую крышку. Глаза тут же полезли на лоб. Чифую показалось, что он разучился дышать. Этого просто не может быть… Это невозможно!8 февраля 2006 года
7:30
— Чифую, ты меня слышал? Тётя Такемичи скоро приедет, чтобы забрать тебя! — снова напомнила мама. — Скорее собирайся! — Такемичи? — от этого имени всё тело будто прошибло электрическим током. Чифую часто заморгал, панически оглядываясь вокруг, и попытался отыскать глазами хоть какую-то зацепку, которая указала бы на то, что всё происходящее — это просто дурацкий розыгрыш. Наверное, накануне вечером он всё-таки выпил слишком много. Или это всё чёртовы антидепрессанты? Мацуно ущипнул себя для достоверности и фыркнул от вполне себе реальной боли. Какого чёрта? Он переспросил: — Т-ты… Ты сказала «Такемичи»? Взгляд, блуждающий по комнате, остановился на странном предмете, что всё это время мирно лежал на тумбочке рядом с телефоном, ожидая, что на него обратят внимание. Чифую снова поднялся и осторожно взял его в руки. И тут же упал обратно на кровать. — Неужели, я…Открытка.
Фестиваль Чичибу
Декабрь, 2006
…оказался в прошлом?