Напиши мечту на бумажном самолётике

Сидя на улице, Антон слушал дождь. Не его стук об асфальт и окна, а именно голос самого дождя. И на душе становилось мерзко. Ведь он тоже шептал о пустоте, в которой застрял парень. Окружающие не слепы, нет. Им просто всё равно. Так было всегда. Даже когда отец Антона лежал в больнице, никто не приходил к нему. Не звонил, не искал. Человек есть, и через мгновение его нет. А все живут дальше, даже не думая, каково это — остаться одному. Но они и не обязаны об этом думать. Антон хмыкнул, устало потерев виски и достав пачку сигарет. Он приехал в Италию в самую дождливую неделю. — Прости-прости, меня задержали, — Илья улыбнулся, кладя джинсовку, что держал над головой, в надежде не промокнуть, на соседний стул, и сел напротив Антона. — Честно, думал ты и не станешь ждать. Антон издевательски выгнул бровь, сделав затяжку и выдохнув дым: — Я и не ждал. Если ты не заметил, на улице так не хило льёт. Неохота куда-то торопиться. Илья глянул на него с иронией, будто услышал бред сумасшедшего. — Ну да, конечно. И поэтому ты тут сидишь уже как час, — произнёс, поморщившись от запаха дыма. — Могу уйти, — Антон пожал плечами, взяв в руки кружку с уже остывшим кофе. Он меланхолик — за раздумьями он и не заметил, как прошёл час. Он всегда жил своими мыслями, лишь изредка возвращаясь к людям. — Да нет, оставайся уж, — фыркнул Илья, рукой махнув официанту, что проходил мимо, и уже на итальянском попросив его. — Можно мне чёрный кофе с молоком и чизкейк? Работник кафе улыбнулся, кивнув, а Антон задумался над тем, чтобы заказать ещё одну кружку чёрного кофе. Но голос Ильи мигом отвлёк его от этих мыслей: — Ты кроме кофе хоть что-то вообще ел сегодня? — Конечно, — такая наглая ложь. Антон и бровью не повёл, но Илья с прищуром уставился на него, явно в чём-то сомневаясь. Было уже десять утра. Улицы пусты из-за погоды, Милан топило. Сигаретный дым пропитал воздух, сливаясь с запахом дождя, тем самым будто возвращая куда-то в прошлое, когда Антон только начинал курить, прячась от отца за домом. Иногда он вставал в пять утра, лишь бы выйти, покурить, чтобы отец не засёк. Он до сих пор помнит этот осенний холод и слякоть, когда лень даже из кровати вылезти, но курить хотелось, а отца огорчать — нет. Ему и так достался не лучший сын. И Антон знал — он виноват в его смерти. Ведь тот отдавал ради сына всё, плевав на собственное здоровье и работая сутками. Дома Антона всегда ждал тёплый и сытый ужин, а утром вкусный завтрак и обед, собранный в школу. Антон любил стряпню отца, но после того, как тот попал в больницу, холодильник мгновенно опустел, хоть парень и умел готовить. Просто в один момент всё потеряло смысл. — Ваш кофе и чизкейк, — голос официанта вывел Антона из мыслей, возвращая к звукам дождя и карим глазам напротив, что внимательно следили за ним. Поблагодарив, Илья взял сахар, растворяя его в кружке и не спеша помешивая, всё так же не спуская взгляда с Антона. — Прости, задумался, — светловолосый взял свою кружку, сделав последний глоток холодного кофе, лишь бы занять руки. — Ничего, — ответил Илья, но кроме беспокойства в его глазах виделось понимание. И что-то Антону подсказывало, что Илья и сам знаком с тьмой, что съедает его каждую ночь. — Ты, кстати, как вообще вчера оказался в театре? — Меня Оксана притащила, вместе со своим братом, — пояснил Антон, мысленно благодаря Илью, что тот не переходит черту дозволенного, как это делал Арс. — Брат?.. Ты про Сеню? — удивился собеседник, а Антон мысленно скривился от этого прозвища. Арс, Арсений… Но Сеня? Брюнет был больше схож на графа, чем на почтальона. Но после кивка Антона, Илья с большим удивлением откинулся на спинку стула, взяв в руки вилку и как-то рассеяно, отрезая кусок чизкейка. — Не видел его уже… Год… Хоть мы и не друзья… Больше нет… Странно, что я не встретил его вчера… — Он прятался, — хмыкнул Антон, чувствуя некое удовольствие. Да, он не один такой трус. — Что же, это ожидаемо, — протянул Илья, поднося вилку к губам и пробуя чизкейк, но Антон мог заметить, что мыслями собеседник где-то далеко, а в карих глазах блеснула некая неприязнь. И Антона передернуло. Нет, те, кто не просыпаются ночью от чувства потерянности, так не смотрят. — Ну, а ты что там делал? — встречный вопрос. Антон достал вторую сигарету, от холода дрожащими пальцами рук пытаясь её поджечь. Несмотря на то, что уже середина лета, дождь всё равно приносил мороз. Да и северная Италия не такая уж и тёплая. — Скажем так, пару лет назад меня туда так же привела Оксана. Мы… Мы втроём: я, она и… Арс, были лучшими друзьями. Ну она как-то начала заниматься костюмами, помогая в театре. А потом и нас затащила. Я в ладах с техникой, так что меня быстро сделали ответственным за свет и звук. Да и почему нет. Всё-таки я изучаю звукорежиссуру, — парень улыбнулся, но в глазах веял холод. Антон внимательно слушал, всё же радуясь возможности взглянуть в чужие глаза, так схожие с его собственными. — Арс же… Скажем так, у него был огромный талант… Стас до сих пор надеется затащить его обратно… Но вряд ли этому суждено случиться… — Почему же? — да, Антон пообещал себе не лезть в это. Да, он обещал не копать себе могилу ещё глубже, но интерес губителен. Это известно всем. А Илья лишь улыбнулся уголками губ, делая глоток кофе: — Это не то, о чём я имею право рассказывать. Илья был слишком честным человеком. Его заботили другие, их чувства, их тайны. Антон понимал — люди полагались на него. Только вот хранить не только собственных, но и чужих демонов, намного сложнее, чем жить со своими кошмарами. И ему стало жаль Илью, но тот не оценил бы сочувствующего взгляда. — А что ты можешь рассказать? Илья немного подумал. За соседний столик сел пожилой мужчина с австралийской овчаркой. — Завтра будет вечеринка в театре. Друзья приглашены, — произнёс Илья, будто что-то обдумывая. — Приходи. Люди там много чего могут рассказать. И Антон знал — он придёт.

***

Выйдя из лифта, Антон сделал два шага в сторону своей квартиры, а после застыл, не решаясь идти дальше. Прямо у его двери, на полу, сидел Арсений, спиной упершись о стену. Глаза его были прикрыты, а мокрые волосы свисали вдоль шеи. Можно было подумать, что он спит. Но стоило Антону развернуться, чтобы выйти наружу, лишь бы не встречаться с соседом, как-то мгновенно распахнул глаза, рыкнув: — Стоять! И Антон остановился, но не поворачивался, чувствуя чужой взгляд на своей спине. Он боялся? Нет. Просто он не любил разгребать последствия. И всё же ему пришлось взглянуть на соседа, встречаясь с пронзительно холодным взглядом голубых глаз. Нервная ухмылка, а взгляд напротив сузился. — Вот скажи, ты вообще берега попутал? — Арсений шагнул в сторону Антона, сохраняя ложное спокойствие. Светловолосый видел его напрягшие вены у виска, руки, что были сжаты в кулаки. — Вчера, вернувшись домой, я застал свою сестру в слезах. Она, ничего не сказав и не объяснив, заперлась у себя в комнате. И только сегодня она вышла, спросив, не считаю ли я её жалкой, — Антон почувствовал укол совести, но сохранял безмятежное выражение лица. Даже когда руки Арсения мигом накрыли его шею, с болью прижимая к стене, он всё так же безэмоционально смотрел на него, утопая в гневе океана. — Ты какого хрена творишь? Решил отыграться на моей сестре? Или что? — слишком близко. Антон чувствовал чужое дыхание, что опаляло его кожу. Мысли спутались. Он даже и не пытался вырываться, хоть и чувствовал лёгкое удушье, а на шее ожидаемо останутся синяки. Но ему было плевать. Понимал — заслужил. Будь он на месте Арсения, врезал бы, не жалея сил. — Я ни за что не позволю ей стать такой же, как ты, так что не смей ей что-либо ещё говорить, — процедил он сквозь зубы, а Антону стало смешно, и он не смог скрыть ехидства, тем самым вызвав ещё большее раздражение у соседа. — Охраняешь её наивность? Ты и правда сторожевой пёс, — улыбка стала ещё шире, а глаза Антона опасно блеснули. — И какой же я, м? Какой? Арсений вытянулся, тем самым став выше Антона. Его хватка немного ослабла, из-за чего светловолосый рвано выдохнул. Океан перестал бушевать, став прозрачным, но из-за этого спокойствия лишь ещё более пугающим. Буря так быстро не проходит. Только не без последствий. — Сломанный, — Арсений произнёс это спокойно. Будто его слова вообще ничего не значили. Но от этого Антону стало тошно. Брюнет окончательно отпустил его, делая два шага назад, но всё так же не спуская взгляда. — Я не кукла, — с иронией ответил Антон, дотрагиваясь до шеи, где всё ещё чувствовалась фантомная хватка. Арсений только кивнул, всё так же спокойно говоря: — Ты прав, куклу ещё можно исправить. И эти слова затронули парня, от чего тот опустил руки, не весело хмыкнув, и уставился в белую стену, понимая, как точно его сосед попал. Антон и правда потерял веру. Уже давно. Он и не хотел её возвращать. Он смирился с самим собой. Но всё равно от произнесённых слов стало больно. И противно. Не исправить. Ничего больше не сказав, Арсений развернулся, направившись в сторону собственной квартиры, а Антон так и остался стоять в коридоре, потухшим взглядом зелёных глаз сверля стену. Тени никогда не исчезают. Их лишь иногда не видно.

***

Четыре утра. Включённый телевизор показывал непонятные программы. Антон лежал на диване, не в силах вновь уснуть, хоть веки и были тяжёлыми. Он проспал от силы часа два, никак не найдя комфортное положение, и, в конечном итоге, решил просто подняться и пойти в душ. А после заварить кружку того же противного кофе. Он много думал. Думал о том, что, может, стоит вернуться в Россию. Или переехать ещё куда. А потом приходил к итогу, что, переехав, он ничего и не изменит. Так пусть лучше его прах останется в Италии. А подумав ещё немного, он решил попробовать написать дневник. Ведь если он и умрёт здесь, то может кто-то найдёт его записи и напишет книгу о его жалкой жизни. Хоть какой-то клад в социологию. — Жалкое утешение, — хмыкнул Антон, но всё же вырвал листок бумаги из тетради, что привёз с собой, и, сев на полу, задумался. А о чём люди пишут? Он никогда не был писателем. Нет, он любил читать. Но связать свои мысли во что имеющие значение он никогда не мог. Слишком много мыслей. Да и противоречий. «Когда возникает мышление, возникает и восстание». Первая строчка на белой бумаге, а Антону уже тошно от себя. Зачеркнув это, он вновь задумался, ручкой постукивая о колено. Кто-то говорит, что не нужно думать. Нужно просто писать всё, что у тебя в голове. Даже если это муха, которая тебя раздражает с семи утра. Но ведь развив эту мысль, муху можно назвать «Гоголь». Да и не виновата она, что люди ненавидят её лишь из-за её природы. Никто не выбирает судьбу. «Похороните меня рядом с Гоголем». Другая строчка. И Антон не стал зачеркивать её, решив, что так правильно. И не нужно никому знать, что он имеет в виду маленькое бедное создание. Это лишь его тайна. Но для дневника, по мнению Антона, этого недостаточно, и он решил сделать то, что делал всегда — отправить эту мысль в никому неизвестный полёт. Завернув уголки бумаги, он сделал бумажный самолётик, после чего встал с пола, и, взяв пачку сигарет, что лежала на кухне, пошёл на балкон. Прохладный ветер отрезвил ото сна, но всё ещё спящий город пробудил меланхолика в душе парня. Антон ненавидел этого романтика, что сидел в нём, и ждал ночное время суток ради вдохновения. Антон собственноручно жаждал убить его. В некоторых окнах уже горел свет. А время уже было почти шесть утра. Держа в руках бумажный самолётик, он задумался, а что, если его найдет кто-нибудь, знающий русский? Какая будет первая мысль этого человека, при виде того, что там написано? Или никто так не раскроет бумагу? Выдохнув дым из лёгких, Антон лениво свис на перила, а после махнул рукой, пуская свой самолётик в высоту, но лёгкий ветер решил сменить курс, и парень с опаской следил за тем, как он летит в сторону соседнего балкона, а после приземлился там на полу, не шевелясь. В голове парня пустота, а когда он услышал скрип двери и чужие шаги, он застыл, будто статуя. В темноте блеснул взгляд голубых глаз. Такие яркие, что Антону стало страшно. А после брюнет наклонился, взяв в руки на полу лежавший самолётик и, покрутив его со всех сторон, вновь посмотрел на Антона, спросив: — Твой? Голос всё ещё хриплый ото сна, но бархатный. И парня передёрнуло. — Нет, — ответил, выбросив недокуренную сигарету вниз и скрывшись в квартире, оставив Арсения в раздумьях. Люди медленно просыпались, а утреннее небо сменяло темноту. Арсений ещё немного постоял снаружи, пялясь в сторону балкона нового соседа, а после его лицо озарила ухмылка. А ведь в любом случае стоило извиниться.