***
Тайное, ставшее явным 21 год
Время шло — Марина молчала, наверно думала, что любовница принимает первые перемены в фигуре за простой набор веса. Мила молчала, уже давно осознав, что эти странные и ставшие такими болезненными отношения подходят к концу. Она не хотела терять последние дни близости пусть и до приторности сдобренные враньем. Эти дни были напоены страстью и даже пороком, ведь Мила менялась и на первую роль в ней выходило не желание доставить удовольствие любимой, а наказать за ложь и боль, за перемены, и взять все, что только можно. Было даже интересно когда же Маринка решится и как преподнесет своей любовнице нежданный сюрприз. Неделя, вторая, третья… И первой не выдержала Людмила. Она сгорала от страсти, и зябла от подавляемой злости, тело обдавало жаром от прикосновений, и Мила пыталась заглушить стон, пока утихала сладостная дрожь в теле после оргазма. Только вот радости это не доставляло. Пальцы любовницы выскользнули из ее тела, язык прошелся по нежным складкам, задержался играя и дразня еще возбужденный и чувствительный центр удовольствий. Сладкий стон сорвался с губ Людмилы против воли, и по нервам прошелся отголосок еще не стихшего окончательно наслаждения. Привстав Марина сместилась, подбираясь выше, и по пути целуя живот, грудь, шею, ожидая ответной ласки, а Миле, откровенно говоря, хотелось или закричать, или расплакаться. Она так устала от лжи и неопределенности, что даже сексуальная разрядка принося наслаждение одновременно напоминала электрический ток пропущенный по оголенным нервам. Она уже даже во время соития не могла отрешиться от мыслей о происходящем. Очередной поцелуй и касание чуть округлившегося живота к ее собственному, и последовал взрыв эмоций. Маринка шипя отпрянула, прижимая к порозовевшей щеке свою ладонь. Она хотела вспылить, думая, что Мила заигралась, но напоровшись на холодный и очень трезвый взгляд, замерла. Наблюдая за вскочившей с постели подругой, она быстро вникала в мысль, что один из стульчиков пошатнулся. На деле все оказалось таким тривиальным. Марине хотелось жить без забот, как и прежде, и она воспользовалась моментом наладить отношения с родителями солгав, что у них с Милой все на грани развала, но ей жаль подругу, поэтому сразу оставить не может. Ей были рады поверить, и поверили, но не до конца. Девушка не хотела расставаться с Людмилой, и придумала «выгодную и непыльную» работу по выходным загородом. Нужно было восстановить пошатнувшееся доверие, и вне института, чтобы не вызывать подозрений Милы, она познакомилась с симпатичным парнем. Молодой бизнесмен оказался пленен темноволосой красоткой с чарующей зеленью глаз, и стал всерьез ухаживать и добиваться ее расположения. Чтобы унять бдительность родителей и успокоить их Марина решила представить им парня, чем и вырыла себе яму. Далее уже обстоятельства вынуждали ее видеться с тем, кого родители быстро записали в женихи дочери, и привыкать к нему. Симпатичный и обеспеченный он нравился всей семье… и ей самой. На одном из свиданий Марина явно выпила лишку, флиртовала с ним напропалую, забыв обо всем приняла предложение посмотреть как он живет. Осмотр закончился спальней, она даже не помнила, понравилось ли ей в тот раз или нет. Эксперимент был продублирован и не раз, и Маринка даже поселилась в его доме, считая, что лучше жить с ним, чем выслушивать упреки и наставления родни. Все были довольны: родители спокойны, парень без ума, и задарил подарками, да и сама девушка оказалась вполне удовлетворена своим положением и новой ролью. А для выходных у нее была Людмила, невольно ставшая любовницей и с которой она честно отрывалась отключаясь от созданных собственноручно проблем. Любимая от которой она не желала отказываться. Марина любила Милу эгоистично и страстно, вся обстановка и игра с обстоятельствами лишь дразнила ее сексуальные аппетиты, и она уже давно не задумывалась о том, а каково приходится жить в такой обстановке этой самой любовнице. Все начало валиться будто карточный домик, медленно, но неукротимо, когда Марина поняла, что залетела. Ту первую ночь она не рассчитывала завершить в чужом доме с раздвинутыми ногами, и вот поди ж ты — первый раз и прямо в яблочко. И кинулась не сразу, тошнить при маме начало, та и сообразила, что к чему. И избавиться стало почти нереально, на нее давили, и мама сразу же решила будущего папашу порадовать, а тот примчался с предложениями руки, сердца и прочей требухи. Маринка поняв, что вранье вскрылось, ревела от безысходности, особенно, когда врач сказал, что у нее могут возникнуть большие проблемы, если избавиться от бремени. Поначалу девушка не хотела малыша только из-за того, что все станет известно любовнице, опасалась, что отношения рухнут. Вместе с тем спустя некоторое время при мыслях о малыше она начала испытывать странную нежность и предвкушение, поэтому так и не решилась избавиться от него. Надо было им уже давно поговорить и все рассказать, но Маринка заигралась и так завралась, что стала считать такое положение почти нормой. Вообразила, что Мила примет такое положение вещей, и даже ребенка полюбит, а муж… он лишь тот, кто подарил ей уже любимого малыша, и сам того не ведая, защитил от давления родителей. Он стал ширмой и источником средств. Вот в этот момент Людмиле не надо было быть знатоком психологии, чтобы понять — Марина снова лгала. До определенного момента все было правдой, а на пунктике с утверждением, что парень ей безразличен, недоверие подкрепленное знанием натуры подруги, тонкой струной натянулось у Милы в душе, тренькая ломким металлическим звуком, и отдаваясь болью в висках. Даже после известия о нежданной беременности, залгавшаяся возлюбленная тянула с признаниями, лишь усугубляя свое положение. Уже и свадьба случилась, а Марина все искала повод оттянуть неизбежное. Она не замечала перемен произошедших с Людмилой, ее внимательных взглядов и наблюдения. Маринка не подумала, что воскресная любовница тоже женщина, и тело любимой знает почти как свое, это мужчине можно было бы еще добрый месяц морочить голову. Не ожидала она, что любящая и нежная Мила, все давно поняла. Марина плакала и умоляла понять и простить, клялась в любви, заглядывая в серо-зеленые потемневшие омуты. А Мила, слушала и не могла поверить, что все же ударила ту, что так сильно любила. Полуобнаженная, красивая и застывшая она сидела в кресле и казалось, что в ней живы только глаза. Да, она все вновь понимала, и трусость Марины и желание вернуть хоть отчасти прежнюю жизнь и расположение родителей. Была понятна и привязанность к ней самой, и любовь к еще нерожденному малышу. Но как ни крути, а говорить о любви человеку, которого предала, кому изменила и обманула не раз, и не два… Мила этого не понимала. Было понятно, что и Маринка прекрасно знала свою подругу, осознавала что желанна и любима. Она делала ставку на эти чувства, не заметив как сама их разбила, и так наивно надеясь, что Мила поймет и простит, одобряя эту странную двойную жизнь. А про мужа похоже милая лгунья обманывала даже себя. — Марин, я не представляю как ты себе все это рисовала в уме? — глухим немного сдавленным голосом заговорила наконец Мила, — Я уже несколько месяцев знала, что происходит, а если чего-то не знала, то догадывалась и чувствовала враньё. Твоя мать поделилась с моей, что ты меня якобы бросила. Ты лгала им и мне. Знаешь как это больно? Ты не представляешь чего мне стоило, увидев свою девушку с тискающим ее парнем сдержаться, терпеть ложь лишь бы не потерять тебя. Я видела как он целовал тебя, а ты потом… ко мне… Девушку душили чувства, казалось бы уже все это пережито, но на самом деле в памяти все было еще слишком свежо. Спазм был болезненный, и пришлось немного помолчать, собираясь с духом и мыслями. — Я тогда готова была убить тебя, его, себя, но пришлось смириться. Твоя мама поделилась и сватовством и намечающейся свадьбой. Господи, я все узнавала от тех людей, от которых меньше всего ждала этого. И не от своей матери хотела бы услышать, что моя любимая выходит замуж. А потом делать вид, что мне все равно, когда мать спрашивает «а Мариночка не беременная случайно?». Знаешь как больно знать, что тебя обманывают, а ты понимаешь, что моя девушка не только изменила, но еще и в залете?! — Люда невольно повысила голос, замечая, как Маринка с каждым вопросом вздрагивала и словно сжималась, — но главное, что эта сучка является потрахаться, смотрит в твои глаза, говорит, что любит, и все время врёт! Уже не первый месяц просто нагло врёт! — Мила, я не знала, я хотела уберечь тебя… — Ты дура совсем? От чего ты меня берегла, когда выходила замуж, и отправлялась в свадебное путешествие? — девушка злилась, ее терпение уже было слишком слабой плотиной, чтобы сдержать накопленные чувства, — Что ты мне тогда наплела? Что-то о больной бабушке, живущей у чёрта на Куличках? — Мила я… — «Мила, Мила» ты меньше всего думала о милой Миле, когда трахалась с другим, а потом нося под сердцем его ребенка, приезжала ко мне. Ты постаралась позабыть Милу, когда гуляла в Италии после свадьбы. Ах, да! Ты мне маечку привезла, не забыла — спасибо. А ты понимаешь, чего мне стоили эти недели? Я ведь совершенно точно знала у какой ты «бабушки». — Мила… Марина понимала, что вместе с зыбкими иллюзиями обмана, развеивается то немногое, что еще оставалось настоящего в их отношениях. Она не могла сдержать слез, а Миле уже было не до этого. — Нет, ты не думала! — Мила стремительно подошла к постели с сидящей на ней Маринкой, и склонилась к ней за малым не касаясь губами щеки, — Ты хотела сохранить возможность жить двойной жизнью. Тебя ведь это заводит? Ты раздвигаешь ноги для мужа, и он тебе нравится. — Это не… Марина дернулась было отрицать утверждение подруги, но была резко прервана. — Заткнись, Марин. Я тебя слишком хорошо знаю. Вижу, что я права. Ты с удовольствием ложишься под мужа, а потом вертя хвостом приезжаешь за сменой впечатлений ко мне. И тебя не трогают чувства ни мои, ни твоего мужа. Ты просто пользуешься нами! Голос Милы окреп, и последние фразы заставляли Марину вздрагивать, но как только Люда попыталась отступить, девушка ухватила ее за руки, стараясь удержать. — Я люблю тебя, Мила, ты же знаешь. Да я запуталась, и мне иногда стало нравиться жить вот так, но это минуты слабости. На меня давили, и я видела, как трудно тебе содержать нас. Думала, что это временно, и не ожидала этой беременности. Милая, прошу, поверь, я не вру. Я хотела сделать как лучше, но в какой-то момент потеряла контроль. — У тебя никогда не было контроля, Мариночка. Поэтому ты влезла сама и втянула всех в целый клубок лжи. Ты хоть понимаешь, что со мной сотворила? Или ты ничего кроме своих хотелок не видишь? Маринка плакала, и боялась отвести взгляд, будто Мила могла исчезнуть, и до боли цеплялась за руки девушки, словно её любимой было куда уйти. Люда не могла сказать, что ощущала в эти минуты: жалость, раздражение? Может удовлетворение тем, что причинила боль этой врунье, хоть отчасти вернув самоуважение? Возможно еще облегчение от того, что лопнул мыльный пузырь лживых отношений? — Но я правда люблю тебя, и не могу от тебя отказаться, и от времени проведенного вместе. С тобой я настоящая. Хочешь я останусь с тобой? Только скажи, и я больше не вернусь в город. Марина тянулась держась за руки любимой, ее губы были так близко. И она видела, что и Людмила не рада уже разговору, и еще теплится в ней желание. Обхватив лицо Милы ладонями, Марина почти впилась в сухие горячие губы, чувствуя как девушка замерла, а потом поддалась вторжению ее языка. Позволила куснуть, и нежно ласкать поцелуем свои губы. Марина целовала её жарко, настойчиво, даже болезненно, вкладывая столько чувств, что задохнуться можно было уже только от этого. И Мила задыхалась от нехватки воздуха и сбившегося дыхания, от желания и возбуждения клубком змей скрутившихся в животе, от жара, полыхнувшего в теле, и согнавшего горячую кровь вниз, к промежности. И Мила не устояла, подаваясь вперед, опрокидывая девушку на постель, пропуская большую часть прелюдий, она хотела просто быстрого удовлетворения. Просто и эгоистично взять свое, и не думать ни о чем. В этот раз Мила просто назло делала как ей хотелось, получив разрядку в отместку отстранилась от Марины. Именно в этот момент бывшая девушка Милы поняла, что в ее любимой произошли изменения, и в этом была виновата только она. Они долго молчали. По щекам Марины стекали слезы, она понимала за что наказана. Она любила, и осознала, что игра закончилась и страх потери вполне реален и оправдан. Она сама была виновата, а теперь лежала и не сводила глаз с дорогого лица ставшего таким равнодушным. А Людмила не чувствовала никакого укора совести, выгорела в этот день в ней нежность. Еще горели от жара поцелуев и укусов губы, ныло тело от истомы, но все было безразлично. Ей впервые не хотелось видеть Маринку. И все же беременная подружка прильнула, обнимая, словно боялась, что Мила встанет и убежит от нее, и через пару минут воскресная любовница смягчилась, обняв, и услышав облегченный вздох. Они знали друг друга, и порой слова были совсем не нужны. Обман прояснился, вроде бы легче стало обеим. Критическая ошибка Марины привела их к коллапсу. По-хорошему им бы расстаться, но казалось, что отношения не дошли до какой-то точки. Они обе понимали, что их отношения больше не имеют будущего, но ещё целых три месяца встречались как прежде, и Маринка приезжала на выходные. Общих тем для общения у них становилось все меньше, все сводилось лишь к странной, болезненной страсти. Желание физической близости у Марины на втором триместре порой становилось чуть ли не навязчивой идеей, и тянуло ее не к мужу, который был под боком, а к практически бывшей любовнице. Она могла сорваться в любой момент, и взяв такси приехать к Людмиле, и это было упоение замешанное на отчаянии порой сводившее их обеих с ума. Секс, в котором почти забыта нежность, удовлетворение, и почти полная тишина, потому что говорить не о чем. Казалось, что эти визиты в тягость обеим, но ни одна из них не могла решиться сделать последний шаг, и все это напоминало порочный круг. Это могло длиться еще долго, могло стать привычкой, но однажды Мила провожая подругу крепко обняв и поцеловав её прошептала: — Марин, не приезжай больше. Я не могу так жить дальше. Она видела, как плакала ее бывшая, и чувствовала как что-то окончательно рвется в душе. Людмила давно поняла, что Марина приезжая к ней после того разговора надеялась на другие слова. Стоило ей произнести: «Останься со мной, не уходи», и Маринка осталась бы, возможно, что навсегда. Однако Мила много думала, как поступить, и поняла, что не сумела простить подруге предательство и ложь. Мила никогда не расспрашивала Марину о ее муже, но через знакомых кое-что смогла разузнать. Он ей был даже вполне симпатичен. Хороший парень, которого Марина продолжала обманывать, ради нее, и это было неправильно просто-напросто скверно. Она больше не могла и не хотела продолжать потакать наращиванию клубка Маринкиной лжи, поэтому решила как бы ни было больно оборвать даже видимость связи и отношений. Маринка ушла из ее жизни, несколько раз пыталась звонить, но Людмила отвечать не хотела. Она так решила, ей и самой нужен был шанс перелистнуть страницу этой грустной истории, и попробовать начать жить как-то иначе. В институте еще оставалась возможность столкнуться с Маринкой, но бывшая подруга завидев Милу и сама сторонилась избегая встреч. Это был конец зимы, и через пару месяцев Маринку ждали роды и новые хлопоты, которые больше никогда и никак не могли затронуть Людмилу. Пока Марина интриговала, решая свои проблемы, Мила нашла отдушину в учебе, тем более, что родители узнав о разрыве отношений дочери пытались то ли вину замолить, то ли показать свою странную любовь к ней, но взялись помочь, материально, и Люда решила не отказываться от этой возможности. Оставив довольно трудную и малооплачиваемую работу, она утешалась обучаясь на экстернате, и к летним каникулам готовилась завершить обучение в институте на год раньше. Вот тогда уже можно было найти нормальную работу, окончательно разрывая родительскую денежную пуповину. Так что даже на следующий год ей не грозили новые встречи со своей так бесславно канувшей в лету любовью.