И сказка станет былью
Двадцать один (двадцать два) года
Из клуба обе выходили расстроенные. Кира ожидала, что подруга сорвется и будут слезы, а Мила наверное уже выплакала достаточно по Марине и прошлом. Она злилась, кипела, ее раздражали слова мужа Марины, а еще больше бесило признание самой бывшей. Это была какая-то странная тихая ярость, когда хочется не рыдать, а просто что-то сломать. Она жалела, что удержалась не съездив по морде этому наглецу. Вот тогда бы ей точно стало легче, но поезд уже ушел. У машины, Кира не выдержала напряженного молчания первой, и прежде, чем открыть дверь, крепко обняла девушку. Люда не сопротивлялась, но и не спешила расслабиться и прильнуть. — Прости меня, не надо было тянуть тебя в клуб. Я ведь не знала, что так выйдет. — Ты не знала, потому и не говори ерунду, Кира. Мы отлично провели время. — Надо было уйти сразу после танцев. Я ведь видела ее, и как она смотрит на тебя. И как она не сводила с тебя глаз в торговом центре я тоже заметила. Вздох, и вся та непрошенная ярость, что ворочалась недовольно внутри, вышла из Людмилы рассеиваясь в пространстве словно воздух из лопнувшего воздушного шарика. Она в ответ обняла свою наверное уже любимую девушку, и даже не заметила, как расплакалась. — Я не хотела бы, чтобы моё прошлое всплыло в эти чудесные дни, но сказка становится реальностью. У меня вот такая гадость в жизни была, которая сегодня меня догнала. Мила приникла к Кире, уже чуть ли не по привычке пряча лицо уткнувшись в ее плечо, чувствуя как быстро проходит желание выплакаться, и появляется невысказанная благодарность, за то, что эта девушка не проехала в тот вечер мимо бара, и теперь была с нею. — Догнала, но ты блестяще с ней справилась, я даже горжусь тобой. — Прошептала Кира. — Я так многого еще о тебе не знаю. — У меня руки замерзли, — сообщила Мила, чувствуя морозные покалывания на пальцах. — Поехали домой? Съедим чего-нибудь вкусненького. И вообще, зря я что ли чулки и кружевное белье надевала? А потом посмотрим… если захочешь, расскажи про Аню. — Про Аню? А ты расскажешь про Марину? Мила засопела в воротник подруги, а потом кивнула. — Тебе так хочется знать, что произошло? — Мне, конечно же, хочется знать о тебе больше. А тебе не будет лишним высказать все, о чем думаешь, и тогда станет легче. Прошлое станет прошлым, и у нас еще много отличных дней впереди. Но если тяжело, или нет желания делиться этим прошлым, то настаивать не буду, и подожду момента, когда ты будешь готова к этому. — Уже сев в автомобиль, Кира неожиданно предложила: — Кстати, поехали завтра елку купим? А еще гирлянд и игрушек, а то как-то у нас одних дом не наряжен. — У нас? — Конечно. Мы же в нем вдвоем живем, значит у нас. Этот вечер в их доме отличался от прежних. Немного любви, вино и рассказы о своих бывших, приправленные болью, которую залечивало внимание и обилие нежности. Мила первый раз кому-то могла рассказать абсолютно все о случившемся, понимая, что Кире не безразлично, и она все понимает. А Кира слушала и перебирала пальцами крупные золотисто-русые кольца прядей Милы, пока та, положив голову на ее бедро и укутавшись в плед, делилась наболевшим. Первый раз она могла думать и рассказывать об этом без сильного надрыва и ноющей боли. Рассказала Людмила и о том, что уже после того, как рассталась с Мариной, состоялся и разговор с мамой, которая слишком радовалась такому событию. Это не был скандал, просто дочка довольно цинично осадила женщину, которая стремительно шла к тому, чтобы стать для дочери чужой. Мила без прикрас рассказала матери о том, что произошло и чему виной были ее действия. Она далеко не всем поделилась, но и этого было достаточно. Тогда, уехав из дома родителей, она думала, что больше туда не вернется, но мама приехала к ней сама, и был еще разговор. Было много вопросов, но тогда Мила не понимала уже хорошо это или плохо, и только появление Киры прояснило, насколько изменилось отношение матери к Людмиле. Вопросов Кира почти не задавала, но самым странным из них оказался интерес к имени мужа Марины. Узнав, что хотела, она некоторое время молчала, а потом уже настал черед Киры делиться своим прошлым. Их с Анной история была тоже не сахар. Молоденькие приезжие студентки без денег и связей, встретились на вечеринке друзей. Кира влюбилась и добивалась внимания Анны, а та не устояла. Год встречались и все было почти идеально, а с неприглядной реальностью они столкнулись, когда решили снять квартиру и жить вместе. Однако чувства были взаимны и их тянуло друг к другу, но в совместной жизни скандала довольно быстро становились нормой, и их инициатором чаще всего была Аня. Слишком вспыльчивая и мнительная девушка, оказалась к тому же ревнивой. Ругались и мирились так часто, что даже привыкли к такому образу жизни, находя в этом источник для страсти. Возможно, так и жили бы дальше, но случилось несчастье. С некоторых пор для Анны вечеринки стали чуть ли не стилем жизни. Кира временами тоже была не прочь окунуться в разгул, но в целом, ей не нравилось такое увлечение подруги. После очередной из ссор по этому поводу девушка убежала одна на очередное пати. Кира опустила подробности, просто сухо и коротко рассказала, что вечеринка закончилась насилием, а потом и расследованием. Анна стала одной из жертв. Разумеется ей пришлось переживать все это. Как-то так вышло, что заодно с насильниками в этой беде оказалась виновата и собственная девушка, за то, что не остановила, или потому, что не пошла с Аней. Кира старалась окружить свою девушку теплом и вниманием, но такие необоснованные обвинения всегда обидны. Ведь в тот день ссора случилась из-за того, что она не хотела, чтобы Аня шла на ту вечеринку, но и сама уперлась не желая идти. Она надеялась, что если не пойдет сама, то Анна откажется, но та, как всегда, все сделала назло. Это было еще не все, скоро выяснилось что девушка беременна. После осмотров и обследований врач заявила, что из-за патологии, если избавиться от этой беременности у Ани больше может и не быть детей. Что тут делать решать могла только Аня, которая опять же шла к решению трудным путем. В начале категорически пожелала избавиться от малыша, но когда приехали в больницу, — передумала. Развязка истории случилась неожиданно. Кира вовсе не была против рождения малыша, наоборот помогала и оберегала свою подругу, но и у нее самой хватало проблем. Учась и одновременно работая ей приходилось крутиться, и случались авралы. Вот в один из таких моментов Анне требовалось ехать в клинику, а Кира уже купившая свою первую машину, не могла бросить работу, чтобы ее отвезти. Девушка поехала на такси и случилась авария. О беременности речь уже не шла, боролись за жизнь Анны, и спасти удалось с большим трудом. У нее были серьезные внутренние повреждения, несколько клинических смертей, и операций. В итоге бывшая подруга Киры больше никогда не сможет иметь своих детей. Восстановление было сложным физически, но хуже всего был психологический слом. По уже сложившейся традиции Анна винила в случившемся Киру, а та терпела, понимая насколько сложно ее девушке все принять. Почти год они жили в кошмаре скандалов и конфликтов, необоснованных обвинений, пока отношения просто не исчерпали себя. Желание расстаться было взаимным и полностью осознанным. Почти два года прошло до их следующей встречи. Обе были свободны, и так уж случилось, что встретившись они вспоминали не последние годы, а начало отношений. Решили попробовать вновь все начать, но уже через пару месяцев ад вернулся в их мир. Тянуть не стали, понимая, что нельзя войти в одну воду дважды, зато можно было, пока не рассорились окончательно, сохранить дружеские отношения. И у девушек это вышло, уже более двух лет иногда могли встречаться, чтобы вместе куда-нибудь выбраться, поболтать делясь секретами о личной жизни, посоветоваться, да и просто погрустить, при этом не переходя границы дружеских отношений в сторону интимной близости. И такое обеих вполне устраивало. Так что Миле лишь оставалось позавидовать такому исходу их трагедии, и радоваться, что ей досталась такая терпеливая, любящая и прямо-таки премудрая девушка. После таких откровений в их доме воцарилась нега и полный душевный комфорт. Занимались, чем хотели: купили елку и убранство, поэтому вскоре дом засиял огнями, а зеленая пышная красавица заблестела шарами и мишурой. Обе не могли припомнить в прошлом такого удивительного предпраздничного настроения, словно в детстве оказались. Кира осматривая всю эту красоту хмыкнула и пошутила, что, мол, еще бы пару детишек, и вообще можно умереть от счастья. Людмила намекнула, что Кира вполне в состоянии такое осуществить. В ответ ей прилетело ворчание, что “милых” деток она тоже не отказалась бы понянчить. На этом шуточки и сошли на нет, оставив странное робкое ощущение, что, а ведь и правда такое возможно. Тридцать первого у них уже все было готово, долго думали и решали, когда все же навестить родителей Людмилы, опасаясь испорченного праздничного настроения. Ну а часов в девять вечера Кира не выдержала колебаний подруги, и чуть ли не буквально на руках затащила Милу вместе с ее сомнениями в машину, и отвезла к родным. Плохие ожидания Людмилы не оправдались. Родители соскучились за дочкой, и почему-то пеняли Кире, что та ее не привозила к ним эти дни. Впрочем, Кира к собственному удивлению оказалась сначала в объятиях бабушки, а потом и мамы, ну а отец пожал руку, и чуть не втянул ее в бесконечные разговоры о своей тачке. Выручали Киру всей семьей, а потом очень даже весело поужинали, провожая Старый год. Счастливые и довольные девушки год встречали уже дома у камина, все как положено, и даже с подарками. Перстень от Милы пришелся Кире впору, и очень ей понравился, а самой Людмиле достался очень красивый браслет, который был куплен в тот же день, что и кольцо. За подарки друг друга благодарили долго и нежно, прилагая просто море страсти. К такой идиллии даже привыкать начали. Дни сливались в неделю, а потом и в другую, и вот уже месяц, а они даже ни разу не ссорились. Только навестив квартиру Милы, та чуть не вспылила, потому что Кира проявила самодеятельность, и вместо ремонта ванны, к концу месяца уже заканчивался ремонт всей квартиры. Причем дорогой, на что у хозяйки этой маленькой обители просто не было денег. Тот факт, что Кира все это оплатила Милу выбил из колеи, такую избыточную инициативу подруги она не знала как расценивать. В какой-то степени это обижало, она даже жалела, что позволила этой наглой гостье побывать у нее дома. Обижалась и злилась так, что в город возвращаться больше не хотела. Кире пришлось выносить Людмилу из квартиры на руках, искать оправдания и аргументы. В конце концов это самоуправство было причислено к новогоднему сюрпризу, с которым она, судя по всему, слегка переборщила. А потом добавила, что, мол, зато теперь у них есть свой уголок для отдыха по выходным у озера. Кира как бы извинилась, можно сказать, уболтала подругу. Мила, глядя в эти хитрющие глаза, понимала, что ни хрена и ни о чем эта злыдня не жалеет — что хотела, то и сделала, вот такая она вредная. Однако утихла, ведь сил не было сердиться на этого человека, ведь тут оставалось принять любимую такой, какая она есть, или прибить, потому что такое чудо уже не переделать. Обиду долго держать в себе у Милы не получалось, оставалось только обнять, и не отпускать. По окончании праздников и отпусков, отношения и не думали заканчиваться. Сказка обросла былью, были сложности из-за работы Милы, потому что приходилось ездить в пригород. Она сама не знала почему, но не хотела спешить менять что-то в этом плане. Что могла, выполняла на дому, ну а за остальным приходилось ездить. Кира тоже погрузилась в свой рабочий хаос, стала более деловой и чуть резче, но быстро оттаивала, лопая пирожки Милы или ее бабули с мамулей, которые иногда завозил им отец. Весной стали выезжать чаще в пригород, устраивая небольшие походы к озеру, и радуясь, что есть где пожить пару дней. Все было хорошо, но к началу марта весь их мир затрещал. Однажды Кира пришла домой совсем потерянная, с новостью, что ее повышают и отправляют на год или полтора за рубеж на стажировку. Прежде она лишь надеялась, что такое может выйти, и была бы лишь рада карьерному росту, но после встречи с Милой пожалела, что по какой-то причине была отвергнута кандидатура ее конкурента. Чем-то этот сотрудник не угодил начальству, не помогли ни его связи, даже родственные. Кира считала формальностью рассмотрение своей кандидатуры на повышение, поэтому и не дергалась. Думала, что всяко раньше конкурента ей подняться выше просто не дадут, из-за этого назначение для нее стало неожиданностью. Отказываться от такой возможности было бы великой глупостью, и одновременно не хотелось девушке ехать оставляя Милу. Людмила была рада за подругу, но тоже не знала как тут быть. Кира уговаривала ехать вместе, вот только Мила за границей не была и нужно было делать документы, визу, — это все время. И расставание на год в самом начале отношений было нежелательно для них обеих. Думали много и решали долго, но оптимального варианта не нашли. Даже поездка с Кирой вызывала проблемы с работой для Милы, для визы и для того, чтобы не висеть на содержании Киры. Та лишь фыркала на это, видите ли такого воробья как Мила уж как-нибудь прокормит. А Люда не знала обидеться на это или все же плюнуть на гордость, чтобы не расставаться. Они просто оказались не готовы к такому. В любом случае Кира просила остаться Милу жить в доме, но та заупрямилась, решив, что пока оформляются документы будет лучше перебраться ближе к работе. Волновались и переживали родители, огорчены были девушки, но уже через пару недель Людмила проводила Киру на самолет, и для общения остались только средства связи. Общались они почти каждый день и вроде бы все было как прежде, пока через полтора месяц Кира не перестала выходить на связь. Почти готовые документы не понадобились. Что делать и к кому обратиться с вопросами о Кире Люда не знала. Она даже с ее братом не успела еще познакомиться. Мила волновалась, переживала, неизвестность просто убивала. Кира не выходила на связь с ней, но появлялась онлайн в соцсетях, правда никаких сообщений на страницах не было, и на личные не отвечала. А хуже всего было, что молчал телефон. Мила корила себя, что не узнала даже толком, где работает подруга, просто как-то не до этого было. Она пыталась наводить справки, даже к дому ездила, но он был пуст. После их отъезда в нем никто не бывал. Мила не знала, что делать, просто сходила с ума и ждала. Месяц прошел, за ним приближался к концу и второй. Она не хотела верить, что с Кирой что-то случилось, считая, что лучше уж пусть будет измена, чем какое-нибудь несчастье. Хотя и об измене было горько думать, не хотелось так быстро для нее осталась в прошлом, но главное в таком случае Кира была бы жива и здорова. А вот если иначе думать, то значит с ней что-то произошло, и мысли эти порождали головную боль и сбой сердечного ритма. Хотелось отвлечься, забыться, так ведь и родные звонили, своим беспокойством о Миле бередя свежую рану.Майские амурчики
Двадцать два года
На улице в мае быстро теплело, природа проснулась, все зацветало, а Людмила готова была выть от тоски. Звонила мама, заговорила о Кире: “нет ли вестей?”, да и добавляла как контрольный выстрел: “может быть бросила, а ты сидишь, ждешь с моря погоды”. И что с этим было делать, если не знаешь, что думать? Мила снова ездила в дом, перерыла там все в поисках хоть каких-то адресов. Но Кира все на телефоне да в памяти ноутбука хранила, даже с работы ни одной бумажки. Проревела там часа два, уж думала остаться, дождаться хоть кого-нибудь, а с другой стороны, они не в браке, и не объявляли ни о чем таком. Появился бы тот же брат Киры и как тут объясниться? Забрела в чужой дом да жить осталась? Поэтому прибралась в доме и уехала к себе. Оставалось только недоумевать: как же так вышло, что за всем счастьем, которым они были окружены, совсем не подумали о самых обычных вещах. На звонки снова даже не тишина, а ответ, что абонент недоступен, онлайн она появлялась за день до этого, и снова затишье. Мила понимала, что Кира ведь не такая, чтобы просто бросить ее, она верила, что этой девушке хватило бы смелости объясниться. И тут вдруг к вечеру странное сообщение в ленте соцсети: амурчики, ленточки, цветочки, “Свадебный марш”, открытка с сияющей счастливой парой в свадебных нарядах. Все без надписей, но тема совершенно определенная, и Кира недолго была онлайн. Тут уж не до раздумий было, крышу сорвало конкретно, и разбираться что это такое не хотелось совсем. Что-то попало под руку и улетело в стену, следом последовала ваза, которую бабушка не любила, но все же хранила, как подарок от дочери. Теперь и хранить не надо, а душа просит еще стеклянного звона. Кажется ваз в доме не осталось, и Люда нацелилась на тарелки, когда подвернулась бутылка с недопитым вином. Остатка хватило лишь на то, чтобы отвлечься, да немного озноб приглушить, поэтому Мила, осмотрев учиненный стеклянный погром, ушла в бар. Можно было и просто в магазин сбегать, но в одиночестве пить — перебор. А в баре на глаза попалась девушка, у которой явно на душе было не лучше. Решив, что может быть узнав о чужих горестях, свои не такими кусачими покажутся. Мила сама себе удивлялась, но вот зачем-то все же подсела к этой хрупкой девчушке, не знакомясь заговорила. Ей было от силы семнадцать или восемнадцать, и обладала эта девушка довольно невзрачной внешностью. Невысокая худышка с почти серыми волосами и слишком светлыми глазами, ко взгляду которой привыкать надо. Однако, если бы ее приодеть и привести в порядок, то вполне себе миловидна. А пока перед ней сидела просто серая мышка. Зацепившись за это сравнение Людмила грустно усмехнулась, и решила что с этим прозвищем невзрачную малышку она запомнит, раз уж по именам не назвались. Долго эта Мышка мялась, не говоря о причинах слез, которые нет-нет да начинали поблескивать в глазах. Мила уже и пожалела, что подсела к ней. А история оказалась стара как мир: девочка полюбила мальчика, а мальчик другую девочку, а вот другая девочка, полюбила вот эту мышку, свою лучшую подругу детства. Они все переругались, и вот теперь отчего-то эта девушка больше убивалась не по любимому парню, а по старой подружке. Людмиле даже стало интересно размышляя таком странном треугольничке. Похоже было, что девочка толком и не знала кто ей нужнее, вполне возможно, что и оба. В общем-то Миле было все равно: еще парочка крепких коктейлей и розовые пятна на бледной коже этой милашки говорили, о том, что пора развлекаться. Да и у Милы уже тормоза отказывали, так что вытащила девчушку на танец, порадовалась, что мышка серенькая, а танцевать очень даже хорошо умеет. На неожиданный поцелуй Милы девушка покраснела, но не взбрыкнула, и не отвернулась. Более откровенные прикосновения принимала с любопытством, а потом и сама ответила. Выбрались из бара прогуляться и покурить, а обернулось все поцелуями в подворотне. Не знала уж Мила как у этой мышки с мальчиками, но до девочек она оказалась очень даже охоча, и ножки охотно раздвинула. Голова кружилась, а в висках билась кровь, но Людмиле хотелось целовать девушку, чтобы хоть чуть стереть свое собственное разочарование. Понимала, что глупость делает, и ведь даже имени этой малышки не знала. Они обе не хотели знать имен. Мышка открывала для себя новые грани жизни, к добру или к худу — большой вопрос, и не Миле на это отвечать. Главное малышка льнула и тихо постанывала под ее руками, девушке было немного больно, когда пальцы проникли внутрь, но видимо это ощущение быстро ушло. Сладкое томление, стон и легкая дрожь прошлась по телу девушки — и возможно, что эта мышка перестанет быть серой. Придя в себя, девушка прятала глаза от закурившей Милы. Понимала, что та ей подарила немного удовольствия и как знать, возможно, помогла сделать некий шаг, только вот куда непонятно. Однако сама помощница взаимности не получила. Милая Мышка даже попробовала подойти с лаской, но Люда перехватила руки и попросила не трогать ее. Вместе курили и о хрени всякой говорили, о чем угодно, кроме случившегося, словно не было ничего. Докурив вторую сигарету Людмила ушла: не помог алкоголь, и в бар она зря пошла, и малышку эту лучше бы не встречала. Мила шла к озеру, желая умыться прохладной водой. Больше не было желаний и целей, она не знала что делать, возможно, стоило бы просто убиться. Ведь у нее больше не было будущего, разлетелось все снова в прах. Она бы так хотела увидеть Киру, чтобы снова обнять, уткнуться лбом в шею, коснуться теплой кожи губами, вдохнуть ставший родным аромат, ощутить теплые руки на теле. Но тут же всплывала в памяти страница в соцсети — амурчики и открыточки… Они ведь неспроста там появились? Тут мог последовать лишь вывод: в жизни Киры действительно кое-что резко изменилось. А значит, кто она такая эта “милая Мила”, чтобы претендовать на что-то? А любовь сама виновата, что допустила, да еще и поверила, что сказка станет былью. И вот теперь все — конец сказочке, как говорится: “А кто эту сказку сказал, всё это своими глазами видал”. У воды не было никаких признаков жизни, только слышался чей-то тихий напев, грустный, будто плач, тоскливый, как смерть, манящий словно чары. Мила все же умылась, не чувствуя заметного облегчения, и пошла по знакомой с детства тропинке вдоль берега. Очень давно она тут не ходила, но казалось, что каждый куст помнит, и вечерние сумерки, почти перешедшие в ночь, не были помехой. Где-то рядом цвела дикая сирень и ее запах мешался с ароматами цветущего терна и воды. Людмиле хотелось дойти до причала, у которого уже лет семь или восемь не была. Мила не помнила причину, просто в какой-то момент пропало всякое желание туда ходить, а теперь хотелось посидеть свесив ноги в воду, понаблюдать, как лунная дорожка на воду ляжет, и ни о чем не думать. Но шла она к этому месту напрасно, потому что такая же одинокая душа уже сидела на краю деревянного настила.