Только сегодня

      В общем и целом, ничего не изменилось.       Страну возглавило новое правительство, но лишь потому, что предыдущее устроило полнейший бардак, оппозиция пришла к власти фактически по умолчанию. Гаону пришлось побывать на десяти разных слушаниях, чтобы очистить имя Ёхана, давая показания и вступая в спор со всевозможными пожилыми чиновниками, которых больше волновали претенциозные рассуждения на тему «а что, если», нежели повседневная реальность. В то же время вся нация оплакивала пустую урну с прахом: в результате взрыва их любимого судью разнесло на такое количество микрочастиц, что их практически невозможно было опознать. Вся ирония сводилась к тому, что, разумеется, находить-то было нечего, ведь Ёхан и не умер вовсе.       В конечном итоге именно народ заключил, что Кан Ёхан пал смертью мученика ради уничтожения глубоко укоренившейся коррупции в стране. А правительство подхватило это мнение по той единственной причине, что в следующем году предстояли выборы, и они не хотели лишиться поддержки населения.       Гаон старался особо не лезть в политику. Министерство юстиции пообещало, что проведёт реформу и станет независимым органом. Был создан судебный комитет по надзору, сформирована небольшая рабочая группа под руководством Гаона с целью досконального изучения судебной системы и подачи предложений в новое министерство о необходимых изменениях.       В теории это всё производило несомненное впечатление, но на практике получилось иначе, куда более тоскливо, с бумажной волокитой и рекомендациями, которые никуда не попадали, застревая в бюрократическом аду. Требовалась вечность, чтобы эти предложения нашли своё применение.       Всего месяц спустя Гаон с мольбами уговорил — упросил — Джинджу вернуться в Сеул и помочь ему.       — Как же я об этом жалею, — сказала Джинджу. Часы показывали без двадцати десять, её макияж стёрся после долгого дня, и она пила уже пятую чашку кофе, позабыв о видимости внешнего лоска. — Если я прочитаю хоть ещё один документ о реформе тюрем, меня стошнит.       Она потянулась, переведя покрасневшие и слегка ошалевшие глаза на окно.       Сегодня вечером их было только двое. Как и обычно. Команда Гаона была непростительно мала для объема работы, которую они выполняли — шесть человек. Гаон и Джинджу — самые молодые в команде, однако к ним приходили за ответами на любые вопросы, так как они являлись частью наследия Кан Ёхана, что бы это ни значило.       — Гаон, давай закончим на сегодня, — заявила Джинджу, отбросив ручку и высвободив волосы из растрёпанного пучка. — Ну же, работа от нас никуда не денется.       — Ага, — рассеянно согласился Гаон, печатая сводный отчёт по улучшению независимости суда и его подотчётности. — Сначала доделаю это. Джинджу, ты можешь идти. Тебе необязательно меня дожидаться.       Строки текста на экране перед ним стали расплываться, но, когда он моргнул, снова обрели чёткость.       — Нет, — непоколебимо отрезала Джинджу, поднявшись. — Гаон, хватит. Клянусь, я выдерну шнур от твоего компьютера из розетки. Мы уходим. Сию же минуту, — предупредила она, скрестив руки на груди. Гаон нервно улыбнулся ей и ускорил темп печати. Джинджу, в чём он убедился на собственном опыте, могла быть почти такой же неуступчивой, как Ёхан, только гораздо добрее.       — Ладно, всё, я закончил! — провозгласил он ровно в тот момент, когда Джинджу намеренно шагнула в сторону розетки на стене. Выслушивая её упрёки, он позволил ей себя одеть: облачить в пальто, обмотать шарф вокруг шеи и нахлобучить на голову вязаную шапку. После чего они вышли на холодную вечернюю улицу.       — Пойдём пропустим по стаканчику, — предложила Джинджу, её дыхание превратилось в пар. Сеул всегда бодрствовал: центр города, где располагался верховный суд, был по-прежнему окружён суетой ночной жизни и движением. Несмотря на утомление, Гаон охотно согласился.       Тётушка, которая содержала уличную палатку неподалёку от здания суда, похоже, думала, что Гаон и Джинджу встречаются. Считала их милой парочкой и всегда готова была сделать для них скидку. К тому же их знали в лицо. Даже коллеги частенько их поддразнивали, сколько бы раз Джинджу и Гаон их не поправляли. Гаон уже даже прекратил их разубеждать, но Джинджу активно пресекала сплетни, просто потому что встречалась с молодым оператором и не хотела, чтобы он всё неверно понял.       — Слышно ли что от судьи Кана в последнее время? — полюбопытствовала Джинджу, жадно уплетая длинный кусок требухи, когда они закончили пространное обсуждение текущего плана по переселению, предложенного правительством для всех пострадавших от проекта «Дом мечты».       Гаон запнулся.       — Нет, а что?       Он рассказал ей, что Ёхан выжил. Ей и оставшимся членам команды Ёхана. Это было справедливо. Ведь именно Ёхан их всех познакомил, именно благодаря ему они продолжали держаться вместе.       — Просто интересно, как у них дела, — ответила Джинджу. — Как продвигается лечение Илии?       — Полагаю, что хорошо, — слегка смутившись, отозвался Гаон. Последний раз он разговаривал с Илией неделю назад. С Ёханом же он не общался почти три недели. Гаон был занят, и семичасовая разница во времени отнюдь не помогала. Тем не менее, говоря начистоту, это был лишь предлог. Когда Ёхан впервые позвонил ему, через неделю с момента их последней встречи, у Гаона так сдавило в груди, что ему с трудом давались слова.       Он не осознавал, насколько соскучился по Ёхану, пока не услышал его «алло». Ему пришлось быстро завершить звонок, потому что он не хотел, чтобы его собеседник понял, что он плачет. Гаон даже не знал, почему плакал, но не хотел встревожить этим Ёхана.       Поэтому их созвоны становились всё короче и реже.       Гаон боялся невзначай выдать то, что выдавать не следовало.       — Гаон-а, ты… в порядке? — спросила Джинджу, тревожно взглянув на него.       — А? Да-да, — замялся Гаон, опрокинув в себя стопку соджу, дабы избавиться от стеснённого ощущения в груди. Жжение от спиртного ничем не отличалось.       — Я всего лишь устал. Держи, — он добавил потроха ей в тарелку. — Доедай, я заплачу.

--

      Рождественский обед Гаон провёл вместе с миссис Чжи. Её магазин здоровой еды, по совместительству ресторан, на удивление преуспевал. Похоже, древнее изречение о том, что всё невкусное полезно, до сих пор не утратило актуальности.       — Точно не хотите остаться на ужин? — спросила у него миссис Чжи. — Вы же знаете, что вы всегда желанный гость.       Она собиралась пораньше закрыть магазин и встретиться с родственниками не из Сеула, которых она давно не видела. В конце концов, ей впервые не надо было приглядывать за Ёханом и Илией.       — Всё в порядке, — заверил её Гаон. Он презентовал ей поваренную книгу в качестве шуточного подарка на Рождество и чувствовал себя неловко, потому что она подарила ему корзину с ягодами годжи, женьшенем, куриным бульоном и травами.       — Счастливого Рождества, — сказал он, крепко обняв миссис Чжи на виду у её подчинённых, вынудив её с фырканьем отмахнуться от него.       Было весьма красноречиво, что следом ему позвонила Джинджу с предложением присоединиться к её ужину вместе с друзьями, но Гаон вежливо отклонил её приглашение, не желая злоупотреблять её добродушием. Кроме того, у него был запланирован видеозвонок с Илией, который он ни в коем случае не мог пропустить.       — Привет, Гаон! Счастливого Рождества! — крикнула в камеру Илия, кинув в экран ворох конфетти.       — Здравствуй, — поприветствовал её Гаон, расплывшись в улыбке. — Счастливого Рождества.       Он поднял Коми, чтобы кошка попала в объектив, и помахал её лапой:       — Коми тоже передаёт поздравления с Рождеством.       — Ёхан, иди сюда и поздравь Гаона с Рождеством!       Сердце Гаона пропустило удар, когда на экране показалась расфокусированная половина лица Ёхана.       — Привет, — он прищурился, глядя в камеру. — Ты меня видишь? Почему изображение застыло?       Илия вытолкнула его из поля зрения, закатив глаза.       — Боже. Какой же ты отсталый. Гаон-а, угадай, что я сделала на этой неделе? — её улыбка была настолько сияющая и взволнованная, что Гаону невольно передалась её звонкая радость, перед которой отступили все горести.       — Ну-ка? Рассказывай, — и он стал слушать Илию, пустившуюся в подробный отчёт о своём недавнем лечении и последних сеансах физиотерапии. Не каждая неделя приносила хорошие новости. Иногда Илия звонила ему расстроенная и в слезах, обычно в отсутствие Ёхана, чтобы тот не видел. Гаон старался как мог её приободрить, находясь за тысячи миль оттуда.       Илия по обыкновению прошептала на прощание: «Жаль, что тебя нет рядом». Словно дала ему своё напутствие.       И Гаон по обыкновению прошептал в ответ:       — Мне тоже жаль.       Завершив звонок, он как никогда жаждал оказаться сейчас вместе с Илией и Ёханом. За окном уже наступил вечер. После оживлённого разговора с Илией в квартире будто стало ещё тише. Гаон долго просидел неподвижно, пытаясь вообще ни о чём не думать.       Мяуканье Коми вывело его из оцепенения. Он вспомнил, что не покормил кошку, да и сам ещё не ел. В холодильнике нашлись остатки еды, а также кое-какую еду вручила ему ранее миссис Чжи (но он побаивался к ней притрагиваться). Гаон разогрел на сковороде еду из холодильника и насыпал Коми в миску специальный кошачий корм — безумно дорогой, который он берёг для особых случаев.       Включив фильм, он сел за безмолвный ужин в компании Коми. Это было его первое Рождество без Сухён и профессора Мина. Обычно они вместе с Сухён развешивали по всей квартире гирлянды. Она вечно настаивала на самодельных рождественских украшениях, хотя была далека от художеств и не умела мастерить. Профессор Мин приносил маленькую ёлку высотой в три фута, которую, по его утверждению, он однажды стащил из офиса. Гаон демонстрировал свои кулинарные навыки, которыми гордился, и они устраивали небольшой праздничный ужин.       Ему с трудом верилось, что прошёл всего год. Через несколько месяцев не стало Сухён. Профессор Мин, можно сказать, тоже ушёл из его жизни. У Гаона остались только воспоминания. Но и само тепло воспоминаний омрачалось холодной болью: мучительно было даже просто вспоминать.       Он не сразу понял, что солёный привкус на губах образовался не от еды, а от слёз, увлажнивших его лицо. Он тяжко выдохнул и заморгал, пока зрение не прояснилось. Коми свернулась калачиком у него на коленях, на свой манер предлагая утешение. Гаон не стал сдерживать слёзы. Всё равно никто его не видел. Он мог притвориться, что виной тому грустное кино.

--

      Около десяти зазвонил телефон. Гаон, смотревший какой-то бестолковый боевик, с опухшими от слёз глазами и лицом, не глядя ответил на звонок.       — Алло? — произнёс он, рассеянно поглаживая Коми.       — Гаон.       Гаон выпрямился, откашлявшись:       — Добрый вечер, гм, разве мы уже не поговорили сегодня?       Закрутившись в поисках пульта и едва не сбросив с себя Коми в процессе, он убавил звук.       — Поговорили? Я буквально пару слов сказал.       Издав смешок со всхлипом, Гаон кашлянул и повторно прочистил горло.       На другом конце повисла пауза.       — Как у тебя дела?       — Да, — выдохнул Гаон, силясь выровнять голос. Он сглотнул, в груди защемило. — Всё по-старому, знаете. Продвигаемся со скоростью улитки. Вы сами как?       — Неплохо. Погоди… — До Гаона донёсся шелест переворачиваемых страниц. — Я составил список, что хочу тебе сказать, но, гм, не могу его найти.       Неожиданно для себя Гаон рассмеялся:       — Теряете вещи? Стареете, босс. Сколько у вас сейчас времени?       — Около трёх. Илия пробует испечь рождественский пудинг, — на заднем фоне послышался звон посуды, который стих, по мере того как Ёхан удалился от его источника.       — Гаон-а, — от того, как он произнёс его имя, у Гаона болезненно сжалось сердце, — ты действительно в порядке?       — Не переживайте за меня. Со мной Джинджу. А по выходным я обедаю с адвокатом Ко и мисс Хан. Я занят на работе. Именно поэтому не звонил вам, — солгал Гаон. — У меня всё хорошо.       После продолжительного тягостного молчания Ёхан тихо вздохнул:       — Гаон…       — Ёхан, — категорично прервал его Гаон, — я в порядке.       Порой его посещала мысль, что, быть может, Ёхан хотел, чтобы он тоже уехал в Швейцарию. Ему пришлось в спешке организовать отъезд. По сути, он находился в бегах, пусть даже инсценировал свою смерть. У них не было времени на обмен любезностями и прощания.       А потом… впрочем, что Гаону было делать в Швейцарии?       Даже если бы Ёхан его позвал, он бы не поехал. Здесь столько всего требовалось сделать, было так много всего, что Гаон хотел сделать. Разве он всегда не стремился к переменам? Ёхан сломал прежнюю систему, но реальная основа закладывалась именно в процессе реконструкции. Кто-то должен был остаться и взять на себя роль героя, являться живым свидетельством того, что действия Ёхана не пускали одну лишь пыль в глаза, что слова можно было перевести в поступки.       Так себя убеждал Гаон.       Но истина состояла в том, что он знал, что не заслужил уехать вместе с Ёханом и Илией. Не после всего, что натворил. Пока не расплатится за свои грехи.       Гаон не поехал бы в Швейцарию, если бы Ёхан его позвал.       Однако тот и не предложил.       — Ёхан… — у него сковало горло. «Я так по вам скучаю». — Счастливого Рождества.       — Счастливого Рождества, Гаон.