Your dark eyes save my broken heart

      Бывают дни, когда всё не так, абсолютно всё валится из рук, настроение граничит где-то между отметками «как я устала от всего этого» и «забиться в уголок и тихо помереть, чтобы не мучиться». И в такие дни кажется, что против тебя настроен абсолютно весь мир. И именно в эти, так называемые «не твои», дни весь это самый мир раскрашивается в противные грязные серые тона. И не имеет никакого значения: весна ли это со своим тёплым ободряющим ветерком и желанием двигаться вперёд, или лето с его бесконечно долгими светлыми днями и оптимистично светящим Солнцем за окном.       В твоей же ситуации всё было гораздо-гораздо прозаичней. Мерзкая холодная осень в и без того Туманном Альбионе никогда не радовала тех, кто не так давно перебрался в Англию и так и не смог привыкнуть к отвратительной погоде чуть ли не 365 дней в году. Съёмки Бена затянулись ещё на n-ое количество недель, о чём расстроенный актёр сообщил тебе несколько дней назад, а потом и вообще окончательно пропал с радаров из-за неимоверной загруженности. Поэтому только редкие SMS-ки с пожеланиями доброго утра и спокойной ночи, и фотки замученного возлюбленного приходили к тебе иногда.       Но ты не жаловалась, прекрасно осознавая, что для построения крепких здоровых отношений надо мириться со всеми тараканами и недостатками любимого человека. А то, что Барнс трудоголик до мозга костей, привыкший выкладываться всегда и во всём на полную – ты усвоила задолго до того, как вы съехались. К тому же твоему любимому были необходимы тепло и поддержка, которые ты всеми способами старалась передать, посылая ответочки, в содержимом которых уверяла, что у тебя всё замечательно, что ты держишься, но всё же очень и очень скучаешь.       Однако сегодня был как раз этот самый «не твой» день. Возможно, потому что ты слишком сильно загрузила себя на работе, возможно, потому что под боком особенно остро не хватало своей личной живой «батареечки», окутывающей теплом и заряжающей позитивной энергией всякий раз, когда производительность сходила на нет, а, возможно, потому, что будильник утром не просигналил и ты окончательно и бесповоротно сегодня опаздывала в офис. Завтрак сгорел, йогурты или печения, чтобы перекусить на ход ноги, закончились.       Новые сапоги, в которые ты побыстрее вскочила абсолютно не задумываясь, неимоверно натирали ноги; заказчики закидывали бессмысленными, беспощадными, совершенно непонятными не только сотрудникам, но и самим себе требованиям к проектам, заставляя весь коллектив только ужасаться и креститься внутри и мило улыбаться, соглашаясь со всем, снаружи. Коллеги разрывали телефон со всеми своими указивками и правками, которые надо было срочно-срочно внести сегодня, максимум завтра, а лучше – вчера.       Поэтому, неудивительно, что помимо боли в ногах к вечеру тебе добавилась зудящая боль в голове и разряженный мобильный телефон, который ты по дурости, замотавшись со всеми требованиями, попросту не успела зарядить в офисе.       А забытый зонт и начавшийся ливень просто-напросто стали вишенкой на торте всего этого невезения, посыпанного крошкой из отменной усталости и хандры.       «Абсолютно точно не мой день», — приходишь к, итак, очевидному выводу, когда какой-то осёл, даже не подумав сбросить скорость, умудряется чуть ли не с головой окатить тебя из «незамеченной» им громаднейшей лужи, когда ты пряталась под навесом остановки почти около самого дома.       А поскольку, кажется, что хуже и печальней, чем уже есть, попросту невозможно, то смело выходишь из своего укрытия, гордо шагая по мостовой в сторону тёплой кроватки и перспективы заказанной пиццы – сил, да и желания готовить попросту нет.       Находясь в глубоких раздумьях, какая именно из луж окончательно угробит твою недавно приобретённую обувь, совершенно не обращаешь внимания, что в нескольких окнах вашего дома за занавесками приветливо горит свет. Хотя, учитывая всё ранее произошедшее, то, скорее всего, ты бы по-любому списала забытый выключатель на собственную невнимательность и ту спешку, в которой собиралась с утра.       Не задумываясь, начинаешься копаться в бездонной дамской сумочке в поисках коварных ключей, которые, словно издеваясь, гремят, соприкасаясь друг с другом и с брелком в форме котёнка – подарок Бена с каких-то съёмок, – чуть ли не на всю округу, но при этом всё никак не могут попасться на глаза или в руку. А когда спустя несколько минут страданий и неимоверных усилий всё же отыскиваешь пропажу, только устало облокачиваешься лбом о дверь, совершая несколько оборотов в замочной скважине.       И когда второй щелчок отпирает многострадальный замо́к, то ему вторит и непредвиденный третий, свидетельствующий о том, что обуви уже точно самое место на помойке.       — Твою же мать! — устало шипишь и заваливаешься в дом, бросая сумку прямо в прихожей и бесформенно плюхаясь на маленькую кушетку, которая стояла у двери.       Не смущает ни стекающая по волосам вода, ни то, что всё пальто грязное, а тёмные разводы, стекая, образуют болота на чистом полу. «Как же я устала, как же хочется отдохнуть. И Бена ещё, как назло, не будет так долго, что просто невыносимо».       — Сколько же можно, — шепчешь сквозь подступающую истерику, запрокидывая голову и упираясь затылком в стену. — Я так устала, — бессознательно слёзы безысходности бегут дорожками из глаз по щекам, прочерчивая линия по скулам и устремляясь на подбородок.       Сейчас как-то ничто не волнует, а скопившаяся усталость просто вытесняется плачем, поэтому пропускаешь мимо ушей, как кто-то почти бесшумно и незаметно крадётся в твою сторону. Однако в коридоре резко включается свет, заливая теплом всю прихожую, а радостная улыбка Барнса при виде тебя, затмевая всё вокруг своей яркостью и теплом, тут же сменяется неприкрытым обеспокоенным видом.       — Что случилась, родная?! — без малейших раздумий мужчина подлетает к тебе, опускаясь на корточки и заключая твоё лицо в свои ладони. — Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?       — О, Беня! — приоткрывая глаза, даже не веришь, что любимый вернулся. — А что?.. А когда?.. А почему?.. — в голове крутится тысяча и один вопрос, который стоит задать в данной ситуации, однако тебя не хватает ни на что большее, чем просто со словами: «Я так устала. И я так соскучилась», обнять британца за шею и тихонько начать плакать у него на груди.       А Барнс только бережно прижимает тебя сильнее к своему крепкому горячему телу, бережно поглаживая по спутавшимся волосам и нашёптываю, что он рядом, недавно приехал, потому что съёмки перенесли, и что он тоже тебя очень сильно любит, тоже сильно-сильно скучал и что он сейчас здесь, рядом, с тобой.       Даёт успокоиться, оставляя невесомые поцелуи на макушке, виске и щеке. И терпеливо ждёт, когда ты выплачешься и хоть чуть-чуть успокоишься, чтобы поведать историю, которая с тобой приключилась. Однако, видимо, ты даже не собиралась выпускать Барнса из плена, потому что навязчивая мысль, что стоит тебе только ослабить хватку, разжать руки, отпустить, как он тут же исчезнет и ты снова останешься одна, не давала покоя. Поэтому только глубже вдыхаешь родной запах, по которому тоже неимоверно соскучилась, и шмыгаешь носом.       Бен, как будто бы понимает – нет! – чувствует твои опасения, поэтому аккуратно касается твоих плеч и заглядывает в раскрасневшиеся глаза.       — Что случилось, принцесса? Почему ты плачешь? — его обеспокоенный взгляд и пальцы на твоей щеке вселяют надежду, покой. И ты только вздыхаешь, неловко улыбаешься и целуешь парня, окончательно убеждаясь, что это не сон.       Всё-таки оторвавшись от любимого, поглаживаешь колючий, слегка обросший подбородок напротив, успокаиваясь и качая головой.       — Всё хорошо, милый. Теперь точно.       Брови Барнса изгибаются скептичным домиком, а «ты-надо-мной-издеваешься»-взгляд даёт предельно точно понять, что тебе не провести этого проницательного британца, который научился тебя читать как раскрытую книгу. Не сможешь обмануть и перевести тему – уж точно, не в его смену!       — Милая… — повторяет немного настойчивее. Только сейчас Бен замечает твою грязную одежду, мокрый вид, сломанный каблук и быстро и твёрдо произносит: — Так. Всё понятно.       Наклоняется и сам бережно опускает собачку на твоём сапоге, стягивая эту инквизиторскую обувь и попутно целуя коленку. Недовольно бубнит что-то про «выброшу это нафиг» и «хотела красиво и непрактично, дурёха», пока его непослушная чёлка спадает на лоб, а умелые руки совершают те же самые действия и со второй ногой. Поцелуй, касающийся чашечки, подобно крыльям бабочек, которые порхают в самое твоё сердце, вызывая трепет, улыбку, мурашки по коже и умиление. Твои пальчики запутываются в тёмных прядях, перебирают мягкие локоны, в то время как твой любимый отпускает твою стопу на ковёр, а сам складывает руки у тебя на коленях, располагая сверху на них подбородок.       — Так лучше, любимая? — ухмыляется он на стон облегчения, сорвавшийся с твоих губ, когда шайтанова-обувь исчезает из поля зрения, а ты начинаешь поджимать и разжимать пальчики на затёкших ножках.       — На много, — блаженная улыбка расплывается по твоему лицу: Господи, что ещё надо женщине для полного счастья, как не свободные от каблуков ноги! — Ты опять спас меня, мой Прекрасный Принц.       Всеми силами пытаешься воспротивиться, когда парень принимается стягивать с тебя и пальто. И ещё больше сопротивляешься, когда он, желая поднять настроение, подхватывает тебя на руки, собираясь отнести в спальню. Однако протяжный писк духовки заставляет сменить ранее выбранную траекторию.       Не опуская тебя на пол, Бен аккуратно протискивается со своей драгоценной ношей сквозь небольшую дверь кухни и, только усадив тебя на один из барных стульев и коротко поцеловав, хватается за прихватки и стеклянную дверцу духовки, выпуская на свободу ароматный запах мяса с какими-то травами.       — Что это такое вкусное ты готовишь? — без ошибок по запаху можешь определить в качестве добавки к явно куриному мясу чеснок, лук и кориандр. Однако булгур в одной из кастрюль, соус, отдающий базиликом – в другой и начатая упаковка с питами интригуют, заставляя теряться в догадках.       Бен плутовато играет бровями, в душе надеясь, что ты сейчас как ужаленная не начнёшь суетиться по поводу того, что это ты, а не он, должна была приготовить по случаю приезда возлюбленного и вашего воссоединения после долгой разлуки праздничный ужин. Но, видимо, за это время ты настолько устала, что твой мозг отчаянно выбросил белый флаг, просто принимая заботу.       — Так что это? — повторяешь вопрос, наблюдая, как брюнет сосредоточенно выливает томатный соус на эти самые мясные котлетки и вновь отправляет в духовку, выставляя таймер на 25 минут.       — Это? Кефта, — как ни в чём не бывало пожимает плечами, заставляя задуматься. — По идее, это – традиционное турецкое блюдо. И делают его не из курицы, а из говядины или ягнёнка, которого ты, радость моя, терпеть не можешь… И преимущественно из сырого мяса. Но… — немного чешет затылок, — …но мы так рисковать не будем. Так как даже в Турции блюда из сырого мяса сейчас запрещены, — подойдя ближе, Барнс устраивается между твоих ног. Его широкие ладони опускаются на твои бедра и начинают путешествовать вверх-вниз, поглаживая напряжённые мышцы.       — И актёр, и певец, — и вновь твои руки оказываются на его шеи, пальцы перебирают короткостриженый ёжик на самом затылке, а сама ты таешь как шоколадка под прицелом этих самых шоколадных глаз, источающих непомерную любовь, — и привлекательный парень, и потрясающий повар. Откуда же ты такой идеальный взялся? — тянешься за очередным поцелуем, но быстрее, чем ваши губы соприкасаются, твои опаляет горячим дыханием:       — И ещё очень заботливый. И сексуальный. А ты… Ты – мокрая.       — Бе-е-ен, — восклицаешь наигранно возмущённо. Немного осуждающий взгляд, пурпурные щёки – до сих пор подобные слова в повседневной жизни, за пределами спальни, вызывали немыслимое смущение.       — Я не об этом, маленькая извращенка. А об одежде – на улице ведь был дождь, а ты без зонта! — и пока смысл доходит до тебя, ты вновь оказываешься в воздухе. Но только уже на крепком плече, а на ягодице отпечатывается след от мужской ладони.       — Эй! — хватаешься за поджарый торс и пытаешься дотянуться до неподражаемой британской задницы, чтобы отплатить за покушение на свои булочки, но Барнс только подбрасывает тебя ещё раз на плече и смеётся:       — А это, чтобы не думала ни о каких извращениях. Пока горячую ванну не примешь, — заносит в светлую комнату, опуская бережно, будто хрустальную, на ворсистый ковёр, и выкручивает краны, из-за чего пар сразу же начинает клубиться над керамической ёмкостью. Осматривает твою застывшую фигурку внимательным взглядом и добавляет: — Сама разденешься или мне помочь?       Лукаво щуришься, как хитрая лисичка, и отбрасываешь волосы назад, демонстративно выпячивая грудь и опуская руки по швам.       — Что же мне с тобой делать, любимая? — никогда Бен не мог отказать твоим жалобным глазкам, и пока музыкальные пальцы расстёгивает пуговички на твоей блузке, ты смело принимаешься за шнуровку его домашних штанов, открыто намекая, что жаждешь присутствия любимого рядом.       К твоему немалому удивлению, парень не противится и не ищет отмазок в виде: надо сидеть около плиты и таращиться через стекло на котлетки, ибо они будут готовиться гораздо быстрее, если на них смотреть.       Через несколько минут сражений с одеждой, она бесформенной кучей тряпок оказывается на полу. Поддерживаемая Беном забираешься в ванную, прикрываешь глаза и откидываешься на размеренно вздымающуюся мускулистую грудь. По помещению разливается душистый запах лесных ягод, а родные ладони ложатся тебе на плечи, оглаживая и разминая.       Разморённая такой заботой и лаской мурлычешь что-то себе под нос. Ощущаешь, как всё тело расслабляется, боль в голове и ногах постепенно проходит, а неимоверно громадная тележка забот и переживаний становится незначительной и неважной. Сейчас есть только ты, твой любимый мужчина, надёжное кольцо его рук вокруг тебя – а всё остальное не имеет ровным счётом никакого значения.       — Прости, что не встретила тебя подобающим образом, — внезапно говоришь совершенно серьёзно, параллельно сдувая барханы пены и вынуждая их летать по комнате, оседая на мраморной плитке и превращаясь в пенные «грибы-вешенки».       Разворачиваешь голову, глядя прямо в медовые глаза.       А вот как раз и то, чего так опасался Бен.       — Я должна была сделать самый вкусный в мире ужин; холить и лелеять тебя после долгой поездки – ты ведь тоже неимоверно устал с дороги; приласкать, как самого любимого и лучшего мальчика, а я тут… тут… в общем, заставила тебя, уставшего, возиться со мной, как с маленькой девочкой. Расплакалась, как самая настоящая истеричка. Видите ли, потому что заказчики сами не знают, чего они хотят! Им подавай и это, и то, и всё сразу, и вчера! И при этом их не волнует, что это не наш профиль! А про то, что они не могут чётко, ясно и понятно сказать, чего вообще хотят, я…       Барнс успевает среагировать быстрее, чем ты опять распалишься, а потом опять осознаешь, что «выливаешь на него проблемы», и затыкает твой говорливый рот поцелуем. Целует настойчиво, но бережно; страстно, но кротко – так как умел лишь только он один. А ты просто посылаешь все мысли, затихая и поражаясь, тому, как этот мужчина может так быстро приструнить любую твою вспышку раздражение и заставить чувствовать себя гораздо-гораздо лучше в столь рекордные сроки.       — Всё хорошо, дорогая, — прижимается он к тебе поплотнее, смыкая руки на животе и наблюдая, как ты виновато опускаешь свою поверх его, переплетая пальцы в надёжный замок. — Во-первых, я приехал сегодня утром и выспался, — и поспешно добавляет, чувствуя, что ты хочешь вновь разойтись гневной тирадой: — тебе не сказал, так как хотел сделать сюрприз своей девочке, потому что по фотографиям видел, как она измотана, хотя наивно пыталась убедить меня, что всё хорошо. Врушка! Во-вторых, ты не истеричка, а просто устала. И нам обоим надо хорошенечко отдохнуть, — поцелуй в щёку. — В-третьих, пару дней отснимут и без меня, ведь я должен позаботиться о тебе. И, в-четвертых… — оставляет более влажный и долгий поцелуй на твоей шее, пока ты, немного смущённо и абсолютно точно влюблённо улыбаясь, вытягиваешь ваши сцепленные руки перед собой и любуешься, какая твоя – маленькая по сравнению с его, и как пена стекает по вашим костяшкам. — В-четвертых, я тоже неимоверно соскучился.       — Господи, как же мне с тобой повезло, любимый, — подносишь его раскрытую ладонь к губам и целуешь. Прямо туда, где ветвится линия жизни.

Бывают дни, когда работоспособность опускается до самого нуля и даже разговоры тяготят, не то, что работа/учёба/дела/обязанности. Хочется забиться под покрывало и не высовываться оттуда, повесить табличку «не будить до весны» и поплакать. Это нормально. Все мы подвержены эмоциональному выгоранию. Но главное – помни: всегда рядом есть дорогие сердцу люди, готовые прийти на помощь и показать, что ты нужна, любима и несравненна!