Кофе-ледь

Кое-что я понял про Женю за последние пару месяцев. Первое: он все еще не раздражает меня, но раздражает зоны моего мозга, ответственные за возбуждение. Особенно — когда ходит по офису и вот так вот вертит своей красивой задницей. Второе: улыбка и смех — его защитная реакция на что угодно. Он может мило улыбаться и при этом мысленно возить тебя мордой по столу. В офисе Самойлов ему скажет: «Пенка слабая», а Женя — ничего, улыбается: «Хорошо, переделаю». Вечером в красках жалуется мне, как жирный Самойлов ему надоел, придирается на ровном месте, и вообще, будь его, Женина, воля — он бы кофе Самойлову носил без молока, и печенье бы от него в сейф прятал. Слушаю каждый раз и думаю — а что ж у Жени в голове, когда он мне улыбается? Хочу научиться телепатии. В работе бы тоже пригодилось. — Андрюх. А? Володя подошел. Взглядом напоминает голодного Барсика. — Что ты от меня хочешь? — Вот так сразу, без прелюдий, — вздыхает Володя. — Короче, помнишь, ты в прошлом году был на конференции для тимлидов? Я хочу съездить, а Сушков не согласует. Продай ему, а? — Полезный выхлоп от этого какой? — На нормальных людей посмотреть. Лучшие практики, обмен опытом, инсайты. — Хрена какие слова ты выучил. Вот так Сушкову и скажи: «Хочу инсайты и нормальных людей». — Говорил. Не сработало. Кажется, кое-кто мне врет. Впрочем, ничего нового. — Поговорю. Обедать пойдешь? — Не, я сегодня не взял, в столовку схожу. Ну и хрен с ним, посижу один тогда, на Женю позаглядываю… О, и как раз Сушков идет с кружкой. Догоняю его и протягиваю руку: — Макс, привет. Ты на кухню? Сушков пожимает мне руку: — Ага, за чайком. — Я тоже туда. — Пристраиваюсь к нему сбоку. Сушков — мужик прямолинейный, поэтому я начинаю сразу с главного: — Отпусти Володю на конференцию. Сушков издает странный звук, похожий на «кхрм», и отвечает: — Лично мне не жалко, но у меня бюджет по лаборатории почти потрачен. Если он съездит сейчас, то до конца года больше никто никуда не поедет, а впереди еще половина квартала. — У тебя планы есть на эти полквартала? — Вообще — нет, но всякое бывает. — Не жми ты бюджет, отправь его. Конференция топовая, я там в прошлом году был. Полезный выхлоп есть, у меня прямо мозги встали на место в плане мотивации персонала. По тонкостям обратной связи был крутой доклад. Володька тоже хоть научится чему-нибудь, лучше рулить начнет. — Ничему он не научится, пока не перестанет тебя вместо себя подсылать, — вздыхает Сушков. Он, конечно, прав, но мне надо ему возразить и продавить свое. Только хочу сказать, что Володе нужен крепкий пинок в мозг, и конференция для этого отлично подойдет, как вдруг из-за двери хозкомнаты доносится женский крик: — Уж от тебя я такого не ожидала! Что случилось? На кого там орут? Интересно! И Сушков тормозит, прикладывает палец к губам — мол, тс-с. — И что ты тут передо мной ржешь! — Это вопит Михална — аж на визг срывается. — Пиши объяснительную немедленно! Ржет, когда на него орут, — наверное, Женя. Да, это он: выходит — весь красный, встрепанный, рукава рубашки закатаны. За ним следом — Михална, такая же красная и встрепанная. У них там спарринг на швабрах был, или что происходило? Мы с Сушковым стоим столбами, Михална возвращается к себе в кабинет, Женя — на кухню. — Ну дела, — задумчиво говорит Сушков, глядя Жене вслед. — По конференции давай так: Володя пусть сам ко мне подойдет, обсудим. — А он не подходил? — Не-а. Только ссылку сбросил. Ну Володя, ну социофоб хренов… На кухне Сушков наливает чай, а я разогреваю свой обед. Женя, хоть и не красный уже, но все равно какой-то нервный: трет тряпкой стол так, будто дырку в нем проковырять хочет. Когда Сушков уходит, я, бросив свою еду, подхожу к Жене. — Что случилось? — спрашиваю я вполголоса. — Давай позже, — полушёпотом отвечает Женя. — Сделать тебе кофе? Мы не планировали сегодня встречу, но ему, кажется, она нужна. Да и я сгораю от любопытства. — Не надо кофе, спасибо. Может, сегодня ко мне? — У меня запись к зубному на семь вечера… — задумчиво начинает он. — Ладно, сам потом приеду. Приезжает он часов в девять — румяный с мороза, заметно уставший, и с порога прыгает ко мне на шею обниматься. Хочется скорее у него все разузнать! Немедленно слиться в экстазе тоже хочется, но любопытство побеждает — я говорю: — Рассказывай, что на тебя Михална так орала. Женя тычется в меня холодными губами, явно не собираясь отвечать и как бы намекая, чтоб я заткнулся. Моя дурная школа, ё-моё… Я отбиваюсь и повторяю: — Рассказывай. — Это неважно. — Рассказывай. Женя, цыкнув, морщится и отводит взгляд: — Ирина Михална спалила, что я беру… всякое. — Всякое — это что? — Она зашла в хозяйственную, когда я сливал жидкое мыло. Вот так поворот. — Зачем оно тебе? — Просто. Себе домой. Мыло уж больно хорошее, — оправдывается Женя. Что-то он явно недоговаривает. — Не верю, чтоб она так орала из-за флакончика мыла. Молчание, а потом тяжелый вздох: — Ну ладно. Я еще молоко беру, коробочку-другую, а она, видать, их пересчитывала каждый день и что-то заподозрила. Сахар иногда отсыпаю. И чай. И кофе, и печенье. Туалетную бумагу тоже. Вот Михална и сложила два и два… Она на меня еще три разбитые чашки свесила — якобы я их списал и забрал себе. — А ты не брал? — Только одну. Украл не три чашки, а всего-то одну — а обиды в голосе, будто он школьник, и его наказали не за себя, а за того парня. Он глупый или просто клептоман? — У тебя что, совсем денег нет? Почему ты воруешь туалетную бумагу с работы? Какой с этого полезный выхлоп? В ответ мне — только дурацкая улыбочка. Как маска. Ну давай, поиграй со мной в гляделки — я же выиграю. — Я коплю на объектив, — наконец сознается Женя. — Помнишь, я линзу поцарапал, когда ездили в заповедник. А тогда сказал, что все в порядке, лгунишка. Это было месяца четыре назад, и он только сейчас спохватился? Или… он все эти четыре месяца и крысит туалетку?.. Ну, блин, Женя. Обкрадывать офис, притворяясь прилежным работником, — еще круче, чем улыбаться тому, кого хочешь прямо сейчас отмудохать. Превзошел все мои ожидания. — Михална тебя не уволила? — Она сказала, что мою судьбу еще не решили. Тьху ты, Барсик! Я думал, меня хтонь за ногу схватила и сейчас сожрет, а это он хвостом меня трогает. Подкрался и начал тереться об ноги — и об мои, и об Женины. Жрать хочет. Как хтонь. — У меня дома ты хотя бы ничего не берешь? — говорю я. — А то, может, из кошачьего лотка отсыпаешь чего-нибудь в карман. Женя смеется. И не понять — то ли шутка понравилась, то ли он на взводе. — Не беру. С тобой я честен. — Ты смотри, мы с котом будем за тобой следить. Да, кот? Барсик отвечает тягучим «мя-я». За его лоток я, конечно, спокоен, а вот за свои вещички — уже не очень. — Что ж ты не сказал, что у тебя с деньгами проблемы? Я бы помог. — Зачем было тебя загружать, — отмахивается Женя. И только я начал его целовать, весь в предвкушении — он выскальзывает у меня из рук. — Хочу в душ. В ванной шумит вода, а я валяюсь на кровати и осмысляю всю эту историю. Что ж за режим жесткой экономии такой, что даже мыло воровать приходится? Сколько он зарабатывает? Мог бы меня попросить купить ему мыло, эта пара сотен рублей — вообще не деньги. Женин мобильник разрывается мерзким «тр-р-рынь», похожим на звонок старого дискового телефона. Бесит-то как… Беру, чтоб хоть звук отключить, а неочевидно, как. Сбросить, может? Иконка даже горит — мол, вероятно, спам. Пофиг, сброшу, раздражает меня это трыньканье… Стоп-стоп. Это что — у него на заставке телефона — наша фотка из заповедника, которую Лиза снимала?.. Женя каждый раз, когда включает мобильник, видит наши обнимашки? Более того — поставил ее намеренно и решил, что именно это он и хочет видеть? Ну и в хрень же я вляпался… Разговор вспоминается, который после этой фотки был — когда я нажрался водкой и заливал Жене, как я его люблю, трамвай куплю. Я сделал вид, что все забыл, Женя тоже об этом не заикнулся ни разу — зато фотку поставил на заставку. Любуется. Он что, по мне втихаря сохнет? Или своим парнем считает? Непонятно. Трамвай я так и не купил, да и не пригодится он — объектив нужнее и дешевле. Только хрен знает, что за объектив Женя тогда кокнул — у него же съемных несколько штук было… Хм, а ведь в каждой фотографии есть метаданные…

***

Утро, в офисе сонно и уныло, работать лень, и в календаре есть свободных пятнадцать минут. Подхожу к Володе поздороваться, протягиваю руку, а он мне сразу: — Это правда про Женечку? От Сушкова узнал. Сто процентов. Сделаю невинное лицо: — Что? — Что он офис на тридцать тыщ нагрел. Ни хрена себе Женя наотсыпал сахарку! Я вру: — Неправда. — Говорят, на него Ирина Михална вчера орала так, что стекла дребезжали. — Это было. — За что? — У него самого лучше спроси. — Ты знаешь, я уверен. Расскажи, — не унимается Володя. — Не хочу я сплетни тебе подбрасывать, — говорю я. Лучшая защита — нападение: — Ты мне ответь: с Сушковым поговорил про конференцию? — Еще нет. — Почему? Я зря его просил, что ли? — Поговорю, не нервничай. — Так же, как пригласил на свидание Лизу? Отвел взгляд. Мне эта издевка никогда не надоест, он каждый раз начинает отпираться: — Я приглашал, но из-за ее командировки не вышло. — Ищи отговорки дальше. Почему ты такое ссыкло? В чем твоя проблема? Закатывает глаза. Сам ведь понимает, что я прав. — Я подойду к Сушкову. Сегодня. Честно-честно. Почему я должен его уговаривать, будто это мне надо, а не ему… Впрочем, я с другим делом: — Слушай, ты знаешь, как по метаданным с фотки выяснить, на какой объектив она была снята? Я в этом вообще не аллё. — Думаешь, я аллё? — Ты легко разбираешься во всякой непонятной фигне. Он мне вопросительный взгляд — я ему такой же. Его взгляд еще вопросительнее — и я не лыком шит, тоже умею рожи строить. — Ладно, присылай свою фотку, — сдается Володя. Уже со своего места отправляю ему в телегу фотку — ту самую, где мы с Женей на скале стоим. В ответ приходит: «Я хотел пошутить про голубцы, но передумал, только жрать захотелось», «Посмотрю». Ай да я. Не «свалил муторную скучную хрень», а «делегировал». Надо работать, чего-то аж с девяти утра встречи с клиентами накидали. У меня телефон, кажется, вибрировал. Ух, уже 11:43… Мне Володя писал: «Ну ты и Зина», «Тип объектива написан прямым текстом в метаданных», и следом — набор цифр и букв: видимо, название модели… Да, гуглится. Пишу Володе: «Я же говорил — ты легко разбираешься во всякой фигне», «Спасибо» и смайлик-поцелуй. Реакция незамедлительная: «С Женечкой своим целуйся». Живо представилось, как я целуюсь со своим Женечкой, его колючая щетина, нежные губы, и захотелось сразу… Радует даже больше, чем удавшийся троллинг Володи. — Андрей, если ты что-то говоришь, тебя не слышно, — доносится чей-то голос из гарнитуры. Тьфу ты, они так замечательно друг с другом общались, но нет — надо дернуть меня, пока я мечтаю. — Извините, меня отвлекли. Какой был вопрос?.. Вопрос был какой-то глупый, можно мечтать дальше… Так, а с объективом-то что? Обалдеть, сколько они стоят! Может, мне реально трамвай дешевле обойдется?.. День и вечер пролетели мигом. Мы валяемся на кровати втроем: Барсик на Жене сверху, я рядом. Женя чешет Барсика за ухом, а тот, предатель, мурчит. Женю так же чешу — не мурчит. Тоже предатель — помалкивает, даже обниматься не идет, хотя обычно и ласковый, и разговорчивый. Докопаюсь до него сам: — Расскажи хоть, как дела у тебя. Чем история с мылом кончилась? — Михална успокоилась и сказала, что я хорошо работаю, поэтому даст мне шанс, и я на испытательном сроке, — произносит Женя, невидяще вперившись в Барсика. — Это хорошо. Считай, обошлось. — А еще Лизу повысили, — будто не услышав меня, отстраненно говорит Женя. — Ну круто. — Как бы и да, но как бы и нет. Смотрю на Лизу и на себя. На себя и на Лизу. Лиза теперь — маркшейдер второй категории, а у меня в трудовой книжке написано: «Специалист по эксплуатации офиса». Кофе-бой на грани увольнения. — Кофе-ледь, — машинально поправляю его я. Женя аж на меня глаза поднял: — Как? Что? Кофе-ледь? Это меня так в офисе зовут? — Это я тебя так зову. В офисе ты просто Женечка. — Еще хуже, — вздыхает он и отворачивается. — Меня всерьез никто не воспринимает. И не ври, что это не так, — перебивает он, не успеваю я открыть рот. — Зато Лиза постоянно рассказывает, что ее хвалит начальник, и что мужики на объектах охреневают с того, что баба — маркшейдер, да еще и не дурочка, пальцем деланная. Почему моя сестра больше мужик, чем я? Не успел я возразить — Женя продолжает: — Она еще несколько лет попрыгает по объектам и засядет в офис — руководить. У нее план есть, все просчитано, все схвачено. А я? Окей, сейчас я варю кофе и мило всем улыбаюсь. Какие у меня перспективы? Какая может быть карьера у кофевара? Мне лет через пять-десять семью будет пора, детей, а я так и буду — кофе варить за сорок тысяч в месяц, снимать комнату в хрущевке и воровать молоко? Вот почему он так любит ночевать у меня и не приглашает к себе в гости… — А у меня, между прочим, высшее образование, — продолжает Женя. — Говорили мне родители — учись на геодезиста, как сестра… Тяжело быть упертым дебилом. Мы с Барсиком в шоке. Слов Женя много сказал, но одного я не понял: — Ты денег хочешь или реализоваться в профессии? Мой вопрос его будто оглушил. Женя смотрит на меня, не мигая, и медленно произносит: — Какого хрена вообще нужно выбирать? — Философский вопрос, почему при равной квалификации одни профессии ценятся выше других. Не хочешь выбирать — иди в айти. — Не все такие умные, как ты. И на лице у него — улыбка. Чертова неискренняя улыбка. Бесит. Почему он не может хоть раз возмутиться честно, мне в лицо? — Ты думал, я кофе варил в двадцать семь лет? Да нихера. Я пахал. Я был менеджером группы эксплуатации. Он улыбается так, что охота выбить ему пару зубов. — Вот. Ты уже был начальником… — Знаешь, кто такой менеджер группы эксплуатации? — перебиваю я. — Видел же Серегу Луцкевича? Человек «я-уже-спал-на-этой-неделе». — Понял, про кого ты. Я думал, он наркоман. Не смешно. — Он работает на износ, и его дежурная смена будит звонками по ночам. Эта работа с личной жизнью несовместима, уж поверь мне, я через это прошел. — Ему ведь за это платят, — вклинивается Женя. — Поверь мне — платят таким менеджерам меньше, чем некоторым инженерам. Представь, сидит у тебя подчиненный, делает свою работу и по ночам обычно спит, а ты руководишь сворой упертых мужиков. Они косячат, ты прикрываешь их задницы, удар принимаешь на себя — а денег получаешь меньше. За семьдесят тысяч я работал пять лет назад. А Филиппов был у меня в прямом подчинении и получал, вроде бы, сто двадцать. Думаешь, я не завидовал? Завидовал. Зато сейчас Филиппов на том же месте, а я получаю больше него в два раза. — И что ты мне этим хочешь доказать? Какой ты крутой? Возвыситься за мой счет? Ух ты, какая необоснованная претензия. Ну хоть улыбочка сошла с его лица наконец-то. — Карьера — это долгий и сложный путь. Пока начнешь получать хорошие деньги, столько пота, крови и слез прольешь… Лиза — тоже тому пример. Девчушку на руках носить надо, а она шахты в Сибири строит. Наверняка и она начинала с «принеси-подай» за копейки, да ещё и в шахте. Девочка, маленькая, худенькая, нежная — в шахте! А все, что делаешь ты, — нажимаешь кнопочку на кофемашине по восемь часов в день. Напряженное молчание — и вдруг в меня летит Барсик, а Женя в полупрыжке уже одевается возле кресла. — Что ты делаешь? Не реагирует, застегивает джинсы. Барсик от шока аж замер у меня на руках, только хвостом бьет. — Солнце, ты куда? Молча подхватывает рюкзак и выходит в коридор. Я, ссадив на кровать Барсика, за ним: — Эй, что за хрень? Он — уже одетый в куртку — поворачивается ко мне. Так смотрит, будто сейчас меня головой об стену приложит. Я его, по ходу, реально вывел. — Ты совсем в своем айти оторвался от реальности, — тараторит он. — Выживать мне на что? Аренду комнаты с чего платить, если я еще меньше буду получать, чем сейчас? — Ужаться в расходах можно. Найти квартиру подешевле. Взять подработку. Поменьше вливать в хобби. Масса вариантов, но ты выбираешь ныть и ничего не делать. — Я не хочу больше тебя слушать, — бросает Женя, отпирает дверь и вылетает из квартиры — только топот с лестницы слышно. Ну и катись ты колобком, солнышко. А объектив, когда доставят, сдам обратно в магазин.

***

«Ты сегодня за все утро даже не сходил на кухню», «Вчера и позавчера тоже». Эх, Володя, работать надо на работе, а не следить, кто куда ходит. Я набираю: «Не хочу», и через минуту прилетает в календарь встреча «Статус» через десять минут в «Ковалевской». Я чуть раньше пришел и мысленно готовлюсь к допросу: что бы такого сказать, чтоб не соврать, но выболтать поменьше. Володя залетает и с порога сразу: — Неужто вы расплевались? В его голосе мне примерещилось злорадство. — Есть кое-какие разногласия. — И какие же? — не унимается Володя. Сел напротив меня и пристально смотрит. — Долбоящер он, вот какие. — Так-так, — Володя щурит глаза. — Хрена себе у тебя переклассификация: из голубка — да в долбоящеры. Что он сделал? — Я ему сказал, что деньги платят за работу, а не за просто так. Он обиделся. Конец истории. Скажи мне лучше — ты поговорил с Сушковым про конференцию? — Поговорил. — И? — Уже согласована командировка, — гордо объявляет он. — На радостях пригласил Лизавету на ужин. О-хо-хо, вот это точно невиданная смелость. — И? — Тоже согласовано. А ты не уходи от темы. Мириться со своим долбоящером будешь? Володя мою жизнь воспринимает, как сериал «Секс в большом офисе». Попкорн уже заготовил наверняка. — Он не мой. — А мириться будешь? — С хера ли я должен за ним бегать, когда долбоящер — он? — Ты умнее и лучше владеешь навыком переговоров, поэтому шансы на успех выше. Хм, интересный инсайт. Неважно, кто виноват, — разруливать конфликт нужно тому, кто умнее. В работе это очевидно, а в личных отношениях… — Мне это не сдалось. Пусть сам приходит, если хочет. — Не ты ли мне говоришь быть инициативнее? — Инициативу тоже с умом надо проявлять, а не где попало. — Ты сам себе противоречишь. Весь мозг мне вытрахал недавно с объективом для любимки, а сейчас вдруг он стал «кем попало». — Никакой он мне не любимка. — Чего завелся-то так? — Володя выставляет ладони вперед — в защитном жесте. — Ладно, не любимка, как скажешь. Но я бы на твоем месте помирился. — Тебя я в последнюю очередь буду слушать, спасибо. Человека, который полгода ссал пригласить девушку в ресторан. — Ты изменился, — неожиданно серьезно говорит Володя. И правда. Я так не психовал раньше из-за ссор с людьми — только из-за Юли, помню, было. На кухню к той же Мариночке заходил без стеснения — ржал еще, что она злится, едва меня увидев. А тут… задело. — Ты добрее как-то стал, — продолжает Володя. — Все заметили. Ты даже, говорят, на раннюю отгрузку однажды согласился! Было такое. Команда, кстати, нормально восприняла и хорошо сделала работу, заказчики довольны. Зря я раньше отказывал… Володя, не дожидаясь моего ответа, продолжает: — Помнишь, я тебя в кино недавно звал? — Ну. — Что ты ответил? — Что я пойду с Женей. Мы правда ходили — и даже смотрели фильм, а не только беззастенчиво сосались на последнем ряду. — А когда я позвал тебя пива выпить после работы? — Сказал, что в другой день, потому что уже были планы с Женей. Я не понял, ты ревнуешь? — Нет, почему. Наоборот, рад, что у тебя наконец-то личная жизнь наладилась. В смысле — наладилась? У меня никогда проблем с ней не было. Хотя… Это ж Володя, у него свои взгляды. Он, снова не дождавшись моего ответа, делает еще заход: — Ты объектив-то уже подарил? Вложений не жалко? Объектив лежит дома — я так и не вернул его в магазин, рука не поднялась. Женину зубную щетку тоже не выбросил, в ванной стоит. Его сменную одежду не собрал в пакет, чтоб вернуть, — так и лежит на старом месте в шкафу. К кружке с лого интернет-провайдера, из которой он всегда пьет, я не прикасался за последние дни. Вчера в магазине кинул в корзину его любимый сыр, хотя сам его не ем… Я понял. Я, мать твою, сам себя понял. Хоть это и будет сейчас выглядеть так, словно меня мотивировала жадность… — Спасибо. Я ушел, — говорю я и выбегаю из переговорки — на кухню. Минут десять от Володиного «Статуса» у меня осталось, что в календаре потом — забыл, но неважно. Подождут. На кухне Берг с Сушковым жрут сидят, а Женя что-то переставляет в холодильнике. Сделаю пока вид, что пришел пить чай. Кофе — плохая идея, и так сердце сильно бьется… Едва Берг и Сушков — за порог, я сразу начинаю: — Женя, давай поговорим. — О, да неужели я Женя, а не «солнышко», — улыбается он и отходит к раковине. Не верю я его улыбочкам. Посудомойка открыта, а он взялся руками кружки намывать. Еще так нарочито медленно, тщательно, лишь бы мне в глаза не смотреть. Раздражает. Подхожу сзади и придерживаю его за плечи. Он вздрогнул — но стоит на месте, позволяет трогать. Тепло тела чувствуется через рубашку, от волос пахнет средством для укладки… В коридоре никого нет, тишина, и шея так маняще торчит из-под воротника, я очень хочу ее поцеловать, а Женя вроде и не против… — Я тебя сейчас водой оболью. Кажется, он все-таки против. — Женя… Твою мать, в коридоре шаги. В кухню забредает Луцкевич, а я только-только отскочить успел. — Вам кофе сделать? — сразу переключается на него Женя. — Да, спасибо. Покрепче там его забейте, — отвечает Луцкевич, а сам косится на меня. Поздно я среагировал — повезло, что это Луцкевич, который по сторонам не смотрит. Придется ждать, пока он уйдет. Луцкевич уполз со своим экстра-крепким кофе, и мы снова на кухне одни. Женя, заколебавшись, видимо, наяривать посуду руками, все-таки грузит ее в посудомойку, включает, вздыхает и, так и не запустив, выходит из кухни. Смотрю — на посудомойке горит значок, что кончился ополаскиватель. Значит, Женя пошел в хозкомнату. Есть идея. Оставлять ключи снаружи в замке — очень неосмотрительно. Ничему Женю жизнь не учит… Хозкомната крошечная, где-то метр на полтора: стоят какие-то ведра, рулоны полотенец, в углу — шкафчик, в котором роется Женя. Рылся, пока я не зашел. — Тебе сюда нельзя, — говорит он. Да наплевать, я уже запер ключом изнутри дверь и хватаю Женю — обеими руками, крепко, толкаю лицом к стене. Он пойман, а я в сильной позиции. Теперь можно и поцеловать, и пощупать — хочется везде, но больше всего — за член… И он так охотно отзывается — твердеет прямо под моей рукой. — Если ты так пытаешься подлизаться, у тебя не получится, — шепчет Женя. Готов поспорить, что получится. Возбужденные парни — самые сговорчивые. — Солнышко, у меня к тебе деловое предложение. Два в одном: деньги и карьера. — А за член трогать обязательно? Я еще за волосы на макушке взять могу и голову оттянуть. И шепнуть в самое ушко: — Это главное. Сделаю тебе приятно, а ты за это меня выслушаешь. Идет? — Идет. Как я и думал. — Хороший мальчик. Раз мы договорились, руки у меня развязаны и можно залезть к нему в брюки. У него член аж подрагивает, я чувствую, — тоже, видимо, соскучился. Хочу поцеловать Женю в губы, разворачиваю к себе его лицо, а он не дается, уворачивается: — Ты будешь говорить, что хотел? Блин, вот зараза. Ладно, придется продолжать: — Итак, идея в чем: ты устраиваешься на работу по специальности… — Угу… — А жить переезжаешь ко мне. И я буду тебе помогать, пока ты сам не начнёшь зарабатывать. Женя молчит — только тяжело дышит, когда я сжимаю его посильнее. — Ну, что скажешь? Ничего, кроме «м-м», он не говорит, ну и ладно. Прижимаюсь покрепче — чтоб почувствовал, как я завелся. Женя, выматерившись себе под нос, выворачивается из моих рук, отталкивает меня и встает на колени. — Играешь в молчанку? Хотя… — У меня аж язык отнялся, когда Женя взял в рот, так пробрало, гром меня разрази… — Ладно, не отвечай. Ух, я, оказывается, дико соскучился. Как он нежно это делает — дрожью пробирает от затылка до коленок, я так с ума сойду… Сил нет это терпеть: вынуждает взять за волосы и трахнуть самому, иначе меня наизнанку вывернет. Бли-ин, он еще и застонал, это ж так совсем невозможно… Женя после всего невозмутимо вытирает рот. Другая рука испачкана — не по плану пошло, я сам собирался это сделать. — Дай мне, пожалуйста, полотенце, — говорит Женя снизу. — Там открытая пачка стоит. Михална-то не знает, на что мы казенные полотенца переводим. Блин, я Жене шухер на голове навел, а до конца рабочего дня еще куча времени. Он вытерся, застегнулся и сейчас пытается, глядя во фронталку, привести волосы в порядок — а они, залитые лаком, или что это, не ложатся обратно. Не хочу смотреть на его страдания, помогу. И напомню, что кое-чего жду: — Солнышко. — Что? — Ротик у тебя больше не занят, так что ответь на мой вопрос. — Что отвечать-то? — хмуро говорит Женя. — Прикол засчитан. — Правда, живи у меня. Я поддержу. Друзья помогают друг другу. — А тебе с этого что? Какой полезный выхлоп? Подхватил мою новую любимую фразочку… У меня из-за него, блин, несуществующее сердце вновь забилось, как в песне одной . Но вопрос резонный — какой с этого выхлоп?.. — Никакого. Просто. Мы же друзья. Я у Володи просто так жил, когда квартиру ремонтировал… Женя перебивает: — Ты будешь со мной дружить, если мы не будем трахаться? — Не знаю, смогу ли. После всего… — Вот и называй вещи своими именами, — снова перебивает он. Припер меня к стенке опять… — Ладно, могу я своему парню помочь? Женя задорно смеется. Не эта его натянутая вежливая улыбка, а настоящий смех. Фух, неужто мир. Женя говорит: — Я думал, ты другим словом меня назовёшь. — Каким? — Трахаль. — Ты слишком плохо меня знаешь. Я бы выбрал слово «пихарь». Женя ржет так громко, что меня тоже на смех пробивает. Надо потише себя вести, а то вдруг ломиться начнет кто… Женя говорит: — Я и слова такого не знал — «пихарь». А вдруг я кошачий лоток обкрадываю? — Если б ты из лотка воровал, тебя бы кот не принял. Помолчав немного, Женя говорит: — Я вчера, кстати, на собеседование ходил на Приборостроительный завод. Я так понял, они настроены меня брать, но стартовая зарплата вообще не обрадовала. Поэтому твое деловое предложение очень актуально. — Красавчик, Жень. Ты теперь экс-кофе-ледь. — Чего это сразу «экс»? Буду твоим персональным вот этим вот, как ты меня называешь, — смеется он. — Спасибо, что встряхнул. Реально. — Он сжимает мои ладони в своих. — Если б не ты, я бы так и нажимал кнопку на кофемашине без надежд на будущее. Но нового объектива мне теперь точно не видать… Кое-чего ты, солнышко, не знаешь. Слов нет, чтоб выразить чувства. Лучше просто поцелую.