Lovely as the song (Прекрасный, как песня)

Сначала Суй Чжоу не хотел смотреть. Он провёл утро на кухне, позволяя знакомым движениям ножа унести его, пока готовил начинку для баоцзы и нарезал зеленый лук, чтобы украсить бульон. Вскипятил воду для чая и достал остатки горохового пирога. Он хорошо знает эти движения — ежедневный ритм, остающийся неизменным на протяжении многих лет, которые он делит свой дом с чем-то большим, чем просто фантом внутри своей пустой брони. Этим утром Суй Чжоу выскользнул из постели достаточно рано — Тан Фань всё ещё спал, завернувшись в одеяло, в попытке защититься от утреннего холода. Когда Суй Чжоу отошёл, унося с собой своё тепло, тот издал звук — низкий стон, полный недовольства, и Суй Чжоу потребовались все его силы, чтобы уйти. Иногда он всё ещё не может поверить, что просыпается рядом с Тан Фанем, который занял кровать Суй Чжоу так же легко, как проник в его жизнь. Только теперь утром Суй Чжоу может отодвинуть волосы Тан Фаня в сторону и первым делом коснуться губами красной отметины за ухом, оставить поцелуй на его шее, и ещё один, и ещё, до тех пор пока Тан Фань не начнёт извиваться. Его шея чувствительна к щекотке, и теперь Суй Чжоу знает об этом. Есть и другие вещи. Суй Чжоу знает, что Тан Фань легко простужается — и зимой он засовывает ноги между лодыжками Суй Чжоу, чтобы согреть их ночью. Он знает, что Тан Фань не храпит, но иногда бормочет во сне. Он знает, что Тан Фань предпочитает садиться писать свои книги, как только просыпается, и допоздна не ложиться спать, чтобы почитать. Всё это мелочи, незначительные детали, но Суй Чжоу прячет их в глубинах своего разума, как маленькие сокровища. О них знает только он, и это делает их еще более ценными. Этот момент тоже принадлежит только ему. Когда Суй Чжоу возвращается в спальню, чтобы позвать Тан Фаня завтракать, он обнаруживает, что тот уже проснулся и читает черновик своего последнего романа. По всей кровати разбросаны листы, испещренные его торопливыми каракулями, а посередине — сам Тан Фань, полностью поглощенный своей работой. Самые холодные месяцы уже позади, и солнце теперь встаёт раньше. Его яркие лучи падают в спальню через окно, разливаясь по стенам и полу. Тан Фань сидит в луже света, как кошка, греющаяся на солнце. Однако не это заставляет Суй Чжоу остановиться, пригвождая его к полу у входа в комнату. Прошлой ночью Тан Фань отказался одеваться после того, как они оба упали на подушки, вспотевшие и запыхавшиеся. — Гуанчуань, — заскулил он, когда Суй Чжоу предпринял тщетную попытку передать Тан Фаню его ночную одежду, — это всё твоя вина. Ты слишком утомил меня! Ты же не думаешь, что я сейчас смогу сдвинуться? К тому времени, когда Суй Чжоу вернулся в их спальню с чайником, Тан Фань уже спал, похороненный под одеялом и всё ещё обнаженный. Вздохнув, Суй Чжоу скользнул в постель и обнял Тан Фаня за талию, позволяя ему забирать своё тепло до утра. Сейчас Тан Фань сидит на его кровати, наполовину отвернувшись от двери. На нём только белый халат, который Суй Чжоу признаёт своим. Он слишком свободный в плечах и, не завязанный должным образом, соскальзывает, обнажая полоску кожи. Суй Чжоу облизывает губы и тяжело сглатывает, растеряв все слова. Он просто смотрит, пойманный моментом: Тан Фань чувствует себя на своём месте в одежде Суй Чжоу, в его постели, в его доме, в его жизни. Суй Чжоу мог бы смотреть на это вечно, снова и снова. В груди расцветает чувство, теплое, как утреннее солнце, сильное, почти как боль, но хорошее. Тот вид боли, который сжимает ребра Суй Чжоу и затрудняет дыхание, но вместо того, чтобы задушить его, заставляет голову кружиться, а сердце трепетать. Вскоре после того, как он вернулся с границы тенью человека, который уходил, Суй Чжоу купил этот дом, оглядел пустые комнаты и подумал: «Он слишком большой». И это действительно было так. Дом был слишком велик для одного человека, который и в лучшие времена чувствовал себя лишь половинкой. Но потом Тан Фань вторгся в этот дом и принёс с собой больше жизни и смеха, чем Суй Чжоу мог ожидать после всего, что с ним случилось. Это было предложение, о котором Тан Фань даже не подозревал, и за которое Суй Чжоу отчаянно ухватился, прежде чем оно выскользнуло из его пальцев. Суй Чжоу не так уж много вещей позволил оставить себе за эти годы, но это одна из них — самая важная. И поэтому вид Тан Фаня такого лёгкого, без какого-либо тщеславия и притворства, одетого в вещи Суй Чжоу, наполняет светом самые тёмные уголки его души. Наконец, налюбовавшись, Суй Чжоу прочищает горло и наблюдает, как Тан Фань поворачивается к нему с широкой улыбкой, как цветок поворачивается к солнцу. Суй Чжоу не ученый, и он не может говорить стихами, но он думает, что даже самые опытные поэты не смогут полностью выразить словами то, что он чувствует каждый раз, когда смотрит на Тан Фаня. — Гуанчуань! — восклицает Тан Фань, откладывая в сторону стопку листов, которые он держал в руках. — Я думал, ты бросил меня, да ещё и в наш выходной! — Я рано проснулся, — объясняет Суй Чжоу. — И подумал, что могу приготовить завтрак, прежде чем ты проснешься. Но, похоже, вместо этого я нашёл вора в своей постели. У Тан Фаня хватает приличия какое-то время выглядеть виноватым, однако, очень скоро его улыбка снова становится озорной. — Что, Суй-дажэнь, тебе не кажется, что твоя одежда хорошо на мне смотрится? — Он позволяет ткани скользнуть с плеча и смотрит на Суй Чжоу из-под ресниц с лёгкой понимающей улыбкой. Его губы такие розовые. — Я просто пытаюсь проверить теорию, понимаешь. Суй Чжоу откашливается. Во рту внезапно пересохло. — Это для твоего романа? — спрашивает он, пересекая комнату и садясь рядом с Тан Фанем, достаточно близко, чтобы их руки могли соприкоснуться. Он сбрасывает одежду на ходу и остаётся лишь в нижних штанах. — О чём он? Суй Чжоу притягивает Тан Фаня ближе, усаживая его спиной к себе и обнимая рукой за талию. — Я так рад, что ты спросил, Гуанчуань! — Тан Фань тянется над кроватью, собирает оставшиеся листы. После чего откидывается на Суй Чжоу и склоняет голову набок, расчетливым движением обнажая большую часть своей голой шеи. — Видишь ли, это роман о молодом музыканте играющем на гучжэне, который снимает дом с отставным солдатом после того, как прибыл в столицу, чтобы пройти обучение у известного мастера игры на гучжэне. Но мастер оказывается вовлеченным в сложный заговор против одного из императорских министров, и… В любом случае, молодой музыкант и солдат влюбляются, но им нужно время, чтобы понять это. В конце концов музыкант становится нетерпеливым и пытается соблазнить солдата, надев его одежду. Он крадёт халат и пробирается в спальню солдата, намереваясь дождаться его возвращения. — Ммм… — Суй Чжоу мычит, нюхая нежную кожу шеи Тан Фаня, прямо у линии роста волос, где она обычно скрыта от глаз. Никто другой не знает, как пахнет этот участок кожи, кроме Суй Чжоу. — И как? Ему это помогло? Тан Фань прерывисто вздыхает. — Как раз это я пытаюсь определить прямо сейчас. — Он громко сглатывает, и краем глаза Суй Чжоу видит, как его горло поднимается и опускается. — Что ты думаешь, Гуанчуань? Сработает? В конце его голос срывается — Суй Чжоу просовывает руку под свободно завязанный халат и проводит ею по груди Тан Фаня. — Я думаю, солдат был бы рад видеть музыканта чувствующим себя так свободно в его жизни, — тихо говорит Суй Чжоу, касаясь губами кожи Тан Фаня, просто чтобы ощутить, как тот дрожит. — Если он действительно любит его, то хочет отдать ему всё. Конечно, он захотел бы юношу, если бы тот пришёл к нему вот так. Тан Фань задумывается. Его тело ещё больше наклоняется к Суй Чжоу, а спина выгибается, когда рука Суй Чжоу касается затвердевающего изгиба его члена. Он по-прежнему скрыт тканью, но ненадолго. — Но тогда, — продолжает допытываться Тан Фань, слегка срывающимся голосом, — почему он так долго ждал, чтобы признаться в своих чувствах? Суй Чжоу на мгновение замирает. В конце концов, они действительно обсуждали это раньше — как давно негласное напряжение между ними растягивалось, словно шёлковая нить, в течение многих лет, пока уже не смогло больше сдерживать тяжесть их тоски и не оборвалось, — но никогда не говорили об этом такими словами. — Может быть, — начинает Суй Чжоу, опуская руку ниже, раздвигая складки нижнего белья и обвивая пальцы вокруг члена Тан Фаня, — он ждал знака, что его желание взаимно. Что он не единственным, кто хотел поделиться всем с музыкантом. Своим домом. Своей кроватью. Даже одеждой, если музыкант этого захочет. Тан Фань глубоко вздыхает, уронив голову на плечо Суй Чжоу. Он вытягивает шею и смотрит вверх, а его острый язык смачивает губы, тем самым мучая Суй Чжоу. Невозможно не наклониться и не поцеловать его, сладко и медленно, не торопясь. Суй Чжоу теперь знает форму умного рта Тан Фаня на ощупь, но ему никогда не бывает достаточно. Если бы Суй Чжоу был мастером четырёх искусств, он бы нарисовал Тан Фаня именно так, облокотившимся на его грудь, покрасневшим и растрёпанным. Украденный нижний халат продолжает сползать с плеч Тан Фаня, обнажая кожу для утреннего холода, но здесь, в этом солнечном пятне посреди их постели, Тан Фань дрожит совершенно по другой причине. — Тебе не хватает одежды, Жуньцин? — Суй Чжоу дразнит, проводя большим пальцем под воротником халата и наблюдая, как кожа Тан Фаня покрывается мурашками от его прикосновения. — Или ты тоже пытался мне что-то сказать? — Что, если так? — Тан Фань снова вытягивает шею для ещё одного поцелуя, и Суй Чжоу не может не ответить на эту мольбу. — Кроме того, она пахнет тобой. Я скучал по тебе после того, как проснулся. Но тебя здесь не было, поэтому мне пришлось довольствоваться твоей одеждой. Он позволяет халату сползти ещё дальше, полностью обнажая шею. — И что ты делал до того, как с утра первым делом украл мою одежду? — спрашивает Суй Чжоу, касаясь губами мягкой кожи на выступающих позвонках. Тихий стон вырывается изо рта Тан Фаня. Он снова поднимает взгляд — покусанные губы покраснели, но глаза удивительно серьёзны. — Я просто скучал по тебе, — признаётся он так легко, как дышит. — И представил, каково вместо этого оказаться в твоей постели вместе с тобой. Суй Чжоу втягивает воздух. Он никогда не считал себя нежным человеком до того, как впервые обнял Тан Фаня, как любовник. Он думал, что руки у него слишком грубые, слишком мозолистые от того, что часто сжимали рукоять меча, изношенные так, что уже не могли выдать его благородное происхождение. Только когда он встал на колени между раздвинутых ног Тан Фаня, поцеловал мягкую кожу на внутренней поверхности его бёдер, где легчайшая пыль тонких волосков щекотала его губы, Суй Чжоу осознал, что его собственное тело тоже способно к нежности. — Давай, Гуанчуань, — настойчиво просит Тан Фань пронзительным и запыхавшимся голосом. Он обхватывает пальцы Суй Чжоу, побуждая его двигаться вокруг своего члена. — Ты не заставишь меня снова ждать, правда? Суй Чжоу мало что может сделать перед лицом такой просьбы. Тем более, что он не может отказать Тан Фаню, поскольку тот имеет привычку просить о вещах, которые Суй Чжоу уже хочет ему дать. Он сжимает член Тан Фаня крепче, размазывая влагу, скопившуюся на его кончике. В отличие от него, Тан Фань всегда такой выразительный, такой оживленный, и его поведение ничем не отличается в постели. Он с довольным вздохом раздвигает колени, позволяя нижнему белью Суй Чжоу спасть, обнажая бедра. Он притирается ещё ближе к груди Суй Чжоу, поворачивает голову и тянется влажными губами к его шее. Руки Тан Фаня сжимают в кулаках ткань штанов Суй Чжоу и вдавливаются в его бёдра Тихий стон, вырывавшийся из его горла, эхом разносится по комнате, прорезая тишину утра. В их спальне тихо, за исключением их тяжелого дыхания, стонов, срывающихся с губ Тан Фаня, и влажных звуков движущейся руки Суй Чжоу на его члене. Он мог бы довести Тан Фаня именно так, и не раз делал это раньше, но рот Суй Чжоу жаждет большего, чем просто вкус губ Тан Фаня. Он никогда не считал себя обжорой по натуре, но в том, что касается Тан Фаня, Суй Чжоу постоянно голоден. Его голод пылает, как огонь, в глубине его существа. Тан Фань издает протестующий звук, когда Суй Чжоу отстраняется, последний раз поцеловав его в висок. — Двигайся вверх, — говорит Суй Чжоу, прерывая упрёк, уже сформировавшийся на губах Тан Фаня. Он становится на колени на кровати между его раздвинутыми ногами и ждет, пока тот последует просьбе. Проще целовать его вот так, целовать так, как он того заслуживает, с пылом человека, поклоняющегося ему на коленях. Суй Чжоу оставляет Тан Фаню свою нижнюю одежду, лишь полностью развязывает все завязки, чтобы раздвинуть ткань в стороны, обнажая его грудь и живот. Тан Фань хорошо выглядит — покрасневший и растрепанный, он заполняет одежду Суй Чжоу, как будто всегда должен был её носить. Его член, твердый и розовый на кончике, такой же красивый, как и всё остальное, упирается в живот, истекая прозрачной жидкостью. Его красота превосходит все жалкие описания Суй Чжоу. Суй Чжоу позволяет своим рукам неторопливо блуждать вверх и вниз по бокам Тан Фаня, тянется вперёд и оставляет поцелуй на его груди, делая короткую паузу в своём путешествии по его телу. Это привычное начало — в некоторые вечера прерывающееся из-за их неутолимой потребности друг в друге, но Суй Чжоу любит быть внимательным и не торопиться, когда может. — Ах, Гуанчуань, — всхлипывает и шепчет Тан Фань, когда Суй Чжоу движется, накрывает его своим телом и оставляет засос на шее, достаточно низко, чтобы его можно было спрятать под одеждой. — Неужели это единственное место, куда ты хочешь приложить свой рот? Суй Чжоу прячет намёк на улыбку в изгибе его плеча. — Не будь нетерпеливым. Тан Фань под ним вздыхает: — Но я уже был таким терпеливым. — Он тянется к Суй Чжоу, хватая всё, за что может ухватиться, притягивая Суй Чжоу ближе за предплечье. — Тебе не кажется, что я достаточно долго ждал? Он вздрагивает от прикосновения, когда рука Суй Чжоу возвращается к его члену. Тот прижимает большой палец к его головке снизу и поглаживает лёгкими, дразнящими движениями. Тан Фань издает ещё один нетерпеливый звук и упирается пятками в кровать, его бедра отрываются от постели. — Гуанчуань, — голос Тан Фаня внезапно становится достаточно сладким, чтобы вызвать у Суй Чжоу подозрения, — ты всегда так добр ко мне, не так ли? Ты такой добрый и заботливый, ты никогда не откажешь мне ни в чем. И ты бы никогда, никогда не стал дразнить меня так, не так ли? Невозможно не заметить маленькую уловку, невинную игру, в которую играет Тан Фань, разыгрывая роль для Суй Чжоу, как будто тот должен сломаться под силой оленьих глаз Тан Фаня и его надутых розовых губ. И всё же — то, что он говорит, не совсем необоснованно, потому что Суй Чжоу дал бы Тан Фаню всё, о чём бы тот попросил, если бы только это было в его власти. — Тан Фань, — упрекает его Суй Чжоу, не обращая внимания на то, как напрягается его собственный член, прижатый к чужому бедру. Он умеет ставить собственные нужды на второй план, когда хочет в первую очередь удовлетворить Тан Фаня. — Должен ли я умолять? — продолжает Тан Фань невозмутимо, глядя всё так же настойчиво. Суй Чжоу опускает голову, борясь с улыбкой. — Нет, — говорит он наконец. — Тебе не нужно просить меня ни о чём. Это выходит слишком серьёзно, слишком откровенно, но он обнажался перед Тан Фанем уже бесчисленное количество раз — весь он, выставленный напоказ, ожидающий осуждения Тан Фаня, которое никогда не было достаточно убедительным. Было бы глупо с его стороны бороться с этой искренностью сейчас. Тан Фань резко вдыхает, подтягивая Суй Чжоу вверх и открывая рот, чтобы поцеловать его, даже прежде, чем их губы соприкоснутся. Его язык обвивается вокруг языка Суй Чжоу с неожиданной силой, а ноги обвиваются вокруг его бёдер, притягивая ближе. И Суй Чжоу позволяет это. Когда их бёдра сталкиваются он не может сдержать тихого стона удовольствия от внезапного трения. — Пожалуйста, — шепчет Тан Фань в рот Суй Чжоу. И тот задается вопросом, знает ли Тан Фань, какой силой обладает одно его слово. Он последний раз целует Тан Фаня, касается губами его челюсти, нижней части его подбородка, выступа его горла. Он прикусывает кожу на его шее и ключицах. Тан Фань пахнет своим любимым мылом для купания, но за стойким запахом парфюмерных масел чувствуется собственный запах Тан Фаня, смешанный с ароматом Суй Чжоу. «Как и должно быть», — думает он, целуя грудь и живот Тан Фаня, пока его губы не улавливают соленую влагу, размазанную по коже. Суй Чжоу прижимается губами к головке члена Тан Фаня, прямо под ней, где крайняя плоть отодвигается, обнажая её. Прозрачная жидкость смачивает его губы, до ушей доносится приглушённый рукой стон. Суй Чжоу вдыхает, наслаждаясь тёплым мускусным ароматом, таким сильным сейчас, когда его лицо практически прижимается к члену Тан Фаня. Он снова обхватывает его пальцами у самого основания и сильно облизывает головку. Суй Чжоу знает, как заставить Тан Фаня излиться меньше, чем за одну ароматическую палочку, используя только губы и язык, но сегодня у них обоих выходной, и нет нужды торопить это утро. Суй Чжоу не торопится. Он может показать Тан Фаню, насколько глубока потребность в нём, насколько сильно желание сделать его счастливым всеми возможными способами. Когда он наконец берёт Тан Фаня в рот, тот награждает его ударом пяткой по пояснице. Его бёдра дёргаются вверх, будто бы неосознанно преследуя рот Суй Чжоу. Член Тан Фаня ощущается на языке знакомой тяжестью. Больше всего Суй Чжоу наслаждается запахом и вкусом Тан Фаня, который окружает его со всех сторон, звуками, которые тот продолжает издавать, тихими задыхающимися стонами, тем, как его бедра начинают дрожать, при этом удерживая голову Суй Чжоу, тем, как тонкие длинные пальцы с силой сжимают простыни. Белый нижний халат образует бассейны по контурам тела Тан Фаня. Его плечи теперь обнажены, ткань сбивается в сгибах его локтей и складывается под ногами. — Гуанчуань, — тихо шепчет Тан Фань. — Гуанчуань, пожалуйста. Суй Чжоу отрывается от его члена, чтобы сказать ему: — С тобой всё в порядке. Я здесь, и я позабочусь о тебе, — потому что это всё, что он может сделать — всё, что он когда-либо хотел сделать. Его руки скользят под нижнее белье и следуют по изгибам узких бёдер Тан Фаня, в то время как его рот продолжает работать с его членом в устойчивом ритме. Суй Чжоу ещё больше сгибается, зажимая свой член между бёдрами и животом, а затем тянется к икрам Тан Фаня и поднимает их на свои плечи. Тан Фань взвизгивает, снова зажимая ладонью рот, и этот звук разносится эхом по комнате. Он продолжает извиваться, зажатый между кроватью и ртом Суй Чжоу, проталкивая свой член глубже в его горло. Суй Чжоу готов к этому и поэтому широко открывает рот, чтобы облегчить себе проникновение. Он продолжает лизать и сосать член Тан Фаня, тяжело дыша через нос. Он делал это много раз раньше, и сделает это ещё много раз в будущем, но каждый раз наслаждается видом разнеженного, изнемогающего от удовольствия Тан Фаня как в первый. Когда Суй Чжоу поднимает взгляд, он обнаруживает, что Тан Фань покрылся красивым, ярко выделяющимся на фоне его обычно бледной кожи, розовым румянцем до середины груди. Его волосы рассыпаны вокруг головы водопадом черного шелка, а горло судорожно дёргается на каждом вдохе. — Гуанчуань, Гуанчуань, ты так добр ко мне, ты всегда так добр ко мне, — продолжает шептать Тан Фань прерывистым, полным мольбы голосом. Его руки цепляются за простыни, когда Суй Чжоу глубоко вдыхает и опускается вниз, до тех пор пока губы не касаются пальцев, сомкнутых вокруг члена, а потом он убирает их и зарывается носом в мягкие волосы у его основания. Ладони Суй Чжоу скользят по теплой коже дрожащих бёдер Тан Фаня, лаская их. Он может сказать, что Тан Фань близок, по звуку его прерывистого дыхания и приглушённых стонов, а также по тому, как его ноги сжимаются вокруг Суй Чжоу. Он липкий от пота и мелко подрагивает, медленно разваливаясь на части. Суй Чжоу удваивает свои усилия, снова обхватывая рукой основание члена и гладя его в такт скользким движением своего рта. В конце концов, Тан Фань издаёт прерывистый крик и впивается пятками в мышцы спины Суй Чжоу, изливаясь в глубине его рта. Суй Чжоу сглатывает, ощущая солоновато-горький вкус на своём языке, и отпускает член Тан Фаня, помня о том, как быстро его удовольствие превращается в боль, если дразнить его слишком долго после того, как он кончил. — Иди сюда, иди сюда, — выдыхает Тан Фань сразу, как только к нему возвращается голос. Он тянет Суй Чжоу за руку, и тот послушно скользит вверх по его телу, и отвечает на страстный требовательный поцелуй. Тан Фань, должно быть, пробует свой вкус на языке Суй Чжоу, однако просто стонет, скользя губами по губам. — Чего ты хочешь? — спрашивает Тан Фань. Его рука пробирается туда, где штаны Суй Чжоу стали влажными от пота и предсемени, и дёргает завязки, удерживающие их на бёдрах. Честно говоря, Суй Чжоу, вероятно, было бы достаточно пару раз провести головкой по животу Тан Фаня, чтобы тоже излиться, но они никуда не торопятся, и даже в своём лихорадочном состоянии он может придумать лучшую альтернативу. — Ляг на бок, — говорит он, мягко толкая Тан Фаня в плечо, чтобы тот перевернулся. — И держи бёдра сведёнными для меня. Тан Фань подчиняется, немного вялый теперь, когда его собственная оргазм пришёл и ушёл, оставив его без костей на кровати, податливого под прикосновениями Суй Чжоу. Он укладывается на бок, прижимаясь грудью к кровати, и бросает на Суй Чжоу взгляд через плечо. — О, — его губы растягиваются в ленивой улыбке, — ты собираешься… Ты собираешься трахнуть мои бёдра, Гуанчуань-гэ? Суй Чжоу ошеломлённо смотрит, как красивый розовый рот Тан Фаня изгибается вокруг слова «трахнуть», за которым следует движение его языка, облизывающего губы. На нём всё ещё надет нижний халат, хотя «надет», пожалуй, слишком громкое слово. Он свисает с его локтей, разлетаясь веером вокруг него на кровати. Суй Чжоу тянется, чтобы помочь ему снять его, но Тан Фань просто говорит: — Нет, нет, оставь так, — и подтягивает подол халата до пояса, как бы демонстрируя, что он не будет мешать. — Мы можем сделать это вот так. Пожалуйста. Мне это нравится. Суй Чжоу прижимает ладонь к члену, пытаясь удержать себя от того, чтобы кончить прямо здесь и сейчас. Одно дело подозревать, что Тан Фаню нравится носить его одежду, и совсем другое услышать, как он говорит об этом. — Хорошо, — говорит Суй Чжоу. — Всё что ты захочешь. И это опасно — опасно говорить подобное вслух, но он имеет в виду каждое слово, которое произносит. Как он может скрывать от Тан Фаня свои чувства, если и так уже потратил слишком много времени умалчивая о них, и вообще считая, что тот не рад будет о них услышать. Суй Чжоу встаёт с кровати, развязывает штаны, стягивает их и небрежно сбрасывает на пол. Они всё равно теперь нуждаются в стирке. Это действие оставляет его полностью обнажённым, и с громко колотящимся, словно гонг, сердцем, он видит, как Тан Фань смотрит на него. Его оценивающий взгляд скользит по изгибам тела Суй Чжоу, покрытого шрамами, так, словно это не просто несовершенный сосуд для души Суй Чжоу, а шикарнейший пир разложенный перед ним. Суй Чжоу не знает, чем заслужил такого взгляда. — Суй Чжоу, — торопит его Тан Фань, заставляя понять, что он уже некоторое время стоит спиной к окну и не двигается. — Для чего ты такой красивый? Если ты так красив и так далеко от меня, тогда это бесполезно! Суй Чжоу не может сдержать улыбку, расползающуюся по его лицу. Он опускает взгляд и коротко проводит рукой по своему члену, закусывая губу. Когда он снова смотрит на Тан Фаня, то обнаруживает, что тот облизывает губы, а его глаза следят за движением руки Суй Чжоу. Он хватает банку с мазью и возвращается в кровать, на ходу её открывая, чтобы смазать свой член и облегчить скольжение. — Иди сюда, — говорит Тан Фань, когда Суй Чжоу карабкается на кровать и ложится позади него. Он поворачивает голову и целует Суй Чжоу через плечо, притягивая его голову ближе и одновременно с этим толкаясь задницей в его пах. Суй Чжоу уже слишком возбуждён для полноценной подготовки, необходимой для того, чтобы погрузиться так глубоко в Тан Фаня, как он этого хотел бы, но когда он, наконец, проталкивает влажную головку своего члена между крепко сжатых бёдер, интенсивность ощущений почти подавляет его. — Ты сможешь кончить ещё раз? — спрашивает он, задыхаясь, хотя почти не двигается, прижавшись лбом к твёрдому крылу лопатки Тан Фаня. Его рука вновь скользит вокруг члена Тан Фаня, едва излившегося, но уже начинающего снова наполняться. — Жуньцин? — Я… я думаю, да. — Тан Фань всхлипывает, его бедра сжимаются ещё сильнее, и из груди Суй Чжоу вырывается стон. — Просто… будь со мной нежнее. «Я всегда такой», — хочет сказать Суй Чжоу, но вместо этого он может просто показать Тан Фаню, как и всегда. Его рука всё ещё покрыта остатками мази, и он покрывает ею член Тан Фаня, чтобы облегчить скольжение руки, удерживая хватку крепко, но нежно. С каждым движением его руки член Тан Фаня становится всё более твёрдым, что свидетельствует о его потребности в Суй Чжоу. До Тан Фаня прошло очень много времени с тех пор, как Суй Чжоу чувствовал себя желанным, и никогда он не чувствовал себя таким — желанным с таким пылом, с такой восторженной жадностью, которой так много во всём, что делает Тан Фань. Его собственный член, зажатый в горячих тисках бёдер Тан Фаня, протекает при каждом толчке, при каждом беспорядочном движении Суй Чжоу. Их тела встречаются, и звуки, которые они издают, разносятся по комнате: мокрые шлепки плоти о плоть, слипшейся, липкой от пота кожи. В его руках Тан Фань — пластичная глина, легко погружающаяся в объятия Суй Чжоу. Его дыхание громкое, неровное, и чем дольше рука Суй Чжоу продолжает поглаживать его член в такт своим толчкам, тем больше он дрожит, балансируя на грани чрезмерной чувствительности. — Гуанчуань, Гуанчуань, пожалуйста, мне нужно… — повторяет он, и Суй Чжоу ничего не может сделать, кроме как дать Тан Фаню то, что ему нужно. Он поглаживает его быстрее, ускоряя движения бедер, чтобы на этот раз шагнуть за грань вместе. Он тоже близок, его член по самую основание уткнулся в мягкий плен бёдер Тан Фаня. И это скользкое, горячее сопротивление ощущается слишком хорошо, чтобы выдерживать его долгое время, и спираль тепла в животе Суй Чжоу начинает разворачиваться, заставляя его дрожать в ожидании освобождения. Суй Чжоу оставляет влажные поцелуи открытым ртом на взмокшей коже спины Тан Фаня, его шее и выступающих позвонках. Он подгоняет Тан Фаня губами, зубами и языком везде, куда может дотянуться, слышит его влажное, срывающееся дыхание, которое постепенно превращается в стоны, пока наконец Тан Фань со всхлипом и дрожью не кончает в кулак Суй Чжоу. Одного взгляда достаточно, чтобы в конце концов уничтожить Суй Чжоу. Он толкается между бёдер Тан Фаня до упора и тоже кончает с тихим стоном, пачкая его светлую кожу. Потом они лежат, прильнув друг к другу, тяжело дыша. Суй Чжоу может чувствовать, как грудь Тан Фаня то поднимается, то опускается. В конце концов, когда их дыхание выравнивается, Тан Фань переворачивается на спину и говорит: — Я голоден. Суй Чжоу не должен этому удивляться, но тем не менее, он усмехается с весёлым раздражением и качает головой. — Завтрак может быть приготовлен быстрее, чем прогорит палочка, — говорит он. — Но сначала нам нужно привести себя в порядок. Тан Фань выражает символический протест при мысли о необходимости куда-то идти, как будто завтрак должен был сам прийти к нему, но в конце концов берёт предложенную тряпку, которую Суй Чжоу отжал над умывальником, и вытирает себя. Его волосы растрепаны и падают на лицо, как занавеска, когда он наклоняется, а кожа отмечена пятнами их семени. Внутренняя сторона его бедер влажная, а грудь и шея всё ещё покрыты румянцем, и никогда ещё он не выглядел лучше, чем сейчас. Суй Чжоу, который когда-то считал себя неспособным к такой глубокой привязанности, любит его всем своим существом и за его пределами. Он хочет смотреть на Тан Фаня каждый день, пока они не состарятся и не поседеют. И даже тогда они будут держать морщинистые лица друг друга в ладонях, и оставлять на них нежные поцелуи утром и вечером. — Что? — спрашивает Тан Фань, и Суй Чжоу чувствует себя пойманным. — У меня что-то на… Он вытирает лицо, но Суй Чжоу качает головой. — Твоё лицо в порядке, — отвечает он. — Но тебе нужно причесаться перед выходом. Дун-эр, должно быть, уже встала. Тан Фань поджимает губы: — Не то, чтобы она понятия не имела, что… — Тан Фань, — подчеркивает Суй Чжоу. — Хорошо, — Тан Фань послушно берёт расческу. — Но я не собираюсь полностью одеваться к завтраку. У меня выходной. Суй Чжоу многозначительно смотрит на его смятое и испачканное бельё. — Ты не можешь пойти в этом. Это… Его нужно постирать. — Все в порядке! — весело говорит Тан Фань, уже полный энергии, соскальзывает с кровати, подхватывает со стула свои штаны, оставленные там прошлым вечером, и подойдя к шкафу Суй Чжоу, распахивает его дверцы. — Я просто одолжу одну из них! С этими словами он тянется за другим комплектом нижних одеяний, которые Суй Чжоу обычно носит под своей униформой, и натягивает их, завязывая на талии. Халат немного великоват в плечах, рукава длинноваты. Любовь поднимается вверх по горлу Суй Чжоу, угрожая выплеснуться через край. — Хорошо, — говорит он. — Идём завтракать. *** Давно уже миновал час си, когда они наконец выходят из своих комнат и обнаруживают на кухне Дун-эр, сидящую за столом с книгой, лежащей перед ней, и жующую баоцзы, которые она, должно быть, приготовила сама. — Тан-дагэ! Суй-дагэ! — Как только они входят, она поворачивается к ним лицом, и её губы растягиваются в улыбке. — Наконец-то вы встали! Я думала, вы уже никогда не покинете свои комнаты. Она бросает на них взгляд, который, по мнению Суй Чжоу, слишком понимающий для пятнадцатилетнего подростка, но он не заостряет на этом внимания. Вместо этого он занимается приготовлением оставшихся баоцзы. — Дун-эр, иди накрой стол, — мягко говорит Суй Чжоу, не покупаясь на провокацию. — И не приноси книги на кухню, чтобы читать за обедом. Дун-эр берёт с полки набор тарелок и вынимает из чашки палочки для еды. — Но, Суй-дагэ, мне было так скучно, а ты так поздно пришёл на завтрак! — протестует она на ходу. — Что же мне было делать? Суй Чжоу смотрит на Тан Фаня, ожидая некоторой поддержки в этом вопросе, но вместо этого обнаруживает, что Тан Фань наблюдает за ними двумя с восхищённым выражением лица, подперев подбородок своей раскрытой ладонью. Суй Чжоу всё ещё привыкает к тому, что на него смотрят так открыто, с такой неприкрытой любовью. Но он позволяет себе смотреть в ответ, удерживая взгляд Тан Фаня над столом, за которым они вскоре разделят завтрак, сидя рядом друг с другом и соприкасаясь коленями под столом, в доме, который благодаря ему стал чем-то неизмеримо большим чем просто место для ночлега. — Что? — спрашивает Тан Фань. В уголках его рта прячется улыбка, между губ показываются белоснежные зубы. Суй Чжоу задается вопросом, как выглядит его собственное лицо. — Ничего, — говорит он по привычке, а затем добавляет. — Тебе идёт. Моя одежда. Ты хорошо в ней выглядишь. Он имеет в виду, что есть часть Тан Фаня, которая всегда хочет принадлежать Суй Чжоу, и грудь Суй Чжоу сжимается от этого знания. Он хочет, чтобы это никогда не менялось, пока он жив. Он хочет каждый день смотреть на Тан Фаня в слишком свободной для него одежде, которая ему не принадлежит, пока готовит для него завтрак. Он имеет в виду, что их любовь живёт здесь день за днем.