Для яркого света необходимо наличие темноты.
Фрэнсис Бэкон
***
Я не играю главной роли в этой истории.
Пока нет.
По крайней мере, не в первой главе.
Я упомянут вскользь, хотя, это всего лишь плохое отражение моего истинного потенциала. В действительности же, я появляюсь только в третьей главе.
Однако, пролог принадлежит мне одному.
***
? Четверг, 13 августа 7:26 Ремус Люпин постепенно приходил в себя после обморока, оглядывая горящими глазами пространство вокруг. Он узнал очертания своей гостиной и ощутил невероятное облегчение, растекшееся по венам, будто укол чего-то чистого и приятного. На мгновение он был убежден, что все, случившееся прежде, — просто ночной кошмар. Но он ошибался. Мужчина перевел взгляд к миниатюрной фигуре жены и их шестилетнему сыну. Они сидели на стульях, спина к спине, и смотрели на него с широко раскрытыми от шока глазами. Оба были скованы, рты заклеены скотчем. Волосы Тонкс прилипли к ее потному лицу и щекам, мокрым от слез. Рану на ее лбу украшала полоса свернувшейся крови. — Дора! — Ремус попытался подползти к ней, но понял, что его руки, привязанные к чему-то за спиной, не дают это сделать. Попытался встать, но любая попытка сдвинуться с места была безнадежна. Он снова поднял голову, чтобы взглянуть на жену. Мужчина увидел, как светло-каштановые волосы беспорядочно ниспадали на ее лицо, где были запечатлены ужас и страх. От естественной розовой кожи, которую он так любил, не осталось и следа. Сейчас оттенок был бледным и пепельным. Маленький Тедди выглядел примерно так же. Его маленькое тельце тряслось от беззвучного крика, из-за скотча, плотно прилегающего ко рту. Вид семьи, такой беспомощной и напуганной, разбил сердце на миллион осколков. Мужчина всеми фибрами своего тела дрожал от слепой ярости. Вдруг Ремус заметил, что глаза жены, полные ужаса, были направлены уже не на него. Он проследил за ее взглядом. В комнате был еще один мужчина. Он занимал любимое кресло Ремуса — старый сувенир, который тот хранил в семье много лет. Длинные ноги в вычурном костюме скрестились, как только Ремус на них посмотрел. Ступни мужчины украшала итальянская кожа, которая выглядела так же непозволительно дорого, как и черные кожаные перчатки, закрывающие длинные пальцы, покоящиеся на подлокотниках кресла. Удивительно, но лицо злоумышленника не было прикрыто или замаскировано. Он был красив для мужчины, даже Ремус не мог этого отрицать, с длинными ресницами и элегантной стрижкой, из-за которой его волосы выглядели настолько беспорядочно, что придавали ему определенный шарм. Скулы его были высокими, губы — полными, в целом черты лица были юными, но мужественными. Единственным признаком скрывающегося монстра внутри были пронзительные... — Я рад, что ты решил присоединиться к вечеринке, дорогой Ремус, — улыбка появилась на лице незнакомца, когда тот поднялся с кресла и быстро подошел к Люпину. Голос его тек жидким медом в сознании Ремуса. Он схватил веревку, удерживающую запястья узника, и рывком поставил того на колени. Затем присел рядом с Ремусом и наклонился к его уху; одной рукой он держал за веревки, а другой — затылок. — Может, начнем? Незнакомец схватился за конец скотча, что закрывал губы Ремуса, и через секунду яростно сорвал его. Боль была жгучей, и кожа вокруг рта казалась сырой, особенно в тех местах, где были усы. Люпин стиснул зубы, и его мускулы напряглись от боли, но с губ не сорвалось ни звука. Он не хотел искушать психа или потакать его извращенным фантазиям. Мужчина молился только о том, чтобы Тонкс и Тедди пережили все это. — Как ты относишься к смерти, Ремус? Как ты думаешь, вспыхивает ли наша жизнь перед глазами в момент смерти? Станем ли мы снова свидетелями нашего земного существования? Ты веришь в историю со светом в конце туннеля? Как ты думаешь, твоя семья попадет на небеса, когда я убью их? Голос незнакомца казался мягким, почти ласковым, и это выворачивало Ремусу живот наизнанку. Он чувствовал вкус желчи на кончике языка, носовые пазухи раздувались все чаще, при каждом вдохе. Люпин попытался растянуть веревки на запястьях, но потерпел неудачу. Ремус чувствовал себя совершенно беспомощным. Они жили недалеко от леса, изолированно от соседней деревни, и поэтому никто не мог бы услышать их криков. Его последней надеждой было то, что кто-то заметит их исчезновение. Сириус придет искать его. Он рано или поздно появится у их дверей, если Ремус не явится на работу без каких-либо объяснений. Но сколько времени это займет? Сколько времени уже прошло? Его глаза проследили за мужчиной, который обошел кресло и наклонился вперед, чтобы достать большой садовый шланг, прикрепленный к железной бочке. Он поднял конструкцию обеими руками и вернулся к Ремусу. Люпин наконец нашел в себе силы спросить простым шепотом. — Зачем ты это делаешь? Незнакомец сузил глаза, оставляя только щелочки. — Ты знаком с принципом 90/10? Десять процентов нашей жизни — это что-то, что от нас не зависит, и девяносто процентов — это результат наших действий. Это жизненно важно. Ответ на вопрос, почему я это делаю, несущественен. Голос был пронзительным и непохожим ни на один звук, который Ремус когда-либо слышал. Это заставило содрогнуться всем телом. В безжизненных серых глазах незнакомца не было никаких эмоций. Ремус видел только смерть. Люпин привык к извращениям и в целом к убийцам. Невозможно быть агентом MI5, не запачкав руки в этой грязи и крови. Но он никогда не встречал кого-то, кто мог бы сравниться с человеком перед ним. Опасный маниакальный блеск мерцал в серых глазах незнакомца, когда он впился кончиками пальцев в место у щек Ремуса, прямо под глазницами. Затем начал давить, пока на глазах Ремуса не выступили слезы. — Все всегда ноют, но никто толком не понимает истинного значения слова «боль». Когда я начну терять к процессу интерес, я убью вас всех. Голос незнакомца был сначала резким, потом спокойным, почти ласковым. Давление на глазницы Ремуса усилилось, ногти начали врезаться в плоть, почти разрывая ее в процессе. Затем, наконец, они освободили лицо мужчины от безжалостной хватки. Ремусу пришлось несколько раз моргнуть, пока темные пятна перед глазами не исчезли из поля зрения. Все было расплывчато, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы снова отчетливо разглядеть незнакомца, как раз вовремя, чтобы заметить, как тот придвигал кресло ближе. Мужчина сел и снова взял в руку садовый шланг, используя его как указатель, чтобы подчеркнуть слова, произносимые губами, вытянутыми в тонкую линию. — Я хочу открыть тебе маленький секрет, Ремус. Только ты и я. Последовала пауза, во время которой незнакомец щелкнул языком по нёбу; звук эхом отозвался в напряжённом воздухе. — Ты — часть игры. Загадки, которую нужно разгадать. Мужчина ухмыльнулся, как будто сказал что-то ужасно забавное, вроде каламбура, который Ремус не уловил. — Позволь мне объяснить правила. Как ты, возможно, уже заметил, ты единственный, у кого на рту нет скотча. Причина этого проста. Я задам тебе единственный вопрос. Кто умрет сегодня вечером? Двое из вас умрут, и мне все равно кто. Конец садового шланга был направлен прямо в лицо Ремуса. — Первый вариант. Ты умрешь первым. Однако, если ты думаешь, что я буду щедрым и позволю твоему сыну жить, убив твою жену, то позволь мне сказать, что милосердие никогда не было моей добродетелью. Я убью тебя первым, и твой сын умрет следующим. В его тоне была некоторая холодность, которая заставляла Ремуса поверить каждому слову. Он тяжело сглотнул. Незнакомец, казалось, воспринял безмолвный страх как знак понимания, потому что продолжил говорить тем же голосом. — Второй вариант. Я убью твою жену и твоего сына. Я перережу твою веревку, и ты сможешь уйти. Я думаю, твоя свобода оставит горький привкус во рту, но я не стану осуждать тебя, если именно это будет твоим решением. Последовала еще одна пауза, как будто мужчина хотел убедиться, что слова были понятны. — Третий вариант. Я убью твою жену, потом убью тебя, но твой сын останется в живых. Я позвоню в полицию, и они заберут его прямо отсюда. Он получит некоторые эмоциональную и психологическую травмы, но он будет свободен, для того чтобы жить своей жалкой неважной жизнью, пока Бог позволяет ему это. Мужчина пренебрежительно махнул шлангом, но Ремус увидел в его глазах блеск чего-то лживого. — Вот это самое интересное. Видишь ли, Ремус, это был бы идеальный исход для нас обоих. Мне нужно, чтобы ты сделал что-нибудь для меня. Я убью твою жену, но позволю тебе жить чуть дольше. Потому что мне нужно, чтобы ты доставил… хм… назовем это подарком. Его рука потянулась к другой стороне кресла, которое было скрыто от глаз Ремуса, он достал коробку, не больше книги. Она была тщательно завернута в коричневую бумагу. Незнакомец отложил коробку и снова сосредоточился на Ремусе. — Теперь, когда ты знаешь правила и возможности, я хочу абсолютно четко заявить, что ни при каких обстоятельствах двое из членов вашей семьи не выберутся отсюда живыми. Если ты нарушишь какое-либо из моих правил или откажешься играть, я сделаю так, что ты будешь смотреть, как я снимаю шкуру с обоих твоих родственников — сначала с твоей жены, затем с твоего сына — живьем, и позволь дополнить. Я не буду торопиться. Они будут умолять меня убить их. Они будут умолять тебя убить их, и ты пожалеешь, что тебе самому придется избавить их от агонии, которую я заставлю их испытать. Ты меня понял? Ремус съежился в свирепом шипении. Незнакомец откинулся назад в удобные объятия роскошного кресла, имитируя свою прежнюю беззаботность, когда сидел скрестив левую ногу над правым коленом. — Изумительно. Тогда что, начнем? Ремус оторвал взгляд от незнакомца и, посмотрев в глаза своей жены, понял, что они думают об одном. Если хотя бы один из них может выжить, это должен быть Тедди. Глаза Тонкс говорили о многом, и Ремус все понял. Я люблю вас. Я понимаю. Все нормально. Любовь всей его жизни закрыла глаза и опустила голову. Ремус открыл рот, но не издал ни звука. Он не мог заставить себя произнести имя и ломал голову, пытаясь найти решение, чтобы все они могли жить. Но выхода не было. У Ремуса не было выбора. Он снова открыл рот и нерешительно сказал прерывистым голосом, чуть громче шепота. — Дора умрет первой. А потом… потом я сделаю все, что ты хочешь, чтобы я сделал. Поначалу незнакомец хранил молчание, и тиканье часов, казалось, становилось громче с каждой секундой. Затем он начал смеяться; глухой и ревущий звук, пробирающий до мозга костей. Мужчина поднялся со стула одним элегантным плавным движением, взяв железную бочку в одну руку и подойдя к женщине, он осторожно поставил конструкцию перед ногами Тонкс, привязанными к обеим ножкам стула. Бочка была небольшой, но вмещала не менее 5-6 литров. Но чего? Это был очевидный вопрос, и Ремус почувствовал приближающийся ужас всем своим нутром. Его внутренности съежились. Незнакомец взял трубку в одну руку и вытащил из кармана нож. Он нежно прижал тот к щеке Тонкс, и на одну ужасную секунду Ремус подумал, что мужчина снимет кожу с ее лица. Но то, что последовало за этим, было еще хуже. Нож с хирургической точностью разрезал ленту на губах Тонкс — в том месте, где ее губы должны закрываться, — оставив за собой небольшое отверстие, достаточно широкое, чтобы можно было вставить в него трубку. Мужчина протолкнул шланг через отверстие и продвигал его все дальше, пока Тонкс не начала давиться; затем взял скотч со стола, чтобы закрепить свою конструкцию. — Попрощайся со своей дорогой женой, Ремус. Это будет последний раз, когда ты увидишь ее красивое лицо. Паника была написана на лице Тонкс, отражаясь на лице Ремуса. Тедди рвал кандалы, широко раскрыв глаза. Ремус попросил сына закрыть глаза. Незнакомец наклонился и ослабил вентиль у основания бочки. Шланг начал чем-то наполняться. Люпин мог видеть, как тот слегка раздувается от жидкости, которая текла по каналу. К тому времени, как вязкая субстанция достигла рта и горла Тонкс, Ремус знал, что это закончится чем-то зверским, свидетелем чего он никогда раньше не был. Внутренности Тонкс охватило жарким пламенем, и она отчаянно задергалась, ее глаза наполнились мольбой. Она кричала в свой кляп, давясь слюной и всем, что скапливалось в легких. Ее ноздри двигались быстро, достаточно, чтобы сделать ее похожей на задыхающегося быка. Глаза выпучились, покраснели и бесконтрольно закатились. Кожа на горле выступала и таяла, как воск. Тонкс беззвучно кричала. Ремус видел, как ее ногти до крови царапали деревянный подлокотник. Лицо надулось, стало фиолетовым с прожилками. Люпин услышал, как незнакомец маниакально начал смеяться где-то рядом с его ухом. Он полностью открыл вентиль в бочке, и Ремус начал кричать, пытаясь избавиться от веревки на запястьях, чтобы добраться до Тонкс, но все, что бы он ни пытался сделать, казалось, было напрасным. Люпин начал чувствовать боль в горле, и его голос сорвался. Отчаяние заполнило его, и он не мог больше смотреть на Тонкс, поэтому зажмурился. Слезы скатились с его глаз. Однако незнакомец не дал ему отгородиться от этого. Он услышал шаги, а затем тонкие пальцы впились в его скулы и веки, болезненно разрывая те на части, так, что Ремус был вынужден стать свидетелем всей этой жестокости перед собой. Он попытался снова закрыть глаза, но хватка мужчины была слишком сильной. Тело Тонкс качнулось, а затем рухнуло на стул. Кожа на ее животе вздулась, стала жирной и розовой, как кровяная колбаса. Она лопнула от устроенной жаровни внутри тела, и плоть прилипла к ногам Тонкс сырыми клочьями, выливая масло, кровь и обожженные внутренности на деревянный пол. — Посмотри на это, Ремус, — выдохнул мужчина ему в волосы. Его дорогой лосьон после бритья резко контрастировал с ужасным запахом обожженных внутренностей и горячего масла. — Посмотри на эту груду расплавленной плоти. Возможно, она еще жива. Как ты думаешь, она прямо сейчас мечтает о небесах? Ремус почувствовал во рту привкус рвоты, и через секунду мужчина отпустил лицо из своей хватки, чтобы Люпина стошнило прямо перед его ногами. Он все еще кашлял, когда незнакомец снова занял свое место в кресле, будучи совершенно равнодушным к варварской жестокости перед ним. Вместо этого тот выглядел почти довольным. Ремуса снова вырвало. Нервные окончания Тонкс заставили останки ее мертвого тела дрожать еще несколько мгновений, и Ремус молился о том, чтобы она умерла в ту минуту, когда масло только проникло ей в живот. Люпин содрогался в плаче, он рыдал, произнося имя Тонкс, пока не охрип окончательно, но его губы продолжали отчаянно повторять слоги ее имени снова и снова, не издавая ни звука. — Давай перейдем ко второй части нашей маленькой игры. В голосе мужчины звучало волнение, когда он снова взял коробку в руки и начал в мелодичном ритме постукивать пальцами по упаковке. — Я уже говорил тебе, что ты мне понадобишься, чтобы доставить этот маленький подарок. Это просто пустяк, ничего важного, — он сделал пренебрежительный жест рукой и продолжил, совершенно не задумываясь о страданиях и утрате Ремуса. — Это бомба, и я хочу, чтобы ты отнес ее в штаб-квартиру MI5. Есть много людей, которым я еще что-то должен, и разве не было бы здорово выплатить все свои долги сразу? Тело Ремуса неконтролируемо содрогнулось, но рыдания уже стихли. Его глаза метнулись к Тедди, мальчик лежал на стуле без сознания. Ужас и отвратительная вонь заставили того потерять сознание. — Должен ли я напомнить тебе, — сказал незнакомец с пронзительным тоном и жестко искаженным лицом. — Что, если ты не будешь выполнять мои приказы, твой сын умрет следующим? В этой бочке осталось достаточно горячего масла, чтобы растопить его в лужу собственных экскрементов. Я заставлю тебя смотреть. Твоя смерть не будет ни быстрой, ни легкой, но более мучительной, чем ты можешь даже представить. Ты будешь молить о пощаде, когда я накормлю тебя останками твоей семьи. Возможно, если я буду милостив, я возьму нож и убью тебя. Серость в глазах незнакомца сменилась опасным мерцанием, и каждое слово эхом отражалось в онемевшем теле Ремуса. Чья-то рука начала зверски теребить его волосы, и он не смог остановить рефлекторный вскрик, сорвавшийся с губ. — Я спрошу тебя в последний раз, Ремус, ты сделаешь это для меня? Люпин попытался сформулировать предложение, но ничего не вышло. Ноздри мужчины раздулись от глубокого вдоха, затем он подошел к Тедди. Его пальцы осторожно пробежались по каштановым волосам ребенка, которые так напоминали Ремусу волосы его матери. Глаза мужчины оставались пустыми, без каких-либо эмоций. — Будь уверен, что это разбило бы мне сердце, если бы пришлось обидеть маленького Тедди. Я люблю детей, я действительно люблю. Лучше, конечно, когда они кричат от боли… но… я пощажу его, как и обещал. Все, что тебе нужно сделать, — это доставить посылку. — Все… все, что угодно, — наконец пробормотал Ремус между рыданиями и слепой паникой. — Я сделаю все, но, пожалуйста, пощадите его, пожалуйста, — добавил он в отчаянии, как если бы эти слова придали ему силы, будучи сказанными вслух. Пальцы, обтянутые кожей, застыли в движении. Мужчина поднял глаза, явно удовлетворенный ответом. Он одобрительно кивнул Ремусу, его голос — насмешка. — Хорошо. Секунду спустя мужчина был рядом с Ремусом, поднял его на ноги, поддерживая одной рукой за плечо, а другой — крепко держась за веревку, сковывающую руки. Люпин почувствовал холодный металл лезвия между запястий, резкий порез, а затем его руки опустились по бокам. Следы от веревки обожженными спазмами отдавались на теле, но он не мог тереть их, чтобы рассеять онемение, распространяющееся в запястьях и пальцах. Толчок в спину заставил его споткнуться о собственные ноги, но он нашел в себе силы, чтобы удержать равновесие и не упасть. Коробка ударила ему в грудь, и Ремус без колебаний взял ее, сжимая так осторожно, как будто она могла сломаться. Еще один толчок привел его к двери, но Ремус рискнул в последний раз взглянуть на сына, который все еще сидел без сознания на стуле. Его голос снова сорвался, и ему пришлось повторить слова еще дважды, пока они, наконец, не стали достаточно слышны в липкой и хлюпающей комнате. — Вы обещаете, что он выживет, когда я это сделаю? Мужчина оскалился, усмехнулся, как будто это было самое забавное, что Ремус мог сказать в такой ситуации, и на мгновение Люпин заметил, насколько все-таки молодым было его лицо. Ремус предположил, что не больше тридцати. Почти как старый друг, незнакомец похлопал Люпина по плечу и толкнул его к двери, после сказал: — Мой дорогой Ремус, разве я похож на человека, который не выполняет своих обещаний? Слезы снова выступили на глазах Ремуса, но он сморгнул их. — Я доставлю вашу посылку. Затем он повернулся и, спотыкаясь, вышел из дома, не оглядываясь. Незнакомец оставался в пустом коридоре еще минуту. Он ждал, чтобы услышать, как вдалеке уезжает машина Ремуса Люпина. Не было необходимости следить за Люпином, он точно знал, что будет происходить в штаб-квартире MI5 по его прибытии. Датчики, которые он установил на наружных стенах несколько часов назад, через спутник сообщат о бомбе. И через две минуты после этого он взорвет весь штаб, не оставив ничего, кроме пепла и пыли. Важная записка, тщательно упакованная в несгораемый мешок, также будет обнаружена, но только после того, как криминалисты выползут из своих нор, чтобы исследовать место преступления. Незнакомец обернулся, его шаги резонировали с деревянным полом, когда он снова подошел к маленькому Тедди. Его обтянутые кожей пальцы снова пробежались по каштановым волосам мальчика, а другая рука обхватила детский подбородок и щеки. Веки Тедди задрожали, и мгновение спустя мальчик открыл глаза. Он моргнул, дезориентированный, но когда увидел незнакомца, ужас вернулся. Ремус Люпин не скажет ни слова. Он не ответит на прямые вопросы. В лучшем случае он будет полумертвым. Он не посмеет ничего сказать. Никто никогда не говорил. На секунду на губах незнакомца промелькнула жесткая улыбка. Затем он расставил руки по разные стороны от головы мальчика и плавным движением сломал ему шею. Сквозь кожаные перчатки он почувствовал перелом шеи ребенка, а также разрыв еще мягких детских мускулов. Леденящие кровь трещины сломанного позвоночника совершенно не беспокоили мужчину. Как и голубые глаза мальчика, в которых больше не было жизни.***
Возможно, вы читаете это краткое введение и думаете, что уже знаете меня.
Но это не так.
Я тень за закрытыми дверями. Мрачный жнец, о котором вас предупреждали родители. Я могу делать то, что вы даже не можете себе представить. Я обладаю силой, навыками и способностями, находящимися за пределами человеческого понимания.
Вы отшатнетесь в моем присутствии, противостоя агонии и муке, которые я изолью на вас. Вам будет брошен вызов, и вы можете представлять себе это как игру или бесконечную борьбу.
Довольно скоро вы спросите себя: в чем смысл? Какой смысл в игре с таким количеством насилия, кровопролития и жестокости?
Я не могу объяснить свои мотивы, не сразу, не с самого начала.
Даже главные герои не знают, что они попали в мой лабиринт ужаса.
Но они узнают.
Боль и агония поведут их по моим бесконечным проходам.
И я проведу вас через то же самое.
«Будет ли оно стоить того?» —может спросить кто-то.
«Не для всех», — отвечу я.
Вы войдете в мой лабиринт?