До ада и обратно

             В её сердце не осталось ничего, кроме звенящей пустоты. «Такамаки Анн вызывают в комнату студсовета», да?       Да, она облажалась. Она вообще лажала большую часть своей жизни, чёрт подери. С того самого момента, когда её мать высрала двух девочек — всегда такую идеальную Муку и всегда такую лажовую её, кажется, не сильно-то что-то и изменилось. Она по-прежнему пытается вырвать у жизни куски своего счастья. А если не получается — хватается клыками за суррогат. Например, секс.       Секс — её кровь. Секс — её огонь. Секс — это то немногое, что заставляет её замёрзшую кровь двигаться в жилах. Радость охоты дарит маленький миг забвения и счастья, когда она не думает о своём дерьме. Хотя она и «не думать» — это несовместимые вещи. Она не может заткнуть свои мысли даже когда трахается как кролик — а это очень показательно.       Ещё недавно она была мафиозным боссом, вся такая крутая, вся такая модная сучка на стиле и измене. У неё были связи, были деньги, был бизнес — разумеется, ни разу не законный. Свои люди, когда надо прикопать какого-нибудь чмошника, оружие, техника. Да, ей всего шестнадцать, но кто сказал, что нельзя поставить мир раком в шестнадцать? Особенно если ты грёбаный гений. И это — объективный факт, а не сопливые посты в соцсетках непонятого дегенерата.       Но даже заполучив все деньги мира, даже подобрав под себя столько власти и влияния, сколько не снилось видным политикам, она остаётся маленькой-маленькой жалкой собой. Тем самым супер-пупер высером, который может слажать в любой момент. Кажется, что-то такое говорила Эрика, да? Не важно, сколько членов ты сосала, каждый раз — как первый.       И вот теперь она обосралась. Не просто в дерьме, как обычно, а так конкретно напрудила жёлтую лужу с кучками чёрного, а потом с размаху приземлилась ебалом в асфальт. Они попались с Муку. Вернее, чёртов старый хрен сделал свой ход.       Она была блондинкой, с длинными волосами, набором когтей, милая и красивая гяру. Кузурью вырвал ей ногти с мясом и отрезал волосы — она его чуть не задушила его там, прямо в камере допроса. И чтобы выбраться оттуда одним куском, пришлось продаться Паофу. Он джентльмен, китаец, и вообще не такой хреновый чувак, как мог бы казаться, но он взял её под своё крыло лишь при условии, что она завязывает с теневой стороной. И тогда да — чёртов китаёза не даст хрену ей навредить.       И это лажа. Она чуть не потеряла своё главное сокровище — красоту. То, что в ней воспитывала Эрика. То, что она берегла, то, за что платила столько денег, то, чем столько любовалась в зеркале. То, к чему пришла через ненависть и злобу.       Её ногти зудят под перчатками. Хотя какие к чёрту ногти — там остался кровоточащий кусок мяса, прикрытый перевязкой. Её длинные волосы, крашенные в розовый блонд? Покоятся в сумке в виде срезанных прядок. На голове же теперь — модная короткая стрижка с миксом рыжего и розового. Пришлось одеться как неформалке в кожаную куртку и нацепить сверху шипастый чокер. Но это опять же суррогат — суррогат её когда-то идеальной внешности (по её мнению, разумеется).       Сила, власть, деньги, бизнес, красота — за ту чёртову ночь допроса с Нииджимой и говнодраконом она лишилась почти всего, что нажила непосильным трудом, обманом и схемами.       И теперь, точно в насмешку, судьба решила, что надо отобрать у неё и Макото. Когда она не заметила, что эти двое (Такасучка и Макото) умудрились сблизиться?       О да, она видела, с какой насмешкой на неё смотрела Така, когда шла в студсовет. О, да, празднуй свою победу, сучка. Празднуй. Я стисну зубы. Я стерплю поражение.       И искуплю свой грех. Она говорила, что она пиздец какая лажовая? Так вот, она лажовая. Чёрт его знает, что у неё заклинило в мозгах, но она обидела Макото вчера. Но ладно обидела Макото — это, чёрт подери, норма. Вон, Муку не даст соврать. Она лажает по понедельникам, вторникам, пятницам, да вообще каждый день, когда придётся и нет.       Но теперь, как и в былые времена, она снова чувствует боль, страх и стыд. Потому что с каждой чёртовой лажей она чувствует, как Такасучка завоёвывает Макото всё сильнее и больше. И когда эти двое скрылись в студсовете… вернее, Такасучка, Макото там её ждала. Ну, Макото уже не целка, Такасучка, думается, тоже. И лишь одна мысль об этом вызывает в её теле жажду убивать.       Она… чёртово недоразумение, да?       Секс не помог. Камошида оказался таким себе фаллоиммитатором. Она даже не помнит, что она делала, в каком порядке. Кажется, она даже ничего не почувствовала, словно трахалась с трупом. Вернее, словно бы она — труп, который хорошенько трахнули.       Вообще весь тот эпизод смешался в её голове в зудящую рану на сердце — что-то навроде того, как когда умерла Эрика. Эти дни, наполненные серостью и унижением.       Макото, зачем? Я ведь люблю тебя. Не, я хочу трахнуть. Но больше я хочу прижаться к тебе и плакать. Плакать как последняя сучка, которой включили слёзный бит. Я хочу изливаться на тебе, а потом целовать. Снова обнимать, вглядываться в твои глаза-рубины. Чувствовать твоё дыхание на своей коже. Засыпать с тобой, вглядываясь в тебя. Многого ли я хочу? Многого ли я просила? Я ведь просто хочу простого «Да, я тоже», на такой простые неозвученные слова на моих губах: «Люблю, хочу, вожделею».       Она сама не замечает, как оказывается у школьных ворот. Её голова кружится, хотя, кажется, она недавно курила. Или это одно от другого? Но как будто бы кому-то там, на небесах, было мало, чтобы она просто приземлилась мордой в дерьмо — надо ещё повозить пару раз, прям смачно.       Возле ворот Шуджина стоит Така. И ей стоит последних чёртовых усилий сделать ебало кирпичом и попытаться пройти мимо. Она, чёрт возьми, просто пытается пройти мимо.       Анн выглядит так, словно скучает и, кажись, ждёт кого-то. И, разумеется, она не даст ей просто пройти мимо. Она смотрит на неё высокомерно, с унизительной жалостью. Её руки держат школьный портфель.       — Что случилось, принцесса? Думаешь, кожаный прикид тебе к лицу?       Джунко останавливается и выдавливает из себя жизнерадостную гримасу.       — Ой, Такамаки-сан, вот так сюрприз! — улыбка быстро переходит в оскал. — Иди нахуй, Така. Давай, пиздуй. Получила что хотела? А я просто хочу поскулить в углу, чтобы ты мне не долбилась в глаза.       Заметив, что та не двигается, она мотает головой ещё разок.       — Давай, пиздуй.       Анн не выглядит хоть как-то впечатлённой. Её бровь идёт вверх. И по итогу она стоит с лицом «Ты это ща серьёзно, что ли?»       — Вижу, чёрный хорошо годится под твоё траурное настроение. Но послушай, что я тебе скажу: ты меня за дуру держишь, что ли? Да я бы в жизни не поверила, что ты решила сдаться.       Анн оказывается рядом с ней, так что их лица почти касаются.       — Отстойный мув, принцесса. Хотя знаешь! — она пристально рассматривает ногти. — Я довольно щедрая девушка и могу милостиво преподать тебе пару уроков, как не быть такой сучкой. Было бы скучно, если бы весь твой хайп обернулся жалким пшиком. Давай, задавай вопросы! — она улыбается. — Я знаю, что Макото любит, — подмигивает.       — О, да кто-то решил заняться благотворительностью, — Джунко мрачно хлопает в ладоши.       — Ну конечно, ведь это хорошее дело — помогать бедным! — тут же отвечает Анн.       — Tres bien, бля, — Джунко ухмыляется. — Только извини, мне надо спешить, Такамаки-сенсей, — чуть ли не по слогам выплёвывает она. — У меня тут пиздецки важный квест висит. Как раз прибрать твоё дерьмо, санитар леса. Видишь ли, я довольно занятая сучка. Поэтому, пожалуйста, — Джунко делает звериный оскал и цедит сквозь зубы: — Оставь меня в покое пока у меня не будет настроения не засунуть тебе твою мудрость в жопу.       — И чему же такому я позволила случиться? Это ведь ты сделала ей больно, — на этих словах её глаза опасно сужаются. — И у тебя нет ни одной самой малюсенькой возможности это как-то исправить. Потрахаться с Камошидой — явно не то, что Макото хотела бы от тебя увидеть. Научись проигрывать, стань нормальным человеком и может быть однажды, однажды, вы станете друзьями. А сейчас? — Анн фыркает. — Ты просто одно большое недоразумение. Маленькая капризная девочка. Попробуй вы…       Она не успевает договорить, как пальцы Джунко оказываются на шее Анн.       — Ты на кого выебнулась, мразь?       Её силы ярости хватает, чтобы за это самое горло оторвать Анн от земли. Она разжимает пальцы раньше, чем случается непоправимое. Анн закашливается и падает на землю. На её шее видны отчётливые следы. Джунко наклоняется вниз, вглядываясь ей в лицо.       — О, думаешь ты такая умная. Смелая. Наглая. Тогда маленький вопросик: какого хрена ты, такая наглая и самоуверенная, позволила этому Камошиде трахнуть тебя как сучку? И даже больше — почему ты позволила своей дорогущей душеньке-подруженьке Шихо пострадать? Если бы я, — Джунко ухмыльнулась. — Если бы я не трахнула его, он бы и её поимел. И ей пришлось бы куда хуже, чем нам, двум сучкам. Почему, Така, ты не сделала ничегошеньки, чтобы противостоять этому гондону?       Анн поднимает голову. В её глазах колышется ярость, она скрипит зубами. Кажется, она еле-еле сдерживается, чтобы не вскочить на ноги не вмазать Джунко покрепче, судя по тому, как сжимаются и трясутся её кулаки.       — Куда мне мне до вашего самомнения, Эношима-сан, — чуть ли не выплюнула Анн. — Но я хотя бы могу назвать себя чьим-то другом — чего тебе в принципе не светит!       В голубых глазах Джунко отражаются блики заходящего солнца. Она внимательно слушает Анн. Моргает.       — Да, я позволила себе попасться, — продолжает Анн. — Но именно потому, что я не хотела, чтобы Шихо стала одной из его жертв. В тот момент я думала прежде всего о том, чтобы защитить человека, которого люблю, а не о том, чтобы продумывать планы мести — что-то, о чём ты совершенно забыла в своей паутине зла.       Джунко улыбается шире.       — И это всё? Красивые слова, — она фыркает. — А я скажу тебе, почему ты на самом деле так поступила, Така. Просто ты трусливая сучка, которая боится боли, драк и вообще не может сама за себя постоять.       Джунко медленно стягивает с руки кожаную перчатку и показывает руку — ту самую, её нежную девичью руку. Она, точно хвастаясь, вытягивает её тыльной стороной вперёд. Вот только вместо ногтей — шматы мяса и застывшей крови, плотно перевязанные бинтом.       Анн не сводит взгляда с руки.       — Ты думаешь, ты что-то понимаешь в херовом первом разе? Что ж, — глаза Джунко широко распахиваются, — как тебе такое: кое-кто очень хотел, чтобы я получила в подарок этот прекрасный особый маникюр. Нравится, а? — она улыбается как маньяк. — Знаешь, однажды меня насиловали впятером. Прихерачили наручниками и накачали наркотой до состояния, что я дышала на раз. Я не ебу, сколько это продлилось, но, кажется, от заката до рассвета. Мне не было тогда даже тринадцати, прикинь? — Джунко распрямляется. — Может быть, я сделала Макото больно. И это мой грех, моё искупление. И если надо, — Джунко добела сжимает обе руки — что с перчаткой, что без неё. — Я вот эти самыми руками возьму и разъебу мир, но вырву своё прощение, — она опускает их. Переводит взгляд на Анн. — Можешь наслаждаться своей жалкой победой с президентом, Така. А я пока сделаю кое-что, что должны были сделать до меня.       Анн в неверии смотрит на Джунко, на её ногти и молчит, давая ей закончить. В глазах Анн нет и следа ярости, но что-то так и подсказывает, что всё-таки она пусть чуть-чуть, но наслаждается страданиями Джунко. Даже если она сама себе в этом никогда не признается.       — Кажется, ты не настолько круче меня теперь, — тихо произносит Анн и медленно поднимается. На её лице задумчиво-грустное выражение. — И что же ты собираешься делать?       Но не успевает Джунко что-то ответить, как внезапно Анн подходит к ней… и просто обнимает её. В каком-то смысле это ответ на ярость и злобу Джунко — вместо того, чтобы озлобиться в ответ, Анн точно бы принимает их — что-то, чего Джунко тайно хотела бы от других людей, особенно от Макото.       Анн говорит, и её голос — это едва различимый шёпот:       — Давай я кое-что тебе скажу, ладно? Одна моя хорошая подруга, ты её знаешь, Макото, между поцелуями мне кое-что рассказала, пока мы интересно проводили время в студсовете. Или это было до поцелуев?       У Джунко сжимаются кулаки.       — В любом случае, Макото рассказала о Камошиде своей сестре и та обещала лечь костьми, но наказать его по закону. Мы сами справимся с ним, видишь ли. В плане, я не хочу случайно шокировать тебя, но то, чем ты планируешь заняться — не имеет никакого смысла.       Джунко шумно выдыхает. Прикрывает глаза.       — Что ж, тогда, блядь, я должна постараться ещё больше, — она распахивает веки и смотрит на Анн. — Слышь, девочка, я начинала с нихуя столько раз, сколько тебе и в голову не может прийти. Меня накачали наркотой, подстрелили в плечо и мне сошло с рук такое, о чём ты и помыслить не можешь.       Джунко хмыкнула.       — И что с того, что всё решится само? Я могу помочь расследованию, а ты сиди дальше на своей жопе и жди, пока кто-то придёт и подотрёт твою задницу. Найс тактика, санитар леса.       Джунко медленно поднимает руки и кладёт их на Анн. Резко и с силой сжимает, вглядываясь той в глаза. Скалится.       — У меня есть к тебе одно интересное предложение, Така. Я хотела сегодня навестить кое-каких обиженок Камошиды и заставить их настучать на него. И если ты настолько смелая и храбрая — как ты говоришь — не хочешь ли попробовать себя в моём мире? Не хочешь ли увидеть всё дерьмо нашего существования? Что, санитар, дерзнёшь?       Она отпускает Анн.       — Между делом, о птичках. Если бы этот урод посмел хотя бы пальцем тронуть кого-то важного для меня. Не знаю, — Джунко пожимает плечами. — Как мою сестру, например. На следующее же утро его бы нашли мёртвым. И ни одно сучье семя не смогло бы понять и связать это со мной. И я бы это провернула вот этими, мать его, грёбаными руками.       Джунко улыбается.       — Подумаешь, тоже мне, жертва века. Она ничего не значила, Та-ка, — протянула она. — Окей, разочек ты прикрыла подруженьку. Ну так ведь Камошиде нужно больше. Знаешь, говорят, идти на поводу у шантажиста — самое гиблое дело. Может я ни черта не смыслю в вашей дружбеньке или ещё каком дерьме, но я точно знаю, что надо делать в том или ином случае.       Джунко поворачивается к ней спиной и делает шаг.       — Если это всё — я пошла, Така. Счастливо оставаться.       До её ушей доносятся смешки.       — А ты любишь поныть о том, как плохо с тобой обошлась жизнь. Нравится чувствовать себя жертвой, да? — фырканье. — Знаешь, а я не такая гордячка как ты. Я даже могу признать, что я ошиблась. Там, тут. И да, к чёрту — я принимаю твоё предложение. Я реально сделала слишком мало.       Джунко медленно оборачивается. Анн стоит, скрестив руки на груди и внимательно смотрит на неё. Её глаза сужены, губы поджаты, и выглядит она довольно серьёзно.       — И тебе бы тоже подумать о том, что ты творишь. Может ты и можешь грохнуть любого и решить проблему, но Макото — не проблема, которую нужно решить в твоём стиле. Мне кажется, ты так и не поняла, что нужно делать, чтобы она от тебя не шарахалась как от чумы.       Она проходит мимо Джунко и поворачивает на неё голову.       — Ну? И какой у нас план, принцесса?       Джунко фыркает и идёт следом. Хихикает.       — Ой, а кто это у нас тут комплект яиц вырастил? Да неужели, — улыбка спадает с её лица. — Муку прислала мне координаты нычки с байком в Шибуе. Не самое безопасное место, но нужно скататься. Надо за сегодня десять человек обскакать, и байк смотрится как отличная вечеринка. А под конец ещё встретиться и дать на лапу журналистке, которая обещала сделать из этой истории резонанс.       Джунко быстро зашагала в сторону станции.       — Если ты готова — погнали со мной, рейнджер.       Анн хмурится, точно прикидывает, насколько она готова к такому приключению, но несмотря на это она не отстаёт и не жалуется.       — Как ты собираешься их разговорить? — в её голосе слышно подозрение, пока она сверлит взглядом Джунко. — Если они молчали, значит у них были причины. Собираешься угрожать?       Где-то вдалеке уже виднеется спуск. Джунко задирает голову, затем кивает.       — Не, ты что. Я, знаешь ли, так много говорю о великой себе не просто так. У меня есть в голове план успеха. Ну, ты узнаешь его. Если выживешь, — зловеще произносит Джунко.       Анн закатывает глаза. Некоторое время царит молчание, но потом вновь говорит Джунко:       — И вообще, ты чё, бессмертная? У тебя хватает нервов соревноваться со мной в искусстве соблазнения? Со мной? Ну хорошо: я не ебу, какую магию вуду ты обычно делаешь, но моей Камошиде хватило, чтобы он начал хныкать как маленький ребёнок, как я его выдоила. С Макото бывают проблемы, не спорю. Не ебу пока, что ей надо.       Анн качает головой и хихикает.       — Да, можешь сделать принт на майке «Выдоила Камошиду досуха». К твоему сведению, — она скашивает взгляд. — Я заставила Макото плакать от счастья, а не как ты. Так что я любезно оставляю тебе твоё олимпийское место с Камошидой.       Джунко показывает фак и начинает спускаться по лестнице.       — Ты только не наложи потом в портки, девочка — мы едем в одно очень интересное местечко. И кстати, — она останавливается, оборачивается и улыбается. Выпячивает грудь. — Напиши это у себя на футболке. Я у неё была первой, сучка.       Она разворачивается.       — Нам в Шибую, готовься.