О сестрах и котах

Крисания Музу обнимает, к себе притягивает поближе, укрывает рукавами белыми широкими от всего мира. В руках своих прячет, укачивая аккуратно, волос еле-еле губами касается, будто боль забрать пытается. Только не выходит. От шторма внутри она сестру уберечь не может никак. В детстве, полном сказок, мечтаний и света, было так просто. Можно было играть на лунных лучах вместо скрипки, ловить облака в ладони, жизнь дарить одной мыслью, всегда друг друга спасать, потому что магия близняшек же, по-другому и быть не может. Так странно вдруг было понять, что может и есть. Муза в ее руках всхлипывает тихонько, пальцами ворот джемпера комкает, выживает. После полета должно быть падение, это, к сожалению, физика, а не магия, мир на прочность людей проверяет, гнет до хруста и треска и все ждет, когда же предел и поломка. У нее самой по ребрам острым почерком высечено имя чужое, каленым железом жизнь ее прижигающее. Больно. Иногда кажется — вдохнуть не получится больше. Иногда кажется, что они не справляются. И друг друга спасти не могут. А потом раздается тихий стук когтей по паркету. Первый пушистый комок трется о щиколотку, мявкает недовольно-требовательно и нагло лезет ей на колени, отпихивает легонько лапой Музу, переминается, устраиваясь удобнее. И получает сердитое шипение от второго. Тот обосновывается в Музиных руках, по сторонам зыркает грозно, на Крисании взгляд синющий задерживает, будто и не он к дрожащим пальцам, в шерсть зарывающимся, льнет, и мурчать начинает. Громко, со вкусом. Черный клубок на коленях Крисании не отстает почти. Головой дергает презрительно (ей кажется часто, что он вот-вот глаза закатит абсолютно по-человечески), фыркает, в руку носом тычась, и тарахтит тихонько, когда она между ушами на пробу проводит. Даламар вообще на порядок тише. И ловчее, на самом деле. В Бродяге, которого Муза с улицы как-то притащила и не смогла не оставить, кошачьей грациозности ни на гран, он все на своем пути опрокидывает, а что не роняет случайно — разбивает абсолютно намеренно с громким мявом, чтобы на его территорию и покушаться не смели. Он к себе одну только Музу и подпускает (Крисанию только в качестве исключения и с едой), льнет к ней всегда с готовностью и от урчания едва не вибрирует весь. На остальных — кидается почти и когтей не жалеет. На Даламара тоже по началу пытался, сопротивления явно не ожидая. Только тот своего отдавать не привык, он у Рейстлина годами жил-выживал среди бесконечной пыли и реактивов, пока Крисания его не забрала однажды. Спросив разрешения, конечно, только вот Рейст исчезновения кота даже не заметил, кажется. А Даламар после мытья оказался пушистым и с белым кончиком хвоста, рушащим образ каноничного фамильяра (Крисании все еще страшно думать, чем именно была покрыта его шерсть), быстро освоился на новом месте и пристрастился гадить всем, кто ему не нравился, исподтишка и пугать их напоследок оскалом. К счастью, хозяйки его вполне устраивали. Как коты в итоге пришли к вооруженным нейтралитету, а потом и сну друг на дружке — все еще загадка века. Муза смеется негромко, наблюдая за ними. И со смехом этим отпускает все, что в груди в тугой узел сворачивалось, не давало дышать, давило на ребра до хруста. В себя и свои силы веру собирает по кусочкам и нотам кошачьим, мех перебирая бездумно. Улыбается сестре неуверенно. У Крисании глаза светом привычным и мягким наполняются, боль, мутной пленкой мир затягивающую, прогоняя. Она уголки губ приподнимает и кивает слегка в ответ на невысказанное. "Да, милая. У нас все будет хорошо. Мы справимся." В дуэтном мурчании довольные нотки обеим чудятся. * Лию в их квартирке, закатным светом пронизанной, встречают с настороженностью. Крисания улыбается вежливо, выходя из кухни, коты в коридор выглядывают удивительно синхронно (Бродяга голову пристраивает Даламару между ушами, тот не дергается даже почти, только фыркает и хвостом его задевает слегка). И все трое смотрят тревожно, напряженно. У Бродяги шерсть почти дыбом, Даламаров хвост из стороны в сторону мечется. Муза — семья, дом, родной человек. А семью они все защищать готовы от всего на свете. Даже от разбитого сердца. И неважно, что Муза сама за себя постоять может едва ли не лучше, а, узнав о помощи непрошеной, только бровь удивленно вскинет, нахмурится, обидится почти на неверие в ее силы. Они верят. Но даже стойким оловянным солдатикам нужен кто-то за спиной, чтобы идти вперед, не боясь упасть. Если хочешь взлететь, лучше, чтобы был тот, кто тебя поймает. Лия красивая. Красивая, успешная, золотая девочка из идеального блестящего хромом и стеклом мира. Такие сердца девочек-мечтательниц разбивают слишком легко. Настороженность в полосах света кружится легкой взвесью. Воздух, запахом чая и корицы пропитанный, едва заметно дрожит. Взгляды пересекаются с неразличимым звоном. Муза, кажется, не замечает даже: продолжает смеяться какой-то шутке, прозвучавшей еще за дверью, скидывает кеды, вручную разрисованные под звездное небо, светится вся изнутри. Темная прядь из-под ободка выбивается, на глаза падает, обзор заслоняя. Крисания еле сдерживается, чтобы не нахмуриться, — просила же закалывать получше, чтобы зрение не портить. А Лия... Лия к ней оборачивается, волосы за ухо заправляет осторожно, пальцами по щеке проводит легко. И смотрит. Будто перед ней — весь ее мир, и ничего в жизни ей больше не нужно. Только смотреть, не щурясь, как бы солнце личное ни слепило. Абсолютно восхищенно, с нежностью и заботой. Потому что вся ее жизнь, весь ее свет вдруг в одном человеке сосредоточились. Крисания самой себе кивает одобрительно, доверять начиная больше. Даже под идеальными стрелками и отблеском сережек видит искрящуюся в чужих радужках влюбленность, с нежностью перемешанную. Видит крылья, что под этим взглядом у Музы за спиной раскрываются. Крисания за нее не боится так больше, ее есть кому ловить, есть кому рядом с ней лететь. Коты это, кажется, тоже чувствуют, потому что резко перестают шипеть и пушиться. А Бродяга от любопытства совсем из комнаты высовывается. Медленно к гостье подходит, принюхиваясь. Шипит недовольно на дорогие духи, но хоть царапаться сразу не лезет. Муза с улыбкой его одной рукой подхватывает, привычно от когтей уворачиваясь, пальцы второй — с пальцами Лии переплетены. Лия усмехается тихо, а потом осторожно за ухом чешет ощетинившийся клубок. Клубок только глазами сверкает и напасть не пытается. Принимает. Даламар чихает со своего места, с общим мнением соглашаясь, и бодает слегка Крисанию в щиколотку. Она улыбается. Муза незаметно выдыхает с облегчением. — Пойдёмте чай пить. Я кексы сделала, — Муза с Бродягой загоревшиеся взгляды вскидывают абсолютно синхронно. Лия, кажется, залипает слегка, на них глядя. Крисания удержаться и не подколоть просто не может, сестра с ее острым языком на нее слишком сильно влияет. — Заодно и расскажете, как познакомились. А то Муза уже который месяц на свидания бегает, но молчит все время, как на допросе. В ответ на сестрин вскрик она только смеется и на кухню возвращается. Даламар за ней хвостом вьется и глаза зеленые умоляюще вскидывает — заранее вкусностей выпрашивает, а то ведь с такими сотрапезниками не дождешься и крошки. У них все... Хорошо.