Цвет неба глаз её в ночи,
Меня когда-то манил.
Не знал, снимая головы,
Что сам себя изранил.
На лицо падали холодные капли. Картинка перед глазами плыла. Вокруг было темно. Попытка вытереть мокрое лицо тщетна, пространство пронзили звуки металлических цепей. Руки затекли от тяжелых оков, и правое запястье невыносимо ныло, все ещё напоминая о недавней травме. Тело пронзила неконтролируемая дрожь: холод пробирал до костей. В дворцовой темнице не было решетчатых камер, только каменное настенное покрытие и леденящий, вечно мокрый, пол. Со стен свисали массивные цепи и на противоположной стороне кто-то был. Его тело, погрузившись в полный мрак, напоминало безжизненную куклу. Пленник появился недавно. Тусклый свет от свечей вычерчивал на камнях пугающие узоры. Расплавленный воск капал вниз, в небольшой лужице тот застывал причудливыми формами. — Ты жив? — голос дрожал, но прозвучал достаточно громко. Фигура не шевелилась. Голову пронзила резкая боль, заставляя скривиться. Воспоминания потоком бились в голове, составляя воедино картинку той ночи: спальня, открытое окно и глаза цвета платины. Стройная мужская фигура и тёплые дыхание у лица. Поцелуй. Джонатан. — Джонатан! — тишину подземелья нарушил крик, пропитанный едкой ненавистью. Ответа не было, эхо разбилось о стены, вновь погрузив пространство в безмолвие. Злость питала тело и взгляд заметался вокруг в поисках рычага надежды. Слева в тени стоял стул и лежавшая на нём связка ключей — один из них подарит девушке свободу. Она вспомнила тренировки и ненавистную растяжку, к которой приучал Роллан. Он обещал, что та обязательно пригодится, будто знал о сегодняшнем дне. Было бы здорово спросить его об этом при следующей встрече. Где же ты? В памяти застыло лицо брата — он улыбался, и Мэрилин улыбнулась в ответ холодной темнице. Знает ли он где она? Догадывается ли, как давит на запястья грубый металл? Чувствует ли, как где-то в области сердца невыносимо ноет наравне с жутким голодом. Она мысленно тянула руки вперёд, к широкой спине, уходящей прочь. Роллан растворился в небытие и испачканное девичье лицо обожгли слёзы. Онемевшие от холода пальцы ног не слушались. Стул повалился набок, откинув ключи ещё дальше. — Чёрт. Мэрилин откинула голову назад, звонко цокнув затылком. Боли не существовало, перекрываясь нескончаемым гневов и ненавистью, бурлившими в душе. Неужели, все происходящее реально, а то, что происходило до этого — сон? Персонажи вымышленные, ситуации подстроены, а воспоминания лишь отголоски безумия, поселившемся в голове? Она сидела здесь с самого начала и чтобы окончательно не сойти с ума, выдумала историю о несуществующей жизни беззаботной принцессы. Девушка рассмеялась, и смех тот был схож с тем, что посвящают перед ликом смерти: отчаянный, лишенный страха. Вдалеке стояла железная миска, с которой кормили дворцовых собак. Как долго она здесь? Достаточно давно, чтобы успеть поесть с чужих рук и забыть об этом. К горлу подступила рвота и Мэрилин глубоко вдохнула, пытаясь замедлить сердцебиение и успокоиться. Тошнота сменилась головокружением, прикус языка вернул четкость картинки. Некогда, белая ночная рубашка лоснилась жирными пятнами. Тонкая ткань, местами влажная, прилипала к коже, открывая взору изгибы исхудавшего тела. Невыносимо клонило в сон. Чья-то тяжёлая рука нарочито давила на голову, склоняя опуститься ниже. Мэрилин склонилась к полу, повиснув на цепях и провалилась в небытие. Тёплые пальцы, чрезмерно горячие по сравнению с окружающим холодом, обожгли подбородок. Из-под тяжелых век чёрных ресниц, на мужчину смотрели пустые глаза. — Когда-то я мечтал, чтобы так ты смотрела на меня, — он улыбнулся и клыки блеснули в свете свечей. — Даже не знаю чего бы я хотел больше: чтобы ты вспомнила или больше никогда не знала. Он отстранился, заметив на полу серебряную связку. Сил на слова не было. В горле пересохло и невыносимо хотелось пить. Рядом с Джонатаном силы то прибавлялись, то неукротимо испарялись, будто в невидимой схватке. Во что он превратился? Или тот оставался таким всегда, и Мэрилин просто не замечала странностей в слишком спокойной натуре, отточенных движениях, правильной речи? Она подпустила его слишком близко, доверив не только здоровье, за которым тот неустанно следил на протяжении всей жизни, будучи личным лекарем, но и все секреты. Родители не знают своих детей настолько, сколько Джонатан знал её. Это мысль пугала и восхищала одновременно. Доверь человеку нож и он убьёт тебя голыми руками. Кто ты? Движения грациозны, как всегда. Ровный стан, длинные худощавые пальцы, острые черты лица и глубокий взгляд в очертании длинных чёрных ресниц. Ни одна женщина не могла сотворить такого человека. Этого монстра. Кто придумал называть монстрами лишь уродливых существ? Вот же они: прекрасные, холодные, острые — сталь молодого клинка. Ключи звякнули. — Меня забавляют твои попытки освободится. Ты знаешь, что ничего не выйдет, но все равно пытаешься. Как котёнок, барахтаешься в воде, где не видно берега. Но, в отличии от него, я дарую тебе смысл. Джонатан открепил с ремня флягу и открутил крышку, пробуя содержимое на вкус. На подбородке заиграла капля жидкости. Он подошёл ближе и, вновь приподнимая её голову, поднёс горлышко к губам. Вода, подобно глотку воздуха, прибавила сил. Мужчина смотрел с нежностью, наблюдая за жадными глотками и струйками, стекающими по груди. Достав с кармана белоснежный платок, он аккуратным движением промокнул влажную кожу, лишь на несколько секунд задержавшись на тонких ключицах. Девушка не сопротивлялась. — Неужели это того стоило, Кайна? — его тихий голос пробирал до дрожи. Он обращался к ней или к богине? Это имя не принадлежит ей, тогда почему с его уст это звучит так по-особенному? Вновь пронзительная головная боль, будто иголки впивались в череп. Мэрилин застонала. — Ты просто мерзкий ублюдок! Больной на голову извращенец! Огни свечей заплясали от сквозняка, вырисовывая более причудливые силуэты. Маг отстранился, неторопливо сделав несколько шагов назад. Джонатан выглядел печально, словно немой зритель спектакля, на сюжет которого не мог повлиять. Все давно предрешено и он лишь смиренно выполнял свою роль, пусть она ему не нравилась. — Что ты наделал? — Ты сама это придумала. Лицо исказилось отвращением, совсем не подходящим аккуратным женским очертаниям. Изо дня в день одно и тоже: вода, странные жесты, слова, не имеющие смысла и запредельный холод серых глаз. Ни грамма объяснений, раскаяния или жестокости. Он уже был здесь сегодня или это было вчера? Все слилось воедино, не имея границ между днём и ночью. — Убей меня, — тихий девичий шепот сорвался с губ, лишенный надежд. Он улыбнулся глазами. — Боюсь, я не переживу очередной твоей смерти. — О чем ты? — голос задрожал. — Держишь меня здесь, как жалкую дворнягу, приносишь еду и воду. Истязаешь своими никчемными словами, которые не имеют никакого смысла. Ты безумен! — Однажды, ты сказала, что все влюблённые безумны. Джонатан поставил стул на место, положив ключи сверху. Что значит этот жест? Он дразнит мнимой волей. «Смотри, дверь к твоей свободе — протяни руки и возьми». Голова шла кругом. — Неподходящий способ признаться в чувствах. Хочешь сказать, что любишь меня? Девушка пыталась отшутиться, совсем не рассчитывая на взгляд, полный серьезности и.. боли. — Всегда. И ты вспомнишь. Молчание. Нет сомнений, он говорил искренне и эта искренность пугала. Слова застряли в горле невидимым камнем. Удивление застыло на лице девушки; злость испарилась, освобождая место негодованию. Их взгляды встретились. — Джонатан, я не знаю, что за игру ты ведёшь, но могу поклясться головой — никогда не забуду, как возненавидела тебя! — Это будет отличным началом, — он убрал с её лица прилипшую прядь и поцеловал в лоб. — Совсем скоро ты обо всем узнаёшь. Тебе стоит отдохнуть, прежде чем Дорвид спустится. Увы, я не могу скрасить твоё одиночества до того момента, поэтому привёл друга. Пообещай не злиться. В его ладони вспыхнул желтый свет, освещая осевший по углам мрак. Он подошёл к противоположной стороне стены, демонстрируя того самого друга. Амариэ была без сознания. На её губах виднелись кровоподтёки, скулы окрашены бордовыми гематомами. Маг взял лицо служанки в одну руку, впившись пальцами во впалые щеки. Она тихо застонала. Мэрилин выдохнула, услышав признаки жизни подруги. Прикосновение мужчины будто оживило йогутку. — Прости, мне пришлось немного повредить это хорошее личико. Эльфийка не могла сопротивляться, силы покинули тело. Лицо искривилось от тупой боли; несколько костей сломаны. — Не переживай, я обязательно исцелю её, после нашей следующей встречи. А пока, предоставляю вас друг другу. Джонатан исчез также тихо, как появился. Он превратился в ещё одну тень холодной каменной комнаты, погрузив лица пленниц в темноту. Вновь истошный стон эхом ударил о сердце Мэрилин, продолжающей высматривать знакомые черты эльфийки. Собственная боль отошла на второй план, притупляясь искренними переживаниями. — Госпожа… — Не стоит. Побереги силы. Мэрилин вспомнила, как ещё недавно непринужденно сплетничала о Бэгги и дразнила стражников, незаметно подворачивала края белых мундиров. Девушки смеялись, прикрывая лица руками. Ярко-розовый румянец объяснялся жаркой погодой и, оживленно помахивая веерами, они удалялись в свои комнаты, где опустившись на пол, открыто давали волю смеху. Сейчас же, смех был равен плевку в лицо судьбы и смерти, сопровождающей её. — Мне так жаль. Амариэ плакала. Тихие всхлипы ранили, напоминая о безысходности и бессилии собственных рук. Они скованы и не способны более заглушить боль объятиями. — Я не смогла предупредить вас. Эльфийка рассказала больше, чем нужно: тайные разговоры за закрытой дверью, большие обещания и долгожданный вкус свободы, который снился вечерами. Вместе с садовником, они планировали покинуть дворец к концу осени, навеки распрощавшись с рабством. Она кашляла, медлила, потом вновь говорила, будто куда-то спешила и боялась что-то упустить. Голос не дрожал, не резал ухо хрипотой. Он был как прежде и от этого тошнило ещё больше. Джонатан расстилал перед ногами эльфийка целый мир, в котором её родители живы, а она, искренне улыбаясь, стоит рядом, уже со своими детьми. И все это ценой нескольких ночных визитов в покои спящей принцессы, чьи заботы ограничивались лишь выбором платья для прогулки. Две капли жидкости, переданной магом, в прикроватный стакан с водой, три в тесто для любимого печенья и одна в лекарство от бессонницы. Сказанное не умещалось в голове, путаясь и смешиваясь в комок бесконечных мыслей. Сознание пыталось восстановить пазл за пазлом. Все это время предатель стоял за спиной, каждый день расчёсывая русые волосы и затягивая потуже корсет. Каждая улыбка Амариэ была пропитана ложью и корыстью. Стоит ли правда прощения, и подарит ли оно обещанную свободу? — Его слова можно было почувствовать на вкус, клянусь. Чудесные иллюзии. Одинокими вечерами он приходил ко мне в спальню и шептал на ухо мои любимые сказки. Будто удар в живот. От омерзения выворачивало наизнанку. Как избавится от образа, приставшего перед глазами, подобно назойливой пелене? Амариэ и Джонатан. Если они проводили совместные ночи, тогда почему она тоже здесь? И, можно ли винить существо за его желание жить жизнью, которую оно так отчаянно жаждет? Любое предательство, ложь, ненависть, смерть, свобода, счастье — двигатель, единый механизм бесконечной цепочки. Мне больше не больно. Когда начинаешь понимать, что слова не имею власти над сознанием, становится легче. Остаётся лишь причина и следствие, щедро приправленные поездом нескончаемой меланхолии. Пустота. Пожалуйста, остановись. — Ваше имя, госпожа. Для него оно значит больше, чем вы думаете, — эльфийка вновь зашлась кашлем. — В одну из ночей он признался, что ненавидит вас за слепоту. Я спросила, что это значит, но Джонатан промолчал. Тогда он впервые остался до утра и посреди ночи я несколько раз просыпалась оттого, что слышала ваше имя. Мэрилин. И тогда я, наконец, поняла.. Повисла пауза и пламя, на миг, осветило искаженное лицо служанки. — Каждый раз, вжимая меня в кровать, он представлял вас. Ему нравился мой запах только потому, что я пахла вами. Голос полный разочарования. Зачем вся эта правда? Эльфийке больно и, ощущая собственное бессилие, она решила облегчить душу. Она чувствует удушающий конец, который впился невидимыми пальцами в тонкую шею. Смерть любит откровение. — Твои слова бессмысленны, — наконец возразила Мэрилин. — Ты так и не рассказала почему я здесь, вместе с тобой! Что за препарат, который тебе приказал дать этот ублюдок и, чёрт побери, сколько ещё мне ждать смерти?! Мэрилин кричала, в надежде, что слова настигнут ушей мага. Но голос лишь скользнул коридором, под конец вдребезги разбившись о каменные стены. — Он не убьёт вас. — Какая жалость. И это всё? — Нет, но я надеюсь, что мои мольбы о прощении коснуться вашего сердца. Я здесь только потому, что искренне этого хочу. Дочь герцога рассмеялась, собрав последние силы. — Прощение? О чём ты? Решила предать любимого Джона, когда проснулась совесть обо мне. В одну и ту же реку не войти дважды. Прекрати мнить себя достойной прощения, ведь я не злюсь и не держу обиды. Ты мерзкая, дешёвая, гадкая. Мне легче только от одной мысли — ты всегда была такой. Я стану благодарить Кайну, ведь она позволила открыть правду. Ложь. Боль, обида и ненависть единственное содержимое головы Мэрилин. Цепи содрогались при каждом едком слове. Как ударить побольнее? Будто от этого станет легче. Убей их всех, останься единым выжившим в мире, направь всю силу, сомкни тяжёлые кулаки. Отруби им головы. Сотни острых игл в голове. Они копошатся внутри плотным шаром, нашептывая строчки знакомой песни: Тёмный лес девице снится, С нею рыцарь, не боится. Сотни глаз в объятья манят, Я тот хищник, что всех ранит. Меланхоличный, ещё не сломанный, голос. Это Джон, и он совсем юн. Его добрые, открытые глаза со знакомым отливом платины, смотрят с неподдельной любовью. Взгляд Мэрилин сталкивается с ним, смотря снизу вверх. Она положила голову на его бледные колени. Сердце бешено колотится, отбивая марш. — Мы ведь вечность будет вместе? — слова девушки звучать неестественно. Она тоже в теле ребёнка и совершенно не контролирует себя. Где я? Прошлое. Тогда почему оно так далёко? Всё в нём чужое. Очередная иллюзия Джонатана или действия препарата, который тот поручил Амариэ. — Тебе стоит боятся вечности, Кай. Ей не послышалось. Нет, это не она — кто-то другой. Безусловно. Сон, ошибка, марево. Мальчик поднялся, поднимая девочку за собой. Он молча подвёл её к озеру, пальцем указывая вниз. На мелководье, у самой кромки берега, крошечные головастики мельтешили перед глазами, создавая на водной глади слегка заметную рябь. Кай присела, радостно воскликнув находке. Джонатан что-то сказал, но голос был неразборчив. Все стало другим, расплывчатым. Отражение приковало внимание. До боли знакомые голубые глаза, русые волосы, густые брови. Какая-то ошибка. Мэрилин склонилась над озером, повторяя каждый жест Кай. Она была Кайной. Всегда. Следующий образ, и под руками промокшие деревянные доски. Мэрилин больше не ребёнок. Она стоит на коленях перед многочисленной толпой. Они молчат, слушая её. Слова непостижимы. Девушка чувствует ещё один пристальный взгляд: обжигающий, глубокий и… родной. Джонатан великолепен. Он вырос и, на этот раз, выглядит отстранённо. Глаза никогда не врут. Маг возвышается над девушкой с длинным мечом в руке. Сейчас, он её палач. В его движениях нет жалости и сожалений. Замах. Прекрасный белый металл окрасился кровью. Сотни глаз в объятья манят, Я тот хищник, что всех ранит.