Я вечность жил,
Мы с вечностью подруги.
И вновь, по новой, бесконечный круг,
Вся жизнь и смерть в нём верные супруги.
Багровая кровь стекала по острому лезвию, пачкала одежду и руки — иным способом убрать перья не получалось. Тонкой кожицей Кассиэль подрезал перо у основания, помогая на дольше сохранить кожу чистой. Он отбросил грязные бинты в сторону и достал с мешка новые, заранее смоченные в перцовом растворе и приложил к свежим ранам. Жгучая боль электрошоком ударила по телу, заставила пятна перед глазами плясать яркими фейерверками. Перья легким созвездием покрывали спину, но с годами разошлись по всему телу. В глубине души, Кассиэль боролся с чудовищем, с которым делил тело и душу. Не орудуя над собственной волей, он истязал себя работой — искупить вину, хотя бы, перед собой. Протесты против судьбы, дабы пойти наперекор миру и богам, если вторые, по праву, существуют. Ведь нет силы могущественней, чем сила, направленная на самого себя. — Вновь уродуешь тело, — послышалось из-за спины. Кас давно заметил шаги Вилдона. Из-за возраста мужчины, те перестали быть по-кошачьи тихими. Не малую роль играло зрение, не замечая мелких веток и листьев под ногами, будто зерно рассыпанные на пути. — Брось Вилд, я занимаюсь этим с семи лет, — он зубами затянул узел на руке, скривив лицо от жжения. — Что на этот раз? — старик окинул взглядом бинты, которые парень тут же скомкал в руке и окропил зеленоватой жидкостью. Он поднёс зажжённый фитиль к марле и все вмиг обратилось огнём. Запахло скошенной травой: аромат повис в воздухе, невольно заставил поглубже вдохнуть, наполнил легкие, а главное ноздри, приятными нотами. — Сегодня я бы предпочёл поскорей покончить с обрядом, — произнёс парень, поднимаясь с места. Боль не отпускала, пульсируя в опухшем от удара колене. Вилдон молча наблюдал за резкими движениями друга, попутно предлагая опору свободной руке, пока вторая орудовала длинной палкой. Он ждал, пока гнев наполнит сознание Каса и тот взорвется, будто мыльный пузырь и разразит тишину рощи злобной бранью. Но он терпел, не желая признавать собственной глупости, которая привела ногу в столь паршивый вид. Кэсси по прежнему висела на спине брата, завёрнутая в плотные ткани. Вилд заметил свёрток, опустил голову и улыбнулся. Пусть Лио не грезила общением, но, пусть даже таким отвратительным способом, она отсылала Вилду весточку о том, что жива. Как никак, это был её выбор и мнимые, но все же родственники и друзья, не рисковали касаться чувств потерявшего надежду. Заниматься проституцией, чтобы выжить. К чему ещё способна привести женщину жизнь? — Тяжелая ночь? — Кас молчал. — Лошадь, как я заметил совсем плохая. Услышал, как залаял Тоби, да так, что пришлось выйти. Думал, кто чужой или знакомый — пусто. Спустил цепь, так тот рванул с места в сторону реки и только там замолк. Я махнул за ружьем, боялся за этого болвана, а получилось зря. Лишь обглоданные кости. — Йохан, — Кас прошипел имя йогута сквозь зубы. Мужчина вопросительно уставился на юношу, исподлобья смотрящего вперёд. Новые знакомые появлялись в историях Кассиэля слишком редко, отчего вызывали любопытство. Отложенное в памяти имя было честью для носившего его. — Этот кретин подложил сюрприз. Разве сумок с конечностями не лежало возле лошади? Вилд на мгновение задумался, вспоминая картину сегодняшнего утра у реки, но не найдя в воспоминаниях нужный фрагмент, отрицательно помахал головой. С конечностями? Стоит ли переспросить? — Оно к лучшему. Меня рвало целый час, прежде, чем я смог придти в себя. Этот запах до гроба не забуду. К горлу подступила новая волна тошноты, и парень метнулся в сторону, дабы облегчить желудок, не смотря на то, что тот был пуст. Вилд вновь подошёл к нему, помогая подняться. Даже спустя двенадцать лет монотонной работы, у Каса не получилось побороть отвращения при виде мертвых тел. Их запах, пятнистая кожа, пустые глаза. — Пройдём в дом, и ты мне обо всем расскажешь. Жёлтые верхушки рощи огибали равнину плотным ковром. Осеннее солнце облизывало верхушки деревьев, не проникая глубже, в пору густым насаждениям. Отличное убежище от истошной жары летом, а в дождливую пору — непроницаемый карцер, наполненный грязью и сыростью. Лишь зимой, здешние просторы покрывала тонкая корочка льда, крошась под ногами прозрачным стеклом. Оставляя за спиной лес, два силуэта, обнимаясь, поднялись выше по пригорку. Впереди скалистая местность, местами усеянная кустарниками и возвышающимся над всем величием деревянный дом. Он стоял в одиночестве, напоминая маяк, смотрящий вдаль. Туда, где глазам открывался вид на Древо. Оно величественно стояло в центре, окружённое огромными полотнами из вечнозелёных и сезонных деревьев. Будто змеи, синие полосы рек прорезали разноцветную гладь листьев, стремясь к огромным корням священного растения, соединяясь толстым кольцом у его основания. Совсем рядом, длинным пятном у кромки воды, маленькие черепичные крыши густо облеплепили берег. Возле дома стояла будка, с которого показался влажный нос, а затем и пушистая морда. Тоби приветственно залаял, полностью показавшись из домика, демонстрируя давно нечёсаную золотистую шерсть. Он помнил в лице Каса давнего друга, с которым в детстве делил игрушки и порой, не зная чем себя занять, самую грязную лужу в округе. Вместе они откисали в огромной бочке с тёплой водой, успевшей нагреться под палящим солнцем. Кассиэль улыбнулся псу и тот залаял громче. — Ну-ну, тише. Успеете облизаться после того, как я наложу компресс на колено, — шутя произнёс старик, заводя парня в дом. Внутри было пыльно, что говорило об отсутствии хозяйки. На все ещё горячей печке, изнутри которой тлели чёрные угли, стоял чугунный чайник. Возле окна располагался громоздкий стол, на котором лежал незаконченный металический протез руки, который Вилд самостоятельно изобретал на замену деревянному. Он в одиночку правился в небольшой кузнице во дворе, тратясь лишь на сырьё, купленное подле речного города. В углу спрятался шкаф с увесистыми полками, битком забитые стеклянными флаконами с неизвестными порошками и жидкостями. — Я закончу твою работу. В таком состоянии ты не сможешь использовать магию, — мужчина стоял спиной к Касу, растирая лекарственные травы в ступке. Юноша принюхался: водяной перец и соплодия хмеля. — Однажды, я возведу кенотаф из золота, где на табличке собственноручно выскоблю твоё имя. — Кенотаф? — улыбнулся мужчина, — Куда же ты денешь тело? Вилд приблизился к Кáсу и протянул лист лопуха, на котором лежала влажная темно-зелёная смесь. Точно такая же, как в детстве. Мазь, которую часто используют для ушибов и ссадин; проверенная сквозь года и горячо любимая погибшей женой Вилдона. Возможно поэтому он так часто готовил по рецепту, чтобы лишний раз припомнить выражение её лица, которое с каждым годом размывалось в памяти. — Тело? Только если передумал. — Ничуть. — Старик вытер руки полотенцем и присел за стол. Деревянное предплечье вместе с кистью двигались также ловко, как вторая рука. Тонкая работа настоящего мастера, нигде прежде не учившегося. Самоучка, врожденный гений, чьи механические поделки под лакированным корпусом, пылились на полках и заполняли ящики, некогда используемые для фруктов. Лак защищал дерево от влаги и грязи. Вилдон протёр протез тряпкой, а после, макнул широкую кисть в банку с густой жидкостью и сделал несколько мазков по исцарапанному корпусу. — Ты обещал рассказать, как оказался здесь. Нет, я определённо знаю с какой целью ты пришёл, — Вилд нашёл глазами свёрток, оставленный у входа рядом с верхней одеждой, — но почему не дошёл ко мне? Попросил бы помощи, как обычно бывало. А так, благодари Тоби, который нашёл тебя раньше голодных медведей. Пришлось снова привязать, чтобы не пошёл следом. Ну? Кас сильнее наклонился над опухшей ногой, боясь лишний раз встретится с упрекающим взглядом. Было сложно признавать ошибки после стольких лет изнурительных тренировок. Совсем рядом, на небольшом каменном участке за домом, он оттачивал удары на самодельных манекенах, избивал кулаки в кровь. Прежде, чем взяться за меч, он должен был научится чувствовать боль, понять её и, в конце, принять. Нельзя стать настоящим мастером, подчиняясь лишь хладнокровной мысли. Познать смерть и вынести из неё урок невозможно. Другое дело — люди. Их помысли и чувства сложнее любой тренировки, острее любого меча. Как совладать с льющимся через край любопытством и детской наивностью? Кас поддался ей, пусть был не ребёнком. Будет ли изголодавший беспокоиться о яде, стоя перед бесконечным столом из блюд? — Я потерял сознание. Кажется, голова не сильно пострадала, быстро зажило. — Парень потёр рукой затылок, вспоминая минувшую ночь. — Твоя способность к регенерации всегда впечатляла. — Да, хотя она работает только при открытых ранах. Ушибы почему-то не заживают, как и сломанные рёбра. — Помню. В доме повисла тишина, будто двое одновременно вспомнили тот злосчастный момент: мерзкий звук ломающихся костей и немок крик, застывший на лице Кассиэля. Чужая кровь на коже и искривлённая от ужаса гримаса Вилдона, отчаянно, как мясник, рубящий руку у локтя не заточенным мечом. Тогда они оба потеряли Ризу. Мир лишился Ризы, оставив на память каждому два уродливых шрама. Один телу, второй — сердцу. — Я уже был в Излесье, когда закончилась вода. Решил спуститься у реки и наполнить флягу. Кассиэль рассказал, как лошадь чего-то испугалась и рванула в чащу, оставив его одного. Может чёрный медведь или, чего хуже, рыдальщик. К схватке со втором юноша не был готов, и тому чертовски повезло пролежать без сознание до утра абсолютно целым, не считая пострадавшую ногу с головой. Речные камни были слишком скользкими, и парень соскочил в воду, попутно ударившись об острые сколы. — Что на счёт мешков, о которых ты говорил? Старик принялся смазывать металические части протеза, с особой внимательностью проверяя каждое крепление. — Больной ублюдок. — Кас рассмеялся собственной глупости, вспоминая лицо Йохана. Слишком глупо. — Боги, этот псих кого-то убил, после чего расчленил. Серный порошок перебил трупный запах, но не настолько, чтобы полностью скрыть. На лице мужчины было спокойствие, дернулась бровь и рот сошёлся в тонкой линии — пассатижи задели ещё не высохший лак. Вилд выругался. — Что тебя удивило? Сомневаюсь, что эльф стал бы беспокоиться о человеке. Проткнуть ножом и оставить гнить — благое дело любого йогута. Он с гордостью будет жить дальше. Если придётся, он убьёт его вновь. — Он выдохнул, отстраняюсь от стола и продолжил: — Я удивился другому. Что гарсонец делал в Рэдвилле? Кас вспомнил ленту на сером лбу и огромный эфес клеймора. Улыбка на лице и грустные глаза. Йохан не убивал человека. В мешках лежало крупное серое тело; мужчина-эльф, не иначе. Убить и забыть слишком просто; парень тащил труп в соседнее государство лишь с одной целью — Древо. У его корней принято хоронить только людей. Не похоже, чтобы йогут не знал об этом. Тогда почему? — Как думаешь, кем был тот человек эльфу? Вилд вздохнул, сидя на стуле и, уставившись в потолок, закурил крепкую сигару. *** Речной город не имел названия. Он был частью Древа, вместе со всеми его обитателями. Каменная городская кладка, обрамлённая тонкими зелёным полосами зелени, напоминала пушистый ковёр. Жители ходили босиком; бритые головы отражали лучи солнца. Они неспешно сновали по улицам, как единый механизм, выполняли свою работу. Пробьёт время, и они войдут в реку для молитвы. Волшебство чувствовалось на вкус. Терпкое послевкусие в сопровождении музыки. Где-то над головой, птицы перекликали друг друга неизвестной песней; колокольчики, неприметно развешанные на ветках, звенели в ответ прикосновениям ветра. Необъятное чувство спокойствия и невесомости, окутывало невидимым одеялом. Две фигуры, в длинных домотканых накидках, перешли деревянный мост. За прозрачной гладью реки возвышалось Древо. Огромные кроны ветвей величественно, будто руки, тянулись к солнечному свету. Белые маки обрамляли ствол неровным кольцом, отдаленно напоминая тысячи любопытных глаз. Красная цветочная середина горела огнём с наступлением ночи. — Здесь. Вилд кивком указал на ровную поверхность подле корней. Кассиэль молча положил сестру на землю, после чего отошёл на пару шагов назад. Действия незнакомцев никого не волновали, их узнавали издалека. Таких, как они не много — могильщики. Самопровозглашённые, безымянные герои, чьих имён не запишут в учебники. Для одних — спасители, для других — жалкие самоубийцы, падшие слуги золота. — Пару слов на прощание? Мужчина не смотрел на Каса, лицо скрывал глубокий капюшон. Ветер отозвался в шелесте трав, и в воздухе повис тонкий аромат цветов. — Пусть никогда не знает жизни человека. Два хлопка в ладоши и лёгкий поклон головой. Кас отошёл за спину старика, став зрителем настоящего чуда. Обряд не был первым в жизни юноши, но всегда завораживал. Движения Кассиэля резкие и скованные, в то время как у Вилдона — мягкие, точные. — Anima est immortales saeculorum. Resurrects in hoc mundo parte Dei — bypassing significatione entis, — строчки выучены наизусть. Часть молитвы, которую используют в ритуале перерождения. Душа бессмертна на века. Воскресни в мире частью Бога, минуя смысл бытия. Мужчина стоял неподвижно, держал руки у лица. Переход от смерти к жизни — тонкое искусство. Ведущий, коим был Вилдон, стал сосудом, который впитывал в себя сожаления умершего. Упокоение души, воскрешение духа в новой жизни — вот работа, за которую платят золотом. Переполненный злобой и ненавистью человек не переродится в плодах, его искалеченная душа, не зная покоя, будет блуждать по миру и необратимо обернётся в рыдальщика. Вечно голодный зверь не знает свободы. Кэсси не была самостоятельной душой — её родила женщина, отчего душа ребёнка стала частью матери. Сожаления, утраты и горести переполняли крохотное тело тёмным сгустком эмоций. Кассиэль не знал, кем обратится Кэсси в следующей жизни, но отчаянно мечтал, чтобы та стала птицей и более никогда не коснулась человеческого. Земля под телом зашевелилась, словно ожили тысячи крошечных насекомых. Самый пугающий момент обряда только начался. Древо откликнулось на зов просившего и теперь примет Кэсси в свои объятия. Свёрток начал медленно погружаться вниз, будто утопал в бездонном озере. Невидимые руки безвозвратно затянули мертвеца вглубь и на прежнем месте вновь заколыхалась трава. Тишину разразил резких мужской кашель, Вилдон припал к земле и прикрыл рот рукой. Капюшон спал на плечи. Кассиэль кинулся к наставнику, положив руку на спину. — Так и знал, мне не стоило соглашаться на твою помощь. — В голосе играли ноты сожаления. Из-за него Вилд кашлял кровью. — Который по счёту? — Все ещё не достаточно, — гневно ответил мужчина, поднимаясь на ноги. — Вилд, ты не сможешь спасти всех! Ты убьешь себя. Тяжелый взгляд наставника пригвоздил на месте. Тонкая красная полоса крови огибала крупный подбородок. Он брился каждый день с того самого для, как погибла Риза. Ей так сильно нравилась густая чёрная борода. — Когда-то ты поймёшь, что, в первую очередь, спасаешь самого себя. Улыбка, жарче любого летнего дня, коснулась сердца Каса, став одним из его швов.