Скрышепад

Моя дурная слава Заключена лишь в том, Что я когда-то очень сильно был в тебя влюблён. Lx24 — «Роли»

      — Видимо, понятие «здоровый образ жизни» вам неизвестно, ученица Хван, — проговорил Ёнджун, и девушка, кажется, совсем не дёрнулась, лишь слегка покосилась на собственного учителя, что дерзнул подойти к ней с какими-то словами. Да и плевать, честно, кто он такой, чтобы делать ей замечания по поводу курения, в особенности тогда, когда у Йеджи выдалась по-настоящему тяжёлая ночка — она не спала, слышала, как мать ходила по квартире, а потом при первой же возможности просто ушла.       — А вам ли не всё равно? — Йеджи затушила сигарету и положила её в пачку, чтобы потом выкинуть разом все бычки. Закашлявшись, она попыталась пройти мимо Ёнджуна, но он остановил девушку, схватив за предплечье и выглядя донельзя раздражённым, будто ему точно надоело каждый раз вот так задерживать школьницу.       — Поверьте, было бы мне всё равно, не пошёл бы я в учителя, — Чхве выдохнул, но не отпустил Йеджи и вообще протянул руку, намереваясь забрать практически полную пачку сигарет. — Отдавайте, потом родители заберут.       Эти слова ударили под дых и выбили воздух, учитель лишь спустя секунду понял, что и, главное, кому сказал — глаза Хван округлились, она резко вырвала собственное предплечье и всё равно выбежала с крыши, чувствуя лишь пустоту внутри. Родителям, серьёзно? Так глупо постоянно говорить о людях, что её родили, но зачем же так давить на психику, открыто говоря о проблеме? Йеджи и так из дома стала сбегать в школу, куда вообще уходить от триггеров, если они везде: в воздухе, в людях вокруг, что разбрасываются словами? Школьница чувствовала себя слишком уставшей для того, чтобы находиться здесь и не опускать руки, но успокоиться стоило — навстречу шли сёстры Шин, такие разные, но всё равно очень похожие. Хван дрожащими руками поправила пепельные пряди, а потом выдохнула — ничего, и не из такого эмоционального дна выбирались, сейчас ещё даже весело, хоть включай «Dumb Dumb» Чон Соми и демонстрируй всем любовь к певице.       — Привет, — Йеджи, подойдя к двум девушкам, немного неискренне улыбнулась, что не ускользнуло от взгляда Рюджин — подруга младшей сестры во время знакомства показалась немного фальшивой, наигранно-активной. От неё отчётливо пахло одиночеством, причём не внешним, а внутренним, тоской и апатией, и эти духи, как ядовитое варево, были до ужаса знакомы старшей в компании. — Пошли на урок.       Скрытие эмоций было смыслом жизни, чтобы никто не смог сделать больно и вывернуть наизнанку, чтобы болело и вскоре отказало и так больное сердце, прошитое иглами недоверия и токсичными отношениями с родителями. Юна осторожно взяла подругу под локоть и приласкалась к ней, прикрывая глаза и улыбаясь, вселяя тем самым лёгкость и чувство защищённости, хотя как могла хрупкая девушка спасти такую же по телосложению одноклассницу? Рюджин пристроилась рядом, сбоку от сестры, и казалось — всё хорошо, сейчас дойдут до кабинета и останутся в нём до конца занятий или отработок, но нашлось одно «кое-что», заставившее короткие волосы на затылке встать дыбом от ужаса. И нет, эта девушка была прелестницей с худыми ножками, белозубой улыбкой и чуть припухлыми губами — её нутро прожжено кислотой, отвратительно пахнет и надо вымыть с отбеливателем.       Эту девушку звали Чжоу Цзыюй.       Она шла прямо, никак не горбясь и не давая никому даже повода усомниться в своей привлекательности и сексуальности, как бы это не звучало по отношению к шестнадцатилетней девушке из параллельного класса. Если она идёт на тебя, то лучше отойти и не мешать, чем встать на пути столбом, — у Цзыюй корона не упадёт оттолкнуть кого-либо, затем злобно ухмыльнувшись и сказав, что дорогу девушкам надо обязательно уступать. Её старались не трогать, при ней не ругали кого-то из шайки, старались не поднимать высоко голову, сливаться с тенью и должным образом реагировать на её слова. Можно бесконечно перечислять разные эпитеты, касающиеся Цзыюй и её взглядов на школьную иерархию, в которой она была самой главной и важной, но суть не изменится — богатенькая избалованная девочка просто немного заигралась в принцев и принцесс, решила, что она Красная королева и всем нужно голову с плеч скинуть.       — О, доброе утро, — карие хитрые глазки сощурились, когда все девушки поравнялись, и, как назло, Рюджин оказалась ближе всех к китаянке, что косо посмотрела на неё. — И тебе, Рюджин, дорогая, тоже.       Шин вздрогнула и икнула, когда Чжоу коснулась ноготками запястья девушки, царапая нежную кожу рядом с напульсником, под которым прятался самый большой уродливо-белый шрам. Красотка знала, куда и по кому бить, чтобы было больно, тем более знала, что Рю лежала в больнице, безвольная, непривычно бледная и сливающаяся с простынями на койке. Это так забавно, когда из-за тебя люди режутся, убивают себя, топясь в неглубокой ванне, ненавидя себя до душевного скрипа и презирая своих убийц, не приложивших руки буквально ни к чему. Девушка улыбнулась, покидая компанию трёх одноклассниц, одна из которых дрожала, как осиновый лист, понимая, что то сообщение, полученное утром, отправлено именно Цзыюй, что она не остановится и доведёт своё дело до конца.       И это очень страшно.       — Онни? — раздался будто сквозь вату голос обеспокоенной Юны, что прошла вместе с Йеджи чуть вперёд и по наитию обернулась, да и Хван выглядела не особо важно: всё же в своё время она очень сильно насолила китаянке. — Пойдём в кабинет, забудь о ней.       На душе скребли кошки, когда бледная Рюджин вошла в шумный класс и почувствовала слабость, смогла лишь упасть на стул и звучно выдохнуть. Новые одноклассники ещё до сих пор были чужими, безличными, поэтому девушка радовалась тому, что друзья её сестры стали делать хоть что-то, чтобы школьница адаптировались. Перемены чаще всего к лучшему, какие бы горизонты и возможности не открывались впереди — с пьедестала могут легко скинуть, с верного пути сбить, а потом глумиться. Жизнь не особо улучшилась, старые одноклассники, что учились классом выше, чувствовали себя явно интеллектуально полноценнее, чем Рюджин, которая пропустила слишком много материала и добровольно пошла учиться в класс своей сестры.       — Тебя не было тут, но однажды Йеджи скинула Цзыюй с лестницы, — проговорила Шин-младшая, а потом заметила недоумевающий взгляд Рю, которая совершенно не поверила словам. — Они посрались очень дико, не могу описать по-другому, дошло до рукоприкладства, Дахён пыталась девочек разнять, но под раздачу попала, вот Хван и схватила королевишну за волосы и спихнула её вниз по лестнице.       — А что Цзыюй?       — Такие твари силу только и понимают, — беззаботно проговорила Юна, хотя понимала — лично у неё бы не хватило смелости поднять руку, когда треплют за волосы и говорят, какая же ты идиотка, раз решилась открыто вступить в конфронтацию. — Я думаю, если бы не дух нашей девочки, Чжоу не перестала бы к нам придираться по поводу и без. И ладно бы если бы в её речах был конструктив — одни неприятные помои, а Йеджи как раз тогда только волосы покрасила, пришла, и тут вот тебе…       — Это дела ушедшие, — проговорила Хван, севшая за свою парту, и девочки притихли, не ожидая сказанных слов. — Давайте лучше не будем это вспоминать.       Йеджи хотелось вновь прикурить, особенно когда в коридоре она увидела Чхве Ёнджуна, что целенаправленно шёл в их кабинет — всё же первым уроком стояла химия, ненавистный предмет многих школьников, потому что ничего непонятно и неинтересно. Оставалось только зубрить, но подросткам хочется лишь гулять допоздна, засиживаться во дворах своих домов и ничего не делать, валяясь на полу комнаты под вентилятором в особо жаркие месяцы. Хван попыталась как-то скрыться, даже Чунджи пришёл на выручку, но учитель всё равно заметил школьницу, что курила с утра на крыше, всматриваясь в даль города, порой чересчур сильно вздыхая. Эта девушка вообще вызывала у Ёнджуна странные смешанные ощущения — по виду милая, ничем не обременённая, молодая, но если копнуть глубже, то можно обнаружить столько проблем, скольких нет порой и у взрослых людей. Дети не должны быть нагружены ими, у них ещё нет столько опыта, чтобы бороться, прогрызать глотки и ставить всех на места, лишь раз Чхве слышал, как Йеджи отчаянно защищалась перед директором, который говорил, что она тварь, что он её засудит, а Цзыюй в это время сидела в медпункте: ей обрабатывали стёртый подбородок, пару сломанных ногтей и разбитые колени. Наверно, чудо, что она отделалась лишь этим, а сама лестница была маленькой, не особо опасной, если бы ноги не заплелись, Чжоу и не полетела бы с визгом считать ступени и плакать навзрыд от боли у самых ног престарелого мужчины.       — Здравствуйте, класс, — проговорил Чхве, и Джунхён по инерции дёрнулся к себе, пожав плечами на безмолвную мольбу подруги — тут ничего не поделать, надо учиться. — Я рад вас всех видеть, давайте же начнём наш урок.       Ёнджун вёл урок, как всегда, объяснял все взаимосвязи, и вроде как он рассказывал интересно, увлекательно, пытался вовлечь подростков в свой мир, полный разных формул и достаточно интересных экспериментов. Он, правда, помнил и лучшие уроки, когда ему удавалось завладеть вниманием детей, но время от времени руки опускались, он просто рассказывал материал, а потом в спешке уходил, проводя самостоятельно рефлексию и понимая, что урок не имеет абсолютно никаких результатов, материал пролетел мимо класса. Это расстраивало очень сильно, хотелось изучать новые методики, применять их на ребятах, половина которых были с такими же глазами, как у Йеджи, но без особой боли внутри. Захотелось кинуть затравочку на тему после со скрипом давшейся актуализации знаний, и Ёнджун, порывшись в голове, как в огромном чане с супом, проговорил:       — А вы знаете, что железо можно превратить в газ? — подняла глаза Суджин, даже удивительно, ведь она особым стремлением к учёбе не отличалась.       В общем и целом, все со скрипом начали слушать, что-то записывать, одна Йеджи сидела, скрестив руки на груди, и смотрела на парту, исписанную ручкой — когда она отсутствовала, подруги приняли на себя вид вандалов и написали некоторые пожелания, что были очень приятны и милы сердцу. Жаль только, что в конце недели планировалась генеральная уборка, поставленная ультиматумом — если кабинет будет вылизан дочиста, мусор выкинут, а все парты избавлены от комочков жвачки и ручки, то класс может прийти на вечеринку в честь Хэллоуина, что организует школа. Попасть туда было мечтой практически для каждого — не проводилось чего-то скучного или тривиального, очень даже наоборот, директор, совещаясь с молодыми педагогами и замдиректорами, составлял развлекательную программу с обязательными призами, приглашал каких-то начинающих айдолов выступать на школьной сцене или же давал добро школьным объединениям, например, куда входил и Чунджи. Правда, поговаривали, что танцевальный коллектив, в котором друг Йеджи танцевал, не пройдёт цензуру — мальчики и девочки, танцующие достаточно сексуально на полу, вызвали как-то раз неоднозначную реакцию: друзья выступающих свистели и подбадривали, а учителя сидели с раскрытыми ртами.       Ёнджун закончил урок с чувством тревоги, выцепляя из разношёрстной толпы своих любимчиков, с которыми стоило поговорить по поводу их эмоционального состояния: Рюджин весь урок, склонив голову к тетради, что-то писала, пускай выглядела достаточно экстравагантно, её сестра, пережившая в своё время сильное эмоциональное потрясение, тоже прилежно вела конспекты. Йеджи, понятное дело, воспринимала информацию только на слух, остальные кризисники более-менее разобрались со многими своими проблемами и выглядели намного лучше после разговоров со школьным психологом и классным руководителем. Чхве дал себе слово, что поработает с Хван, которая до сих пор не может ему довериться, хоть внутренне понимал, что всё дело в том, что он мужчина — её отец при ней же изменял жене, потому и доверие к противоположному полу у девушки подорвано, его надо аккуратно и осторожно заслуживать.       На выходе учитель столкнулся с Уёном, местной маленькой знаменитостью: мало того, что постоянно на уроках витал в облаках, спал и отвечал невпопад, так ещё и писал в интернете романы. Об этом факте было известно практически всем, и юноша смущался тогда, когда школьницы подходили к нему, что только он пишет такие проникновенные работы, пропитанные болью, что хочется просто разрыдаться и умереть от раздирающих внутри чувств. Чон поклонился мужчине, влетая в кабинет, где находилась Йеджи, и девушка улыбнулась — они были друзьями, очень даже крепкими, и пускай учились в разных классах, день ото дня связь крепчала, теперь она была посвящена во многие тайны рукописей, помогала порой с написанием, когда кончались эпитеты и иные красивые слова. Стоило ли говорить, что Уён настолько проникся девушкой, что она, будучи красивой, решительной, стала его музой, а до этого была тайной любовью, которую не хотелось показывать всем? Сейчас парень мог сказать с уверенностью, что такие взбалмошные чувства остыли, голова прояснилась, и пускай Хван до сих пор вдохновляла и помогала, сердце рядом с ней не билось так сильно, как раньше.       — Как тебе сюжет об отце-одиночке, который справляется со всеми невзгодами жизни? Точнее, не просто сюжет, я тут с разрешения одного своего хёна решил написать его историю, — Уён говорил сбивчиво, подходя к парте Йеджи, и та заинтересованно распахнула глаза. — Мораль будет такой: даже находясь в безвыходном положении, можно найти утешение.       — Этот отец-одиночка найдёт себе любимую? — спросила Хван, в то время как остальные её друзья заинтересованно поворачивались, а самоназванный писатель всё больше краснел, не ожидая такого внимания со стороны. — Если нет, то это будет неинтересно читать — все привыкли к любовной линии, охватов у тебя не будет.       Уён был знаком с молодым мужчиной по имени Пак Сонхва достаточно долго: они жили по соседству, на разных этажах, и когда у Пака умерла жена от непродолжительной болезни, Чон был первым, кто застал самую настоящую истерику, когда по комнате летали вещи, рвалась бумага, а маленький двухмесячный ребёнок, не понимающий буквально ничего, плакал в своей колыбельке. Сейчас Сонджи, папиной любимице, единственной, что осталось от умершей и очень любимой Сехи, был год, она уже бегала по коридорам, хохотала и больше всего любила находиться в объятиях своего уставшего и работающего на дому папочки. Он ей заменил и мамку, и няньку, выкармливал из бутылочки, недосыпал и гулял, научился читать книги с выражением, пародировать героев мультфильмов и обязательно рассказывал дочке об её матери, показывая многочисленные фотографии. Она оставила неоперабельную опухоль, шрам на сердце, который никак не могли таинственным образом излечить женщины, алкоголь, да и к тому же был ребёнок, которого в первое время очень сильно хотели забрать родители умершей. Сонхва не позволил, сказал, что справится со всеми невзгодами, и как только убедились, что Сонджи в действительно заботливых руках, отстали от вдовца с чёрными кругами под глазами. Эту историю, максимально жизненную, хотел перенести Уён на бумагу и в интернет, показывая, что такие люди-герои, по-другому их никак не назовёшь, существуют и заслуживают уважения, а вдобавок хотел прикрепить нужные ссылки, чтобы читатели наблюдали дальше за ростом и развитием маленькой Сонджи.       — Тут дело в любви отца к дочери, — Чон был разбит мнением подруги и надул губы, складывая руки на груди и хмурясь — нет, он не расстроился, просто запустился мыслительный процесс, не окончившийся однозначными выводами. — Но если я дополню всё это любовной линией, — хитринка скользнула в губах, и Йеджи это почувствовала — как бы она не критиковала субъективно, она знала, что многие задумки друга были воистину прекрасны и проработаны до мелочей. Ему хоть и шестнадцать, он способен показать, что умеет писать, продумывать, пользовался всем, чем только можно, чтобы донести свой талант до читателей, а потом собирал восторженные отзывы, главным из которых был «Талантище!» — станут ли меня читать?       — Да делай что хочешь, — Джунхён ударился с парнем кулаками, и Уён ухмыльнулся. — Ты же знаешь, что в итоге всё сделаешь по-своему.       — Ладно, меня раскусили, но как вам сама идея?       — Прекрасная, — быстрее всех ответила Юна — она внимательно слушала с самого начала, а потом заслужила даже прекрасную улыбку Уёна. — Только ты в следующий раз не только к Йеджи обращайся, мы же тоже тут.       Уён, будучи человеком творческим, покраснел и вскоре просто убежал, понимая, что потом будет ловить Хван в коридоре или в столовой, лишь бы не находилось никого рядом лишнего. Юноша был стеснительным, ему трудно удавалось разговаривать с людьми и вообще заводить знакомства, то, что он сблизился с Йеджи, являлось его личной гордостью — мало того, что она красивая, так ещё и задаёт разные наводящие вопросы, чтобы понять, что приоритетнее. Парень теперь точно решил, как поступит, оповестит обо всём Сонхва, когда в очередной раз придёт в гости, чтобы поиграть с маленькой девочкой, которая с самого раннего возраста любила игру в «кукусики», когда Уён закрывал лицо ладонями, а потом показывал свою улыбку и говорил «кукусики». В такие моменты Сонджи улыбалась и гулила, вызывая приступы умиления у своего отца и его друга, который пускай и был многим младше, но уже понимал многие аспекты жизни. Что уж тут поделать, многодетная семья, он — средний ребёнок в семье с отягощением в виде брата-двойняшки по имени Укджин, на другом этаже школы обитала Соён, достаточно экстравагантная особа, младше их всего на год, Юнхо, самый старший, уже обучался в университете.       Немногие в столь раннем возрасте хотели семью, но Уён, честно, её желал, знал все риски и потому всей своей романтической натурой хотел найти «ту самую», с которой после выпускного поедет на свадьбу, поступит в один университет, а уже после прохождения успешной военной службы заведёт детей. Он думал, что Йеджи взглянет на него хоть раз как-нибудь по-другому, больше влюблённо, нежели по-дружески, сердце кровью обливалось, и пускай Уён пока не знал, но его жизненный путь — сплошные страдания, приправленные философскими размышлениями о тщетности всего. Именно поэтому он пока не видел взгляда Рюджин, что заинтересовалась бойким творцом иной действительности, что пришёл не к кому-либо, а к Йеджи. Любовь — странная штука, именно поэтому порой она вспыхивает с первого взгляда и не отпускает даже после смерти человека, когда кажется, что любить уже нечего.