Нефритовые стержни и не только

После своей очередной смерти и возвращения, Гарри долго думал, что ему делать со своей жизнью-несмертью. Вот-вот грозился наступить двадцать третий век, а он все еще коптил эту землю, наблюдая, как магическая Англия вымирает год за годом. Ничего удивительного, магия умирала во всем мире, а глупые людишки ничего не могли с этим поделать. Более-менее разумные расы давно озаботились доменами или подыскали себе какой-никакой мирок, да и эмигрировали туда. Люди остались вариться в собственном дерьме. Гарри тоже мог куда-нибудь податься, за два века он накопил достаточно знаний, чтобы найти выход или вход, это как посмотреть. Но покидать Англию не хотел, что-то держало его там, будто на привязи. Он ведь за все эти годы так никуда и не уехал с острова, хотя возможности были. Так что Поттер обосновался в собственной кофейне (очередное заброшенное увлечение, хотя заведение было популярным и приносило хороший доход так что грех жаловаться). Пил литрами кофе, улыбался постояльцам, играл в игры на мобильнике — занимался общественно полезными делами, так сказать. Это у него называлось великим словом «Думать». Хотя по факту, просто ждал, когда его величество Случай, пнет его под жопу в нужную сторону. Ведь если он до сих пор жив, значит для чего-то это нужно. Гарри просто отказывался верить в бессмысленность существования, особенно себя любимого. Сидел он в темном углу кофейни с дцатой чашкой латте, листал тамблер, когда к нему за столик подсела его любимая смерть. Гробовщик довольно элегантно плюхнулся в мягкое кресло и даже капли не пролил из своего стакана на вынос с забавной картинкой из какого-то комикса, то ли Марвел, то ли ДиСи, фиг разберешь этих новых героев мультивселенной. Гробовщик в этом веке все еще предпочитал старомодные камзолы с длинными плащами, хотя волосы прилично забрал в косу, открыв хищные глаза. Вот и славно, Гарри действительно ненавидел вытаскивать эти длинные серебристые волоски из своих чашек и тарелок, мерзость та еще. Посидели, помолчали. Гарри разговор начинать не стал, не он же подсел, да и что сказать старому знакомцу, которого давно перестал ждать? Гробовщик молчал по своим каким-то причинам, попивая кофе из стаканчика и мурлыкая себе что-то под нос. — Из-за тебя мы не можем запустить «Армагеддон», — сказал Жнец, допив кофе, и звучал он при этом то ли обиженно, то ли раздраженно. Гарри только плечами пожал, ему-то какое дело? Он вечной жизни-несмерти не просил, так что отдуваться за это не должен. Вот тот кто ему этот «нужный» подарок всучил, пусть перед Жнецами и отчаивается, а Гарри ничего не знает. Он может мечтал уже очень давно помереть и успокоиться, да не выходило. Гробовщик вздыхает устало, и выглядит в этот момент откровенно заебанным. Поттеру его даже чуть-чуть жалко, самую малость, примерно столько же, сколько нужно батрахотоксина, чтобы убить мышь. Ничтожно мало. — Тебе самому еще не надоело? — спрашивает Гробовщик, буравя его взглядом. — Ходишь-бродишь, хамишь ангелам и демонам, всех стажеров нам распугал. Сатклифф и тот к тебе приближаться отказывается. — А чего он на меня со своей бензопилой? — фыркает Гарри. — Думал, я адекватно отреагирую, когда меня кто-то распилить пополам попытается? Гробовщик пожимает плечами, смотрит пристально, как смотрел когда-то давно, когда впервые пришел за его пленкой и обломался. Гарри думает, что ему нравится, когда этот жнец так на него смотрит. У него от этого взгляда все внутри переворачивается и вспыхивает. — И что с тобой делать, Поттер? — спрашивает шинигами устало. — У нас все три начальства бесятся, а сделать ничего не могут из-за одного внезапно бессмертного тебя. — Меня надо любить, кормить и миловать, — отвечает Гарри совершенно серьезно. — А начальство ваше пусть лесом идет, тентакли удовлетворять, пока не найдет способ отправить меня в загробный мир. Я знаешь ли тоже от всего этого дерьма устал. — Любить, говоришь? — взгляд Гробовщика становится еще более пристальным, и Гарри чувствует отчетливую волну желания. — Ну, пойдем тогда. — Куда? — спрашивает Гарри, поднимаясь следом за шинигами. — Любить тебя буду, Поттер, — усмехается тот. — Любить.