Память, не молчи!

      Утро в замке Ардерика началось с непривычно раннего солнца. И странного запаха, который ударил в нос, стоило распахнуть ставни. Воздух был пропитан солоновато-сладковатой гнилью, противной, но смутно знакомой. Завтрак прошёл под крики Греты, распекавшей прислугу за небрежность.       Однако источник вони был не в замке и не во дворе. Чем ближе подходили к месту вчерашних взрывов, тем запах становился сильнее. А когда открылся склон, окутанный паром, Такко окончательно понял, в чём дело.       Внизу, где вчера рвали камень, разливалось дымящееся желтоватое озеро. Белёсые языки лизали откос, клубились над мутной гладью. К запаху гнили примешивался густой маслянистый дух.       — Нам дорога вообще-то для телег нужна была, — заметил Ардерик. — Для лодок море есть.       Такко не ответил — лихорадочно соображал, что же стряслось. Взрывы явно проложили трещину к подземному источнику, но как так вышло? Может, в каком-то заряде всё же оказалось больше взрывчатки, чем требовалось? Может, заложили слишком глубоко?..       Как назло, за гребнем запел рог. Показались знамёна с вышитым ландышем, а следом на тропу выехала Элеонора. На шаг позади неё держались близнецы. Чем выше поднимались их брови, тем круче они сходились на переносице у Элеоноры. Когда она, не спешившись, приблизилась к краю уступа, ярость в её голосе клокотала, как кипяток:       — Это что, позвольте спросить?       Такко поёжился — ради Элеоноры пришлось снова влезть в дублет, и ветер с моря прохватывал насквозь. Он набрал воздуха и уверенно заявил:       — Это купальня.       — Купальня?       — Да. Подземные воды бывают весьма целебны. Мне давно казалось несправедливым, что на Севере нет таких купален, как в Аранских горах. Надеюсь, зимой она напомнит вам о безмятежных годах юности и тепле родного юга.       — Ах вот как?       За спиной принялся безмятежно насвистывать Ардерик. Вмешиваться он явно не собирался.       — Вы заручились моей поддержкой в обмен на дорогу, — цедила Элеонора. — И что я вижу? Вы злоупотребили моим доверием и гостеприимством барона Ардерика. Зря я возлагала на вас надежды!       — А чем купальня-то плоха? — Это Верен решил вступиться. Такко показал другу за спиной кулак и мысленно поморщился, услышав смешок Ардерика.       Элеонора усмехнулась углом рта и послала коня вдоль края уступа. Такко обречённо зашагал за ней.       — Как же ты наивен, — бросила Элеонора, не оборачиваясь. — Полагаешь, если Ривелен послал в Орзорум именно тебя, по твоим следам некому пройти?       Отвечать не было смысла. Такко молчал, поглядывая на дымящуюся гладь внизу. Потом встрепенулся:       — Отчего вы решили, что рецепт из Орзорума?       Элеонора по-прежнему стояла спиной, но когда заговорила, было слышно, что она улыбается:       — Тебе прислали небольшой сюрприз из столицы. Правда, он не очень хорошо перенёс дорогу, пришлось отправить сразу в замок. Вечером увидишь.       — Вы не ответили на мой вопрос.       — Не моя беда, что ты не понял ответ.       Сюрприз из столицы! Очевидно, Ривелен получил письмо, где Такко намекал на имя Олларда в награду за взрывчатку, и сразу написал Элеоноре. Теперь баронесса походила на сытую кошку, играющую с добычей. Чем же канцлер с ней поделился?       — Я давно за тобой наблюдаю, — снисходительно заметила Элеонора. — До меня даже доходили некоторые глупые сплетни. Я никогда к ним не прислушивалась. И была права. Весь твой успех — чистое везение. Тебе никогда не дотянуться до своего учителя. Он бы не допустил такой глупой ошибки.       Такко дёрнулся, как от пощёчины. Никогда он не жалел, что в его жилах нет маркграфской крови. Их сближало другое — талант и годы упорного труда. Имя Олларда и помощь Ривелена помогли пробиться наверх, но удержался Такко сам. И легче было получить оплеуху, чем услышать, будто это не так.       Особенно сейчас, когда свидетельство его неудачи разливалось внизу зловонной лужей.       Выручил резкий окрик Ардерика. Близнецы, конечно, сразу спешились и полезли вниз. От дымящейся кромки озера их отделял десяток шагов.       — Зато вы превзошли своих, — сказал Такко Элеоноре и торопливо спустился.       У воды было тепло и сыро. К запаху Такко уже притерпелся, а близнецы морщили носы и прикрывались рукавами.       — Валите наверх, — сказал он. — Баронесса волнуется.       — Пусть волнуется, — заговорили они наперебой. — Здесь за нами смотрит Рик.       — Зачем вы начали без нас?       — А ты взрывчатку как поджигал — фитилём или стрелой?       — А скважины глубокие делал?       — А заряды остались?       Такко невольно улыбнулся. Присел у кромки и опустил пальцы в воду. Она была жёлтой и маслянистой. Горячей, но терпимо — остыла на холоде.       В общем-то ничего непоправимого не произошло. Даже наоборот. Было бы хуже, если бы промоину не заметили, и обозы однажды провалились бы в кипяток. А если вода здесь и правда такая же целебная, как в южных источниках, можно хоть лечебницу открывать. Грете понравится.       Близнецы тоже присели на скользких камнях и трогали воду, удивлённо переговариваясь. Такко опять их путал, и смотрел только на руки: тот, что опустил левую, видимо, Мар. А может и нет. И как Элеонора их различает?       Он ещё поболтал ладонью в маслянистой мути. Лизнул — солоно. Да, очень похоже на южные целебные источники.       — Не отравишься? — обеспокоенно спросили близнецы.       — Неа. Пить её нельзя, но если случайно проглотишь немного, не страшно. Да не у матери на глазах! — одёрнул он того, кто снова потянулся к воде.       Близнецы переглянулись и прыснули. Такко покосился на Элеонору, наблюдавшую с края уступа. За её плечом вырисовывалась служанка с непроницаемо-мрачным лицом.       — Я маленький был, однажды волчьих ягод наелся, — поделился он с близнецами. — Отец меня еле выходил. Ничего, обошлось. А ты говоришь — водой отравишься.       В серых глазах загорелся ожидаемый интерес.       — Ты потом эти ягоды стороной обходил?       — Ага, как же. Как выздоровел, пошёл и ещё налопался. Мне было забавно, как отец со мной возился. Пусть, думал, ещё побегает. Говорю ж, маленький был.       На одинаковых лицах снова расплылись улыбки, но уже не такие широкие. Тот, кого близнецы считали отцом, о них не заботился. Его от волчьих ягод никто не выходил. У Такко было достаточно историй, чтобы тронуть наследников и подвести к главному разговору.       — Марбрехт и Эстенфрид! — громко отчеканила Элеонора.       Близнецы оглянулись на мать, но тут же снова повернулись к Такко.       — Ты в башне-то был?       — Нет. Не успел.       — Пойдём сегодня? Мы тебе там всё покажем. Там и посидеть есть где. Приходи на вечернем отливе.       — Замётано. А теперь бегом наверх!       Близнецы карабкались по склону, и Такко казалось, что всё же природа не обделила их сходством с маркграфом. Те же ломаные, неуловимо угловатые движения, но без тени нервной дёрганости — спокойные, точные, уверенные.       Силуэт Элеоноры чётко вырисовывался на фоне неба. Такко впервые видел её верхом и не мог не отметить, как ловко она держится в седле. Жаль только, что её торжествующая поза не обещала ничего хорошего.

***

      Когда Такко добрался до мельницы, солнце клонилось к вечеру. Часа три, не меньше, он с мастерами провозился у озера — взяв лодку, мерили глубину и искали трещину, но не нашли, да ещё и утопили лот. Одно сделали — набрали воды, чтобы отстоять и рассмотреть осадок под лупой. После мастера с радостью отправились к баронскому столу, а Такко в замок не пошёл. Не хотелось лишний раз слышать о своей неудаче, да и обещанный сюрприз от Ривелена как-то не располагал. Пришлось довольствоваться обществом Арна, и Такко тщетно пытался не выместить на нём всё накопившееся за день.       — Не ошибается тот, кто ничего не делает, — попытался поддержать Арн, пока Такко переливал воду из кувшина в стеклянные колбы.       — Потому ты третий месяц боишься к брату подойти?       — На хер иди.       — Да мне-то что. Только пока ты яйца отыщешь, придётся не только рассказывать, что Вилларды тебя погнали, но и придумывать, отчего сразу брату на глаза не показался.       — Да кто тебе сказал, что я вообще хочу с ним говорить? Брат, тоже мне! Я его видел раз в год по паре дней и, знаешь ли, не слышал от него ничего хорошего! Я на Север шёл не ради брата, а ради покоя. Некуда было больше!       Очень хотелось запустить в Арна колбой. Или чем потяжелее. Такко зажмурился и досчитал до пятнадцати. И ещё раз. И ещё.       — Твоё дело, — бросил он наконец Арну. — Просто я-то осенью уеду. Хотел получше тебя устроить.       Арн поднялся и вышел, хлопнув дверью.       Да и тьма с ним! До вечернего отлива оставалось не больше часа, а там гори оно всё. Такко быстро потянулся к сундуку, на дне которого лежал невзрачный ларец. Отпёр ключом, который носил на шее, и коснулся узкого кожаного футляра. Не нужно было разворачивать, чтобы освежить в памяти последнее письмо Олларда. Такко перечитывал его столько раз, что мог повторить каждый завиток, каждый изгиб размашистого маркграфского почерка.       Брать или не брать? Он не собирался сразу выкладывать близнецам всё. Но мало ли как сложится разговор. Свиток в чехле скользнул за пазуху.

***

      Близнецы стояли на берегу и пускали по воде камни в ожидании отлива. Пена ещё кипела вокруг деревянных опор, когда они втроём ступили на обнажившийся древний мост.       — Ты здесь сражался, да? — взахлёб расспрашивали близнецы.       — Это же дыра от тарана?       — Вот по этой стене шёл Рик, чтобы убить Шейна.       — Тут Шейн прыгнул в воду.       — А тут вы с Вереном высадились с лиамских кораблей!       — Так же было, правда?       — Правда, — выдохнул Такко. — А здесь сожгли старых барона и баронессу. Погребальный костёр горел меньше, чем мы искали для него дрова.       — Просто с ума сойти, что ты всё это видел!       С темнеющего неба спорхнул ворон. Сел на стену, кося чернильным глазом. Эст — теперь Такко уже различал наследников — достал кусок вяленого мяса, и ворон охотно сел ему на кожаный наруч.       — Верен прикормил, — сказал Эст, поглаживая чёрные перья. — Рик ему шею свернуть хотел, но Верен не дал. Теперь он совсем ручной.       — Это тот самый? — ахнул Такко. — Старого барона?       Близнецы кивнули.       Свидетель заката Эслингов деловито клевал мясо. Потом вспорхнул, прихватив остатки, и продолжил пиршество на стене. Эст проводил его взглядом и вмиг посерьёзнел:       — Ну, в башню!       Они забрались на самый верх, на смотровую площадку. Ветер выл, как стая волков, пронизывая замок сквозь сбитые ставни, но под защитой зубцов было не холодно.       — Здесь полно призраков, — заговорщически рассказывал Мар. — Они же возвращаются туда, где умерли. Мы столько раз ходили сюда на полную луну! Только так никого и не видели толком.       — Вот и хорошо. — Такко удобно привалился к стене, но внутри трепетал, как натянутая тетива. — Представь, какая толпа тут бродит!       — А если позвать нужного? Только знать бы, как это сделать…       — Говорят, призраки приходят не только на место гибели, но на любое важное при жизни место. Скажем, Шейна казнили в Эслинге, но его призрак явно тут. Это же его дом.       Близнецы притихли. В вое ветра нетрудно было расслышать властные приказы, а в карканье — резкий голос старой баронессы.       — Ты видел, как ему снесли голову? — почти прошептал Эст.       — Я стоял от него так же близко, как сейчас от тебя. Маркграф Оллард читал приговор, а я был при нём.       — А исполнил приговор Рик, — тоже шёпотом проговорил Мар. — Я бы хотел поговорить с Шейном! Только как его позвать?       Такко перевёл дух.       — Говорят, призрака можно приманить на вещь, которая принадлежала ему при жизни. А ещё он охотнее приходит на зов тех, с кем у него общая кровь.       Письмо упиралось в рёбра, как кинжал сквозь ножны. Близнецы, кажется, даже дышать перестали. Рассветные силы, да не дураки же они! Может, слышали сплетни, может, дошли своим умом. Но неспроста впились взглядами и сидят недвижно, будто вросли в гранитные плиты.       — Мы бы могли позвать Шейна. Ведь у нас с ним общая кровь, — проговорил Мар, смотря на Такко в упор.       — Хотя это не то родство, которым следует гордиться, — подхватил Эст.       — Родством не гордятся, — медленно выговорил Такко. — Ведь в нём нет нашей заслуги или вины. Его принимают как есть, чтобы когда семейные призраки явятся к вам сами, узнать их и принять их дары.       — А если у твоего рода нет призраков?       — Они есть у всех. И ждут, когда их наследство примут. Что бы там ни было.       Заброшенная башня стонала и выла. Неспроста братьев тянет сюда! Они чуют, что за много миль стоит другая, где их ждут по праву крови. Такко сморгнул видение. Две пары глаз уставились на него, не отрываясь.       — Если мы встретим Шейна или отц… — Мар запнулся, замешкался, — барона Тенрика… что они нам дадут?       Такко не нашёл слов. Только молча покачал головой.       Ветер выводил не то победную, не то заупокойную песню. Близнецы не шевелились, и было не найти слов, чтобы сказать главное.       — Мы знали, — прошептал Эст. — Всегда. Мы ведь совсем на них не похожи.       — В нас нет ни капли крови Эслингов? — требовательно спросил Мар.       Такко снова мотнул головой.       — Зато вы носите их имя, — добавил он быстро, — и это не то, от чего следует отказываться.       — Да ясное дело, — отмахнулся Мар. — Надежда Севера, вот это всё. Ты знаешь, кто наш отец?       Такко кивнул. И медленно потянулся за письмом. Последнего вечернего света как раз хватит, чтобы прочесть.       — Погоди! — у Эста горели глаза и дрожали руки. — Мы же давно обо всём догадались. Слушай: ты воевал с нашим отцом плечом к плечу. Ему мы обязаны победой. Его по праву чтут как героя! Верно?       Такко кивнул едва заметно, подозревая неладное. Близнецы расхохотались и крепко обнялись.       — Мы знали! Всегда знали! Потому он растил нас, потому не боялся ругать… и никогда не мог назваться отцом!       — Погодите! — ахнул Такко, холодея от внезапной догадки. — Тот, кто вас растил…       Куда там! Близнецы не слушали — вскочили и вихрем умчались вниз.       — Стойте! — крикнул Такко в пролёт. — Это не Ардерик!       Рик, Рик, Рик! — отозвалось эхо. Такко выругался и тоже припустил вниз, чувствуя себя полным болваном. Но близнецы знали на лестнице каждую щербинку и вылетели во двор первыми.       — Это не Ардерик! — заорал Такко, едва выкатившись из дверей.       Вечерний ветер дул с берега и унёс его слова к морю. Он поднял руки и замотал головой, пытаясь хоть так объяснить. Только близнецы поняли по-своему. Их слова ветер донёс отчётливо:       — Не бойся, мы никому не скажем! Не дураки!       Они исчезли за воротами. Такко едва успел ступить на мост, как до него донёсся стук копыт.       Не догонишь.

***

      Чем дольше тянулся ужин, тем сильнее Элеонору переполняли тревога и ярость. Утром она смогла их обуздать, но к вечеру устала улыбаться и отвечать на неуклюжие любезности. Близнецов за столом не было, мальчишки — тоже, и нужно было действовать! Но Ардерик, как нарочно, не понимал ни взглядов, ни жестов, и наполнял кубок снова и снова. Наконец они с Гретой поднялись из-за стола. Через четверть часа встала и Элеонора.       — Нам с Риком надо поговорить, — без обиняков заявила она Грете, войдя к ним без стука.       Та молча вышла. Слишком многим она была обязана Элеоноре, слишком крепко держали её власть и прибыли с солеварен. И они достаточно пережили в этом краю, чтобы понимать друг друга с полуслова. А если бы этого оказалось недостаточно, всегда можно пригрозить, будто Грета загубила безнадёжного больного. Так или иначе, ей можно было доверить любые тайны. Кроме той, сокровенной.       Элеонора прошлась вдоль длинного стола, постукивая по шершавой поверхности. Сразу видно, здесь не приёмы устраивали — тут расплывалось пятно от перевёрнутой в гневе чернильницы, там белели следы от ножа. Бумаги валялись вперемешку с арбалетными замками, образчиками тканей из красильни и прочей всячиной. Сам Ардерик устроился в глубоком кресле, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.       — Почему Мара и Эста не было за ужином? — начала Элеонора.       — А что им делать за столом? Это тебе в шестнадцать были интересны пиры.       — Они сказали, куда и с кем идут?       — Думаешь, я бы сидел спокойно, если б не знал?       Элеонора раздражённо передёрнула плечами.       — Уймись, — Рик прятал усталость, но плохо. — Да, мы потеряли два месяца, но до зимы ещё далеко. Я уже прикинул, где бурить новые скважины. Зато к зиме будут тебе и дорога, и купальня. Хочешь, назовём её твоим именем?       Элеонора пропустила колкость мимо ушей. Припомнит её в другой раз.       — Полагаешь, это случайность?       — А что ещё? — Рик поморщился и стал стягивать через голову вязаную рубаху.       — Тебя не насторожило, что для испытаний не нашлось места поближе? — раздельно проговорила Элеонора. — Не насторожил «сюрприз» от канцлера? И, наконец, эта неудача?       Рик уже не скрывал раздражения:       — К чему ты ведёшь?       — Дорога — только предлог.       — Прекрати, а? Свинье ясно, что парень не из благородства явился в такую даль. Там тщеславия выше крыши. Да и тьма с ним! Наше дело — получить с него всё, что можно, и проводить с облегчением.       — Уже получили, спасибо!       — Я видел, как он работал, и какую рожу скривил, получив лужу вместо дороги. Будь он честолюбивым бездельником, я бы первым его погнал. Но у гор подлый нрав, хуже, чем у иных людей, и никто в этом не виноват.       Элеонора отвернулась. Прошла к окну, подпёрла подбородок ладонью. Все её чувства кричали об опасности. Ей с самого начала не нравилась эта затея, а теперь всё складывалось и вовсе пугающим образом.       — Порой мне кажется, что титул барона Севера лишает смелости, — протянула она, глядя в сумрак за стеклом.       — Выходила бы за Шейна, — беззлобно отозвался Рик. — Правда, тебя бы казнили вместе с ним. Сейчас тобой бы пугали маленьких детей, а парни постарше ходили бы ночью на твой курган, чтобы доказать свою храбрость. Зато ты не жила бы с трусом.       — Сам примкнул бы к нему! Ты так восхищаешься его отвагой, будто забыл, сколько бед он принёс!       — Ничего я не забыл. Шейн был избалованным недоумком, растерявшим остатки мозгов от жажды власти. Но у него хватило смелости бросить вызов столице, а мы с тобой под неё прогнулись. Имей мужество хотя бы признать это. Так чего ты хочешь?       Элеонора медленно выдохнула сквозь зубы.       — Я не хочу новых неожиданностей. И не собираюсь. ждать до зимы. Мальчишка опасен. Ему не место на Севере.       — Хочешь ослушаться канцлера? Если мы сейчас его прогоним…       — Несчастные случаи не в воле канцлера.       Рик поднял на неё недоумевающий взгляд:       — Сдурела?       — Если не сделаешь ты, я разберусь сама. Айрис никогда со мной не спорит, в отличие от тебя!       — Даже не сомневаюсь! — теперь в голосе Рика отчётливо звучала ревность. — Только здесь вы обе не будете спорить со мной, ясно? Север только успокоился. Руки я уже лишился и не собираюсь потерять ещё и голову, улаживая новую волну дрязг!       Он отвернулся к подносу, где стояли заботливо приготовленные Гретой настойки — от ломоты в суставах, от головной боли и для крепкого сна — явно показывая, что разговор окончен. Едва он поднёс кубок к губам, Элеонора выпалила:       — Он знает о близнецах.       Рик поставил кубок, не отпив.       — Он расскажет при дворе, если уже не рассказал, — чеканила Элеонора. — У них отнимут имя, власть, всё! Спаси их!       Рик всё же осушил кубок. Помолчал, будто смаковал послевкусие, хмыкнул.       — Спасти от чего? От груза власти, интриг, сплетен? Спасти, чтобы никогда не назвать их своими? Не растить открыто, не сметь гордиться, вечно скрывать, что это моя кровь?!       — Я родила тебе сына, которого ты можешь звать своим сколько влезет!       — Вздор! Ты-то не можешь, и он зовёт матерью Грету. Та делает вид, что так и надо, Верен с Бригиттой делают вид, что ничего не понимают, а я делаю вид, что меня это не волнует. На благо Севера, сожри его тьма!       Элеонора подошла ближе и оперлась на разделявший их стол:       — Наши дети потеряют не власть. Они потеряют всё. Думаешь, их отдадут тебе, если узнают, что они не Эслинги? Как же! Нас с тобой казнят, а близнецов заберут в столицу, будут допрашивать, может, даже пытать! А сюда придут южане. Хочешь, чтобы твой дом снова достался Виллардам?       — Хватит!       — Спаси их, Рик! Не для себя прошу — ради них! Ради всего, что мы пережили!       Рик с грохотом швырнул кубок на поднос и потянулся за курткой. Элеонора кинулась застегнуть пуговицы, но он отбросил её руку.       — Скажи своей Айрис не совать носа из покоев. Уезжайте завтра же с утра. Если парень явится сюда, пусть чешет на мельницу. Скажи, что там воры, пожар, придумай, что хочешь!       Элеонора благодарно коснулась его щеки. Ардерик уклонился, сдёрнул с крючка пояс с метательными ножами и длинным кинжалом, ловко приладил, зажав между бедром и стеной, и вышел, не оглядываясь.

***

      Над морем поднималась полная луна. На тропе сгущались сумерки. Такко тащился к развилке, ведущей к замку и на мельницу.       Что ему делать в замке? Ещё раз объясниться с близнецами? Нечего и думать, пока рядом столько народа. Рассветные силы, это ж надо было в один день завалить всё! Да ещё так бездарно! Хотелось забиться в башню и выть там вместе с ветром, пока не отпустит. То есть до конца времён.       Но надо было идти. Элеонора не собиралась задерживаться на побережье, и следовало выяснить, что за распоряжения она получила от Ривелена. Хотя бы попытаться. И глянуть на обещанный сюрприз. Что там вообще может быть? Наверняка письмо, но вообще за два месяца могли и гонца прислать…       Такко поднялся на уступ, где раздваивалась тропа, и с тоской посмотрел в сторону мельницы. И мигом подобрался — там горел огонь.       Верно, Арн засиделся. Только он всегда ложился рано, да и зачем ему свет? Читать он не любитель, писать — некому. К тому же горела явно не свеча, а большой фонарь — свет был виден далеко. Будто нарочно подавали знак.       Может, близнецы? Повернувшись к замку спиной, Такко быстро зашагал к мельнице.