Сила слов

— Молодая Госпожа! - с порога, в Юген влетела её личная служанка, заключив в кольцо крепких объятий. Озадаченная недавним разговором, для вошедшей истребительницы получить столь радостное приветствие стало сюрпризом весьма неожиданным. Впрочем, она не растерялась, подхватывая потерявшую равновесие, возможно, мало что видящую сквозь слёзы, миниатюрную девушку.       Всех детей семейства Мизуши растила одна няня. Воспитанием Юген также занималась она, однако, когда девушке было семь, на свет появился её младший брат Кио, потому женщине наказали следить за ним, справедливо рассудив, что Юген более в присмотре не нуждалась. Чтобы не оставлять маленькую к тому же не так давно потерявшую мать девочку, ей на помощь приставили внучку няни. Из-за небольшой разницы в возрасте девочки быстро сдружились. Юген частенько её баловала, насколько позволили собственные возможности и время, разрешала обращаться с собой менее формально, в замен получая искреннее уважение, признательность и помощь. Уме любила Юген, как младшую сестру, сочувствовала её ранней утрате, а ещё всеми силами пыталась отговорить от становления на опасный путь истребления демонов.       Юген нежно улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. Пока подруга с чувством ревела ей в грудь, девушка поддерживала ту за подмышки и даже как-то умудрялась пару раз пройтись рукой по черноволосой подрагивающей макушке. Успокоившись, Уме слегка опёрлась о плечи госпожи, позволяя себе на мгновение замереть, разглядывая похудевшее, слегка осунувшееся бледное лицо, всматриваясь в невероятной красоты янтарно-медовые глаза, слегка прищуренные, немного красноватые и уставшие. На тонких скулах истребительницы девушка приметила парочку кривых порезов. Они были свежими на вид, однако кровь была уже запёкшаяся и уже начинала менять свой алеющий цвет. На глазах Уме вновь образовалась влага, дрожащая рука осторожно прикоснулась к щеке напротив, аккуратно поглаживая пальцами нити увечий.       Уме была невероятно счастлива увидеть госпожу вновь. Признаваясь самой себе, девушка и не надеялась на повторную встречу. Она провожала Юген с позорным для себя прощанием, втайне от неё перенимая позицию главы семьи Мизуши – будучи истребителем демонов от природы хрупкая госпожа выживет едва ли. Не было и дня, когда Уме не корила бы себя за то роковое молчание, за тот день, когда вместо упрямого протеста она выбрала тупое смирение. Знакомство с настоящей силой слов далось ей с трудом: Уме осознала её лишь спустя год, когда и так редкие письма, состоящие из пары расплывчатых предложений, перестали приходить окончательно, провоцируя в разгорячённом уме не самые утешительные предположения; тогда, когда на смену леденящим душу картинам, созданным богатым воображением, пришла горечь от непроизнесённых слов. Предостеречь, отговорить, пригрозить – сколько всего она могла сделать, сказать, чтобы отвратить уход молодой неразумной госпожи? Уме терялась, не находя ответа на свой собственный вопрос, вот только интуиция звонким эхом, словно на повторе, в голове кричала: «Много!».       Проглотив застоявшийся в горле комок желчной досады и нещадной ненависти к себе самой, девушка измученно улыбнулась. Она приняла смелое решение отпустить свой грех, забыть и превратить его в опыт. Это будет более рационально и, возможно, сослужит во благо и Юген, и самой Уме. Девушка опустила руки на предплечья госпожи, нервно поглаживая те, попутно анализируя принятое решение. Однако что-то в происходящем показалось ей странным: нечто ей не нравилось на подсознательном уровне, как будто бы не имело право на существование. Да, если приглядеться, дело было в человеке напротив, и не в самой личности, а в целом наборе предметов, выводящих Уме из себя одним только своим видом. Эта отвратительная чёрная мужицкая форма, насмешливо-задорно уходящая то ли в темно-голубой, то ли в светло-синий, подчеркивая самые интимные места; о катане упоминать не стоило вообще – её Уме ненавидела в разы сильнее, так как видела куда чаще того тряпья, в котором щеголяла Юген.       Девушка решила, что раз додуматься до причины её неожиданного волнения самой не получается, то лучше найти источник зрительно. Она слегка отстраняется от госпожи, продолжая несильно удерживать ту за плечи, дабы сохранить их нынешнее положение. Юген стояла практически не моргая, следя за придирчиво разглядывающей её давней подругой. Та, в свою очередь, обрабатывала увиденное: раздражающая, вульгарно облегающая всё, что облегать ни в коем случае нельзя, форма, белые носки таби, испещренные голубым геометрическим орнаментом, ножны катаны, хаори, цветом и раскраской аналогичное таби – привычный и ненавистный ей, Уме, образ. Она считала, что Юген больше шло красивое кимоно и золотой ободок на безымянном пальце. Последнее хотелось бы лицезреть исключительно в комплекте с любящим мужем под боком, подольше от этого дома, истребителей и демонов. А от вида распущенных, отросших, пепельно-серых волнистых волос, спутанных и обсечённых настолько, что и двух часов привести их в порядок не хватит, у Уме подкашивались ноги.       Издав что-то среднее между обречённым на долгие страдания стоном и сокрушённо-сочувствующим выдохом, девушка собралась было отпустить наверняка вымотанную уставшую госпожу, как вдруг почувствовала то, чего чувствовать не должна была. Она быстро сложила «два плюс два», ловко подбирая необходимый для целостности картины пазл. Уме плавно прошлась по плечам и предплечьям в несколько заходов, дрожащими, но цепкими ладонями ощупывая руки напряжённой из-за происходящего Юген. — Госпожа, это... мышцы?..       Само выказывание данного вопроса уже говорило о том, что ответа не требовалось. Риторичность пропитывала каждую букву, сочащуюся угрозой надвигающейся бури и сгущающихся облаков. Юген напряглась сильнее, лихорадочно соображая, как уклониться от второго за сегодня скандала, чем задобрить пассивно-агрессивную горничную, и что из двух этих пунктов в приоритете. — Ты должна знать, что если бы я не стала сильнее, то рисковала бы помереть раньше времени. Что за мечник, который не способен удержать в руках этот самый меч? - слегка отступая назад, бормочет Юген. — Но Вы же говорили, что работа истребителя не так опасна, чтобы на ней умереть...       Юген отвесила себе дюжину мысленных оплеух, осознавая, как феерично закапалась. Демоны были страшны, но и Уме не лыком шита, потому следовало дважды подумать, выбирая между боем с каким-нибудь Они и простым разговором с разъярённой подругой. Юген уже была готова соврать, предотвращая дальнейшую затяжную разборку, совершенно нежеланную в данный момент, однако перед глазами быстрыми кадрами пронеслись невероятно сложные и изматывающие два года службы, осевшие бесконечным изнеможением в каждой клеточке тела. Юген в пару шагов сокращает между ними дистанцию, обессилено падая в руки удивлённой Уме. — Если честно, то я очень устала. Так сильно устала, что путь до дома показался мне отпуском...       Юген плотнее прижимается к старшей, носом зарывается куда-то в ворот её комона, чувствуя как тонкие руки крепко обнимают в ответ, надежно и беспримерно уютно. Тело постепенно расслабилось, веки внезапно стали такими тяжёлыми, что оставаться в сознании приходилось усилием воли, больно щурясь, дабы не поддаться неожиданной дрёме. Ощущая тепло и запах служанки, добровольно скованное во льдах сердце Юген начало оттаивать, с каждым ударом пронося по грудной клетке терпкий трепет и смущающую нежность. Уме значила для неё куда больше, нежели кровные братья и сестры. — Тяжело Вам, наверное, пришлось?.. - скорее не вопрос, а утверждение; Юген слышала, как дрожал её голос, — Демоны страшные? Вы много людей спасли? Я уверена, что много – Вы ведь так старались...       Уме вновь зачастила всхлипывать и шмыгать носом. Когда на шею Юген начали падать крупные капли девичьих слёз, она собрала все оставшиеся силы в ногах, поднимаясь, дабы не давить своим весом хрупкую девушку, которая, казалось, и сама была готова без сил свалиться на татами.       Юген перехватила служанку под локоть и ловко усадила за чабудай. Спустя несколько минут обеим удалось успокоиться и, впервые за несколько лет, поговорить. Уме без умолку трещала обо всём на свете: чем занималась в отсутствии госпожи, за чем следила, рассказывала множество забавных историй. Юген по большей части слушала, ведь практически вся её жизнь вне дома была посвящена рутине истребления людоедов, да и заканчивались некоторые ситуации очередным ранением. Кроме того, не хотелось говорить, что полного восстановления девушка никогда не дожидалась – страшно представить сколь много драгоценного времени это бы отнимало. Обычно она не пролёживала на больничной койке больше месяца.       Так прошла неделя. Девушки провели её в обществе друг друга, общаясь, с удовольствием прогуливаясь по окрестностям пригорода. Один раз Юген даже позволила Уме поприсутствовать на своей утренней тренировке. Горничная, после, долго причитала за огрубевшую кожу девичьих рук и слабые очертания пресса, однако сама Юген лишь отшучивалась, деликатно умалчивая, что для неё потеря формы могла привести к смерти. Она не отличалась особой силой, пусть и была немного жилистой, однако в бою полагалась лишь на стратегию и скорость. Применить силу получалось редко, ведь шея особенно сильных демонов невероятно прочна. Однако, дыхание Льда, которому удалось обучиться у самой сварливой старушки на свете, базировалось на инерции: главным было набрать достаточную скорость и, не теряя её, добраться до шеи, а дальше, с помощью пяти кат, ударить в такт потока холодного ветра. Иногда нужное место промерзало, так что после сделать аккуратный срез не составляло труда. Сама Юген свой обретённый стиль считала находкой, но, посвятив во все тонкости этого дела впечатлительную Уме, практически довела ту до ручки. Следовало бы запомнить, что её закалённая боями психика немного отличается от психики старой подруги.       На седьмой день отец отправил за девушкой ту же служанку, что встретила её в первый раз. Юген не удосужилась узнать у той имя, поскольку планировала покинуть поместье по первой же возможности и вернуться лишь в крайней необходимости. В чём-то она и вправду оказалась права – имя той женщины в дальнейшем ей вспоминать не придётся. Более того, возможно весь этот визит был последним, а отчий дом, хранивший в себе столь дорогие и, одновременно с тем, ненавистные сердцу воспоминания, станет их частью. — Могу я попросить Вас повторить сказанное ранее, дорогой отец? - не веря своим ушам, девушка отупело взирает на сгорбленную спину родителя, вновь перебирающего какие-то бумаги. — Как тебе будет угодно, - как бы невзначай бросает он, — Я велел тебе готовится к отъезду: до места назначения вам ехать около недели, так что накажи служанкам собраться с особой тщательностью. Я уже позаботился о приданном. Вещей у тебя здесь не было, поскольку ты долгое время отсутствовала, но ничего страшного – мы закупились всем необходимым, пока ты отдыхала. — О-отец, пожалуйста... О чём Вы говорите? Что Вы... — Кроме резни ничему более не училась? - грубо спрашивает мужчина, — Какая жалость. Раз не можешь дойти до этого сама, объясню я. Ты выходишь замуж. Времени у тебя не так много, так что, как я упоминал ранее, тебе лучше поспешить. Послезавтра выезжаете.       Юген сглотнула вязкую слюну. Память, как по волшебству, подбрасывает нечто глупое, сказанное старшей сестрой перед её замужеством: «Надеюсь, ты будешь полезней меня»       «Значит, я не принесла пользы?» - подумала Юген.       Натянутая на протяжении всего разговора струна внутри неё с треском порвалась. Оставленный после неё грохот подменила абсолютная апатия и пустота. Вместе с тем пропало всякое желание препираться. Девушка низко поклонилась, практически утыкаясь носом в старые татами. — Как скажете, отец...