Сила слов

      Поместье семейства Мизуши отличалась своими размерами и довольно мрачной атмосферой. Оно раскинулось в пригороде, где было построено множество подобных ему частных домов. Внешне особняк пусть и выделялся от прочих чиновнических, но в целом оставался обычным жильём самурая: высокий забор и несколько построек рядом, небольшой сад, беседка. Он был красив и во многом удобен, но у Юген вызывал смешанное чувство. Выросшая в нём, девушка хранила в памяти не самые приятные события, минувшие в этом месте.       Юген тяжёлым взглядом прошлась по высоким деревянным воротам, перебирая свои чувства в попытке остановиться на чём-то одном. Дом за оградой приходился местом, где она росла, но счастливых воспоминаний не вызывал. Напротив – всякая попадающаяся на глаза трещина заставляла хорошенько задуматься, стоит ли девушке здесь вообще находиться? Думая об этом, Юген криво ухмылялась, поражаясь риторичности вопроса, злостно сжимая кулаки. Она бы и рада сделать глубокий вдох и громко закричать, проклиная каждую деревяшку, каждый камешек, на котором вся эта халупа держится, но, увы, дому до её ненависти нет никакого дела, да и виноват в загубленном детстве он не был. А потому крик был подавлен, заменяясь маленькой жемчужинкой какого-то странного злого азарта, перекрывающего предвкушение и тоску, образовавшихся где-то на уровне солнечного сплетения.       Девушка сплела тонкие пальцы рук под широкими рукавами светлого хаори, врезаясь острыми ногтями в ямочки меж побелевших костяшек. Шумно выдохнув, зябко ведя плечами, Юген смело шагнула вперёд, уверенным голосом уведомляя о своём присутствии. Пройдя раздражающую и оскорбительную для неё проверку личности, проглотив огорчение и неприязнь, она, под заинтересованные взгляды охраны, гордо прошла во двор. Впереди простирались несколько построек, окружающих большой особняк. Они словно расступались перед входящими из парадных ворот гостями, не смея закрывать собой дом господина. Про себя Юген отметила, что изменений ничтожно мало: звенящая тишина, чистота и минималистично украшенный двор. Даже вон та скрипучая амадо, когда-то пострадавшая в период особенно сильного ураганного ветра, – всё осталось прежним.       Юген медленно двинулась прямиком к главному входу в дом господ, бесшумно ступая по выстланной резным серым камнем тропинке. Там девушку встретила незнакомая женщина, вероятно, нанятая отцом после ухода Юген. Всё же три года прошли, и перемены не могли отсутствовать вовсе. Однако, как ни странно, интерьер оставался прежним, таким же строгим, как его хозяин. Мизуши всегда считала забавным несоответствующее размерам особняка убранство. Прочие богачи нередко захламляли дома бесполезным красивым барахлом, заказывали роспись фусума у дорогостоящих мастеров, вешали живописные картины. Здесь же, несмотря на достойный семейный бюджет, насколько Юген себя помнила, редко выставлялись даже цветы, картины висели только в личных покоях жен, а фусума была расписана лишь у кабинета отца.       Погруженная в свои мысли девушка не заметила, когда незнакомая ей служанка присела на татами рядом с тем самым кабинетом. Юген проделала то же самое, практически утыкаясь носом в рисовую бумагу с изображенной на ней цветущей сакурой. Глядя на розовые лепестки, память услужливо подкинула образ мамы – она очень любила эти цветы. — Старший господин Мизуши, прибыла младшая Госпожа, - коротко оповестила женщина.       Спустя пару секунд напряжённой тишины, показавшейся Юген вечностью, послышался сухой кашель отца и его тихое одобрение. Боковым зрением девушка наблюдала за отточенными движениями безымянной служанки, плавно открывающей перед ней раздвижную дверь. Почему-то, Юген захотелось спросить у неё, как той работается в поместье. Стало интересно узнать, не накопился ли у неё стресс, прислуживая скупому на эмоции отцу, словно экономящему каждую букву; не приходилось ли ей страдать, заваривая вечно что-то верещащей и чем-то недовольной второй жене её премерзкие «успокаивающие» чаи; сколь много сил она тратила, дабы выдержать тяжёлый надменный взгляд первой жены, молчаливой, но не становящейся от того лучше или добрее.       Беззвучно хмыкнув своим же мыслям, Юген выполнила символический догэдза, после чего грациозно, насколько это было возможно, перебралась в светлую комнату. Повторив незамысловатый поклон в такт тихому шуршанию испещрённой невероятной красоты сакурой фусума, девушка опустила взгляд в пол, периодически бросая быстрые короткие взгляды перед собой, набираясь смелости произнести хоть что-то. — Добрый день, отец, - наконец, решаясь вымолвить получившееся слегка безразличным приветствие и немного пугаясь того.       Её слова утонули где-то в глуши пыльного кабинета, оставаясь без ответа. Боясь своего же голоса, той непочтительной интонации, Юген панически соображала, чем перекрыть образовавшуюся неловкую атмосферу. Не придумав ничего подходящего, девушка с силой жмурится, силясь избавиться от накатившего ни с того ни с сего головокружения, продолжая завязывать диалог:  — Как Вы поживали, отец? Надеюсь, Вы в добром здравии? – скрупулёзно перебирая все вариации интонаций, Юген выбрала нечто среднее между лёгким интересом и учтивой обеспокоенностью, добавляя немного лицемерной нежности.       Получившееся сочетание ей понравилось, оседая лёгким удовлетворением на девичьи плечи и избавляя те от тяжкого груза предыдущей ошибки. Её осанка стала чуть кривее, говоря о пришедшей расслабленности, морщинки у глаз разгладились, делая острый взор мягче, утончённей. Юген мысленно похвалила себя, оставшись довольной своей репликой, и отпуская ситуацию: она сделала всё возможное для того, чтобы завязать разговор, а происходящее после уже от неё не зависит.       Невесомо кивнув своим мыслям, девушка уже смелее подняла голову, принявшись разглядывать отца.       Глава семейства, Кичиро Мизуши, сидел к ней спиной. Справа от него стоял небольшой низенький столик, заваленный какими-то невероятно важными документами и свитками; сёдзи напротив мужчины были открыты, позволяя насладиться дивным видом небольшой аллеи бонсаев, хаотично расставленных на веранде, – декором немного причудливым, но гармоничным и красивым.       По прошествии трёх долгих минут ответа не последовало. Мужчина как будто не замечал никого, кроме бонсаев и текста на бумаге. Вечно хмурый, серьёзный, с невероятно печальными уставшими глазами цвета мокрого песка. Даже отросшие волосы, казалось, утратили блеск, превращаясь из светло-русых в самую обыкновенную к корням посидевшую солому. Он был таким, сколько Юген себя помнила, так что даже не думала обижаться или пытаться что-то предпринять. Однако, в очередной раз наблюдая за ним, сердце дочери непроизвольно сжималось. Поровну, что игнорирует, поровну, даже если не любит, но ведь была же причина, по которой этот добровольно изолировавший себя и своё сердце мужчина привёл в дом женщину, ставшую ей матерью? Юген знала, что отец, на тот момент, уже был дважды женат, единожды стал отцом, а также ждал второго ребёнка, как знала и то, что маму её он безмерно любил. Возможно, потому ему всё и прощала – она ведь не Юин, не мама, и вполне логично было бы получить иное к себе отношение. «Всё в порядке, Юген, - мысленно успокаивала она себя, — Отец – твой единственный близкий человек. Разве можно не любить свою дочь?».       Но, к сожалению, девушка понимала, что постоянно себя обманывать не сможет. По-настоящему близкий человек умер много лет назад, его не вернуть, а больше у Юген никого быть не может по одной простой причине – односторонняя привязанность долго не просуществует. Настанет момент, когда скопленные ненависть и обида польются через край, чаша её душевной организации даст трещину, девушка сорвется, но, представ пред отцом, сделать ничего не сможет. Она покорно опустится на колени, чинно сложив руки, выполнит образцовый догэдза, наденет маску из лживых эмоций и сомкнёт искусанные в кровь губы, изображая улыбку. Рядом с отцом она теряет собственное «Я», собственноручно уничтожая несколько лет, направленных на его поиски, становится мерзкой для себя самой, желая лишь одного – поскорее скрыться ото всех, уйти на очередную миссию, вымещая всю накопившуюся злость на первых встречных демонах, с ужасом отмечая, кого на их месте представляет.       Ладони непроизвольно сжались в кулаки, крылышки носа запорхали, выдавая нервозность и раздражение, вздувшаяся на шее венка выказывала себя так отчётливо, что можно было прочитать пульс просто глядя на неё. Юген захотелось покинуть это место как можно скорее. И речь шла ни только об отцовском кабинете. Девушка рисковала взорваться, переживая, что может устроить здесь настоящий погром, перепугав своим поведением всех ни в чём неповинных слуг. И ведь остановить её никто не сможет. Она достигла предпоследнего ранга, идя первой в очереди на повышение, а значит сильнее каждого в этом доме. Ни бывший рядовой истребитель Кичиро Мизуши, ни обучающийся когда-то тому же ремеслу старший брат – сколько не пыталась, Юген не могла представить из них противников, способных связать ей руки. От того становилось ещё страшнее… — Отец, могу я узнать, что послужило причиной моего приглашения домой? - девушка смело подняла голову, нервным движением головы откидывая непослушные волнистые волосы, чинно складывая руки у живота и сжимая собственные ладони до хруста, — В письме Вы указали, что обо всём сообщите лично. Я бы хотела как можно скорее разобраться со всеми делами и вернуться к выполнению заданий. — Заданий?.. - как отстраненно-сухо переспросил мужчина; Юген показалось, что он был чем-то недоволен, но особому значению это не придала – ею он недоволен всегда, — Ты продолжаешь резать демонов?       Внутри всё сжалось. Девушка и позабыла, что к её стремлению пойти по стопам семьи мужчина отнёсся крайне скептически, упрекая в несерьёзности и бессовестно тыча в каждый недостаток дочери. Он из раза в раз повторял, что мечником ей не стать – она слишком слаба и бездарна, даже достойную мускулатуру набрать не способна. С последним Юген согласилась: девушка оказалась слишком худой и хрупкой и, не имея достаточной силы в руках, Дыханием Воды овладеть не смогла.       Юген признавала себя слабой физически, но не думала, что неспособна на абсолютно всё. Ей посчастливилось встретиться с тем, кто в своё время отнял у её деда статус Хаширо, заявляя о себе, как о сильнейшем мечнике Дыхания Воды своего поколения. Саконджи Урокодаки стал первым человеком, кто не осмеял, не унизил амбиции девушки. Он показался ей немного мягким и, в меньшей степени, наивным, признавая Юген достаточно храброй, способной достичь свои цели. Урокодаки познакомил девушку с бабушкой Кориё – её первой наставницей, бывшей Хаширо Ледяного Дыхания, подарившей возможность стать Цугуко. Юген бесконечно благодарна ей за шанс показать себя, за веру в её возможности и умения. Кориё дала ей силы бороться, и девушка не могла позволить кому-либо относиться к себе пренебрежительно. Ни теперь, когда она столького достигла, ни теперь, когда за её спиной стоял Хаширо – сейчас, сомневаясь в достижениях Юген, вопросу подвергались и силы её наставника. — Да, я считаю это своим долгом, - решительно ответила девушка, — Придать клинку как можно больше демонов, тем самым спасти людей от участи быть ими съеденными. Это ответственная работа, справится с которой способен не каждый. — Ха-а-а?.. - до Юген донёсся протяжной ироничный смешок, — Считаешь себя особенной? — Я не совсем понимаю Ваш вопрос, дорогой отец, - девушка нахмурила широкие светлые брови, на мгновение сморщив нос – детская привычка, — Я не считаю себя особенной, однако факт, что справиться с ролью истребителя демонов способен не каждый, неоспорим – не только из-за физической подготовки, но и поскольку всякий демон когда-то был человеком. Истребитель должен пережить нечто, дабы в последствии очистить свой разум и трезво выполнять работу.       Юген вспомнила слова Кориё, практически цитируя их дословно. Она часто об этом упоминала. У множества мечников имелась некая, как сама Юген её прозвала, отправная точка. Ей могло стать что угодно, начиная от смерти близкого человека, заканчивая простым принуждением. После часов жарких дискуссий, у них с наставницей всегда всё сводилось на одном – истребители – редкие психи. Глядя объективно, мечниками организации становились не сумевшие справяться со своим стрессом люди. Коллапс внутри них переходит на такую стадию, когда они добровольно берут в руки оружие и принимают решение убивать, обосновывая это местью или жизненно важной для кого-либо необходимостью. Но без психологической травмы бывает ещё сложнее. Например, сама Юген присоединялась к истребителям с желанием получить признание отца. Она практически распрощалась с жизнью на экзамене, и только чудо помогло ей перерубить шею тому чудовищу, схватка с которым для неё стала первой. «У этих тварей чаще бывают человеческие черты, руки, ноги, кости – всё, и справиться с мыслью, что тебе нужно обезглавить бывшего когда-то человеком, сложно до чёртиков, - вспоминала наставления Кориё Юген, — Уж не знаю, как с этим справишься ты, но о последствиях думать не смей! Помни: ты убила монстра».       Девушка вновь сморщила нос. В медово-янтарных глазах вспыхнул огонёк разочарования: ей стало грустно от того, что отец, когда-то служивший той же организации, что и она, не разделял её стремлений. — «Очистить разум»? – обрывая повисшую на мгновение тишину, ставшим резким голосом переспросил Кичиро. — Под этим понятием я подразумевала необходимость убедить себя в том, что демон больше не человек, - в какой-то момент Юген показалось, что отец сейчас развернётся, однако тот лишь лениво отложил в сторону свиток, тут же занимая руки другим. — Истребители веками «убеждались», скрывая свою жестокость под лозунгами праведности и порядка, - девушка напряглась, в то время как мужчина меланхолично подкуривал кисеру. Он начинал нервничать, — Если не убить одного демона сейчас – неизвестно сколько жизней он положит себе на блюдо, не так ли?       Вопрос старшего Мизуши заставил девушку напрячься. Голос мужчины оставался ровным, слегка хрипловатым и угрожающе тихим. В нём ощущалась непоколебимая вера в собственные убеждения, верхушку которых он так небрежно опрокинул на дочь, заставляя мерзкий червячок сомнения проникнуть в её сознание. Штаб, Глава, вся организация, идея истребления – в один миг, крепкий барьер доверия треснул, подвергая все годы тяжелой службы суровому испытанию. Юген в очередной раз почувствовала себя несформировавшимся ментально ребёнком, губкой впитывающим каждое радикально настроенное слово «взрослого», одночасье меняя и формируя своё собственное мнение. — Это то, к чему приходит каждый мечник, - упрямо скрывая неуверенность отвечает Юген. — Повторяют этот бред, будто мантры, и ходят чёртовой сомнамбулой, шинкуя живую плоть, - с презрением выплёвывает мужчина.       Почему-то Юген захотелось сбежать. Первый за долгое время визит, плавно перетекающий в скандал, давал ощущение, словно с их последней встречи прошла всего пара дней. Но сколько на самом деле минуло, после успешной сдачи экзамена: год, полтора, а может быть два? Словно время откатилось на три года назад. Как будто и не было того ужасающего испытания, навсегда отпечатанного в памяти терпким запахом глицинии, где из сорока шести человек выжили всего трое. Как будто все те ужасы – не более, чем до безумия реалистичный кошмар. Море пролитой крови, смерти сослуживцев и мирных жителей, тупое стремление стать лучше и нещадные тренировки... Если всё так, то она по-прежнему та маленькая Юген, вновь чем-то разгневавшая отца.       Девушка, мелко дрожа, на несколько секунд прикрывает глаза, отгоняя от себя тревожное наваждение и подбирая нужные слова. Она в очередной раз замечает, что рядом с отцом превращается во что-то податливое и мягкое, теряя остатки избитой гордости.       Хотелось, как в детстве, в очередной раз надуть губы, сбежать в свои покои, залезть на футон и с головой накрыться большим одеялом, ожидая прибытия матушки, чтобы совершенно безобразным образом на всех наябедничать. Мама бы утешила, успокоила, выслушала, погладила по голове и утёрла с пухлых детских щек горькие слёзы. Юген бы утихла, смирилась, спрятала обиду где-то очень глубоко в истёрзанной душе и стойко бы держала свои чувства в узде, чтобы не расстраивать переживающую за неё мать. Вот только Юин давно не стало. Юген уже даже частично забыла её лицо, и выкини она сейчас нечто, подобное детским выходкам, – с головой накроется скорее проблемами, нежели тёплым одеялом. — Однако, отец, если ничего не предпринимать, люди одночасье обратятся набэ, - девушка уже и сама была не уверена в своих доводах, ещё и не ведая отцовских, — Истребители нужны для поддержания мира!..       Юген положила потные ладони себе на колени. В голове обрывки их разговора, запутанные, словно нити, совершенно негодные. Она попыталась избавиться от ненужного клубка, но, освободив голову, прозорливым котом цеплялась за очередную нить, начиная вновь накручивать себя. — «Мира»? - как-то небрежно-иронично переспросил мужчина, — Ты имеешь виду мир, выстроенный на наших костях? — Отец!.. - сдавленно прикрикнула Юген. Девушка осознала справедливость отцовских слов, от чего ей сразу же стало не по себе, — Позвольте, но разве Вы сами не стремились стать сильнейшим... — Довольно! - Кичиро ударил по столу кулаком, от чего тот пошёл трещинами, вгоняя напуганную криком родителя Юген в ещё больший шок, — Я не желаю продолжения бесполезного диалога. Сегодня можешь отдыхать, а через пару дней я пошлю за тобой – зайдёшь ко мне снова.       Девушка плотно стиснула челюсть, разрываясь на части от желания испуганно убежать и продолжать отстаивать свою точку зрения. В словах отца была доля правды, видимая Юген отчетливо-трезво, однако, согласись она с ним полностью, большая часть её жизни окажется абсолютно бессмысленной. Юген училась Дыханию Воды с семи лет, в девять – стала Цугуко. Десять лет она добровольно тянулась к полю брани, осознавая насколько оно опасно. Она практически фанатично рвалась на каждое задание, изводя своё тело до предела. Сдавалась, вновь бралась за катану, мечтая вернуться домой и с высоко поднятой головой, не пряча руки в широких рукавах, а, напротив, без тени страха продемонстрировать тыльную сторону ладони, где жирный иероглиф говорил бы о ранге Киное – последнем, принадлежащим Столпам. — Ты меня слушаешь? - холодный голос Кичиро вывел девушку из транса, заставляя изумлённо вскинуть голову: мужчина недовольно наблюдал за ней с полуоборота, а это означало, что окликнул он её не впервые.       Девушка на секунду застыла, широко раскрыв медово-желтые глаза. Ею грудь вновь наполнилась каким-то странным чувством тоски и боли. Глядя на нахмуренные седеющие брови, выразительные морщинки, родинку на щеке, Юген запоздало сообразила, что замерла в таком положении непозволительно долго, совершенно беспардонным образом разглядывая отца. Спохватившись, она быстро согнулась в поклоне, утыкаясь лбом в шероховатые доски, и прося у родителя прощение.       Вскоре Юген сидела уже перед кабинетом, ожидая, когда всё та же незнакомая служанка закроет за ней фусума. Отец вернулся к прежним делам: медленно перебирал документы, стряхивал и подсыпал табак, не взглянув более на непутёвую дочь. — И не смей больше заявляться ко мне в этом тряпье, - кинул напоследок мужчина, отбрасывая какой-то конверт на стол. — Да, отец...