Гимназия имени Ф.М. Достоевского

“Электричка — Кино” Я вчера слишком поздно лег, сегодня рано встал Я вчера слишком поздно лег, я почти не спал Мне, неверно, с утра нужно было пойти к врачу А теперь электричка везёт меня туда, куда я не хочу

Гончаров тяжело выдохнул, опуская голову на согнутые в локтях руки. Электричка ритмично покачивалась, унося его вдаль от Петербурга. Где-то позади остались аккуратные улочки с живыми концертами по вечерам, тихими песнями прохожих и вечной серостью дня. Впереди его ждала неизвестность. Место, отмеченное на карте крестиком, словно некий секрет, в который его посвятили. Однако Гончаров не чувствовал себя особенным, скорее наоборот, внутри нарастала тревожность. Усталость бессонных ночей давала о себе знать. Все выходные Ваня провёл за изучением того немногого, что знала проверяющая комиссия о частной гимназии-пансионате, находящейся где-то в Санкт-Петербургском городском округе. Какое чудесное словосочетание. Городской округ. Вроде бы казалось — городской, а на деле и по документам — никому неизвестная школа, занявшая место возле населенного пункта с радушным названием Пыталово. Гончаров, когда покупал билеты на электричку в шестом часу утра, готов был истерично рассмеяться, когда билетёрша пробила ему Санкт-Петербург — Пыталово. Отправление в 6:12. Чем меньше оставалось до места назначения, тем больше начинал волноваться Ваня. Сеть пропала ещё час назад — почти сразу как отъехали от города. Пустой вагон поскрипывал, как бы насмехаясь над своим единственным невезучим пассажиром. Кожаный чемодан с немногочисленной одеждой и документами был задвинут под сиденье, чтобы лишний раз глаз не мозолить. Гончаров мысленно пытался убедить себя, что ничего страшного произойти не должно. Проверка школы — его прямая обязанность и нечего тут расклеиваться. Да, гимназия странная, да, от неё до ближайшего населённого пункта по карте не меньше получаса пешком, да, учительский и ученический состав неизвестен, только имя и фамилия директора — Огай Мори… иностранец, хотя больше походило на псевдоним. И пусть ему предстояло неделю жить в этом странном месте без сети и интернета, но что он, маленький что ли? Ничего, как-нибудь справится. Под эти демотивирующие мысли (хотя должны они были делать как раз-таки обратное, но в жизни Гончарова ничто никогда не шло по плану) Ваня встрепенулся, слыша доносящийся из динамиков голос кондуктора, объявляющего нужную станцию. Подхватывая в руки чемодан, Гончаров оглядел себя в отражении оконного стекла. Ничего примечательного — серый свитер, брюки. Волосы были зачёсаны назад и тщательно вымыты с утра перед дорогой. Откуда ему знать, вдруг в этом пансионате воды горячей нет? Вдруг там вообще живут в палатках посреди леса и ему предстоит спать на холодной осенней земле? Ваня поёжился, отводя взгляд в сторону и плотнее прижимая к груди чемодан. Электричка дёрнулась в последний раз, резко останавливаясь. Парень успел схватиться за поручень, спасаясь от падения. Металлические двери со скрипом открылись, впуская внутрь порывы свежего воздуха. Гончаров шагнул на перрон, начиная накручивать прядь волос на палец и принимаясь оглядываться по сторонам. Станция Пыталово была такой же неприветливой как и все междугородние станции: небольшой отрезок побитого жизнью асфальта возле железнодорожных путей, круглосуточный ларёк и тут же билетная касса. Если Гончаров ничего не путал, а комиссия всё правильно организовала, его должны были встречать. Кому-то из директоров удалось созвониться со школой и сообщить о приезде проверяющего. Взглянув на наручные часы, Ваня заметил, что электричка прибыла на пару минут раньше положенного. 8:27 утра. Встретить его должны будут в полдевятого. Неужели все такие пунктуальные? Гончаров стоял на совершенно пустом перроне, игнорируя любопытные взгляды продавщицы ларька и билетёрши, которые тихо переговаривались между собой через открытые приёмные окна. «Тут хотя бы люди есть, уже радует» — рассеянно подумал Ваня, начиная двигаться к выходу со станции, заприметив подъезжающую машину. Как только он ступил на начинающую желтеть траву, как прямо перед ним остановился чёрный седан, с тонированными окнами — без единой царапинки и пылинки на лакированном корпусе. Машина на фоне окружающей разрухи и пустоты выглядела комично. Никто не ездил на таких машинах по разбитым сельским дорогам и ухабам. Это было глупо и… — Иван Александрович Гончаров? — раздался рядом с ним громкий мужской голос. Ваня вздрогнул, отрываясь от созерцания машины. Неподалёку стоял высокий молодой человек, с каштановыми волосами и чёрными, бездонно-тёмными глазами, под левым из которых красовались три родинки, напоминавшие по форме лепестки вишни. У прядей, спадавших на лицо, был неестественный серебряный отлив, словно кто-то посыпал их тонким слоем инея. Ваня никогда раньше не видел подобного. Подошёл же мужчина, точнее вышел из машины, совершенно бесшумно и теперь молча возвышался над Гончаровым, демонстрируя военную выправку — прямая спина, чёткая линия плеч, бесстрастно-внимательное лицо. Ване захотелось сделаться ещё меньше и желательно вообще исчезнуть, возвращаясь обратно в Петербург — вымаливать себе напарника для этой работы. — Д-да, это я, — произнёс, наконец, он, продолжая дёргать себя за прядь волос. — Тетчо Суэхиро — глава безопасности частного гимназического пансионата имени Фёдора Достоевского. Садитесь в машину, — мужчина сделал шаг вперёд, открывая заднюю дверцу перед замершим Гончаровым. Ваня поёжился. Тетчо говорил чеканно. Слишком строго и серьёзно. Поудобнее устраиваясь в машине, Гончаров заметил одну особенность — руль располагался справа. «Так вот как Суэхиро смог выйти и оказаться прямо рядом со мной.» Странности всё продолжались. Тетчо захлопнул за ним дверцу и занял своё место, опуская ладони в кожаных перчатках на руль. — Пристегнитесь, — потребовал он, заводя машину и выезжая на пыльную дорогу. Нервно дёргая на себе ремень, Гончаров опустил свой чемодан на сиденье рядом, с трудом расставаясь с предметом. Руки оказались свободны и их пришлось переплести на коленях. Ехали молча. Ваня разглядывал водителя, который даже в кресле сидел с прямой спиной — он был натянут как струна, словно и не человек вовсе — люди не сидят так прямо и не ведут машину настолько плавно, ни на секунду не отводя взгляда от дороги. Странной были не только манеры и речь Тетчо, но и его одежда, больше подходящая для офицера 20 века, нежели для охранника пусть и частной, но всё же школы. Тёмно-зелёная накидка, с откидным воротником, края которого были аккуратно выглажены. Рубашка в тон — манжеты накрахмалены, все пуговицы застёгнуты. Штаны были заправлены в высокие чёрные сапоги, начищенные до идеального блеска. Казалось, словно Тетчо собрался на торжественный парад, а не на встречу с проверяющим на забытой Богом станции. На его фоне Гончаров ощущал себя слишком неопрятным. Волосы немного растрепались от нервных дёрганий за пряди, брюки помялись от сидения в электричке, нитка торчит из левого рукава свитера, а на подошве ботинок налипла пыль. Молчание угнетало. — Простите? А сколько нам ещё ехать? — решил как-то разбавить тишину Ваня, начиная разглядывать мелькающий за окном пейзаж. — Двенадцать минут ровно, — ответил ему Тетчо, продолжая смотреть прямо на дорогу. — Считаю должным сообщить, что на территории гимназии действует строгое расписание. Подъем в 7 утра, начало занятий в 9. За десять минут до начала первого урока я запираю все двери и ворота школы — если кто-то опоздал, то останется снаружи до конца учебного дня. Об остальном вам сообщит завуч, но запомните, правила для всех едины — как учеников, так и учителей. Гончаров нервно сглотнул, кивая своему взволнованному отражению в окне. — Конечно, конечно, я всё понимаю, — отозвался он, начиная постукивать пальцами о подлокотник. Тетчо промолчал. Ваня не пытался заговорить с ним вновь. Спустя двенадцать минут ровно (Гончаров даже проверил наручные часы) машина остановилась на просторной мощёной камнем парковке. Площадка практически полностью пустовала — ещё несколько импортных машин были расставлены в произвольном порядке. Низкий кабриолет с открытой крышей был брошен поперёк парковочного места, словно водитель куда-то очень спешил. Тетчо умелым движением вытащил ключ из зажигания, вышел на улицу и открыл Гончарову дверь. Подхватывая в руки чемодан, мужчина поднялся с сиденья, вдыхая свежий осенний воздух. Пахло лесом и скошенной травой. Перед ними возвышался каменный забор, с широкими, резными металлическими воротами. За ними виднелся просторный двор, застелённый газоном. Каменные дорожки тянулись во все стороны. Одна — к большому трехэтажному зданию с покатой крышей, высокими полукруглыми окнами и зелёным плющом на стенах, вторая — к парковой зоне, утопающей в медленно желтеющем саду, третья — уходила к двухэтажному дому, судя по одинаковым окнам, симметричному расположению двух корпусов и аккуратным клумбам у входа — пансионату. Тетчо тем временем принялся открывать литой замок на воротах школы, толкая тяжёлые ставни в сторону и рукой приглашая Гончарова пройти. Определённо не этого проверяющий ожидал от гимназии, затерявшейся где-то на карте и лишённой сотовой связи. Никогда в своей жизни Ваня не видел столь роскошных учебных заведений — только если на фотографиях из интернета и кадрах из любимых фильмов. Но чтобы своими глазами — никогда. Ворота со скрежетом захлопнулись, ключ провернулся вновь и Гончаров понял, что оказался заперт. Тетчо окинул его бесстрастным взглядом и направился вперёд по дорожке к зданию школы. Гостю ничего не оставалось как спешно двинуться следом. Стрелка часов неизменно близилась к девяти, что означало — все уже готовятся к началу занятий. Ваня надеялся, что сегодня успеет посетить хотя бы внеклассные кружки, потому что терять целый день на заселение не хотелось. Чем быстрее он закончит с проверкой, заполнит все нужные бумаги, тем быстрее он купит обратный билет и вернётся в свою тесную квартирку в Петербурге. Тяжёлые деревянные двери школы были приоткрыты, выпуская наружу тонкие отблески огоньков — в вестибюле зажжены были все люстры, освещавшие просторное помещение тёплым светом. — Добро пожаловать в школу, Иван Александрович, — своим звонким голосом произнёс Тетчо, до щелчка поворачивая замок за спиной Гончарова. Стрелка часов на его руке достигла девяти утра. — Директор ждёт Вас на втором этаже. Тетчо Суэхиро прошёл вперёд, занимая место за большим полукруглым столом, расположенным аккурат напротив входа в гимназию. По левую руку располагалась лестница на второй этаж, а по правую — раздевалка, за которой угадывался длинный школьный коридор. Немного постояв на месте и оглядевшись, Гончаров нерешительно двинулся в сторону лестницы, решая положиться на удачу, потому что взявший в руки судоку Тетчо явно не собирался говорить ему что-то ещё. Начиная подниматься по ступеням, Ваня поднял голову, опуская свободную ладонь на широкие перила. Потолок в холле был высоким и сводчатым, расписанным от руки картой звездного неба и зодиакальных созвездий. Окна были высокими и узкими — как в храме или же башне. Под ногами стелилась бархатная дорожка, смягчавшая шаги. Винтовая лестница была сделана из белого камня, широкая и одновременно изящная, она больше подошла бы убранству поместья, нежели учебному заведению, где по ней каждый день ходят десятки учеников и учителей. Однако плитка была натёрта до блеска, перила наполированы, а ковёр под ногами был идеально выглажен. Либо все обитатели этого странного места ходят на цыпочках, либо уборкой здесь заведует профессионал. Второй этаж был просторным и светлым — с тёмным паркетом, тяжёлыми шторами на окнах, изящными картинами на стенах. Было тихо, словно и не школа вовсе, словно и не начался еще учебный день. Нигде не было опаздывающих на урок учеников или старост, спешащих за журналом. Как и где искать кабинет директора было решительно неясно. Гончаров решил неспешно обойти весь этаж, чтобы найти нужную дверь и немного успокоить нервы — убедить себя что он всего-то навсего на работе и бояться должны его — проверяющего, а не наоборот. Шаги юноши гулко разносились по пустому этажу. Кожаная ручка чемодана поскрипывала в такт движениям, пока длинные волосы колыхались от лёгкого ветра — окна были настежь распахнуты. Ваня несколько раз подходил к закрытым дверям кабинетов, оглядывался по сторонам, а потом прикладывал ухо к дереву — прислушиваясь. По ту сторону до него доносились голоса. Значит, и в правду школа. Только очень дисциплинированная. Десяток минут спустя и десяток дверей позади, Гончаров вышел к небольшой зоне отдыха — несколько диванов с кожаной обивкой, изящные горшки с цветами, роспись на стене — снова небо и звёзды. Прямо посреди созвездия Малой Медведицы располагалась длинная доска из пробки, на которую в огромном количестве были приколоты всевозможные бумаги и объявление. «Объявляется набор в младшую группу театрального кружка. Для записи просьба подойти в актовый зал после занятий». «Ночь астрономии на открытом воздухе. Среда, 19 сентября, центральная поляна у фонтана в 6 вечера. Просьба не забыть принести с собой тёплую одежду». «История и Религия. Открытый урок-мастеркласс для всех желающих. Количество мест ограничено, за подробной информацией обращаться в кабинет завуча или лично подойти к Фёдору Михайловичу». Гончаров с интересом разглядывал все объявления, мысленно отмечая, что открытый урок-мастеркласс и внеклассное занятие астрономии обязательно нужно посетить. Будет полезно для заполнения отчётов, да и время занять не помешает… не похоже, что после окончания учебного времени работники и учителя могут куда-то пойти. За школой лишь лес, а позади — пыльная дорога и городок с мрачным названием. Уже намереваясь вытащить из чемодана ежедневник и переписать туда даты всех интересующих его мероприятий, Гончаров замер, вздрогнул всем телом и с трудом сдержал испуганный вскрик. Его шеи касались ледяные пальцы, а длинные ногти болезненно царапали кожу, сжимая в крепкой хватке его волосы. — А что это мы с распущенными волосами, м-м? — раздался над ухом хриплый голос, холодной волной мурашек прокатываясь по телу. — Видит Бог, так только распутные девки ходят. Испуганно округлив глаза, Гончаров резко обернулся, сталкиваясь лицом к лицу с мужчиной, который был чуть ниже его, но от этого иррационально казался лишь страшнее. Он смотрел на Ваню немигающе — аметистовые глаза утопали в чёрной окантовке ресниц, делая взгляд бездонным, неживым. — Заблудился, мальчик? — продолжил говорить мужчина, не собираясь отстраняться или же убирать руку с волос Гончарова. — Я ищу кабинет директора, — на одном дыхании произнёс «мальчик», делая полшага назад и неловко встречаясь лопатками со стеной. В плечо неприятно впились кнопки, удерживающие объявления. — Ах… тот самый проверяющий? — холодно спросил мужчина, отводя взгляд только лишь для того, чтобы поближе рассмотреть зажатые в пальцах волосы. Серовато-голубые пряди выглядели неестественно ярко на фоне бледной руки. — Приятный цвет, Сигме бы понравилось. Гончаров кивнул, не зная как ещё отреагировать. В то же время, он попытался аккуратно забрать свои волосы из чужих рук, но мужчина не позволил, сжимая пальцы и начиная куда-то тянуть Ваню, используя длинные пряди на манер поводка. — Заплутал ты, несчастный, — пояснил его провожатый, двигаясь на шаг вперёд. — А вы кто? — прямо спросил Гончаров, следуя за странным мужчиной. — И не могли бы вы отпустить мои волосы, пожалуйста. — Фёдор Михайлович Достоевский, — представился человек, изящно вскидывая свободную руку вверх. Тёмная накидка, с оторочкой из белого меха, покоившаяся на его плечах, спала вниз, оголяя белоснежный рукав кафтана. — И нет, не могу. Лишь одну вещь я ненавижу больше чем грешников — распутных блудниц. Раз уж взялся отращивать девичью косу, то хоть заплетай подобающе, прости Господи. Гончаров не нашёлся что ответить. Мужчина, не смотря на грубые слова, держал его волосы аккуратно, не спеша причинять им или их хозяину вред. Со стороны ситуация, должно быть, казалась комичной — проверяющего вели к директору, словно провинившегося ученика. А ещё, Фёдор говорил странно. Он постоянно упоминал Бога и слова про грешников… куда вообще попал Ваня? Неужели где-то в документах было указано что гимназия религиозная, а он, будучи сонным в воскресенье вечером, не разглядел? — Подумать только, ты теперь каждый день глаза мозолить будешь… Волосы ты заплетать явно не умеешь, да? — продолжил свою вопросительно-требовательную речь Фёдор. — Значит, я дам тебе ножницы и ты отрежешь всё это безобразие, либо… — мужчина скривился, как от зубной боли, что на его бесстрастном лице выглядело весьма пугающе. — Либо я сам тебе заплету волосы. — Вы мне заплетёте? — с неверием переспросил Гончаров, вслед за Достоевским останавливаясь возле широких резных дверей. Видимо, это и был тот самый кабинет директора, к которому его в прямом смысле слова «тащили за волосы». Однако никаких опознавательных знаков рядом не было — дверь как дверь, пусть и красивая, но в этой школе было много броских старинных вещей. — Только один раз. В следующий раз будешь просить Сигму, — предупредил Фёдор, бесшумно заходя за спину Гончарова и собирая длинные пряди вместе, пальцами прочёсывая их, чтобы разгладить выбившиеся волоски. Ваня замер на месте, не решаясь что-либо возразить. А что он мог? Попросить не трогать его? Он уже попытался, и его проигнорировали. В добавок к тому, пригрозили тем, что отрежут волосы. В любой другой ситуации Гончаров бы насмех поднял эти слова, но Достоевский не походил на шутника, скорее наоборот. Он выглядел как человек, способный достать из кармана нож(ницы) и отрезать незнакомцу волосы, просто потому что тот стоял не в том месте, не в то время. Всё что мог сделать Гончаров — замереть на месте и молча удивляться тому, как неожиданно аккуратно и умело Фёдор заплетал ему колосок. Руки мужчины двигались быстро и с отточенной чёткостью, словно Достоевский только и занимался тем, что заплетал людям косы. Незнакомым людям. Без капли смущения. С совершенно скучающим лицом. И это Гончаров уже поверил, что первый день в гимназии страннее стать не может. — Тебя ждут, — произнёс вдруг Достоевский, убирая руки от чужих волос и отходя назад, кивая головой в сторону широких дверей. Не успел Ваня что-либо ответить, как мужчина уже двинулся дальше по коридору — совершенно бесшумно — спустя пару мгновений скрываясь за одной из дверей, отличающейся от других лишь гравировкой на ручке. Снова стало тихо. Гончаров аккуратно постучал, дожидаясь приглашения. — Входите! — послышался приглушённый голос. Схватившись за позолоченную ручку, Ваня потянул на себя дверь, оказываясь в просторном кабинете. Окна были плотно зашторены, а единственным источником освещения была старинная настольная лампа. От неё исходил желтоватый электрический свет. В полумраке угадывался массивный деревянный стол, книжные шкафы вдоль стен, несколько стеллажей со всевозможными наградами и премиями, какие-то неясные вазы или же статуи в дальних углах. — Иван Александрович Гончаров? — спросил мужчина, до этого практически неразличимый в густых тенях. — Да. А вы — Огай Мори? Приятно познакомиться, — вежливо ответил юноша, чуть склоняя голову в приветствии. — Взаимно, взаимно… к нам так редко приезжают гости, вы уж простите, что встретили так нерадушно, — произнёс Мори, опуская локти на стол и наклоняясь вперёд, попадая под свет лампы. Сделав шаг в сторону директора, Ваня смог разглядеть мужчину. Тёмные волосы, фиолетовые глаза — он был похож на Достоевского, только заметно старше, с морщинами на бледном лице и очень странным выбором стрижки. Пока у Фёдора все волосы были одной длинны — чуть не доходили до плеч, то у Мори передние пряди были сильно длиннее остальных, а на лоб спадала очень короткая, неаккуратная чёлка. Выглядело слегка комично и как-то некомпетентно. Однако волосы пожалуй были единственным, что выбивалось из строгого образа — в остальном мужчина был статным и серьёзным. Начиная от вежливо-нейтрального выражения лица, заканчивая расслабленной позой. Мори знал, что проверяющий на его территории и играть будет по его правилам. — Ничего страшного, — соврал в ответ Гончаров, уже в десятый раз мысленно отмечая, что напишет обо всех своих приключениях в отчете пару нелестных слов. — Вы меня долго ждали? Я не сразу нашёл сюда дорогу, а человек, которого я встретил, был очень странным. Он здесь работает? — Кто именно? И вы не стойте — присаживайтесь, что вы, как не родной прямо, — со сладкой улыбкой произнёс Мори, расцепляя пальцы и одной рукой указывая на стоящий вплотную к столу стул. Гончаров слегка замялся, но всё же медленно занимая предложенное место. Он промолчал, никак не комментируя того, что родным он себя не считал и не чувствовал вовсе. Ваня опустил свой чемодан рядом, аккуратно складывая руки на коленях. Лицо директора оказалось неожиданно близко и полумрак, обнимающий их со всех сторон, придавал кабинету смущающие оттенки. Воздух казался слишком густым, а взгляд Мори каким-то… интимным? Гончаров бы не хотел оказаться перед таким человеком будучи ребёнком, потому что даже ему, взрослому парню, было немного страшно и неловко. — Тёмные волосы, фиолетовые глаза. Представился Фёдором… отчества я не запомнил, — слегка стыдливо признался Ваня. Ему по долгу работы надо было знать весь педагогический состав проверяемой школы поимённо, но в момент когда мужчина представлялся, Гончаров был настолько ошарашен, что запомнил лишь имя. — А, Фёдор Михайлович… это он вас так красиво заплёл? Ваня склонил голову, впервые разглядывая аккуратно заплетённый колосок. Волосы были перекинуты через плечо, позволяя разглядеть красивую и ажурную косичку. Гончаров неожиданно смутился — ему никогда не заплетали волосы, всем просто не было до них и до него никакого дела, а тут вот… — Д-да… он очень сильно ругался. Фёдор Михайлович он… здесь работает? — спросил Ваня, в тайне надеясь, что такого человека не подпускают к детям. — Конечно! Достоевский наш завуч по воспитательной и педагогической работе. Не смотря на странности, дети его обожают и он умеет находить с ними общий язык. До меня ему конечно далеко, но он тоже любит всех воспитанников, просто немного иначе… Да и тяжело в современном мире найти такого же талантливого специалиста в его сфере, — бодро начал рассказывать Мори, широко улыбаясь при упоминании учеников школы. «Этот мужчина ещё и завуч по воспитательной части… бедные дети. Боже правый, что вообще здесь происходит» — подумал Гончаров, пытаясь остановить себя от поспешных выводов. Может Фёдор действительно хороший преподаватель. — А какой у него профиль? — спросил Ваня, вытягивая из чемодана свою записную книжку и открывая на чистой странице. Любая информация об учителях была ему просто необходима. — Ручка нужна? — участливо спросил Мори. — Нет, спасибо, у меня своя. Так какой- — Ах, да… да… вы меня простите, но вам сколько лет? — задал вдруг вопрос директор, вместо того чтобы ответить Гончарову. — А это важно? — засомневался Ваня, неловко ёрзая на месте. — Отнюдь… просто вы не похожи на проверяющего. И разве не положено отправлять хотя бы несколько человек? — продолжил давить на него Мори, склоняясь вперёд. Тени на его лице задвигались, оттеняя скулы. Ваня чувствовал себя словно на допросе. — Положено… просто никто не захотел сюда ехать, а я только закончил университет и это моё первое задание, — честно признался Гончаров, стыдливо опуская голову. Сидя напротив директора он чувствовал себя в высшей степени некомпетентно. — Тогда вам… м-м, не больше двадцати, да? — Мори склонил голову набок, лучезарно улыбаясь. — Да, ровно, — произнёс Гончаров, начиная нервно постукивать по записной книжке. — Могу я узнать педагогический состав? Комиссия так и не смогла получить какую-либо информацию по телефону. — Ваня… Ваня, ну зачем так спешить? Рабочие обязанности от вас никуда не убегут. Я просто хочу узнать вас поближе, — мягко возразил ему Мори, не переставая улыбаться. Гончаров на секунду прикрыл глаза, сдерживаясь, чтобы не закричать от раздражения. Почему в этой школе все пытались довести его до срыва? — Я единственный проверяющий и у меня очень много работы, на выполнение которой комиссия дала мне неделю времени. Мне бы хотелось сегодня узнать всю возможную информацию и приступить к работе сразу же — я ещё должен успеть на внеклассное занятие, если верить расписанию на доске объявлений. Поэтому, пожалуйста, не делайте мою работу сложнее, чем она должна быть. Мори замер. Он перестал улыбаться и только бесцветно смотрел на Гончарова. Ваня сжал в пальцах блокнот, опуская его на колени. Он был слишком резок и оскорбил сидящего перед ним человека? Тот был старше и выше по статусу, он не должен был… Мори рассмеялся. Директор вдруг запрокинул голову назад, пока из его горла вырывался громкий смех. В воцарившейся тишине звук казался особенно громким и неуместным. Гончаров смотрел на мужчину широко распахнутыми глазами. Ему так и хотелось вскочить со своего места, бросить в директора блокнотом и прокричать ему в лицо о том, что он и вся его школа полна поехавших головой индивидов, развернуться, хлопнуть дверью и… потеряться в огромном здании? Потому что Ваня чувствовал себя слепым котёнком во всех этих роскошных и широких коридорах. Или же… час пешком идти до Пыталова, в надежде что электричка до Петербурга ходит чаще, чем раз в сутки? Это конечно прекрасный план, но при условии, что Тетчо Суэхиро откроет ему ворота школы. Или ещё можно попробовать написать на гимназию заявление в комиссию, но кто вообще следит за бюрократией? Гончаров сам много раз видел, как письма из почтового ящика вытаскивались всем скопом и тут же отправлялись в мусорное ведро — государственным органам образования было плевать на детей, учеников, учителей и школы, в которых творилось чёрт знает что. — Ваня, я вас напугал? — спросил, наконец, Мори, прекратив смеяться и возвращаясь в свою прежнюю позу. — Простите, просто вы так мило выглядите, когда пытаетесь казаться серьёзным. Это совершенно не ваше, честно… К тому же, это первое около официальное заявление, которое вы сделали. Серьезно относитесь к работе? Хорошо, я не буду вас задерживать. — Спасибо, — коротко и сухо ответил Гончаров. — Где я могу получить- — Список? — бестактно перебил его Мори. — В кабинете Фёдора Михайловича. Но перед тем как вы пойдёте, я хочу кое-что взамен… — Взамен на списки преподавателей и учащихся? — с неверием спросил Ваня. — Да! Именно так, вы слушаете? — Так я даже не у вас их возьму! Почему я что-то должен, да и вообще… если я не соглашусь, то вы меня из кабинете не выпустите? — со смешком спросил Гончаров, начиная закипать. Он поднялся со стула, правой рукой прижимая к груди блокнот, а левой поднимая чемодан. — Возможно… а возможно Достоевский откажется вам помогать, а ещё возможно вы не найдёте нужную дверь, а ещё возможно дверь в кабинете заперта… не знаю, — елейным голосом начал перечислять Мори, загибая пальцы в белоснежных перчатках в воздухе. Они плотно прилегали к коже и напоминали медицинские. — Я не хочу от вас ничего невероятного, Ваня, просто внимательно меня послушайте и мы разойдёмся с миром. Мужчина сделал акцент на последнем слове. Гончаров сглотнул и коротко кивнул, начиная медленно отходить к двери. — Так вот, дорогой проверяющий… наша школа очень небольшая. Мы работаем на качество, а не количество — учителя и ученики, все здесь, мы как одна большая семья. Будет очень некстати, если кто-то приезжий начнёт повсюду совать свой нос, чтобы потом донести на нас шавкам повыше. Понимаете о чём я, Ванечка? — Не совсем, — шёпотом произнёс Гончаров, чувствуя ком в горле. — Не совсем? Хорошо, я объясню проще. Либо вы становитесь частью нашей семьи, а поверьте, у вас есть все шансы… вы понравились Достоевскому — он вам колосок заплёл, хотя при мне несколько раз без сожаления отрезал людям все волосы под корень. Либо… Ваня, вы не становитесь частью этого места и тихо, бесшумно ходите туда, куда вам можно — ни шага влево, ни шага вправо. Я составлю список занятий и мест, посещения которых будет достаточно для написания успешного отчета. Что скажете, Ваня? — Я… я бы хотел забрать бумаги и заселиться в комнату, — невпопад ответил Гончаров, пальцами нащупывая дверную ручку. — Конечно, конечно… я не жду от вас моментального ответа. Кабинет Достоевского слева по коридору, третья дверь если считать от моей. Можете заходить без стука, — добродушно объяснил дорогу Мори, словно не он мгновение назад неприкрыто угрожал Гончарову. — Он попросит секретаршу — Хигучи найдёт свободную комнату. И советую вам заглянуть в актовый зал, у Гоголя сегодня репетиция какой-то важной сценки — будет полезно для отчета и интересно для ознакомления. Можете, конечно, на кружок к Дазаю, но у него тема скучная выбрана — всё-таки по понедельникам он с младшеклассниками работает. Так что лучше театр… да. Кто-нибудь покажет вам дорогу, хорошо? — Хорошо, — тихо повторил Ваня, поворачивая ручку и открывая дверь. — Я пойду? — то ли спросил, то ли утвердил он. — Да, можете идти, только… Ваня, загляните ко мне часиков в семь. Мне будет интересно услышать ваши мысли и… нужно ли мне составлять для вас график работы или же мы друг друга поймём без лишней бюрократии, — Мори широко ему улыбнулся, прикрывая глаза. — Я-я зайду. До свидания, — выдохнул Гончаров, стремительно выходя в коридор и закрывая за собой дверь. Только вновь оказавшись в солнечном и светлом коридоре, он позволил себе облегчённо выдохнуть. Ему определённо требовалось время, чтобы осознать произошедшее — Ваня всё ещё чувствовал себя потрясённым до глубины души. Если он так… понравился Достоевскому, то через что тогда проходили люди, оказавшиеся менее «удачливыми»?