- - - - - - - - -
"Хмм. Нужно немного привыкнуть к тому, что меня называют "Мастером". Но когда это говорит Гэндзи, оно особенно странно. Странно, но в приятном смысле". А потом: "Подожди... Гэндзи смотрит"- - - - - - - - -
Его сферы разрастаются словно бы в такт дыханию, как и руки омника, пронизанные проводами. После чего они в унисон возвращаются к его телу, и монах смотрит на Гэндзи, настолько откровенно, насколько может когда-либо позволить его неизменное лицо. — Ты все еще отвлекаешься, мой ученик. — Мхм. Поза Гэндзи расслабляется, но в этот раз он справился хотя бы лучше? — Да. Мой разум не был, э-э, ясным уже долгое время, — он оглядывает стоическое лицо Дзенъятты, его украшенную шею... — Может быть, если Вы дадите мне одну из Ваших, мм, еще раз... — Мои Сферы Гармонии? — Дзенъятта небрежно дотрагивается до одной, едва ласково гладя ее. — Думаю, на этот раз ты прекрасно обойдешься и без них. — Но они мне очень помогают. Пожалуйста, Мастер. Дзенъятта почти колеблется, крепче прижимает к себе ту, которую поглаживал, и чувствует, как заряжает ее. Почти. — Хм... Нет, мой ученик, это то, чему ты должен научиться. Речь идет о твоей собственной силе воли. — Он выпускает сферу, его плечи опускаются, а кулеры отпускают дуновение. — Обычно я использую их для целительной энергии, и они помогают сфокусироваться при необходимости. Например, когда нужен более дисциплинированный разум для боя, или, как в твоем случае, при скитании в темном месте. Дзенъятта тянет руку, чтобы погладить Гэндзи по плечу, что заставляет того вздрогнуть. Гэндзи хмурится. Очевидно, что он находится "в темном месте", но слышать это как золотую истину... "Все знают, конечно, всем им известно, почему ты все еще здесь". Дзенъятта вновь постукивает по нему, позволяя Гэндзи сосредоточиться на нем, прежде чем продолжит говорить: — Видишь, твои мысли продолжают блуждать. — О, хм... Вы правы. Гэндзи наблюдает за тем, как Дзенъятта отплывает назад, рука отлетает от него. Затем монах постукивает ею по шву рта, думая: — Повторение облегчит задачу. Как насчет того, чтобы начать с простого? — Дзенъятта кладет руки на колени, возвращаясь в медитативную позу, его сферы расширяются в радиусе и мягко светятся. — Ты можешь сесть немного ближе. Таким образом, ты по-прежнему будешь чувствовать, что Ирис с тобой. Гэндзи наблюдает за новым вращением, а затем примечает место, куда садится чуть в стороне от монаха. Конечно, оно там, тепло омнической энергии, которое начинает казаться ему знакомым. Успокаивает. — Ты готов, мой ученик? Гэндзи кивает, его глаза закрываются. "В третий раз повезет, я готов". Он позволяет ощущениям вокруг себя притупиться, обнаруживая, что странное, статичное тепло сферы дает ему что-то, на что можно направить свое внимание. Это, а так же их мелодия, ритм собственного разума Дзенъятты, углубляющийся, ревербирующий, с удовольствием занимают все его мысли.- - - - - - - - -
День 26.
Зима длиться дольше, чем казалось в детстве, и это не только потому, что они живут высоко в горах. Однако в последнее время весна ждет своего расцвета с маленькими намеками на зелень и возвращение фауны, и он с нетерпением ждет этого каждый день. Он стал лучше медитировать, а уроки Дзенъятты даются ему гораздо легче... Постоите. Он уже думал об этом раньше. Неужели он вновь проснулся? И когда Гэндзи открывает глаза, то видит размытые огни и фигуры. "Ох, черт. Заснул во время урока в миллионный раз". Он аккуратно поправляет позу, надеясь, что Дзен этого не заметил. Омник сидит на полу напротив него, а не парит, что странно. Затем Гэндзи осознает, что звон его сфер исчез — сами сферы исчезли, — а комната дышит совсем другим металлическим звуком. "Хм..." — краем зрения он замечает другую фигуру у себя под боком, чуть позади. Он не может остановить себя от того, чтобы не повернуть голову, проверить... И тут же видит почти каждого гребаного монаха всего монастыря, сидящего в аккуратном строю позади него. Гэндзи вскрикивает и падает со своего места, пытается встать, когда понимает, что тот, кто сидел перед ним, был сам Мастер Мондатта. Остальные монахи заливаются хихиканьем и смехом, а Мондатта в свою очередь слабо посмеивается, сохраняя стоическую позу. Когда Дзенъятта смеется, то легко выделяется из толпы, потому что именно он звучит громче остальных. Он также первым встает, а за ним уже следует Гэндзи, который бросается к своему учителю, размахивая руками, ругаясь не от злости, но с веселым недоверием: — Черт возьми, не могу поверить, что Вы провернули это со мной! — Но я должен был преподать тебе урок сосредоточенности, мой ученик! Дзен небрежно уворачивается от Гэндзи, когда тот ныряет мимо него, приземляясь на пол рядом с несколькими удивленными сестрами. Дзенъятта подплывает к ним и протягивает руку Гэндзи, сжимающего ее в ответ, а затем поднимает хихикающего на ноги. — Надеюсь, шутка не была слишком жестокой, мой ученик. — Все в порядке, Мастер, я Вас понял. Просто не могу поверить, что Вы всех втянули в это. Гэндзи смотрит на других Шамбала и получает от них хор доводов и оправданий. Мондатта лишь пожимает в молчании плечами. — На самом деле это было предложение моего брата, — шепчет Дзенъятта. — Мастер Мондатта? Вы, должно быть, шутите. — Он хотел пошутить, но, естественно, я довел дело до конца. Процессоры, громко работающие в теле Дзенъятты, начинают успокаиваться, и Гэндзи чувствует, как теплая рука сжимает его плечо. — Я постоянно разыгрываю сцены в своей голове во время медитации. Полагаю, это очень похоже на то, что вы, люди, делаете с целью погрузиться в сон. Гэндзи смотрит прямо на собеседника. Казалось бы, неизменное лицо, но он видит, как огоньки слегка тускнеют и загораются вместе с каденцией его голоса, как слабые искры проскакивают мимо тщательно изготовленных металлических пластин и толстых изолированных проводов его корпуса. — Гэндзи, — Дзенъятта умудряется звучать так ласково, всегда возвращая его к полной концентрации, — сейчас не время засыпать. Нужно находиться в настоящем, это и является сосредоточенностью. Вот почему я создаю собственную музыку, направляя всю свою энергию на поддержание этой гармонии. Иногда он отворачивается, только чтобы поклоном поблагодарить монахов, возвращающихся к своим обязанностям. Гэндзи повторяет за ним, делая небольшие взмахи руками и кивая: "До встречи на вечерней медитации". Мондатта, кажется, задерживается дольше остальных, и Гэндзи знает, что он слушает их обоих. Возможно, внимательно изучая слова Дзенъятты. Затем Дзенъятта снова встречается взглядом с Гэндзи, и снова это только их мир. Так же, как монаху всегда удавалось чувствовать его эмоциональное состояние, он, казалось, слишком хорошо знал его мысли. — Я думаю, ты хорошо очистил свой разум, — говорит он, — особенно от более вредных мыслей. Но тебе нужно иметь те, которые являются не просто мелькающими образами, бесцельными историями и блужданиями. Тебе нужно иметь реальность, на которую можно положиться. Сейчас. "Но у меня есть. Здесь, вместе с Шамбала, я больше не кочевник. И я вижу в тебе своего друга". — ...Тогда у нас будет что-то твердое, на что мы сможем опереться, когда столкнемся с остальным твоим раздором. "О, черт. Не готов к этому". Взгляд Гэндзи скользит к дверному проему, где он видит, как Мондатта оставляет их. Рука Дзенъятты тоже покидает его, и монах возвращается на свое обычное место. Гэндзи, глубоко вздохнув, следует за ним. "Так много шагов на пути к выздоровлению. Сработает ли это вообще? Медитация не всегда помогает". Сферы Дзенъятты начинают светиться, знакомо покачиваются вверх-вниз до того, как войдут в собственный ритм. Первые волны омнической энергии омывают его, и Гэндзи шумно выдыхает. "Сработает ли это вообще? Может быть".- - - - - - - - -
Ночью в постели Гэндзи снимает свою маску и, закинув руки за голову, думает о тоне голоса Дзена в течение всего дня, о розыгрыше. Прошло всего около месяца с тех пор, как Дзенъятта стал его учителем, с тех пор, как тот хлопнул кулаком в коридоре, с тех пор, как Гэндзи оказался завороженным скольжением лопаток по гладкости его искусственной спины. Его долбаный смех, он всегда был таким. Та единственная вещь, кажущаяся настолько человечной. Однако нет, нет, он омник, который, несмотря на все тонкости его движений, был закодирован, запрограммирован казаться слишком человечным. Гэндзи находит себя в компании звуков собственного тела, жужжания, часовых механизмов и вентиляционных отверстий с их обычным шипением выхлопов. Но недостаточно человеческих. На вечерней медитации было не так уж и тихо: вокруг раздавалось хихиканье, когда Гэндзи вошел туда со своим мастером. Каждый принимал участие в милой шутке, что было облегчением от обычной серьезности, которая сопутствовала жизни монаха. Все, с разными выражениями лиц, разными причудами, разными голосами. Но все еще сомнительные. Все еще омники, чувства которых заложены в программирование. Большинство из них, он все еще может держаться за мысль. Большинство. Кроме Дзенъятты. Его учитель садится рядом с ним и скрещивает ноги, и Гэндзи знает, что если бы он мог, то улыбнулся бы. Ему любопытно, как бы он выглядел, если бы только был человеком. Гобелены и знамена перед Гэндзи в основном содержат омнические языки и глифы, покрытые узорами и образами, которые он может только начать расшифровывать. Мондатта устраивается напротив всех, сообщая несколько слов, над которыми следует поразмышлять, прежде чем они начнут. На данный момент Шамбала едины. И Гэндзи сглатывает, закрывая глаза, его дыхание сбивается, когда он ощущает энергию по всей комнате, среди всех монахов, концентрирующую и направляющуюся. Сможет ли он когда-нибудь разделить ее?- - - - - - - - -
Если у Дзенъятты есть душа, то и у всех остальных здесь она должна быть. У всех, как он, у Шамбала. У омников. Но как насчет того, кто преодолел пропасть? Как насчет того, кто не был чем-то одним в этой дихотомии, но и не был другой половиной? Кого-то недостаточно человеческого.