Хвосты, жезлы и вино

Жарко. Тесно. Щекотно. Хвосты путаются с одеялом, липнут к коже, попадают то под локоть, то под колено, и Чжоу Цзышу почти не шевелится, чтобы случайно не отдавить чувствительные конечности. Они так лежат уже минут двадцать, и Вэнь Кэсин не спешит его отпускать. Обнимает, утыкается в шею, дышит шумно. Дрожит — Чжоу Цзышу ощущает, как раскаленное тело мелко потряхивает под его ладонями, будто его поставили на виброрежим, и поэтому молчит, терпит и осторожно дышит в появляющиеся щели своего пушистого кокона. После нахождения антидота, У Си продержал его и других агентов на карантине почти неделю, за которую Чжоу Цзышу успел настрадаться от скуки, прочитать пару книг, на которые раньше не было времени, и разработать с Вэнь Кэсином свой язык жестов. Они вели себя как школьники во время контрольной: два стука — как ты? , три — ты ведь заботишься о себе, пока меня нет рядом? , раскрытая ладонь — я так скучаю по тебе, что у меня ни на что нет сил. Выйдя из лазарета, Чжоу Цзышу был уверен, что Вэнь Кэсин ни на миг не замолкнет. Но он лишь взял его за руку и погладил круговым движением ладонь. «Пойдем домой». Конечно они пошли. И до сих пор молчат, будто первое произнесенное слово вернет их в реальность, столкнет с тем, что разлука была не одним долгим мгновением, тянущимся как жвачка, а десятками дней, когда они не слышали голоса, ни чувствовали кожи, не видели любимые черты. Вэнь Кэсин мягко вздыхает и слегка приподнимается. Он бледный и худой, будто все эти дни болел вместе с ним, и Чжоу Цзышу ласкает пальцами его обострившиеся скулы, словно своим теплом пытается вернуть им краски. Они и правда едва заметно краснеют. Вэнь Кэсин ломко улыбается и шепчет: — Привет, — он жмурится, и Чжоу Цзышу целует его невинно, сначала в сухие губы, потом в закрытую нежность век. В груди тепло и щекотно, и Чжоу Цзышу с весельем думает, что его хули-цзин забрался туда и занял все пространство, оберегая его сердце. — Привет.