Вварденфелльские каникулы

Хейдар подносит руку к виску и вытирает кровь… Левую руку — правая плохо слушается. Мысли — тоже… слушаются плохо: разбитая голова — скверный помощник. Пальцы у Хейдара грязно-бурые, перемазанные землёй. Крови тут, впрочем, тоже... более чем достаточно: раны на голове всегда кровят очень сильно, даже если они не слишком серьёзные. Так, а теперь… Как он здесь оказался? Хейдар приходит в себя на ногах: бредёт, судя по солнцу, к юго-востоку. Откуда, из города? Он планировал провести в Садрит Море ещё полных четыре дня, но сорвался в путь раньше… Почему? Хейдар смахивает со лба едкий пот, перемешанный с кровью и грязью, и вспоминает, не переставая идти: он услышал то, что не должен был... или, скорее, «понял». Удобно, когда твои недруги не подозревают, что ты знаешь их язык, и, не стесняясь, планируют при тебе твою же расправу... К страже Хейдар не стал обращаться: доказательств у него не было, только его слово против слова добропорядочного, чистопородного данмера — а в землях Телванни к риторике Пакта относятся с прохладцей. Нордскому н’ваху не стоит искать справедливости — в городе, где у него не найдётся друзей. Легче — уйти до рассвета: сбить со следа, а заодно и проверить метки на той родовой гробнице... Шоровы кости! Угораздило же напороться на двух чародеев, устроивших в тихом безлюдном месте магическую дуэль! Хейдар не знает, чем она завершилась — поспешил уйти, чтобы его ненароком не зацепило; и всё равно — попал под устроенный кем-то из этих идиотов оползень. У него грязь под ногтями, разбитые, рассаженные пальцы — он... выкопался, так получается? Плечо сводит судорогой; воспоминания — разбегаются, словно зайцы… Хейдар морщится, пытается оглядеться. Юго-восток Телванниса — он идёт в Тель Ханнак? В Тель Ханнаке живёт Рилан Дэват — чародей, меценат и тонкий ценитель айлейдского антиквариата. Хейдар бывал в этой башне не раз и не два: чинил, реставрировал, делал многое на заказ, в том числе и по редким, самим господином Дэватом добытым втридорога чертежам... Тель Ханнак его помнит, а Хейдар — помнит туда дорогу. Дэват, конечно, не друг, но хороший заказчик, и вряд ли выставит. Где он ещё найдёт такого умельца?.. Хейдар упрямо идёт вперёд, но перед Башней — снова теряет сознание. — ...Мутсера? Эй. Ну давай же, приходи в себя, нельзя тебе отключаться, — говорит кто-то на данмерисе, когда он выныривает из забытья. Виски трогает что-то холодное. Чьи-то пальцы, быстрые и ловкие, промывают волосы. Плещет вода. Вверху — каменный потолок с узлами грибницы. Пахнет медикаментами. — Очнулся? Хвала Вивеку! — голос взволнован, а его обладатель переходит на сиродилик. — Молчи пока. Прикрой глаза, если понимаешь. Отлично. Я обработаю рану. Ра’Мехрат! Подай синюю плошку. Спасибо. Таинственный врач отходит от него, и можно его рассмотреть: это удивительно худой данмер, на вид довольно молодой. Пациент, видимо, застал его врасплох: длинные белые волосы выглядят так, словно слева их успели расчесать, а справа они остались встрепанными; белый шелковый халат испачкан грязью и кровью, особенно рукава, и сидит тоже небрежно. Темные круги под красными глазами, резковатый телваннийский профиль, бледная кожа. Комната — гостиная Тель Ханнака. Это Хейдар знает совершенно точно: вон то панно он вырезал сам, а тот грибной корень пришлось обтачивать, чтобы оно влезло, потому что пока Хейдар работал, башня росла естественным образом. Дворецкий Ра’Мехрат, каджит с диковинными механическими протезами ног, ему тоже знаком. Это доброе, пусть и слегка заторможенное существо, обязанное Рилану Дэвату не только свободой, но и жизнью; бывший раб, а ныне вполне уважаемый присягнувший Дома, он не раз и не два угощал заработавшегося Хейдара элсвейрскими сладостями из своих запасов. В Тель Ханнаке, кроме него и хозяина, живых больше не обитало — не считать же таковыми двемерского автоматона и дремору, которого Дэват иногда призывает для охраны и поручений? Так что откуда здесь этот лекарь, не ясно. — Мне придется немного тебе прическу испортить, — извиняется между тем данмер. — Не волнуйся, буду аккуратен. Кто это тебя так приложил! Если работорговцы, то хотел бы я знать, куда они ушли. Здесь так скучно, а я люблю охоту за охотниками. Пахнет травами. Прикосновение лезвия к виску ощущается притупленно — наверное, обезболивающий эффект от какого-то зелья. «Ты не Рилан, — вертится у Хейдара на языке удивительно точное и глубокое наблюдение. — Ты не Рилан. Кто ты такой? Что ты тут делаешь?» Хейдар сглатывает: в горле сухо, как в жерле Красной горы, и это — самое острое, что он ощущает. Чувства — притуплены, и сам он тоже… притупленный… но, кажется, уже куда более целый. Волосы отрастут; у Хейдара они отцовские — чёрные, жёсткие и прямые, каких не бывает у чистокровных нордов, но и другие примеси часто дают такой же эффект… — Волосы отрастут, — произносит он вслух — тихо и тоже на сиродилике. — и добавляет: — Спасибо. Ему требуется отдышаться, перед тем как продолжить; собраться с мыслями… Данмер работает быстро и аккуратно… Кто это? Хозяина нет в Башне? Рилан Дэват — из тех, кто любит всё держать под контролем; должен был появиться, если остался в Тель Ханнаке... Кажется, Ра'Мехрат за Хейдара поручился; и раз старик не поднимает тревогу, то и за беловолосого — тоже ручается. Дэват взял ученика? Он первоклассный маг и, как и всякий первоклассный маг, не ограничивается десятком зазубренных заклинаний одной-единственной, излюбленной школы… Но целителем Дэват не был, а Хейдар хоть и «притупился», а руку профессионала — чувствует, и чутью своему — доверяет. — Я боролся с утёсом, — усмехается он, чуть прикрывая глаза — Утёс победил. Надеюсь, идиотам, устроившим оползень, тоже пришлось несладко. Но работорговцами они не были, насколько могу судить... Беловолосый настораживает — у Хейдара мало причин ждать добра от незнакомцев из дома Телванни, — но, как говаривают славные меры из Садрит Моры, подаренному рабу зубы не пересчитывают. Помог ведь, хотя не обязан… У него лёгкие, ловкие пальцы... — Я Хейдар, — представляется он, когда целитель, покончив со стрижкой, чуть отстраняется: готовится обработать рану?.. — Хейдар из Рифтена, мы с господином Дэватом часто ведём дела… Спасибо, мутсэра. Могу я узнать, кому обязан спасением? — Моë имя Верам. — чуть запнувшись, отвечает данмер, и нервно заправляет за ухо — правое — прядь непричесанных волос. — Ра’Мехрат сказал, что мой брат нанимал тебя несколько раз и был в восторге от работы. Если эти панно твои, то ты очаровал весь малый дом Дэват, победитель утесов, потому что мне они тоже нравятся. Лëгкая гримаса неудовольствия пробегает по лицу этого «Верама» при упоминании имени Дома. Он отходит от двух длинных кушеток, на которых устроил больного, чтобы промыть окровавленные тряпки и взять иголку с ниткой и пару склянок. Возвращается. Всë-таки ужасно тощий. Толстых данмеров редко встретишь, но и таких худых тоже. Грязный халат, когда-то бывший красивым, теперь просто подчеркивает, что велик. Хотя вот руки — загляденье. — Значит, оползень. Вроде как несчастный случай, — Верам снова устраивается в изголовье. — Кому ты так насолил? Хм. Не то чтобы здесь радовались н’вахам, сам, наверное, знаешь, но просто так даже животные не убивают. Помолчи-ка секундочку сейчас и рукой не размахивай, я ей тоже займусь. Придется швы накладывать. Данмер орудует иголкой: судя по всему, камнем или корнем Хейдеру рассекло кожу над виском. Боли нет. Перед глазами у Хейдара болтается прядь белых волос. Каджит уходит сменить воду. — Готово. Сейчас наложу повязку, потом посмотрим, что с твоим плечом. Если не возражаешь, рубашку я разрежу, еë всë равно уже ни один святой не спасет. — Когда такой мер хочет тебя раздеть, разве кто-то в здравом уме откажется? — улыбается Хейдар, надеясь, что получилось не слишком вымученно. — Режь, Верам из дома Дэват, не бойся. Это даже не волосы: не страшно. Глаза у Верама становятся немного испуганными; он снова нервно заводит волосы за правое ухо и награждает Хейдара взглядом сперва колючим, потом почему-то тоскливым. Отворачивается положить иголку с медицинской ниткой на столик. Хейдар немного отвык от такого на Вварденфелле: местные данмеры куда более нервные, чем на континенте, и слишком велик шанс не растопить лёд, а схлопотать огнешаром в лицо; да и не хочется, наоборот, по незнанию наскочить на кузена или, и того хуже, прабабку… Но «Верам из дома Дэват» сам выбрал общаться с незнакомым «н’вахом» по-свойски… Кто он, хозяйский родич? По первому взгляду общего у них — разве что выдающийся нос да разрез глаз, но такими щеголяет каждый третий данмер на Вварденфелле. Рилан смуглее — конечно, когда он сыт, — черноволос, с мелкими, резкими чертами; глаза, такие же раскосые — другого оттенка. Даже сиблинги — не отливка с одного образца, уж Хейдар-то знает… но близкой родни у Рилана Дэвата не было. В своё время тот выразился иначе, куда цветистей; точная формулировка не вспоминалась, но смысл был ясен. Их крепкие рабочие отношения на этом и строились — на молчаливых договорённостях. Зачем проговаривать — «я вампир», «моим отцом был данмер» и всё в таком роде, — если оно и так понятно тому, кто смотрел на тебя чуть дольше, чем пять минут? — Неужели так сложно поверить, что я пострадал из-за случайности? — Хейдар, подумав, берёт за скобки досадный инцидент в Садрит Море. — Стал ненароком свидетелем чужой магической дуэли… Думал, что разминулся, но у утёса были другие планы. — Береговая линия, особенно у дорог, здесь укреплена чарами, иначе всё давно бы превратилось в болото. — говорит Верам. — Их регулярно обновляют. Никому не хочется откапывать из-под оползней свои драгоценные грузы вместе с поставщиками и их гуарами. И дуэлей тут никто не стесняется; зритель бы только подтвердил, что победитель победил, а проигравший проиграл. Изящные ножницы — такие производит дом Дрес — щелкают раз, другой, третий. С рубашкой лучше и правда попрощаться. А поздороваться — с ванной, но это, видимо, потом. — Поднять руку можешь?.. А так?.. Видимо, внешний осмотр Верама не удовлетворяет, потому он кладёт ладони Хейдару на плечо и бицепс, замирает на несколько секунд. От его рук идёт пульсирующая тёплая энергия, хотя сами пальцы прохладны. — Трещина. Сделаю так, чтобы ничего не воспалилось, но руки в ближайшее время лучше не тревожь, — он употребляет данмерский фразеологизм, который сложно перевести. Нечто, что можно трактовать как «не беспокой руки», и «не распускай руки», и «не суй беспокойные руки в домик лавовых мух-сборщиц». Улыбается он при этом довольно по-лисьи. — Я буду послушным мальчиком и выполню все указания лечащего врача, — соглашается, подмигнув, Хейдар. — Мои руки окажутся только там, где позволено. Незваный, измазанный кровью и грязью нед, свалившийся у твоего порога — не самое привлекательное зрелище, особенно для чародея-Телванни; Хейдар ни на что всерьёз не рассчитывает, но Верам дружелюбен, привлекателен и не без охоты подыгрывает. И тратит на лечение столько маны… бесплатно и без личной симпатии от Телванни такого дождаться — нонсенс. Не ухватить вьющегося под рукой лиса за хвост не получается. Это уже куда больше, чем Хейдару достаётся в последнее время, а он привык к совершенно иному — и, как наставляет чад своих Воин-Поэт, умеет считать счастливые часы. — Не хочу ничего дурного сказать о... нашем хозяине, но мне очень повезло попасть к правильному Дэвату. Спасибо, — благодарит он ещё раз; «твоего брата» не упоминает, но и не выражает вслух своё недоверие: это разговор для другого раза и другого собеседника. Спорить о том, что произошло возле Садрит Моры, Хейдар тоже считает непродуктивным: если его пытались убить, то — неаккуратно и неумело, и в Тель Ханнаке таких неаккуратных и неумелых убийц можно не опасаться. — Я и так слишком многим тебе обязан, но, если позволишь, я бы не отказался… от лохани горячей воды. «Потереть спинку», мысленно усмехнувшись, решает не предлагать: гоняясь за лисами, опасно переусердствовать. — Ты ожидал увидеть другого Дэвата, да? — приподнимает бровь Верам. — Сочту всё это комплиментом. Их получать приятнее, чем намеки, состоящие из болотной росы. Верам прикусывает губу и смотрит на колодец, что ведёт в верхние помещения. Потом хлопает в ладоши. Ждёт — видимо, каджита. Тот не появляется. — Ра’Мехрат иногда немного глухой. Или я ему не очень нравлюсь. Попробуй сесть! Водой и всем прочим я тебя обеспечу. Какой чародей не согреет воды. Только не здесь. Стоит сесть (голова уже не кружится), как Верам решает, что лучше наложить повязки, и на голове у Хейдара образуется что-то вроде небольшого тюрбана, а правая рука обрекается болтаться на перевязи. От халата Верама (или от него самого) пахнет чем-то данмерским. Жучиным мускусом, травами. Медикаментами. Немного алкоголем. Ловкий с бинтами, но, кажется, со всем остальным не очень… — Помоешься левой, — заявляет этот странный данмер, любуясь своей работой. — Ты же способен помыться левой? Сомневаюсь что тебе понравится помощник, которого я смогу предложить. Хм. Идти можешь? Если нет, ничего страшного. Здесь где-то была платформа для подъема грузов. Хейдар прикрывает глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, и медленно, аккуратно встаёт. — Думаю, что справлюсь, — кивает он. — Ты хорошо меня подлатал... и да, это тоже комплимент, сэра Дэват. Хейдар встречается с ним глазами. Это требует некоторой сноровки: Верам высок для данмера, но Хейдару — по плечо, и упирается взглядом куда-то в витки татуировок у него на груди... Хейдар одну за другой понимает две вещи. Во-первых, он… да, голый по пояс, и намного крупнее — и нависает так, что это можно счесть если и не угрозой, то попыткой «продавить». Стыдиться Хейдару нечего, уж точно не перед данмером — их скудная на растительность грудь обычно как раз не смущает; скальдические метки, полученные в Коллегии Бардов, смотрятся необычно, но... А во-вторых, Хейдар понимает — вспоминает, — что да, и ножны на месте, и поясные сумки, а вот рюкзак остался где-то там, под завалами. На секунду его охватывает паника… однако прошли те времена, когда Хейдар, как грязекраб, носил свой скарб на себе. Припасов и инструментов, конечно, жалко, но всё самое ценное, незаменимое хранится в вивекском депозитории, в ячейках тайем-1503 и тайем-1504; а содержимое подсумков можно проверить, когда он окажется в одиночестве. — Покажешь, куда идти? — спрашивает он, разбивая затянувшееся, неловкое молчание. Верам всё это время стоит, наверное, слишком близко: почти уткнувшись носом в те самые татуировки. Рассматривает их, чуть наклонив голову… ресницы у него тёмные, брови — какого-то серебристого оттенка. Любуясь — или любопытствуя, — он нарочито медленно поднимает взгляд, скользя им по ключицам, шее, лицу… пока не встречается со взглядом Хейдара. Тянется снова поправить себе волосы, но останавливает руку на полпути… Уже наощупь обводит хвостик одной из татуировок, заходящих с груди на плечо, кончиком пальца… чтобы потом, ухмыльнувшись, за это же — здоровое — плечо и развернуть Хейдара влево. — Покажу. Идти надо за мной, никуда не сворачивая. Стоя ты кажешься больше. Зачем вы, люди, вымахиваете такими громилами? И что значат эти татуировки? Не чувствую, чтобы там была магия, но мало ли. Идёт вперёд. Белый халат едва доходит до середины бёдер, но под ним того же комплекта шёлковые брюки с некрасивым бурым пятном на щиколотке. Свежим. Ходить босым по здешним полам вообще-то не выглядит привлекательным, но Вераму, кажется, всё равно. Он ждёт, пока Хейдар доберётся до нужной двери и толкает её. — Здесь есть комната для гостей. Там же и ванна. Увы, я не знаю, где все лохани, потому придётся пользоваться чем-то получше. Отношения Хейдара с Риланом Дэватом строятся на молчаливых договорённостях — на том, что не проговаривается, но и без того понятно. Его «брат» инаков — охотно играет полунамёками. Хейдара он явно и недвусмысленно провоцирует, по-другому это уже не растолкуешь; и не поймёшь, чего Вераму Дэвату хочется больше: взять верх над н’вахом в беседе или... оказаться сверху иначе. Они с «братом» не похожи внешне — и слава богам, что так! Не то чтобы Рилан был нехорош, но Хейдар бы к нему не полез, даже если бы ему приплатили, и вовсе не потому, что не терпит вампиров... Верам привлекателен — и не как богомол, который после секса (или вместо секса) откусит тебе голову; может быть, слишком тощ, на Хейдаров вкус, но у него лукавые лисьи глаза, изящные черты потомственного чародея и очень красивая улыбка — пусть даже в ней многовато яда. А если он надеется, что н’вах первым испугается и пойдёт на попятную, то напрасно. Хейдар проходит в любезно распахнутую дверь и оборачивается. — Ты спрашивал о татуировках… Можно сказать, что это метки цеховой принадлежности: я закончил Коллегию Бардов в Солитьюде. Петь не проси, я не из тех, кто делает это на первом свидании... Если хочешь, могу показать остальные узоры, но и навязываться не буду. — Значит, лорд Вивек решил с утра подбросить мне барда?.. А вот хочу. Заодно посмотрю, чтобы ты не перепутал мыло слоад с обычным. Верам проскальзывает мимо него в комнату и небрежно взмахивает рукой. Зажигаются азурные светильники — похожие на кисти мелких ягод, свисающие с ветки гроздья… Стендарр знает чего. В комнате уютно — постель, чьи ножки и спинка скорее выращены, чем вырезаны из дерева; пара таких же шкафов, подставочки, стулья, две потрясающие по красоте инкрустированные костью ширмы, какие-то столики… гостей тут явно уважают. И принимают редко: пыль кое-где, особенно на полках, на которых выветрились соответствующие чары, видна с порога. Впрочем, постель, банный угол и то, что к ним ближе, выглядят свежими. В ванне, способной вместить двух Хейдаров, даже есть вода. Верам подходит к ней, присаживается на бортик и картинно создаёт на ладони шарик огня, который затем танцует вокруг его пальцев. — Пусть пения я не достоин, немного стихийной магии могу показать. Огонь, вода и пар. Погорячее? Или сын Севера от такого расплавится?.. — Если дать всё на первом свидании, то на второе можно уже не рассчитывать, — смеётся Хейдар. — Может, дойдёт и до песен, к чему гадать?.. Не бойся, Верам из дома Дэват, я жаростойкий: люблю, чтобы погорячее. Он раздевается медленно, аккуратно… не пытаясь, впрочем, устроить из этого представления: одной руки для такого всё-таки мало; вешает на спинку стула пояс и ножны, садится, стягивает сапоги, потом — избавляется от всего остального.