Жизнь и деяния Гарри Поттера

Еще только подходя к Омуту памяти, Гарри мог ожидать всякого от путешествия в прошлое. Ведь пригласивший его в прошлое директор Хогвартса за свою долгую и насыщенную событиями жизнь успел побывать во множестве мест, побыть частью множества событий самого разного характера. Ученик великого волшебника был готов отправиться на поле страшной и жестокой битвы, в кабинеты и коридоры Министерства и Международной конфедерации, в запретные леса и высокие горы; стать свидетелем грандиозных и впечатляющих происшествий далекого прошлого... Тем большим было его удивление, когда он с Дамблдором очутился в самом обыкновенном пабе магического мира. Магического – поскольку Гарри мог видеть людей, а магглы так не одеваются даже на карнавальные ночи. Обыкновенном – поскольку ничто примечательное не бросилось в глаза. Впрочем, само заведение отторжения не вызывало. Чистая, но непритязательная стойка, объемные кружки, простенькие стулья и скамейки; владелец бара, высокий и лысоватый мужчина с характерным брюшком в серой мантии о чем–то переговаривается с постоянными клиентами; те одеты кто во что горазд, но никаких кричащих украшений или других показателей высокого статуса на них нет. Разве что, глаз уцепился за то, что мантии и прочие элементы костюма на гостях были явно утепленными; значит, пожалуй, время действия – зима, и сами гости паба не нищие волшебники... Совсем рядом с Гарри, едва не "задев" его плечо и сбив его с размышлений, пронеслась типичная же служка: девчонка лет тринадцати–четырнадцати с мокрой тряпкой наперевес. Небось отправилась избавлять хозяйскую комнату от пыли или придавать товарный вид какой–нибудь запыленной бутылке; странно, что без палочки, но и этому можно при желании найти сразу несколько объяснений разной степени паршивости. Всё окружающее было настолько банальным и привычным, что невольно напрашивались вопросы – что они здесь забыли и зачем директор ему это показывает? – Господин директор, а какой сейчас год на дворе? – Учитывая консервативность магического мира, его привычку к жизни «в прошлом», парень не мог определить, насколько глубоко в воспоминания они ушли. В маггловском мире года легко отличить по моде; у магов эта попытка обречена на провал. – Тысяча девятьсот первый, Гарри. – Выдал запрошенную историческую справку Дамблдор тихим голосом. – Самое начало нового столетия, его, если мне не изменяет память, самый первый день. Тогда всё и началось. – Всё?... – Не понимая этих таинственных намеков, переспросил парень. – А что тут такого–то значимого происходит, я решительно не понимаю... – Нас, Гарри, не интересуют ни Долговязый Ник с его хорошими друзьями, ни Энночка–Пуговка. Это были неплохие люди, честные и трудолюбивые, но самые что ни на есть обычные. – Парень не смог сдержать удивления. Нет, конечно же, он знал, что память у директора Хогвартса ещё сильна, но и предположить не мог, что она хранит настолько незначительные детали спустя почти что столетие. – Обрати лучше свое внимание на отдельно стоящий столик в углу и собравшихся там молодых людей. Только после получения им конкретного направления, Гарри смог сосредоточиться. Пользуясь своей бестелесностью – волшебник, путешествующий по своим или чужим воспоминаниям, уподоблялся на это время призраку и мог смело нарушать законы физики – он с легкостью протиснулся сквозь посетителей «Долговязого Ника» и пробраться к нужному столу; наставник следовал за ним по следам с такой же легкостью и непринужденностью. В суровой реальности, которую они оставили позади, директор мог страдать ото всех страшных болезней разом – воспоминания подчинялись иной, до конца не понятой магами, логике. Якобы существовала разница между приятными и неприятными воспоминаниями – якобы первые были куда более отчетливыми для постороннего наблюдателя... Но рассуждать о тонкостях «высшей магии» ему долго не пришлось; настала пора изучить тот самый укромный уголок, на который ему указывал учитель. Сперва он снова ничего особенного, стоящего внимания не обнаружил. Небольшой стол и три стула, один из которых пустовал – очевидно, кого–то дожидаясь, поскольку в противном случае служка явно бы унесла его «куда нужнее». Возвышаются две объемные кружки, лишенные каких–либо украшений, но при этом до краев залитые пенящимся пивом; между ними покоится тарелка с жареной рыбой, и всё это добро источает в воздух великолепный, приятный, возбуждающий аппетит запах. И, тем не менее, выбор блюд и выпивки – абсолютно типичный, если не сказать банальный. Подобный джентльменский набор пользуется бешеной популярностью на Британских островах и у волшебников, и у магглов; директор явно не мог намекать на блюда... Осталось изучить саму компанию. Молодые выпивохи, пожалуй, стоили большего внимания к себе, чем их заказ; они едва ли были принципиально старше Гарри на вид и, практически точно, были бы одного возраста со старшими детьми Артура и Молли Уизли. Один тут же бросился парню в глаза: крепкий, высокий и широкоплечий блондин с потрясающе яркими синими глазами, чью выдающуюся физическую силу едва скрывала небрежно нацепленная мантия дорогого покрова. Блондин спокойно позволял материи касаться грязного пола, ничуть не волнуясь по этому поводу; и держался при этом непринужденно и даже вольготно. Весь его облик словно дышал здоровьем и выносливостью; а правильные, приятные черты лица располагали к себе с первого взгляда. Его партнер производил меньшее впечатление: среднего роста, в мантии с ценником на порядок ниже, длинными рыжими волосами да лишенной примечательности фигурой. Но стоило ему прислушаться к их словам – как Гарри моментально посерьезнел и весь обратился во внимание. Они, строго говоря, не сказали ничего конкретного, полезного или секретного; но друзья обратились друг к другу по именам и этого вполне хватило чтоб происходящее намертво завладело им. – И я говорю, Альбус, не умеют на ваших Островах варить пиво, достойное таким называться. Ни вкуса, ни запаха, ни даже крепости... Хоть Матерью–Магией, если хочешь, поклянусь в этом вопросе. – Блондин поставил кружку на стол и с показной горечью вздохнул. Он говорил по–английски четко и уверенно, но, тем не менее, ощущалось, что язык Шекспира и барда Бидля для него не родной. – Вот побывал бы ты у нас, в Германии, я бы тебе показал, что такое настоящее пиво. – Думаю, не скоро ты меня угостишь им в твоей–то ситуации. – Его друг беззлобно улыбнулся ему в ответ, а потом решил ответить подколом на подкол. Этот голос тут же показался Гарри чертовски хорошо знакомым... – Ведь ещё долгое, долгое время «молодого герра» Геллерта Гриндевальда будут искать по Германии за инцидент с Кристофером Брауном. – Тетка всё решит в лучшем виде. В этом я не сомневаюсь даже. Собственно, повторюсь: я мог и совсем не уезжать, это она настояла, что мне поможет смена климата... – Беззаботно отмахнулся от каких–то неведомых Гарри проблем блондин, оказавшийся, к его шоку, самым могущественным темным волшебником всех времен и народов. Но то, что Гарри услышал в последующее мгновение, поразило его будто молнией в сердце. – Но если «молодой мистер» Альбус Дамблдор назовет меня "молодым герром" ещё хоть раз... – То что? – То я буду звать тебя Лайми всю оставшуюся жизнь. – И двое друзей рассмеялись, после чего Гриндевальд поднял вверх свою кружку. – За тебя, Альбус. – Спасибо. Где–то на несколько мгновений Гарри застыл. Ему показалось, что и воспоминание, и самый поход к директору – всё это только лишь сон, и сейчас он проснется с Флёр в обнимку. Геллерт Гриндевальд в молодости знал Альбуса Дамблдора! Пил за его здоровье! Сидел с ним в одном пабе и доверял свои секреты! Был ему... Другом?.. – Что такое? – Спросил Дамблдор своим самым невинным голосом; будто бы маг сам всего не понимал. На самом деле, конечно, то была небезуспешная попытка вывести шокированного юношу из состояния оцепенения. Вырвать его из плена целого потока обрывочных мыслей и помочь тому сконцентрироваться на чем–то действительно важном. – Это же... – Не глядя на наставника и тыкая в его молодую копию указательным пальцем начал было Гарри. – Да, Гарри, это я, и рядом со мной сидит Геллерт Гриндевальд. – Подтвердил правдивость происходящего директор Хогвартса. – Веселимся, радуемся жизни и празднуем нашу многообещающую юность И ожидаем... Друга с хорошими новостями. И я знаю, Гарри, что тебя это поразит и удивит; что ты попытаешься всё обдумать и понять. Не делай этого. – А? – Растерянным, шокированным голосом спросил Поттер. – Обдумать и вникнуть, понять ты успеешь в реальности. – Ласковым, но настойчивым тоном отвечал ему директор. – Сейчас, пожалуйста, сосредоточься на том, что можешь увидеть и запомнить. Погрузись в свои ощущения, доверься им и запомни как можно больше. – Но вопросы задавать... – Только самые срочные. На все остальные я, мальчик мой, отвечу потом. Между тем продолжалась неторопливая и чинная беседа двух друзей. – Да где же он? – Нервно спросил молодой Альбус, поглядывая на зачарованные часы. Ничто в его поведении не напоминало столь знакомого Гарри директора... И, тем не менее, это был он собственной персоной. – Не загулял ли где там?.. – Ты как в первый день с ним знаком. – Несмотря на озвученную раньше жесткую критику, Геллерт с видимым удовольствием отхлебнул из кружки живительного напитка и лишь затем продолжил. – Он придет ровно тогда, когда обещал. То–бишь ровно в три. Ни на минуту раньше. Это мы с тобой рады от родственников дорогих и ненаглядных сбежать пораньше, а ему–то что? – Ну да, он же за гостиницу уплатил, что ему... О! – А вот и явился! – Крикнул едва ли не на весь несчастный паб Геллерт. Внезапно, прямо перед самым носом Гарри, появилась человеческая фигура в серой мантии – чье появление было встречено овацией за столом Геллерта и Альбуса. Лишь через секунду Гарри понял, что человек прошел сквозь него. Черт! К таким... Странным фокусам разума и сознания он не был готов. Но, отпрянув с прохода, он получил возможность хорошенько рассмотреть новоприбывшего. Им оказался юноша, ровесник Гриндевальда и Дамблдора, с приятным глазу оттенком кожи и яркими серыми глазами, подчеркнуто, даже неестественно–правильными чертами лица и волнистыми волосами цвета вороньего крыла. – Лусио, я уже волновался... – Молодой Дамблдор первым пожал руку последнему присоединившемуся к компании магу. – Ага, Альбус уже собирался обращаться в местную дружину правопорядка и искать тебя пьяным под заборами этого славного городка. – Посмеялся Геллерт, протягивая новому "знакомому" Гарри свою мускулистую руку. – Ну или под юбками магглорожденных девчонок. – Геллерт, я такого не... – Да всё хорошо, Альбус. Приятно знать, что ты так волнуешься обо мне. – Названный испанским именем, но говоривший на английском без малейшего следа акцента, Лусио уселся на свободное место, явно предназначавшееся для него. – Пуговку повстречал на пути к вам двоим и свой заказ сделал. Такую же кружку. Сказала, что принесет его быстро, да и испарилась. – Естественно она быстро тебе принесет, – подхватил довольный явно долгожданной встречей Геллерт, – после твоих–то щедрых чаевых, ты у нее в больших любимчиках. Удивительно благодарная, для девчонки из паба. – Продолжай в этом духе разбрасываться сиклями – и она обеспечена на все курсы школы. – Хихикнул Альбус. – А может, останется даже для начала самостоятельной жизни. – А разве не этого мы хотим достичь, по большому счёту? Сделать образование, знания доступными для всех, в том числе и для самых нуждающихся, вроде Пуговки. – Улыбнулся своим друзьям в ответ испанец. – Но, дьявол, я пить хочу. Дайте своего пива, а? И Альбус, и Геллерт одновременно протянули ему свои кружки, поспешив помочь приятелю с жаждой. Хоть они и сидели уже некоторое время, ожидая друга, пиво было едва–едва начато. Тут Лусио удивил их обоих: взял по кружке в руку и отхлебнул из каждого с явным наслаждением. Ответом стал добродушный смех его друзей. – Да куда ты столько? – Рассмеялся Альбус; и Гарри невольно подумалось, что он никогда не слышал такой смех директора. Громкий, честный, открытый... – В одно лицо? – Лусио! – Геллерт карикатурно надул щёки. – Это не по–товарищески! – Я очень хотел пить, а местное варево отлично помогает с жаждой. – В шутку извинился за свое поведение Лусио. – Тем более, что я несу вам действительно замечательные новости. Да–а, вы не ослышались! Геллерт и Альбус тут же умолкли; Гарри, пересилив себя, сделал шаг ближе; он должен уловить абсолютно всё, что только сможет. Если бы юноша смог повернуться, смог бросить один короткий взгляд на стоящего позади него наставника – он бы увидел нового, никогда прежде не виданного им Дамблдора. Там стоял не великий маг, не хитроумный политик, не талантливый школьный директор, не харизматичный лидер и не выдающийся учитель, но самый простой человек. Человек, с помощью чудес волшебства вернувшийся на короткий миг к прекрасному времени оптимистичной юности и искренних надежд на лучшее – с превосходным знанием всех последующих событий. Неудивительно, что руки Альбуса Дамблдора были опущены, на губах застыла горькая улыбка... Но Гарри был слишком занят наблюдениями, чтобы отвлекаться на кого–либо еще. И пустивший гостя в свои воспоминания директор радовался этому. – Мои эксперименты с четвертым номером подтверждают нашу теорию. – Медленно, едва ли не по слогам, произнес Лусио. – В самом деле, магия, как мы и думали, напрямую связана с телом человека. Она не является подарком какой–либо сверхъестественной силы, под каким бы названием та не таилась. – Да христиан тут нет. – Заявил Альбус. – Любителей Матери Магии тоже. – Поддакнул Геллерт. – К делу! – К делу? Извольте... – Монолог Лусио прервало появление Пуговки; та поставила перед испанцем кружку пенящегося пива, получила свой сикль и, под тихий смешок Геллерта, поспешила убежать. Лишь затем речь продолжилась. – Дело в том, что магия, как и наша способность ходить на двух ногах, есть продукт эволюции. И, будучи продуктом эволюции, магия, естественно, заключена прямиком в наших организмах. Это не дар высшей сущности и не абстрактная, независимая эссенция... А неотъемлемая часть нас. – Осталось только объяснить, почему одни становятся магами, а другие нет, и дело в шляпе. – Какой каверзный вопрос поднял молодой Дамблдор! – Механизм пробуждения магии у малолетних мне понятен не до конца, я продолжу изыскания в этом направлении, – сделал оговорку Лусио, – зато я сделал другое прорывное открытие за эту неделю. Да, друзья, мы были с вами полностью правы в наших прогнозах: возможно, путем применения правильных заклинаний и зелий, пробудить магический дар в тех, кто им якобы не обладал с рождения. Я провел всё утро у кроватки четвертого номера и сам, своими глазами видел, как мальчик потянул к себе ложку. Между ним и ложкой было два метра, ложка деревянная, никакого даже случайного магнетизма быть не могло. И это привело меня к единственному возможному выводу... Альбус и Геллерт разве что не пожирали своего испанского друга взглядом. – Он стал магом, настоящим волшебником, как мы с вами; мне удалось нащупать сочетание заклинаний, зелий и формул, способное сотворить это. – Торжественно объявил Мартин, сполна наслаждаясь каждым словом. Пожалуй... Гарри и раньше слышал подобные нотки: с таким радостным упоением несчастная Гермиона раньше делилась наконец–то найденным решением головоломной задачи. – Мы совершили грандиозный прорыв, друзья. – Ты чертов гений, приятель! – Воскликнул Геллерт в приступе искреннего восторга. – Мы просто обязаны выпить за тебя... – Нет, позволь поправить... Красавчик. – Ухмыльнулся польщенный всеобщим признанием Лусио. – Раскрытие магического потенциала четвертого номера стало плодом наших общих усилий, общих исследований. Это не работа единичного "гения", не подарок капризной Эврики, а результат кропотливой, тяжелой работы трех волшебников. Красавчика, Рыжего и Тихони. Ни один из нас не смог бы в одиночку добиться такого потрясающего результата, да в такое короткое время... – Тогда, – перебил Альбус, чьи роскошные рыжие волосы, очевидно, и дали ему кличку, – предлагаю поднять за нас троих и нашу дружбу! – За дружбу! – Хором крикнули три глотки; практически синхронно юноши отправили пиво в свои желудки. И, перед тем, как в его глазах всё потемнело, Гарри услышал веселый и непринужденный крик Гриндевальда: – Пуговка, тащи сразу весь бочонок, мы тут надолго! *** – Это, Гарри, ты видел нас троих: меня, Геллерта Гриндевальда, и Лусио Мартина. Трёх выдающихся волшебников, лучших выпускников своих школ – Хогвартса, Дурмстранга и Шармбатона – за несколько поколений. Свободомыслящих, наглых и инициативных молодых парней. Трёх хороших друзей, сошедшихся на основании совместных амбиций и общих интересов. – Говорил Дамблдор своему ученику, а в его голосе невольно проскальзывали едва уловимые нотки сожаления и грусти. Гарри и не мог, и не смел перебивать наставника, впитывая новую для себя информацию подобно губке. – Мы знали, что мы умны, сильны и можем многое – и мы захотели, Гарри, перевернуть весь магический мир. Подобно тому как древнеримские маги изобрели волшебные палочки, подобно тому, как Основатели Хогвартса создали первую школу, мы собирались произвести схожую революцию. Только мы захотели большего, мы захотели покуситься на главное в нашем сообществе, на его удаленность и изолированность от мира магглов. Мы были уверены, что нам троим это по силам; мы сделаем весь мир счастливым, объединим разделенное человечество... Губы директора сомкнулись в горестной улыбке. – И в вечер, который я тебе показал, мы, как нам казалось, праздновали зарю нового, несомненно лучшего, мира. Как бы наивно и глупо это не казалось, тогда мы и в самом деле верили в это. – Профессор, а что за «четвертый номер»? – «Номером четвертым», о котором ты слышал, был Эндрю Уилксон, – продолжил воспоминания Дамблдор, –совсем ещё маленький мальчик, купленный Геллертом у его матери-пропойцы за пару бутылок элитного алкоголя. Та не задавала никаких вопросов и не беспокоила нас впоследствии. Лусио именно на нём... Проверял теорию, которую мы составляли общими усилиями. Академически он был умнее нас всех, что уж тут сказать, так что мы ему это доверили. А вот Гарри было, что «сказать» по поводу только что услышанного. – Вы экспериментировали на детях?.. – Конечно, он понимал, что его наставник – отнюдь не ангел, и много чего сомнительного за жизнь натворил. Но такое, да в самой юности... – И что значит «четвертый»? – Лусио всегда предпринимал все зависящие от него меры предосторожности, даже ценой замедления темпов. Но, ты понимаешь, экспериментальная магия, особенно настолько прорывная, всегда опасна. Всегда есть и будут риски, как для исследователя, так и для... Подопытных. – Найденное директором оправдание, с одной стороны, было предельно справедливым; и поразительно циничным в то же время. – Но мы согласились на них, в полной уверенности, что история нас поймет, простит и оправдает в полной мере. Вышло... Несколько иначе. – А что же пошло не так, господин профессор? – Выдавил из себя вопрос Гарри, предчувствуя, что самые знаменательные откровения его ещё ожидают впереди. – Ты когда-нибудь слышал о революциях – настоящих, заметь, революциях, глобальных и знаменательных для развития человечества или даже одной-единственной страны – что обошлись без крови и насилия? Чтобы революционерам, даже самым благонамеренным, удавалось реализовать их планы добрыми словами да невинными улыбками? Гарри пришлось отрицательно кивнуть головой. Подобных басенок и сказок он в самом деле никогда не слышал. – Вот и нам предстояло усвоить этот урок. *** Новая сцена разительно отличалась от первой – это Гарри успел понять, даже не расслышав ни единого слова. Паб, где друзья гуляли и отмечали успехи, был наполнен радостью, светом и теплом; здесь же, в очередном воспоминании, ему казалось будто воздух стал холодным. Не было и освещения, достойного называться таковым. Только темная фигура волшебника, прытко поднимавшаяся вверх по темной, грязной лестнице и повернутая к зрителям спиной. – Нам за ним. Идём. – Коротко сказал профессор ему на ухо, и Гарри поспешил исполнить приказ. Более того: он умудрился «протиснуться» вслед за черной фигурой в открытую той дверь; в прихожей горели свечи, так что Гарри наконец-то смог разглядеть участников сцены и безошибочно опознать юного Дамблдора и Лусио из паба. Но вот перемена в их настроении была явной: раньше он видел их беззаботными, счастливыми и довольными; теперь Альбус показался ему озадаченным, а на лице Лусио застыла маска ледяного спокойствия, без всякого сомнения скрывавшая целую бурю эмоций. Негативных эмоций. – Вот и он, наш Альбус, – проговорил явно чем-то взволнованный Лусио, обращаясь к кому-то, кого не было в прихожей, – опаздываешь... – Я прибежал к вам так быстро, как только смог. – Оправдался рыжеволосый волшебник, поспешно скидывая на пол верхнюю одежду. Очевидно, произошло нечто срочное, раз обычно внимательный к таким вещам Дамблдор решил пренебречь этикетом. Вдвоем друзья, сопровождаемые немыми, но внимательными зрителями из будущего, прошли в ярко освещенную гостиную, где их уже ожидал Геллерт Гриндевальд. Будущий великий темный колдун сидел в дорогом кресле и разве что не дышал огнем; настолько в нем кипели ярость и гнев. – Сами знаете, мои родственники могут доставлять уйму неприятностей... Геллерт! Что с тобой?.. Уже тогда, в его самые ранние годы, директор Хогвартса отличался завидной наблюдательностью. – Эндрю убили. – Ответил ему Геллерт сквозь сжатые зубы. Лучший выпускник Хогвартса нашёл ближайшее кресло и поспешил опуститься на него – пока ещё владел ногами. – Как?.. Когда!? – Спросил пораженный подобной новостью Альбус. – Сегодня утром, в десять. Я поднялся к нему в комнату, желая проведать паренька, а он лежит бездыханный на кровати, задушенный собственной подушкой. Над ним стоит груда мяса в черной робе, держа орудие своё в руках. Как назло, при мне не было палочки. – Чем дольше Геллерт рассказывал, тем резче и злее становились его выражения. – Я смог наслать на него Редукто, но, из-за ударившей мне в голову ярости, зацепил всего-навсего по касательной. Он, правда, почувствовал угрозу и ринулся к окну. Та сволочь, этот кусок вонючего дерьма успел свалить в окно и трансгрессировать с улицы без следа... – И это не все печальные новости этого дня, Альбус. – Продолжил Лусио; его спокойствие явно ему давалось с трудом. – В обед ко мне в гостиный номер пришла Элен Ростби, моя... Хорошая подруга из вашего, английского Отдела тайн. Сказала, что старшие невыразимцы, которым было поручено провести дополнительные экспертизы по моей формуле, отправили «наверх» самый негативный отзыв, какой только возможно. Такой, что не дает нам ни малейшего шанса получить одобрение вашего министра, даже на словах, не говоря уж о финансировании. В частности, написали о повышенном риске смертельных заболеваний у подвергнутых подобной процедуре... – А у нас на руках умирает Эндрю. До чего же, суки, всё хорошо у них устроено! – Геллерт, не сдержавшись, стукнул кулаком по креслу. – Я тогда этого не знал, но теперь, да... Всё сходится. Они объявят о «загадочной смерти» Эндрю, через неделю-две вбросят «шокирующее исследование» от британских невыразимцев и, под это дело, спокойно перекроют нам весь кислород. Сегодня, друзья, нам нанесли удар под самый дых... – Подвел крайне неутешительные для собравшихся итоги Лусио. – Да как так? – От досады и злости Альбус невольно топнул ногой по роскошному ковру с каким-то абстрактным узором на нём. – Если бы я... Если бы... – Успокойся, Альбус. Нет смысла рассуждать об упущенных возможностях да не случившемся. Надо думать, что делать со случившейся реальностью, насколько бы она нас не возмущала. – Мы были в шаге от величия, в одном маленьком шажке... – Сделав тяжелый выдох, молодой англичанин собрался с силами и задал своему хладнокровному другу логичный, практичный вопрос. – И какой... твой прогноз о нашем будущем? Нам... в бега собираться и вещи собирать? – Не-не-не, не думаю. – Тот отмахнулся от подобных подозрений характерным жестом. – Они придушили Эндрю, чтобы иметь возможность свалить всё на несчастный случай из-за экспериментальной магии. Думаю, они хотят просто замять всю историю, а для этого им не нужно плодить жертв. Я думаю даже, в газетах и журналах нас не будут уж совсем гневно ругать; скорее, напишут какую-то двуличную пакость в духе: «Нам очень жаль констатировать, что смелые научные изыскания юных талантов потерпели крах, но, ради блага магического сообщества...» – Ради блага магического сообщества работали мы, – внезапно заговорил Геллерт, – и мы допустили ошибку. Его неожиданное вмешательство в диалог помогло волшебнику из Германии завоевать всеобщее внимание. Он им, разумеется, поспешил воспользоваться. – Мы допустили ошибку. – Удивительно тихим тоном повторил Гриндевальд. Теперь он, выпустив скопившийся в нём пар, заговорил так, будто обрёл некое долгожданное и высшее прояснение. – И я знаю, где. – Где же? – Спросил молодой Дамблдор, с интересом взглянув на прояснившееся лицо друга. – Когда мы решили, что с ними – со всеми этими напыщенными патриархами, богатыми аристократами, расфуфыренными хранителями родов и прочими отбросами – можно «играть честно». Когда мы согласились на навязанные ими правила игры, уже тогда мы обрекли себя на неудачу: нельзя победить в карты, играя колодой шулера; нельзя сотворить переворот «законным» путем. Рано или поздно, но что-то подобное с нами и нашим делом должно было случиться. – Начал делиться с друзьями своим откровением Геллерт, а те внимали каждому его слову. И с каждым новым словом его голос звучал всё тверже и тверже. – Они нашли бы тысячу и один способ нас остановить. Комиссии и подкомиссии, проверяющие каждую запятую в нашей теории; группы и отделения, пытающиеся шаг за шагом воссоздать формулу; инспекция за инспекцией да постоянная критика ото всех так называемых «авторитетных исследователей» – это только лишь с официальной стороны. А что они готовы творить с неофициальной... Вы и сами теперь знаете. А раз они добрались до бедного Эндрю, вся вина которого состояла в том, что он выжил... Как скоро эти покрытые пылью тугодумы догадаются, что, ради сохранения столь дорогой им стабильности им надо убрать с дороги нас? Нас, авторов столь ненавистного им исследования, опасных для самого их существования? – Согласен, Геллерт, тут ты прав... – Подтвердил его слова Лусио. – Да, твоя правда. – Раздался убежденный и твердый голос Альбуса. – Но что нам теперь делать с этой правдой? Мы не можем повторять прежнюю дорожку – искать нового подопытного, делать дело, таскаться на конференции и заседания – она приведет нас в тупик, или, хуже того, сломает нам шеи. Вероятно, даже не метафорически. – Мы не можем повторять прошлых ошибок, тут ты как никогда прав. – Геллерт поспешил согласиться с Дамблдором, чтобы потом развить его идею. – И я вам не предлагаю их повторять. Как раз совсем наоборот: я собираюсь предложить вам нечто новое, нечто рискованное и нечто... Правильное, как я понимаю правильное. Остальные волшебники переглянулись и, через мгновение, – Слушайте, друзья. – От распиравшего его волнения Геллерт встал с кресла. – Те слепцы, что правят магическим сообществом, отвергли предложенную им и всем остальным дорогу. Отказались от самой идеи будущего, подписались под намерением оставить наш мир в вечных Темных веках, в дряхлом болоте. Они убили Эндрю; я уверен, совсем скоро они официально запретят наши исследования как «смертельно опасные» и «нечеловечные», да поспешат обо всём забыть... Гарри невольно задумался, так ли уж были неправы эти ненавистные Геллерту «патриархи». – Но, – продолжал Геллерт, – Альбус, Лусио, мы с вами из другого теста, мы – другой породы. Мы с вами не можем дрогнуть, отступить и убежать при первом же виде неприятностей и трудностей. Если магический мир не хочет идти в завтрашний день, его придется в него толкнуть. Мы сломим их правила и самый их мир! – И если прольется кровь? – Поинтересовался молодой Дамблдор голосом, как показалось Гарри, поразительно равнодушным. – Уже, Альбус. Уже. Первая кровь в войне за будущее пролита, и не мы первыми достали меч из ножен! – Геллерт нетерпеливо отмахнулся от друга, прервавшего его восторженный полёт мысли. – Наш дорогой Эндрю уже погиб за лучшее будущее всего человечества: с рождения простой маггл, он с нашей помощью обрёл свою законную магию лишь для того, чтоб погибнуть от рук подлых прислужников старого мира. И мы в полном праве ответить насилием на насилие, тем более, что наша цель – благая. Согласны, друзья? Геллерт, Альбус и Лусио обменялись многозначительными, молчаливыми взглядами друг с другом. – Однако должен заметить, что какие-либо по-настоящему важные управленческие решения принимать сейчас... Было бы глупо. – Заметил Лусио. – Нужно остыть и успокоиться, прийти в себя. – Да, согласен. – Признался Геллерт. – Поэтому, на сегодня мы разойдемся. Помните: вас сегодня не было в моем доме. А завтра мы встретимся у этой Элен Ростби, если Лусио за неё готов поручиться. – Да. *** Очередное потемнение в глазах как верный сигнал завершения очередной экскурсии. Гарри вновь очутился наедине с наставником в темной, практически идеально черной комнате – и наедине с его пояснениями об увиденном. – В тот вечер, Гарри, мы решили, что хотим привести магический мир к лучшему будущему вне зависимости от желаний этого самого мира и его правителей. Нам не удалось его изменить «мирными» средствами и законными способами, и мы собрались пойти иным путём. – Начал подводить обобщающие итоги Дамблдор. – Никто из нас, конечно, уже давно не строил иллюзий по поводу порядочности хозяев жизни волшебного сообщества, но хладнокровное убийство малолетнего ребенка потрясло нас всех. Придало нам уверенности и злости; того, что необходимо каждому подпольщику. Начинали мы, как и обычно, втроём... – А... Эндрю этого... Его и в самом деле убили по чьему-то из аристократов приказу? – Гарри не то чтобы сильно удивился. Из множества аристократов Европы тех лет вполне мог найтись достаточно аморальный тип, при этом имеющий верного головореза под рукой. Но, конечно, личность рассказчика всей истории совершенно не внушала доверия. Впрочем... А внушает ли ему теперь прежнее доверие сам Дамблдор? Усилием воли Гарри прогнал от себя эти мысли так далеко, как только смог. Не время строить догадки да копаться в своих чувствах; он должен быть собран и сосредоточен! – Ровно один человек во всем мире теперь знает, что на самом деле произошло в тот страшный день, и этот человек сейчас сидит в Нурменграде в специальной камере. – Бессильно повел плечами Дамблдор. –И я честно признаюсь, что не знаю настоящего ответа на этот вопрос. В одни дни я верю словам Геллерта, считаю, что он не стал бы врать двум лучшим своим друзьям. В другие дни – я думаю, что он сам, своими собственными руками придушил несчастного ребенка, чтобы получить долгожданный повод перейти к радикальным действиям, и попросту убедительно разыграл перед нами «трагедию». – И вы никогда не пытались узнать правду? – Разумеется, пытался, Гарри. Геллерт всегда отстаивал свою версию произошедшего, которую ты только что слышал. Ни разу не отклонялся от неё, никогда не добавлял новых деталей и не упускал уже упомянутых. Однако за все последующие годы мне так и не удалось найти никакого документа или свидетеля – ни исполнителя преступления, ни его теоретического заказчика. А уж поверь, я искал долго и тщательно. Боюсь, кто же на самом деле убил несчастного ребенка так и останется навсегда загадкой истории. Одной из самых её кровавых загадок, на самом деле. – Господин директор, эм, – юноша собрался с мыслями и озвучил появившееся у него в голове предположение, – получается, вы втроём были у основания организации Гриндевальда? Вы, он сам, и этот ваш Лусио? – Да, Гарри. Ты наблюдал самое рождение нашей организации. Она сменит много имён и названий в будущем, но учебники и научные работы по истории запомнили её как Легион Гидры. – Альбус подтвердил догадку ученика и устало качнул головой. – Думаю, теперь ты даже понимаешь, почему «Гидры». Но, если нет... Позволь показать ещё кое-что. И юноша опять провалился под «пол» темной комнаты. *** Парень раскрыл свои зеленые глаза уже в просторном и хорошо освещенном огнем десятков свечей зале. За крепко сколоченным, массивным и длинным столом сидело больше десяти волшебников и ведьм – а во главе Т-образного стола восседали трое уже хорошо знакомых волшебников. Геллерт занял центральный стул, слева от него сидел Лусио, справа – Альбус. Они повзрослели; держались уже не как вчерашние школьники, но как требующие и заслуживающие уважения к себе начальники. И имели на то полное право, раз в одной комнате собралось такое количество взрослых чародеев и чародеек, явно находящихся у них в подчинении. При осмотре нового места действия, Гарри испытал невольное чувство острого дежавю. Словно он бывал тут раньше, словно он видел где-то что-то подобное. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы раскрыть причины его появления. Собрания верхушки Ордена Феникса. Даже декорации подходили под описание: ярко освещенная и со вкусом обставленная комната, находящаяся явно в приличном, дорогом доме. Неуместных украшений или кричащих предметов роскоши Гарри не заметил – зато «практичные» предметы обихода, нужные во время «рабочего совещания», были выполнены со вкусом и из дорогих материалов. – А это какой год? – Спросил ученик. – Двадцать шестой, Гарри, и мы находимся в Германии, внутри главного убежища всей «Гидры». Теперь – слушай, они уже начинают. – Соратники! – Открыл то, что, по всей видимости, было заседанием совета, Геллерт. – Приступим к нашим делам как можно скорее. Многое предстоит обсудить сегодня и не хотелось бы терять драгоценное время попусту. – И начнем мы с мисс Хельги Хёрст. – Подхватил мысль Гриндевальда Лусио. – Как у нас обстоят дела с Отделом тайн? Названная ведьма – лицом красивая, но небрежно одетая женщина неопределенного возраста – поспешила ответить на обращенный к ней вопрос. – Дела, мистер Мартин, идут хорошо. – С этими словами брюнетка запустила руку под мантию и извлекла оттуда свиток. Мановение палочки – и запечатанный свиток подлетел к председательствующим на собрании колдунам. – Тут приведены новые, естественно секретные, формулы лечебных зелий для Корпуса стражи порядка. Прошедшие полевые испытания и готовые к запуску в производство в министерских ремесленных мастерских. Тут всё: от перечня необходимых ингредиентов и рекомендаций по скорейшему приготовлению, до списка ожидаемых побочных эффектов и советов по борьбе с ними. – Отлично, Хельга, просто отлично. – Поощрительно улыбнулся Геллерт, убирая драгоценную добычу в свою мантию. – В самом скором времени передам нашим алхимикам. Как-то даже некрасиво лишать противника его игрушки, но... Делиться надо, делиться. – Я тоже так думаю. – Кивнула довольная похвалой от начальства Хёрст. Гарри невольно улыбнулся – посреди всего творящегося вокруг него безумия, было приятно увидеть стабильность и постоянство хоть в чем-то. Пусть даже в том очень неприятном обстоятельстве, что бюрократы склонны продавать свои правительства лучшему покупателю. Что в современной ему Британии, что тут, в Германии начала столетия. – Но думаю, что наши германские соратники ещё не закончили со своим отчетом. Надеюсь, этой ячейке ещё есть, о чем сообщить? – Вклинился в обсуждение Дамблдор. И теперь Гарри хорошо узнал его голос: в нем зазвучали хорошо ему знакомые ноты властности и уверенности, пусть ещё не смягченные житейским опытом и обходительностью. – Есть, мистер Дамблдор. – С чудовищным акцентом, но на английском языке проговорил низкорослый и неказистый волшебник, сидящий рядом с уже упомянутой Хельгой. Напрашивался вывод, что принятым языком общения в этой группе был английский – это, естественно, значительно облегчало стоящую перед парнем задачу наблюдения и ознакомления. – К сожалению, хвалиться мне нечем. – К делу. – Напомнил оправдывающемуся агенту Лусио. Спорить с его мягким, приятным тоном почему-то не хотелось... – Я встречался с Конрадом Шёнхартом. Он отказался давать деньги без твердых гарантий для себя и своей семьи, причем выкатил такой список требований, что я не мог их принять по своей инициативе. – Долгие паузы между словами подсказывали, что магу приходится напряженно вспоминать чужой язык и аккуратно подбирать нужные слова в нём. – Значит, Шёнхарта списываем со счетов? – Деловито осведомился Альбус, берясь за пергамент и перо, стоявшие всё это время перед ним. – Тогда придется искать где-то еще... – Не, не торопись. – С добродушкой улыбкой на губах его прервал Геллерт. – Соратники, к Шёнхартам в Баварию съезжу я сам. Лично переговорю с Конрадом. Вы все знаете, как я могу быть убедителен. Если не сработает... Придется, в самом деле, списать. Нехороший смешок раздался за столом. Такой, от которого постороннему человеку становится неуютно и грязно на душе; такой, что заставляет гадать, не над тобой ли часом насмехаются собравшиеся. – Я не виню тебя, Зигфрид, за эту неудачу. Моей ошибкой было отправлять тебя на тонкие переговоры со знатью; ты хорош, всё-таки, в других областях. Замечу, ничуть не менее важных для нашего дела областях. – Низкорослый почтительно наклонил голову, а Гарри про себя подметил ещё одну особенность поведения Геллерта, редкую для темных магов: способность признать свою неправоту и сделать из неё далеко идущие выводы. – Отныне ты освобожден от подобных поручений, а завтра же я отправлюсь к Шёнхартам. – Говоря о поручениях, у меня есть вопрос к нашему новому соратнику из Англии. – Заговорил Лусио, смотря на грузную фигуру в капюшоне, сидящую напротив немецкого коротышки. – Вы справились со своим поручением, Аластор? При звуке этого имени Гарри невольно вздрогнул. Но стоило раздаться такому знакомому, низкому и грубому голосу... – Так-то оно так, справился, но... – Но – что? – Пришлось мне убить Колина Вуда. – Повела плечами фигура, в которой Гарри безошибочно опознал своего почившего учителя ЗОТИ. – Он последовал за мной, любопытный такой, до самого переулка, где должна была состояться сделка. Я понял, что настолько упертый не отстанет и не пойдет на сделку, чего ему не предложи в обмен на благоразумие. Там-то и остался. Благо, не догадался предупредить никого из Отдела, куда именно собрался не свет не заря. – Всё правильно сделано, соратник Аластор! – С неожиданным для Гарри искренним пылом и душевным порывом проговорил Зигфрид. – Наше дело стоит того. Вы совсем скоро поймете. – Действительно, не стоит убиваться из-за таких пустяков. Лучше скажите, – поразительно, но хитринка в глазах Геллерта даже Поттеру казалась располагающей и приятной, – у этого Вуда осталась вдовушка? – Нет, он не по бабам был. – Хмыкнул Грюм. – Жа-аль, я бы вдовушку утешил. – И Гриндевальд, довольный своей остротой, рассмеялся. Только теперь его смех звучал иначе; казался отталкивающим и омерзительным... Альбус, Лусио и ещё несколько волшебников и ведьм за столом присоединились к смеху Геллерта. Разве что, сопредседатели ограничились легкими смешками – зато Хельга, Зигфрид и неизвестные ещё Гарри деятели оторвались как могли. Только дав «соратникам» время отвести душу, светловолосый председатель вернулся к теме дня. – Теперь к делам далёким от Европы, но всё ещё очень важным для нас. Хьюи, как прошла поездка в Индию? Казавшийся неприметным волшебник поднялся со своего места, и Гарри разглядел на его лице с десяток уродливых шрамов – казалось, будто кто-то поспешно и кое-как «склеил» это лицо воедино. – Всё удалось, господа. – На испещренном шрамами лице счастливая улыбка выглядела особенно пугающей. Такую любят рисовать злодеям в фильмах-ужасах магглы; и по хорошей причине. – Мне удалось встретиться с представителями магических общин Хайдарабада, Бенгалии и Раджастхана да так, что соглядатаи министерства ничего не заметили. Старшины оказали самый радушный визит, какой только могли, и с удовольствием заверили меня в своей готовности сотрудничать против Лондонского министерства. Особо рвались в праведный бой бенгальцы: те исторически были ведущей силой в магической Индии, пока не пришли европейцы. – И какие силы они могут нам предложить? – Задал напрашивавшийся вопрос Альбус. – Каждый из трех старшин обещал мне по сотне волшебников и любые ресурсы Индостана, какие только мы пожелаем. А учитывая, что на Востоке растет немалое число редких и сильных магических трав... И, конечно, у себя дома они будут создавать местному британскому департаменту да его сторонникам, вроде семейства Патил, столько проблем, сколько смогут, не давая им помогать Лондону. С видимым удовольствием на лицах волшебники-заговорщики обменялись улыбками. Гарри хорошо понимал их эмоции: всегда приятно получать хорошие новости, особенно настолько хорошие новости. Он и сам недавно испытал нечто подобное, когда они с лордом Сибусом встречали достопамятного австралийца. – Наш союз ширится и растет – это не может не радовать. – Констатировал приятный факт Лусио. – Конечно, не стоит переоценивать наших далеких друзей... Но лучше с ними, чем без них. – Однако есть и вопрос. – Заговорила Хельга, воспользовавшись повисшей в воздухе паузой. – Нам предстоит одновременно бороться с большинством магических правительств Европы, а то и всего мира, и... Мне было интересно, есть ли у нас какие-нибудь козыри в рукаве. Полезно узнать такое перед началом партии. – Мои исследования в последние месяцы были сосредоточены на области проклятий. – С изящной, даже притягательной улыбкой на лице признался Лусио Мартин. Теперь, при ласковом свете свечей, Гарри смог разобрать одну приметную деталь: пропало без следа ощущение неприятной искусственности его лица, оно стало куда более обаятельным и привлекательным. – Да, это темная магия... Так нас учат со школьной скамьи и так нам повторяют те, кто заинтересован в том, чтобы нас контролировать. Я же рискую и, смею вас заверить, дорогие Соратники, вскоре мы получим в своё распоряжение серьезное и полезное оружие для ликвидации неугодных нам лидеров. – Но проклятья, по своей природе, непредсказуемы и, главное, сложны в использовании. – Хельга не сдавалась, показывая удивительно уверенное для бюрократа понимание природы темной магии. – Известно ведь, что самые смертоносные проклятья требуют непосредственного контакта... – Мне это известно не хуже вашего. – Заверил ту Лусио. – И я веду свои изыскания сразу по нескольким направлениям. И на данный момент самым перспективным мне кажется вариант с «носителем». – Эм? – Проклятье передается от нас магу или ведьме, которые, в свою очередь, передают его цели. – Пришло популярное и простое объяснение. – Главная проблема, стоящая передо мной на сегодняшний день, такова: как добиться того, чтобы проклятье не срабатывало на посреднике. И я уверен, что добьюсь успеха. Тогда мы получим в наши руки оружие, с помощью которого возможно будет точечно и в безопасности для нас ликвидировать министров, заместителей и ведущих аристократов. – Не самый честный прием ведения борьбы, конечно... – Хищно улыбнулся молодой Альбус. – Зато действенный и, главное, полезный. – Уж в нашем-то положении... – Вторил ему Лусио. – Не приходится выбирать. – Закончил за них обоих Геллерт. Снова в глаза юноши ударила резкая, неприятная темнота: кончалось и это воспоминание. *** – И я хочу сразу же оговориться. – Расслышал Гарри голос директора в своих ушах. – Ни за что из увиденного тобой я и не думаю «извиняться». Не собираюсь картинно бить себя в грудь и заверять тебя, дескать, всё это было «лишь» ошибкой бурной молодости. И уж тем более не собираюсь врать о том, что меня «заставляли» и «принуждали» участвовать в деле. Мы оба умнее этого, не так ли, мальчик мой? – Так. – Подтвердил Гарри, понимая, что с начала второй войны против Реддла он тоже сотворил... Немало всего и, пожалуй, не имеет никакого внутреннего права читать профессору лекцию о морали и нравственности. – Хорошо, что с этим мы так быстро разобрались. – Удовлетворенно произнес директор, довольный подобным пониманием со стороны ученика. – Да, Гарри, в методах «Гидра» не стеснялась ещё тогда, когда я был в ее лидерах. Мы не увлекались бессмысленным насилием... Но без сомнений и колебаний прибегали к нему, когда считали, что оно требуется и оно оправдано. Разумеется, чем дальше, тем чаще и быстрее мы к нему прибегали. С людьми всегда так: мы всегда ищем простейший способ решения наших проблем, и нередко нам кажется, что он лежит в насилии. – Но... Только, зачем вы показали мне это? – Чтоб ты получил возможность посмотреть своими глазами на людей, руководивших «Гидрой». Посмотреть на них в процессе управления организацией и сделать выводы о них. Настала пора проверки, Гарри. Что же ты понял? Не торопись с ответом: мне нужно, чтоб он был осмысленным, а не поспешным. Парень воспользовался щедрым предложением наставника и несколько долгих, казавшихся вечностью, минут потратил на немые размышления. Только затем Гарри открыл рот. – Начну с самого очевидного, после увиденного. – Гарри говорил тихо, но четко, тщательно взвешивая каждое слово и обдумывая все фразы. – В организации, в момент, какой я увидел, Гриндевальд был неформальным лидером. Он открывает заседание и ведет его, чувствуя себя при этом довольно вольготно и свободно, уверен в себе и своем месте. Говорил также о визите к немецким аристократам, возможно, выполнял сам «ответственные» дипломатические миссии. И, я уверен, что именно Гриндевальд привлекал большую часть сторонников в организацию, как главный харизматик среди вас и очевидный претендент на ведущую роль. За таким человеком можно и войну пойти... – Дальше? – Лусио Мартин, испанец, продолжал заниматься экспериментальной магией, как в ранней молодости – правда, теперь он посвятил себя боевой магии и проклятьем. Говорит он обо всем со знанием дела, твердо и уверенно; пожалуй, не ошибусь, если скажу, что он играл роль ведущего исследователя и, возможно, главного стратега. Человека, который будет анализировать, рассуждать и строить далеко идущие планы. – Продолжал размышлять Гарри. – Ничего не могу сказать о его возможном боевом потенциале, никаких намеков на него не увидел; однако ум у такого противника вызывает и уважение, и опасение. – Точно. И, наконец... – Вы. – Гарри выдохнул. – И тут, к сожалению... Я так и не понял многого. – Помогу тебе, нам некогда задерживаться и тратить время на догадки. – Покровительственно улыбнулся Альбус Дамблдор. – Я занимался организаторскими вопросами, выполнял боевые задачи... И, к сожалению для Геллерта и Лусио, был единоличным главой английской ячейки. – Это как? Почему к сожалению? – Скоро увидишь. *** Порой, когда маггловским кинорежиссерам хочется показаться умнее, чем они на самом деле есть, они прибегают к использованию «особых» фильтров. Окрашивая кадры в особые цветовые тона, они кажутся зрителю умнее, чем являются на самом деле. Зрители подобное любят, а уж «авторитетные» критики так совсем без ума от таких «гениальных» ходов. И теперь Гарри смог ощутить себя внутри подобного фильма: он видел небольшую комнатушку в раздражающих, ярко-красных тонах. Настолько ярких и кричащих, что он не мог с уверенностью сказать, из какого материала выполнена мебель в комнате, или какого в точности цвета лежит ковер на полу. Тут юноша вспомнил о связи между эмоциональным окрасом воспоминания и тем, каким оно кажется постороннему зрителю; красный традиционно ассоциируется с гневом, яростью, бешенством и подобными тому эмоциями. Оставался второй вопрос: почему же у директора сохранились настолько негативные воспоминания об одной конкретной комнате? И ответ на этот вопрос пришёл очень быстро. – Альбус, я просто прошу, чтобы ты меня выслушал. – Гарри не без труда узнал голос Мартина; впервые на его памяти он звучал настолько озабоченным, взволнованным и пораженным. За несколько секунд парень оценил обстановку: утлая, маленькая комната, собиравший вещи в чемодан Альбус и стоявший у самой двери Лусио. Ничего хорошего обстановка не предвещала; ничего хорошего он и не услышал. – Только и всего. Выслушал как настоящего друга. – Если ты пришёл сюда чтоб уговорить меня вернуться, – не скрывая досады и злости, бросил в его сторону рыжеволосый волшебник, – то ты напрасно тратишь и свое, и мое время. Мое решение окончательное и пересматривать я его не буду. Так и передай Геллерту. – Я пришел сюда не из-за Геллерта! – В сердцах возразил Мартин, казавшийся обиженным в лучших чувствах. – Дьявол, он бы как раз и не хотел меня сюда отпускать: я пришёл сюда ради тебя, Рыжий. – Рыжий... – Хмыкнул Альбус, с силой закрывая чемодан. – Ладно. Слушаю тебя... Тихоня. Как же фальшиво и неуместно звучали «школярские» клички в таких обстоятельствах! Лусио явно пытался пробудить в приятеле и, наверняка, бывшем соратнике приятные воспоминания... Но риторический прием оказал прямо противоположный желаемому эффект. – Не торопись всё рушить! Мы строили эту организацию столько лет, боролись со столькими трудностями ради чего? Чтобы вы вдвоем всё порушили по простой глупости? – Запротестовал испанец, подходя ближе к другу. Гарри понял, что речь идет отнюдь не о простом споре соучастников... Произошло нечто, что Дамблдор решил оставить за кадром, и это нечто причинило колоссальный вред отношениям Геллерта и Альбуса. – Ты не хуже меня знаешь Геллерта, ты знаешь, что он отойдет и тысячу раз обо всем пожалеет, и будет готов примириться с тобой... На этих словах Дамблдор беспощадно оборвал монолог приятеля. – «Отойдет»? Это он-то «отойдет»?– Гарри мог биться об заклад, что Альбус еле сдерживает себя от площадной брани. – Лусио, не знаю, где ты последние месяцы был, раз не заметил, что Геллерт изменился. Он не тот друг, с которым я начинал дело; не тот председатель, которого я избирал. Сегодня он только доказал мои давние, очень давние подозрения и я не хочу больше иметь с ним ничего общего. – Разве? – Моргана и все святые христианской церкви разом, неужели я должен тебе объяснять настолько простые вещи? – Взревел Дамблдор; юноша поймал себя на мысли, что впервые в жизни видит директора в подобном приступе праведного гнева. Куда делись его взвешенность, рассудительность и спокойствие? – Ты вспомни, как он вел себя в последние месяцы. С какой воспаленной гордостью он вещает о своей роли в организации, как он грубо перебивает остальных и с какой легкостью вмешивается во все дела так, как будто он знает всё и лучше всех. Его больше не интересуют ни прогресс, ни свобода, ни развитие; только он, его болезненное эго и удовлетворение оного. – Про тебя он мне говорил тоже самое, – перебил Альбуса Лусио, продолжая отчаянную попытку договориться, – но я-то знаю, что вы оба ошибаетесь насчет друг друга, говорите и действуете под властью слепых эмоций... – Избавь меня от своих лекций! – Огрызнулся Альбус. – То, что ты на пару лет меня старше, не дает тебе абсолютно никакого права поучать меня. Где ты был, когда Геллерт превратил «Гидру» в культ имени себя любимого? Где ты был, когда Геллерт сходил с ума? Почему-то тогда ты ему не возражал, не учил его как жить. – Я был самую малость занят подготовкой планов и исследованиями, которые вы двое столь «любезно» на меня свалили! – В свою очередь повысил голос Мартин. – Впрочем, мне бы даже в страшном кошмаре в голову бы не пришло, что двум взрослым и великим магам нужна, оказывается, нянька, готовая подбирать их сопельки и слюни повсюду... – И теперь ты решил наконец-то заняться этой «благодарной» работенкой? Вспомнить юность и её случайные подработки?.. – Ответом на сарказм был ещё более ядовитый сарказм. Пожалуй, даже слишком ядовитым; по крайней мере Альбус поспешил взять свои слова назад. – Переборщил, согласен. – Ты не передумаешь? – Мартин согласился пропустить мимо ушений оскорбление. Черт, он, пожалуй, и в самом деле хотел добиться примирения! – Нет. Простой ответ на простой вопрос – но чувствовалось, с каким усилием, с каким внутренним надрывом сторонам далась каждая реплика. И Альбус, и Лусио – и зритель из будущего – прекрасно понимали, что дружбе, которую обещали хранить вечно и вопреки всему, приходит горький и тяжелый конец. После мучительного, тягостного молчания испанец решился заговорить во второй раз. Говорил он очень тихо, вдумчиво и поразительно спокойно, учитывая обстоятельства встречи. – Я боялся, что ты именно так и скажешь. Что откажешься воспользоваться моей помощью, не пожелаешь взяться за протянутую тебе, утопающему, руку. – Смуглый волшебник испустил тяжелый вздох искреннего сожаления. – Значит, не хочешь сотрудничать? Не хочешь быть с нами? Да будет так, Альбус. Однако мои предложения еще не закончились, и я прошу тебя ради нашего прошлого меня дослушать. Выслушай! – Удиви меня. – Лёд в голосе Дамблдора мог бы моментально остудить лаву. Тем не менее, гость из Испании продолжал речь. – Если не хочешь бороться вместе с нами, то, прошу, откажись от борьбы совсем. Я уговорю Геллерта – надеюсь, ты не сомневаешься в этом – и он забудет о тебе. Более того: я лично уничтожу все свидетельства твоего соучастия в Легионе, да так, что никто и никогда не вспомнит о нём. Ты, Альбус, великий волшебник и грамотный ученый: откажись от борьбы и займись мирной, спокойной и тихой жизнью. Мы тебя не тронем из уважения к прошлому, они тебя не тронут из-за страха. Стань учителем трансфигурации в Хогвартсе! Создай собственную гильдию и живи в уюте, спокойствии и комфорте, не занимайся политикой и не пытайся... Резко подняв сжатую в кулак ладонь вверх, Дамблдор принудил гостя к молчанию. Злость сошла с его лица; на нём осталась только мрачная решимость... Ничего хорошего Лусио не предвещавшая. – Ты всё сказал? – Да. – Не смею задерживать, Лусио. Мне ещё предстоит кое-что собрать... И я не хотел бы прорываться через тебя в соседнюю комнату. Испанец обреченно выдохнул и сделал несколько шагов – но по направлению к самому Дамблдору – и протянул тому свою руку. Уставившись своими серыми глазами на человека, еще недавно бывшего ему другом, Мартин произнес: – Прощай, Альбус. Мне в самом деле жаль, что так получилось. – И, после небольшого, почти что незаметного со стороны промедления, рыжеволосый английский колдун пожал протянутую ему руку. – Прощай, Лусио. *** Юноша опять оказался посреди уже такой знакомой, почти что родной, темноты. И снова он остался со множеством вопросов наедине. Главным из которых, бесспорно, был извечный вопрос "почему". Что должно было случиться между Гриндевальдом и Дамблдором, раз те, закадычные друзья и верные пособники, так жестоко разругались? И ведь, судя по всему, Мартин не был представлен при моменте спора. Он казался в самом деле пораженным, изумленным, даже разочарованным; значит, не мог быть свидетелем ссоры. А директор–то так и не показал ему самого главного... Да что же, черт возьми, там произошло? Голос директора, как и раньше, не дал парню развить мысли. Его наставник был как всегда упрям в принятом однажды решении; раз он, Гарри, должен смотреть и запоминать, то этим он и будет заниматься. Всё остальное – подождет удачного момента. И, естественно, только Альбус Дамблдор может решить, какой момент считать удачным. – В тот вечер, Гарри, я покинул Легион. Навсегда его покинул и простился с большей частью прежних знакомых. С кем–то простился лучше, с кем–то... Хуже. – Без малейшей тени сожаления, твердо и четко говорил учитель. Темп, взятый им, красноречивее любых слов говорил, что распространяться о причинах и ходе стычки с бывшим другом он не будет. – Впрочем, далеко не со всеми. – Грюм... Ушёл с вами? – Высказал казавшуюся очевидной догадку. – Да, Гарри. Ныне покойный Аластор полностью согласился с моими доводами и ушел из организации, вопреки... Возражениям знакомого тебе Зигфрида Эверса. В тот день бедолага лишился половины лица, пусть и умудрился выжить; о его живучести в своё время ходили легенды, весьма заслуженные легенды. – Ожидаемое подтверждение. Теперь, теперь он прекрасно понимал, откуда взялись настолько теплые и доверительные отношения между директором Хогвартса и бывшим аврором–экстремистом. Мало что так объединяет людей, как соучастие; ему ли этого не знать?.. – Вместе с Грюмом и ещё несколькими магами, считавшими, что Геллерт зашёл слишком далеко в маниакальной страсти к самолюбованию, мы создали новую группу. – Какую? – Орден Феникса, Гарри. Да, первый его состав родился на свет задолго до смерти Тома Реддла и появления на свет Темного Лорда. – Поистине, не было предела удивлению в этот день! – Тогда нашей целью стало сопротивление Геллерту, претендовавшему на единоличную власть над всем миром. Мы сохранили верность изначальным целям и идеям Легиона... И пришлось вступать в борьбу со вчерашними соратниками на стороне вчерашних врагов. Политика и революция, Гарри, не знают чести. – А этот Лусио – он, значит, остался с ним? С Гриндевальдом? – Более того: он стал его правой рукой, его серым кардиналом и главным стратегом. Пока Гриндевальд успешно играл роль единоличного хозяина и великого, избранного историей лидера, Лусио следил за Легионом и составлял планы ключевых операций. До конца войны эта схема сохранится в целости и сохранности, принеся много бед магическому сообществу в целом и мне лично. Собравшись с мыслями, Гарри всё–таки решился задать наставнику неудобный вопрос... Пусть и без надежды получить правдивый ответ. – Что же... Между вами тогда случилось? – Ты же слышал всё сам. Конфликт назревал несколько лет, и прорвался на одной из наших встреч наружу. Я посчитал, что Геллерт забыл нашу миссию и, в резких выражениях, сказал ему об этом, он назвал меня предателем... Слово за слово и мы стали врагами. – Только директор Хогвартса умел, нисколько не повышая голоса, дать собеседнику понять: тема закрыта и возвращаться к ней он не будет. И, тем не менее, Гарри сумел подметить про себя одну прелюбопытную деталь. Альбус разрешил ему «услышать» – но не «увидеть». Весьма показательный нюанс, над которым он обязательно подумает потом. – В тридцать седьмом, Гарри, Гриндевальд и его Легион перешли к практически открытому наступлению. К тому моменту у них были и люди, и лагеря, и склады, и деньги, и влияние. Власть в немецком Секретариате полгода тому назад взяли сторонники Геллерта, и, опираясь на их пособничество, они развернулись как могли. Осенью тридцать седьмого Международная конфедерация объявила, что мы находимся в состоянии войны. С особой активностью к войне начал готовиться Североамериканский конгресс волшебства и чародейства: эти желали доказать магическому миру свое влияние и внести решающий вклад в разгром Геллерта. Были уверены, что смогут с легкостью сокрушить «безумца со Старого света»... – И?.. – Скажи... Ты знаешь, почему американское магическое сообщество больше не празднует Хэллоуин? – Нет. Разве не празднуют?.. – Праздник всех святых в тридцать седьмом году... Закончился настоящей, чудовищной катастрофой. Магический город Хоуптаун в лесах Новой Англии, центр американского сообщества в том регионе Северной Америки, был атакован силами Легиона. И Гарри верно предположил, что сейчас они отправятся туда. *** Юноша никогда не был хорошим учеником призрака Бинса – а долгое время вообще не интересовался историей магического мира. Его увлекали другие школьные предметы, его интересовали актуальные события... И приключения, в которые он постоянно попадал со своими друзьями. А уж в каком году произошло очередное обреченное гоблинское восстание, какой директор Хогвартса отменил плату за обучение, или что предшествовало Международной конфедерации магов – да кому какое дело? Немало такому отношению способствовала «личность» преподавателя – судя по рассказам лигистов, хуже Бинса во всем замке был ровно один преподаватель; то ли безумная, то ли бездарная женщина, что вела Прорицания. Гермиона, разумеется, всё равно с упоением изучала историю по учебникам, справочникам и пособиям... Её друзья же с легким сердцем списывали у неё ответы, зная, что они будут правильными. Лишь лорд Сибус с его глубокими познаниями и талантом рассказчика сумел пробудить в парне его природное любопытство; и то в первую очередь касательно истории войн и политических интриг, неизменно их сопровождающих. Маги воевали меж собой, естественно, и раньше, задолго до рождения на свет Гриндевальда. Задолго до того, как появилось даже подобие единого магического сообщества. Откуда в древнегреческой мифологии взяться минотаврам, гидрам, да волшебницам? И ведь подобные следы легко обнаружить по всему земному шару! Волшебники и ведьмы конкурировали за ресурсы, за власть, за контроль над жизнями своих общин, боролись с темными тварями да прочими магическими существами за место под Солнцем. Однако довольно рано, еще до падения Римской империи и падения первого «глобального» сообщества, появились первые представления о «благородной войне» – до того, как нечто похожее сформулируют рыцари магглов в своей среде. Согласно этим негласным правилам, воюющие маги должны были делать всё, чтобы сократить потери среди мирного населения, детей и женщин; предполагалось, что битвы должны проводиться по возможности вне населенных пунктов; что врагов надлежит в первую очередь пытаться пленить, а не убить; что, наконец, послы пользуются неприкосновенностью и свободны в ведении переговоров о выкупе... Первоначально Гарри это всё показалось полным бредом. Как победить в войне, если не захватом ключевых поселений? Поселений, откуда враг может черпать ресурсы для продолжения сопротивления? Потом, правда, он смог понять стоявшую за этим кодексом логику. За всеми пышными фразами о превосходстве магов над магглами и их способности к большей эмпатии стояла проблема демографии – банальной малочисленности общин. Перебить всех врагов да сжечь их поселения, конечно, возможно... Но тогда победитель лишится рабочей силы, потенциальных налогоплательщиков, рабов, слуг; уничтожить плоды многих трудов и обречет самого себя на излишние, дополнительные траты. А ведь именно добыча, именно расширение ресурсной и человеческой баз были главным мотиватором для ведения войн. Соответственно, как то обычно и водится, следом за практической потребностью подтянулось и идейное оправдание – а в 1825–м году идеи оформили в документальную форму. «Кодекс благородного и надлежащего ведения войн и проведения мирных переговоров» – какого звучит? Но представшая перед его глазами апокалиптичная картина резко контрастировала со всем этим знанием, старательно вложенным в его голову отцом Дафны. Гарри и директор оказались посреди дымящихся руин: жалких остовов зданий, груд камня и щебня, целых куч праха. Ни одного целого дома, сколько ему хватало сил, не было видно на горизонте; только кое–где торчали изогнутые фонари, казавшиеся мрачными виселицами. А на земле и улицах во множестве лежали изуродованные трупы: мужские, женские, детские... Одетые, по старой традиции волшебного мира, кто во что горазд, но уж на очень многих «красовались» останки парадной одежды, создавая приметный и ужасный контраст. Очень многие стали жертвами устрашающих, гротескных ожогов; многие потеряли конечности; кое–кому распороли живот; у некоторых трупов и вовсе не было видимых ран. Их дома, где они пытались найти себе убежище, стали смертельными ловушками; их улицы, по которым они ходили и бежали, обернулись братской могилой. Но не только мертвые встретили Дамблдора – и зрителей из будущего – посреди развалин. По ним то бегали, то блуждали живые: кто–то отчаянно искал родных и близких, кто–то пытался управиться с последствиями битвы как только мог, не обращая внимания на собственные раны и увечья. Вот мимо них прошёл патруль из четверых живых волшебников с палочками наперевес... Живых ли? Ещё никогда Гарри не видел на лицах людей подобного испуга; страха, полностью парализующего волю и лишающего сил сопротивляться. На этих обожженных и залитых кровью руинах безраздельно царил именно такой страх и, чего греха таить, даже он испытал на себе его влияние. Какой монстр мог это сделать? Зачем это делать? Что тут произошло и сколько всего тут жертв? Впрочем, холодная и расчетливая часть Гарри задавалась другим вопросом: на что именно ему смотреть? Ведь Дамблдор никогда не страдал от «излишнего» человеколюбия, в то время и подавно; недавно виденные им сцены это только подтверждали. И, тем не менее, директор счел нужным показать ему это воспоминание. Так зачем? Не сомневаясь в том, что ответы будут получены вскоре, Гарри следовал за молодым наставником, с легкостью проходя сквозь обломки. И через несколько минут перед будущим директором Хогвартса возник колдун в оборванной мантии, покрытый шрамами... Но не пораженный эпидемией страха и твердо шагающий на обеих ногах. Более того: в его черных глазах горел огонек сумасшедшего азарта, такой, как будто произошедшего кошмара ему не хватило, и он с радостью бы продолжил схватку. – Альбус, ты вовремя. – Сказал новоприбывшему этот странный человек. – Я уже было и не думал, что ты появишься. – Не так–то просто перебраться сюда через Атлантику, даже когда спешишь со всех ног. – Мужчины пожали друг другу руки. – Что тут произошло, Алекс? Расскажи вкратце; до того, как сюда нагрянут высокие конгрессмены и попытаются все переврать. – В шесть вечера на толпу зевак, празднующих День всех святых, напала группа волшебников в серо–зеленом. Били на поражение по всем подряд, преследовали до домов и жгли их вместе с обитателями. С патрулями наших минитменов они расправились играючи и походя, но прибывшим через час после начала резни аврорам удалось зажать врага в угол. Да вот только оказалось, что это была западня и притворное отступление. – Развел руками Алекс. – Стоило аврорам окружить старый особняк достаточно плотно да пойти на штурм, как те подали сигнал и в спину элите Конгресса ударили Гриндевальд и Мартин собственными персонами. К этому оказались не готовы... – Потери? – Ну как сказать бы... – Агент Дамблдора почесал голову и призадумался. – Гражданские потери даже не начинали ещё считать, но минитменов мы потеряли свыше трех сотен, и я сам, своими глазами, видел трупы четырех десятков авроров. Комментировать эти, бесспорно, трагичные новости Дамблдор не стал; сделав знак рукой и велев Алексу его сопровождать, Альбус отправился в путь по руинам, в поисках свидетелей и бойцов американского магического правительства. Пока же они шли, медленно и печально, соратники по Ордену успели обменяться ещё парой замечаний. – Что же сам Конгресс? Новости до них должны были дойти. – Поинтересовался гость из далекой Британии. – Долго скрывать подобное они не смогут, им придется отвечать за случившийся кошмар. – В шоке, ужасе и панике. – Бескомпромиссно ответил покрытый шрамами волшебник. – Слышал, что Дуглас, глава Конгресса, заперся в своем кабинете и уже четыре часа как из него не выходит. Не удивлюсь, если он решит покончить с собой: такой трусливый слизняк ни за что не захочет отвечать, особенно за подобный провал. – Да уж, – ответил Дамблдор тяжелым голосом, – невовремя, ой как невовремя он поспешил дуть в победную трубу. На этом его карьера закончилась; вполне вероятно, что ты угадал, и здесь закончится еще и его жизнь. – Но остальным главарям в Конгрессе не легче: тут, в Хоуптауне, жило немало влиятельных патриархов и богатев. Черте его знает, сколько из них пережило этот несчастный день; а через несколько часов неизбежно начнутся волнения по всему сообществу. – Тяжелые времена настали для Конгресса... Один из главных городов Северной Америки превращен в руины, тысячи и тысячи погибших... – И не говорите, – охотно подхватил Алекс, – а ведь главное: наш аврорат выбит едва ли не поголовно. Все старшие по званию волшебники мертвы, а беднягу Чапелла опалило чьим–то огненным проклятьем так, что он свихнулся от чудом пережитой боли. Сомневаюсь, что теперь в нем найдется больше семидесяти человек, а ведь этим пятидесяти ещё и защищаться надо! – Враги нанесли по нам серьезный удар, тут и спорить не о чем. Но ты как сумел выжить? Даже сумел выбраться почти что целым... – Ха! – Прыснул американец, чьи руки невольно вздрогнули. – Сам не знаю, если честно. Прибыл–то я с аврорами вместе, мы отогнали подонков к особняку Флауэрсов... А старик Чапелл возьми да вели мне держаться в тылу, в резерве. Первый удар засады приняли мои сослуживцы, я пережил его в одном из домов. Потом... Черт, даже не помню толком: всё словно слилось воедино. Пару магов наконец–то перехватил патруль, избавив товарища Альбуса от необходимости договаривать. Как его мысленно окрестил Гарри. Так–то компания из пяти перепуганных волшебников и одной шокированной ведьмы в чистых, свеженьких мантиях производила скорее впечатление случайно повернувших не туда на дороге зевак, чем суровых воинов. Главной из них явно была ведьма: длинная, черноволосая и, при других обстоятельствах, наверняка обаятельная и обольстительная; сейчас же она выглядела потерянной и обреченной. – Мистер Дамблдор, мистер Бутчер, – затараторила та, не изменяя бюрократическому наречию даже в такой обстановке, – рада видеть вас в добром здравии после этого кошмара... – Да, дорогуша моя, – Уильям держался так, будто раны дали ему индульгенцию от этикета, – царапины одни да пара ожогов остались. Многим не повезло так, как мне. – К сожалению, я опоздал на битву. – Куда более ласковым тоном ответил Альбус, смотря прямо в перепуганные глаза ведьмы. – И поэтому отчаянно пытаюсь понять, что здесь произошло. Был бы рад помощи, Саманта. – Да, конечно, буду рада помочь союзнику... Тем немногим, чем могу. – Произнесла колдунья. – Это были Гриндевальд и его люди, мы в этом уверены. Сперва они напали на мирных жителей и учинили жестокий погром, желая выманить как можно большее число авроров в город. Особенно отличился высокий волшебник в стальной маске: этот монстр сжег едва ли не половину города своими силами, не давая никому пощады. Его подчиненные всячески старались не отстать от начальника – а мы уверены, что он был командиром... Первого отряда атакующих. Тех, кто должен был спровоцировать нас на ответные действия. Им это удалось: перепуганный до смерти Дуглас отправил сюда Чапелла и всех, кого только смог найти. Велел им любой ценой унять «беспорядки»; благо старый аврор быстро понял, что нас атакуют и нужно биться без пощады. Завязалось жестокое сражение между ними и нашим подкреплением, и защитникам удалось оттеснить легионеров к старому особняку, заставить их укрыться в его стенах... – И это было гребаной ловушкой, в которую мы с радостью поспешили. – Констатировал Алекс Бутчер бесцветным, удивительно спокойным тоном. – Оголили тыл, вот нас и взяли сзади без проблем. – Очень грубая, но... Правдивая, к сожалению, оценка. – Саманта кивнула головой. – Легионеры подали сигнал столпом ярко–алого огня в ночное небо, и по силам авроров ударил в спину резервный отряд. Клянутся, что там были и Гриндевальд, и Мартин разом; с ними еще больше тридцати профессиональных убийц, да и осажденные было в особняке пошли в стремительную контратаку. Зажатые меж двух огней авроры стали легкой добычей... – Скольких слуг Гриндевальда убили? – Д..Десятка три... Может чуть меньше... И еще много раненых у них! – Американка явно пыталась найти что–то приятное, светлое посреди разыгравшейся катастрофы. Неудачно. – Этого не делает погоды, – жестко заметил Дамблдор, – и нисколько не радует... В контексте всего остального. – Но постойте!.. И пока ведьма пыталась нагородить целую кучу оправданий, Гарри поразился масштабу случившегося и соотношению потерь. Парню даже стало интересно: не такого ли результата хотел добиться Реддл, когда одобрил план нападения на Коукворт? Уж он как никто другой должен знать историю Гриндевальда и помнить его главные схватки! Да вот только... Разница между Пожирателями и легионерами была очевидна уже сейчас: первые понадеялись на наскок, на решительный натиск, и ставили террор самоцелью; потому рейд и закончился провалом. Легионеры же действовали согласованно и грамотно; их потрясающая воображение жестокость имела под собой рациональное объяснение; они исполнили свои цели и удалились на своих условиях. Теперь об Америке Легион мог ещё долго не беспокоиться. Молодой Дамблдор поспешил озвучить только что сделанный им вывод. – Теперь о помощи Конгресса в войне можно забыть и надолго. – Почему? – Поинтересовался Алекс Бутчер, всё ещё не отошедший от произошедшего. – Саманта, сколько у Конгресса осталось авроров? – Чел..человек сто... найдется. – Сто, считая совсем еще зеленых учеников и выживших из ума стариков. – Продолжал речь британец. – Которых никто не отправит в Европу, поскольку вы, Алекс, и ваши товарищи будете нужны здесь. Обучение новых авроров займет, самый минимум, несколько лет; но и это не главное... – А чт...что главное? – Ведьма спросила не потерявшего способность рассуждать союзника. – Главное, Саманта, что менее чем через сутки у вас будет новый председатель Конгресса; неважно, что станется с нынешним. И новый председатель торжественно объявит о своем нейтралитете, не желая повторения ничего подобного за свой срок. Это, Алекс, будет встречено аплодисментами и всеобщим одобрением; никому не захочется повторить такой судьбы. – Нас атаковали, наших убивали, и теперь что? – Возмутился Бутчер. – Мы утремся и всё забудем? Вы на это намекаете, мистер Дамблдор? – Да. Вновь опустилась на глаза пелена темноты... *** – И все мои прогнозы сбылись. – Без тени гордости сказал наставник парню. – Саманту Гаррисон избрали новым главой Североамериканского конгресса, и та тут же заявила о своем нейтралитете. Более того: по ее настоянию Конгресс принял закон, согласно которому гражданам сообщества запрещалось отправляться добровольцами на чужие войны. Людей вроде Алекса это не остановило... Но их было немного и, конечно, Геллерт смог донести весьма... Красноречивое послание о тщетности и пагубности сопротивления. – Но... Почему она так с вами поступила? – Задал очередной вопрос Гарри. – Она казалась довольно благожелательной, радушной даже. Ну, насколько, учитывая все обстоятельства, она могла быть радушной. – А она и не могла поступить иначе. Никогда до того дня волшебный мир не видел ничего подобного. Волшебники воевали друг с другом с незапамятных времен, но раньше, до начала войны с Гриндевальдом, ничего подобного резне в Хоуптауне нельзя было себе представить. Безжалостное, показательное, массовое убийство тысяч гражданских... И продуманное, тщательное истребление цвета аврорского корпуса Америки. – Подчеркнул этот факт директор. Он четко расставил приоритеты, давая понять, что второе его заботило явно больше первого. – Лусио с Геллертом блестяще спланировали и отработали операцию; простые американцы были шокированы и парализованы страхом, а элиты, во–первых, лишились меча... Во–вторых полностью потеряли доверие своих жителей. А без него, Гарри, невозможно пускаться в авантюры за Океаном. – Это была победа для них. – Утвердительно произнес Гарри. – Бесспорно. Одна из самых блестящих побед Геллерта на той войне. – Директор кивнул своей седой головой. – В дальнейшем, Гарри, Легион не отказался от этой тактики. Удары, пусть и не настолько сильные и эффективные, наносились по нашим, русским, французским поселениям... А недавно Пожиратели попытались повторить успех Легиона. – Коукворт? – Да. И теперь... Как ты считаешь, мальчик мой, почему у них не получилось? Подумай хорошенько перед ответом. После минутного молчания парень заговорил: – Пожиратели очень быстро потеряли организацию в той битве. Они рассыпались на несколько команд и групп; каждая была опасной по отдельности, но и уязвимой. Легион, как я понял, сумел её сохранить, раз они сумели в разгар жестокого боя отойти к особняку и создать ловушку. А это также говорит о наличии у них как продуманного, четкого плана, так и лейтенантов, полевых командиров, способных его воплотить в жизнь... – Это так. И ещё что? – Ну.... В Коукворте так и не появился сам Реддл? – Да. Появление на поле боя и Геллерта, и Лусио с новым, свежим отрядом переломило ход всего сражения. Видишь ли, Гарри, маги такого калибра редки и крайне опасны в бою. Как для групп волшебников, так и для сильных одиночек; они способны на очень, очень многое. Когда перед Лусио встала команда авроров – он взрывом обратил их в кровавые ошметки. Бедняга Чапелл, командир авроров Конгресса, вызвал его на дуэль – и доживал последний год жизни как обгорелый безумец. Как ты, надеюсь, понял, Геллерт и Лусио могли не только создать рабочий, хороший план – но и сыграть важнейшую роль в его воплощении, сражаясь бок о бок со своими людьми. И поверь: мало что так возбуждает преданность и верность, как вид предводителя посреди боя. Затянувшаяся речь директора дала возможность Гарри отдышаться как следует и собраться с мыслями. Настало время задать главный, по–настоящему волновавший его вопрос... – Господин директор... – Перебил своего учителя Гарри, чей голос невольно вздрогнул. – Это всё, конечно, очень интересно и... И очень неожиданно... Это ещё очень мягко сказано! – Но я не совсем понимаю, какой смысл... В этом. Это же история, причем история давняя. – Да, Гарри. То была история. Хроника давно ушедших событий из глаз одного британского волшебника. А теперь, прошу, наберись терпения и смотри, смотри внимательнее. И ты всё сам поймешь. *** Уж чего–чего, а возвращения в Министерство магии юноша не ожидал! Причем, к его полному удивлению, Дамблдор показывал ему не битву в Отделе тайн и не какой–то хитрый заговор... А достопамятный прием у новоиспеченного министра Скримджера! Тот, куда его повели как дорогую диковинку; тот, где он познакомился с иностранными волшебниками и леди Фоули. Тот, где он отчаянно глушил боль утраты вином и послушно играл отведенную ему Дамблдором роль в сцене. Что же тут великий маг захотел показать? Что тут могло сокрыться от его внимания в прошлый раз? Они без труда нашли самих себя в толпе волшебников и ведьм; благо гостям из будущего можно было проходить насквозь толпящихся людей. Гарри даже пришлось протереть зеленые глаза, настолько странным и неестественным ему казалось наблюдать за самим собой. Уставшим, потерянным, едва вставшим на ноги после полученных увечий и ран... Покорно идущим за директором след в след автоматом. Вспоминать лишний раз о неделях, прошедших после гибели Гермионы, парень не любил: посреди войны нет смысла и желания беспокоить старые, зарубцевавшиеся раны. Вот Гарри Поттер, Мальчик–Который–Вновь–Выжил, и Альбус Дамблдор пробрались сквозь орду восторженно встречавших их посетителей и нашли самого министра магии, Руфуса Скримджера. Тогда он казался парню таким радушным и искренним... А по бокам от него стоят двое колдунов–иностранцев, с которыми позднее предстоит обсудить положение. Элегантного и подтянутого немца звали Шёнхартом, уверенно державшегося испанца – Гарсиа; и они оба произвели хорошее впечатление благонамеренных союзников. Помнится, Шенхарт ему сперва показался глупым и недалеким, но потом он доказал быстрый ум и чистоту намерений; испанец же с самого начала пришелся ему по душе. А пока парень вспоминал подробности того приема, директор Хогвартса и почтенный сеньор обменялись крепкими рукопожатиями друг с другом... Как внезапно всё остановилось! Фигуры из прошлого замерли, неподвижные и спокойные как рыцарские доспехи в Хогвартсе. Министр, иностранные гости, директор школы, сам Гарри, многочисленные посетители – все они застыли, будто обращенные в камень чудищем из древнегреческой мифологии. И Гарри разобрал едва слышимый шепот наставника. – А вот теперь, мальчик мой, прошу, – присмотрись к человеку, которому я пожимаю руку. Хорошенько присмотрись! Юноша попытался последовать указанию и начал сверлить глазами испанца. Его простую, но удобную мантию, мягкие туфли, мужественную и по своему величественную фигуру... – Лицо, Гарри, лицо. – Ласково, но при этом настойчиво направил его поиски учитель. Ученик покорно принялся тщательно рассматривать черты лица сеньора Гарсиа. Всё никак он не мог понять, на что же намекает Дамблдор, в чем же заключен подвох, требующий к себе внимания. Мало какой волшебник настолько не привлекал к себе внимания. Серого цвета глаза, смуглого, разве что не коричневого цвета кожа, гордо поднятый нос и обаятельная, теплая располагающая к себе улыбка... Серые глаза?.. Однажды Северус Снейп сказал ему, что только цвет глаз магия не может навсегда изменить. Что в них светится сама душа, и что никакие заклятья с зельями не способны их переменить на постоянной основе. Чудовищная, невозможная, но при этом напрашивающаяся догадка отразилась на его растерянном лице и наставник счёл возможным завершить столь своеобразное путешествие в прошлое. – Надеюсь, теперь ты всё понимаешь. И резкий, неприятный удар света в глаза – пришлось моргнуть. Раскрыв глаза, Гарри понял, что экскурсия в прошлое неожиданно оборвалась на довольно неожиданной ноте: они вдвоем с наставником оказались в подвале, а он вновь ощущал свое тело. Как и полагалось живому, нормальному человеку... Но вот его дыхание, его дрожащие от волнения руки, биение его сердца – вот их здоровыми бы назвать язык не повернулся. – Вот, Гарри. – Тихим шепотом сказал Альбус воспитаннику. – Вот нужный нам момент. Думаю, его ты далекой историей уже не назовешь. Ради этого момента я и показывал тебе все остальные. – Но, господин профессор... – Юноша напрягся, отчаянно пытаясь найти глубокий смысл за всем происходящим. Неужели «история» вернулась? – Но это же нев..возможно, он помер в Нурменграде вместе со своим другом и начальником! Мало ли у кого еще глаза серого цвета... Вместо немедленного ответа Дамблдор призвал, словно из ниоткуда, два стула. Всё–таки неспроста он слыл подлинным гением Трансфигурации!.. – Сядь, Гарри. Не отказывайся. – Молодой волшебник поспешил исполнить приказ. Потом он начал говорить... – Сеньором Густаво Гарсиа, с которым мы имели удовольствие познакомиться на приеме, и был Лусио Мартин. Он пережил и войну, и падение Нурменграда; сумел создать себе новые личность с внешностью и добиться многих успехов. Он проник на прием в Министерство как посланник Испании и сумел наложить на меня проклятье в момент нашего с ним рукопожатия. Благодаря нему мне, по оптимистичным подсчетам Северуса, остался год; и я практически уверен, что мой старый... Друг не отказался от прежних намерений, а только приблизился к их реализации. И, наверняка, он действует не в одиночку, а во главе новой организации, нового Легиона, если угодно. – Как?.. – Ничего больше пораженный услышанным Гарри не смог из себя выдавить. – Я же говорил, Гарри. Нам ещё предстоит долгий и непростой разговор.