Жизнь и деяния Гарри Поттера

– Я все ещё не понимаю... – Начал было юноша, но тут же потерял и без того призрачную нить мысли. Юноша, конечно, уже давно понял, что нет в мире политики святых и ангелов, что и директор успел как следует запачкать руки. Но к подобным чудовищным откровениям он не был готов – да и как к ним может кто–либо быть готов? Черт его возьми, и как тут только собраться с мыслями? Можно ли вообще о чем–то связно думать в таких обстоятельствах, а не просто перебирать один эпизод за другим в бессмысленной гонке с памятью? Когда оказывается, что твой наставник, твой полумертвый и обреченный наставник, виновен в самой страшной войне магического мира, что он был личным и близким другом самого Геллерта Гриндевальда?.. Когда перед твоими глазами появляется враг, опаснее самого Реддла – и этот вопрос, говоря по правде, волновал его больше всех остальных. Как бы цинично это не звучало, но прошлое Дамблдора осталось в прошлом Дамблдора со всеми его грехами – а вот "испанский сеньор", кажись, смог вопреки всему перенестись в настоящее, чтоб стать его проблемой. – Но почему вы так уверены? – Гарри так и не уточнил, в чем же, по его мнению, излишне уверен наставник, но тот и так всё прекрасно понял. – Разумный вопрос. Тот, который и надо задавать в таких условиях. – Кивнул головой Дамблдор. – Много, много лет тому назад я видел его труп. Своими глазами, Гарри, так же хорошо, как вижу тебя и стул, на котором ты сидишь. И, тем не менее, он смог меня обмануть. – Как же у него получилось уйти? Как он обрел новую внешность? Как он стал таким успешным и влиятельным магом у всех под носом? – Выпалил словно из пушки три вопроса подряд парень, один другого сложнее. Впрочем, директор Хогвартса явно оценил тот факт, что все они были заданы сугубо по делу; ведь оправдываться за свое прошлое он и в самом деле не собирался. – Как?.. – Разберемся с каждым вопросом в свое время. Что до первого... То здесь я могу предложить ответ. За полгода до штурма Нуменграда союзные силы узнали о том, что Лусио практически в полном одиночестве отправился на гору Фудзи – встретиться с японскими магами. Мы знали, что Геллерт отчаянно ищет любое, даже самое жалкое подкрепление, и что Лусио может ему его обеспечить. Туда моментально отправился смешанный отряд из авроров и инквизиторов; я, к огромному сожалению, находился по другой конец света и занимался другими делами. Я подоспел только к самому финалу и посреди обгорелых да изувеченных трупов опознал Лусио Мартина. В этом я был уверен на протяжении полувека. – И что случилось на самом деле? – Это точно знает только он сам, но... У меня есть гипотеза. За день до своей гибели ко мне пришел Аластор. Он первым посчитал, что проклятье на меня наложил наш с ним общий знакомый Лусио; я попросил его перестать видеть тени за каждым углом... А он ухватился за то, что я считал безумным, и принялся распутывать клубок как только он и умел. – С тяжелым сердцем заговорил профессор. – И за день до гибели он поделился со мной своей гипотезой, предположением о том, как Лусио мог избежать смерти. Аластор считал, что такой могучий темный маг мог сотворить гомункула, безжизненную, но предельно точную копию своего тела, и оставить именно его на поле боя. – Это... возможно? – Гарри, – невольно улыбнулся уголками губ Альбус, – маги могут прятать огромные замки, расширять помещения и убивать сотни, если не тысячи, человек одним взмахом волшебной палочки – это тоже звучит невозможно... Но вероятно, уж точно вероятно для волшебника настолько талантливого и сильного. И то верно. Магия вовсю нарушает все известные магглам законы мироздания – почему бы ей не нарушить ещё один? Невозможно? Невероятно? Ну, для простых людей и самые простейшие, бытовые детали жизни волшебников покажутся невозможными да невероятными: где это видано, чтоб посуда мыла саму себя? А между тем так обстоят дела в каждом, даже самом нищем и бедном доме магической Британии. Уже давно парень пришел к следующему выводу: достаточно продвинутые чары в руках достаточно могущественного чародея делают возможным практически всё, что угодно – если однозначно не сказано обратное. А старый знакомый директора явно был очень сильным магом. – Хорошо, – согласился Гарри, всё ещё пытаясь собрать блуждающие и как никогда непослушные мысли в кучу, – значит... Этот Лусио сумел сбежать. Магией он изменил свою внешность: справился с опасной и тяжелейшей задачей, не создал чудовищного монстра. Но стал гораздо смуглее, его плечи расширились... Это я тоже понимаю. Но как он умудрился так высоко забраться? Стать настолько респектабельным и влиятельным, чтоб представлять Испанию в конфедерации? – Как Густаво Гарсиа он всплыл в Мадриде в тысяча девятьсот пятидесятом молодым и амбициозным алхимиком, чьи родные были убиты Легионом и, в меру скромных сил, воевавшим против Легиона на последнем этапе войны. Он вел себя тихо, кротко и умно, копил деньги и занимался любимой работой. Будучи великолепным знатоком зелий, сделал себе состояние и крайне умело им распорядился. Алхимия действительно может принести потрясающий доход умелому мастеру, особенно такому, что рачительно обойдется с прибылью. Но даже став одним из главных богачей Иберийского полуострова, Густаво живет скромно, уединенно и чинно, продвигая по мере сил умеренные реформы да защищая права магглорожденных. Это официальная биография... – Внимательно посмотрел на слушателя Дамблдор, продолжив речь только тогда, когда убедился, что его слушает и, что важнее, слышат. – Что же до неофициальной... Тут мы, боюсь, легко потеряемся; особенно учитывая, что никто не проводил толкового расследования. – Но на чем же тогда строится вся наша... Ваша теория? – Гарри говорил громче, чем, возможно, желал бы. Но сил притворяться у него не было точно. – Почему вы так убеждены, что Гарсиа и Лусио это один и тот же человек? Мало ли испанцев с серыми глазами ходит по миру... Вместо ответа Дамблдор обнажил свою правую руку. Первоначально ничто не выдавало подвоха: крепкая мужская рука, ничего необычного или стоящего внимания. Но как только профессор прошептал над ней пару слов – спала первоклассная иллюзия и глазам Гарри предстало поистине чудовищное зрелище. Иссохшая, черного цвета рука со следами гнили и разложения, где кожа, казалось, грозила упасть с костей... – Такого эффекта, Гарри, не добьешься ни одним зельем. Северус и Аластор, пока тот был ещё жив, вдвоем изучали яды... Нет такого и не было придумано. Не было и возможности меня отравить: я питаюсь исключительно в самых проверенных местах. Зато Северус ручается, что проклятье было передано мне именно в руку, и я склонен ему верить. Мучающие меня боли начинаются в ней, в ней же последними заканчиваются; а уж про ее.. вид... И говорить–то нечего. Все наши попытки найти избавление, лекарство провалились. Можно только. бороться с симптомами, но вне наших сил снять проклятье. Ему нет аналогов, оно нигде и никому раньше не встречалось. Создать настолько эффективное проклятье с нуля, да еще и грамотно его наложить на меня мог лишь один маг... Который это и сделал на министерском приеме. – Тогда... – Хорошенько задумался Гарри над этим, очередным откровением. – Нам надо понять, почему он решил действовать, зачем ему... Понадобилось вас убивать. Думаю, не из–за личной мести. – Почему же? – По тону учителя Гарри понял, что он тоже отсек эту версию, но хочет услышать аргументы ученика. Надо его не разочаровать. – Прошло полвека с конца войны. Его не искали, его не беспокоили, он жил спокойной жизнью влиятельного и очень богатого человека. Это я к тому, – объяснил Гарри, – что он мог придумать свое проклятье уже давно, работая в безопасности и спокойствии. Желай он в первую очередь мести... Наверняка бы и раньше мог бы организовать встречу и смертельное рукопожатие. Если бы в самом деле хотел убить именно былого ради. – Да, это так. – Но при этом он все–таки решил вас убить. Он рисковал всем своим прикрытием, всей тщательно сотканной легендой ради этого. Ведь пойди что не так, и весь карточный домик счастливой жизни, что он строил долгие полвека, развалится за секунду. – Юноша продолжал свою мысль, чувствуя, что находится на верном пути. – Значит, им двигали иные мотивы, ему нужно было не просто поквитаться с вами за прошлое, а что–то другое. Прошлое директора Хогвартса Альбуса Дамблдора... Того, что он только что увидел, хватило бы для начала самого настоящего кризиса веры. Гарри мог представить, как кто–то другой на его месте устроил бы истерику да хлопнул дверью дома. Но он держал себя, свои эмоции и мысли под контролем. В самом деле, нужно уметь расставлять приоритеты. Разумеется, добровольное признание директора в столь многих грехах и провинностях не могло его оставить равнодушным. Было очевидно, что ему многое придется переосмыслить, передумать... Но все отвлеченные, возвышенные рассуждения о высоком да вечном обождут. В свое время ему что–то такое сказал Грюм; что–то о том, что теоретизировать и размышлять хорошо лишь в мирное, спокойное время. В военное нужно драться и побеждать. Сейчас они и его учитель, его наставник и, чего греха таить, спаситель должны обсудить сложившиеся обстоятельства и придумать новый план, их учитывающий. Иначе всё, ради чего они работали и что они уже успели сделать, обернется серым прахом и потеряет какое–либо значение. Осудить волшебника – или, может быть, понять его – он ещё успеет. Времени будет предостаточно; пока же нужно сосредоточиться на том, что действительно имело значение и важность. – Тогда... – Подошёл парень к заключительному выводу своей небольшой, но осмысленной и четкой речи. – Он атаковал вскоре после битвы в Министерстве, после начала новой войны. – После нашей первой победы в ней. – Директор счел нужным его поправить, и не ошибся. Потеряв в проклятом Отделе тайн хорошую подругу, Гарри не мог по–настоящему адекватно оценивать произошедшее. – Победы, к сожалению, омраченной, но победы. Время покушения явно не может быть случайным совпадением. – Может ли этот Лусио стоять за Пожирателями? В таком случае, его поведение понятно и объяснимо; он помогал союзникам избавиться от грозного врага, с которым в прямом бою не совладал Реддл. – Я уверен, Гарри, что между ними есть некая договоренность, что они и в самом деле сотрудничают друг с другом. Однако, – предостерег своего протеже Альбус, – не допускай ошибки и не думай, будто бы Лусио управляет ими как театральными марионетками. Я бы предположил, что они временные партнеры, причем каждый это знает и собирается бросить союзника быстрее того самого. – А что же он тогда для них делает? И почему он тогда согласился дать денег Министерству!? – Даже не помогая открыто, Лусио может делать больше, чем тебе кажется. Так, я теперь уверен, что знаю, откуда Реддл и остальные берут деньги после истощения и перекрытия привычных источников. По нашим расчетам, Пожиратели должны были осенью обанкротится; ничего такого не случилось, а слухи идут из месяца в месяц все более тревожные. Более того: Снейп уверяет, что запасы алхимических ингредиентов Пожирателей только растут, и там частенько попадаются дорогие, редкие вещички не с Британских Островов... Наконец, вполне вероятно, что за проблемами Добровольческого корпуса и расширения помощи нам от других сообществ стоит именно Лусио, хоть и опосредственно... – Северус Снейп... Почему он не доносил об этом союзе? Может, господин директор, он не так–то уж и предан, как вам хочется верить? – Он предан мне, Гарри, телом и душой, – не допускающим возражений тоном заявил Дамблдор, – и скоро ты узнаешь, почему я в этом убежден. А не сообщал он по простой и банальной причине: не знал. Порой и лучшие шпионы могут чего–то не знать, привыкай к этому. Я тебе более того скажу: большая часть Внутреннего круга пребывает в блаженном неведении касательно заграничных связей их Лорда и владыки. – Как же так? – Гарри хорошо понимал, что начальник не всем обязан делиться с подчиненными, но подобным важным нюансом... – Всё дело – в характере Тома. Ему крайне неприятно от кого–либо зависеть или на кого–то в чем–то полагаться. Он ведь Лорд,, у него не может быть равноправных союзников: либо слуги, либо рабы, лучшего не дано. Он уверен, что когда он признается в союзе с волшебником из–за рубежа, то он тут же потеряет свой основанный на страхе авторитет. Члены круга, в большинстве своем, не дураки, но никто не обладает смелостью или безрассудством, чтобы спросить скорого на расправу Тома о неожиданных источниках доходов. И если бы меня попросили предположить, кому поручено поддерживать отношения... Думаю, что связным между ними со стороны Тома выступает Корбан Яксли. Этот, с одной стороны, достаточно прилизанный и хитрый, с другой – боится своего Хозяина пуще смерти и никогда его не предаст. Такого можно отправлять на важные переговоры и не бояться, что он вернется... С проклятием в руке или отравленным вином. Логично... Для Тома Реддла, естественно. Для темного мага, упивающегося властью и больше всего на свете опасающегося ее потерять. Для человека, не способного доверять даже самым близким, самым верным соратникам. То ли сам директор, то ли Снейп, то ли Грюм однажды ему сказали, что «воскрешение» дурно повлияло на характер «Темного лорда» – а он и без того никогда не был подарком для соратников и сотоварищей... Но, как оказалось, бывают и от паранойи преимущества: никаких прямых доказательств соучастия у них нет и, похоже, не будет. – Но... Вы говорите о довольно–таки немалой поддержке. Деньги, сырье, связи в международном сообществе... – Взял инициативу в свои руки Гарри. – Даже для богатого колдуна это будет непросто. – Гарри–Гарри... Вспомни то, что я тебе совсем недавно показывал. Вспомни и ответь мне: действовал ли Лусио в одиночку? – Нет. – Твердо ответил он. – У него сперва были вы и Гриндевальд, потом под его рукой оказалась целая организация. – Именно. Лусио – человек очень умный, хорошо знает, что одиночки, какими бы гениями они не были, мир не меняют. Любому королю нужна свита, как говорят магглы, и каждый умный король ее аккуратно, осторожно подбирает. – Альбус не мог удержаться от цитирования. – Геллерта и меня он, хоть и по разным причинам, привлечь к соучастию не может... Но вот собрать вокруг себя организацию, сообщество единомышленников, спаянное крепкой дисциплиной – о да. И хотя нас двоих там нет, и хоть прошло много лет... Уверен, некоторые старые «знакомые» поспешили под его крыло. Директор испытующе посмотрел на юношу, но, видя его искреннее непонимание, продолжил мысль самостоятельно. – Помнишь ли ты убийство Амелии Боунс? И как мы его обсуждали, когда ты впервые оказался в моем доме? Когда я впервые рассказывал о войне с Геллертом? После стольких–то наводящих вопросов, старушка память соизволила к нему вернуться. – Да, но я... – Раз Лусио «ожил», когда его возвращения никто не ждал, то вполне мог «ожить» и Круз, их с Геллертом верный и жестокий боевой пес. Он подчинялся только их командам и, если Лусио такую отдал, то ацтек покинул бы поле боя без разговоров. – Слова профессора нравились ученику все меньше и меньше. – Поскольку, если допустить, что именно Диего пришел на порог Амелии в ту несчастную ночь, то все остальное сходится само собой. И ожесточенность схватки, и обильное использование огня, и отсутствие сердец... И, разумеется, само поражение авроров и гибель Боунс – особенно если Диего взял каких–нибудь подручных. Тут до парня дошла ещё одна неприятная мысль. – Профессор, а Хоуптаун, тот американский город, был им сожжен? – Круз вел авангард, который начал резню, – подтвердил Альбус, – и командовал им впоследствии. Геллерт и Лусио сами были великолепными борцами, но пиромантия... Лучшим пиромантом Легиона, а, возможно, и мира, был найденный ими в Мексике убийца. Впрочем, он был опасен ещё и как командир: люди слушались его всегда и беспрекословно, а он умел ими грамотно распорядиться. Пожалуй, полевого командира опаснее магический мир еще не производил. – Но двое – это не армия и не группа; это даже не заговор. – Изрёк полную банальность, но правдивую банальность Гарри. – Что мы вообще знаем о силах этого Лусио? Кем он распоряжается, какие у него денежные и прочие ресурсы... – Немногое, но я надеюсь разузнать больше. – Заверил ученика профессор. – Но даже если брать только официальную, чистую сторону... То он обладает связями в Конфедерации, особенно многочисленными в испаноязычном мире; один из двадцати самых богатых волшебников Испании, хозяин нескольких крупных алхимических гильдий. И, соответственно, полагающейся охраны. Убежден, что неофициально он располагает куда как большими возможностями. – Тот... Немец, бывший с ним в Министерстве? – Вполне может быть его союзником. – Кивнул Дамблдор. – Шенхарты раньше помогали Геллерту; но отсутствие у них формального членства в Легиона, древность их рода да чуйка отца нынешнего барона помогли им избежать серьезных проблем. Конрад оказался поистине умным интриганом: заложил всех, кого мог, откупился деньгами... Смог пережить поражение, но не несчастный случай через двенадцать лет после войны. Люди всё-таки смертны, а тринадцатилетний наследник уж явно никакой ответственности за отцовские дела нести не мог. А теперь, насколько я знаю, его единственный сын вернул все потраченные отцом средства и добился ещё больших успехов в предпринимательстве. И, тем не менее, пока у нас не появится новых сведений... Однозначно говорить о наличии между Вильгельмом и Лусио сговора нельзя. Упоминание Министерства магии словно рычагом поменяло направление мысли юноши. Он понял, что есть еще один, принципиально значимый вопрос, по которому хотелось бы получить объяснение. – Но зачем Лусио давать деньги и Министерству? Если он снабжает средствами и Пожирателей, и Скримджера, то чьей победы он хочет? – А кто сказал, что он хочет чьей–либо победы? – С ударением на последнем слове ответил Дамблдор. Потом он поспешил объяснить смысл сказанного. – Он таким образом затягивает войну, только и всего. Хорошо понимает, что кто–то из нас возьмет вверх, но, в том числе и его стараниями, победитель окажется ослаблен и не сможет ему помешать... Как мог бы. Не столь важно, кто останется в живых, если он будет изранен и искалечен. – Он не за Пожирателей, значит? – Уверен. Лусио посвятил свою жизнь тому, что некогда мы считали нашей общей мечтой – идее объединить человечество, соединить магию волшебников и технологию магглов воедино... И, хорошо его зная, готов поклясться, что идеи Тома ему по–прежнему чужды и противны. Просто он, будучи человеком прагматичным, пользуется тем тараном против британских властей и меня, что подвернулся ему под руку. – Вы весьма уверены в своих словах, – возразил наставнику юноша, – а почему? Альбус терпеливо объяснил. Он тоже хорошо понимал, что не время отдаваться эмоциям; нужно говорить начистоту. – Лусио, Гарри, был вторым моим другом, соратником, напарником... Более, чем другом даже. Мы знаем друг друга лучше, чем, возможно, сами бы этого хотели. И начавший жизнь в трущобах Мадрида, не знавший своих родителей, не станет защищать права древнейших и благороднейших... Особенно когда половину жизни провел в борьбе с ними. По–настоящему объединяться с защитниками «старины» он не станет, поскольку цели у них противоположны. – А почему, – не сдавался Гарри, – вы говорили про таран и намерение ослабить нас чужими руками? – Потому что эта тактика Легиона мне хорошо известна. С её помощью в свое время вывели из большой войны почти всю Латинскую Америку и Китай, разжигая в них противоречия, препятствуя мирным соглашениям и давая средства фанатикам. Благодаря этим мерам Легион смог лишить Конфедерацию поддержки крупнейших магических сообществ, что, как я думаю, неплохо так отсрочило время падения Гриндевальда. Согласишься, что звучит... До боли похоже? Спорить действительно не о чем. Повторение истории и в самом деле на лицо. – Понимает ли это сам Реддл? – Да, наверняка понимает. Его болезненная подозрительность в кой–то веки полностью оправдана. – Вновь кивнул седой маг. – Правда, Том уверен, что это он использует партнера, а не его используют... И надеется в скором времени избавиться от сотрудничества, каким бы тактически выгодным оно не было. Знаешь, в чем главная, ключевая разница между ними двумя? – В чем? – Том убежден, что историю творят единичные герои по своему усмотрению да в окружении человеческих стад. Что достаточно могущественный, способный и достойный может изменить весь мир по своему усмотрению. Естественно, считая себя подобным волшебником. Лусио же знает, что любой талант нуждается в достойном сопровождении, и только при его помощи может расцвести – и что обратить историю вспять никому не по силам, как бы он не старался. Гарри задумался над словами директора; над всем увиденным и услышанным в последние несколько часов. Что же получилось? На горизонте появился серьезный, опасный и жестокий враг; враг, умный и находчивый, целеустремленный и решительный. Враг, живший задолго до его появления на свет; враг, не просящий пощады и не дающий её. И если такому человеку удалось собрать вокруг себя достаточное число единомышленников, обзавестись подобающей ресурсной базой и составить оперативный план, то он сможет стать настоящей, опаснейшей угрозой... Но... – Раз гении нуждаются в помощи... То почему бы этому сеньору не освободить Геллерта из его тюрьмы? – Гарри задал пришедший к нему на ум вопрос. – Они вдвоем многого добились, небось теперь могли бы повторить свой успех. – Тут есть несколько... Проблем. – Объяснил Дамблдор. – Во-первых, не так-то просто освободить Геллерта из его тюрьмы. Поверь, лучшие авроры со всего мира ответственно подошли к своей работе – никому не хотелось повторения случившегося. Даже для Лусио задача не будет простой; говорить о других соратниках просто нечего. Раньше охрана была ещё более бдительной и суровой, хоть и сейчас она не окончательно снята. Но где-то тридцать лет подряд с момента его заключения в одиночной камере Нурменград представлял собой самое укрепленное и охраняемое место всего магического сообщества... – Но теперь? Теперь, когда европейцы отвлеклись на Реддла? – А тут есть и другой момент. – Профессор улыбнулся ученику, довольный тем, что он продолжает задавать вопросы и по-прежнему желает знать как можно больше. – Столь продолжительное заключение в ужасающих условиях, привело к значительной деградации магических сил Геллерта. Волшебник должен постоянно совершенствовать свои умения, получать новые знания – иначе безжалостно и безальтернативно наступает упадок... Нельзя забывать и про «банальное» старение, ведь никто не дает ему зелий и эликсиров, позволяющих сохранять молодость и поддерживать здоровье тела. По всяческим международным договорам, они это делать обязаны; но для него сделали исключение. И более того: авроры и невыразимцы постарались создать самое жестокое окружение для Гриндевальда – подобный подход привел к желаемому результату. Только благодаря своей исключительной силе воли Геллерт сохранил рассудок в целости – но, я уверен, что в своем нынешнем состоянии он не победит даже начинающего аврора. Даже того, кто буквально вчера сдал вступительные для поступления в корпус. Потребуются если не целые десятилетия, то года упорного труда для того, чтоб Геллерт хотя бы начал напоминать самого себя прежнего... А то, что он никогда не вернет свою лучшую форму – это гарантированно. То-бишь, практической пользы Гриндевальд теперь не принесет; зато его исчезновение из тюрьмы перепугает все магические правительства, или, ещё лучше, станет поводом для вмешательства Инквизитория. Обобщая, Лусио вполне мог посчитать, что игра слишком рискованная и при этом она не сможет принести желаемого выхлопа. Гарри показалось, что его учитель упустил из виду самую важную и значимую причину подобного бездействия. Юноша решил самостоятельно о ней напомнить. – Или же Лусио собирается теперь быть самым главным в новой армии. Не желает он больше делиться властью, не желает он играть роль «верного советника» при вожде, кем бы тот не был. – Такую вероятность тоже нельзя отрицать полностью. И, тем не менее, не думаю, чтоб им в первую очередь двигали личные, своекорыстные мотивы. – Парень немало удивился, услышав подобные слова из уст директора. – Видишь ли, Гарри, для Лусио власть никогда не была желаемой самоцелью – в отличии от Тома. Он не хочет стать живым полубогом, он не мечтает учредить тысячелетнюю тиранию, он не желает жить вечно. Он всегда полагал её простым инструментом достижения подлинной цели и не изменял своему подходу. Этим, на самом деле, он и опасен: он куда рассудительнее Тома, спокойнее и собраннее; всегда был таким и, надо полагать, понесенное Легионом тяжелое поражение лишь укрепило эти свойства характера. Раз он так долго ждал, то, я уверен, он готовился к реваншу долгие десятилетия и постарается избежать всех ошибок, допущенных ими с Геллертом в прошлом. В комнате повисла тяжелая, даже попросту мучительная тишина. Великий волшебник и заслуженный директор Школы чародейства, проведенный вокруг пальца своим давним другом-врагом, и его верный, надежный ученик, пораженный увиденными и услышанными откровениями. – Теперь мы, наверное, должны... Понять, – Гарри с трудом подбирал слова, борясь одновременно с напряжением, усталостью и пережитым шоком, – что нам со всей этой новой информацией делать. – Ты прав. Всё это знание будет для нас бесполезным грузом, если мы не предпримем реальных действий. Для начала... – Перехватил у него из рук инициативу директор. – Скажу тебе, что о своем открытии я рассказал только трём людям. – Брустверу, Снейпу и Гринграссу? – Да. – Юноша не удивился подобному выбору. Кому же еще мог доверить подобные секреты Альбус Дамблдор, как не ближайшим советникам и соратникам? – Они, в целом, согласились с моими выводами. Более того: с ними мы составили примерный план действий на ближайшие полгода. – В самом деле? Про себя Гарри отметил, что это собрание руководящих лиц Ордена Феникса прошло совершенно мимо него. Очевидно, до равноправного обсуждения настолько стратегически значимых вопросов и принятия ключевых решений его еще не допускают. В целом – логично и справедливо, пусть и не очень приятно. Хорошо и то, что с ним считают возможным и даже нужным делиться принятыми решениями. – Наша первостепенная, главная беда, несмотря на подобное открытие, по-прежнему – Пожиратели и Том. Если бы Лусио был уверен в своих силах, если бы он считал, что может обойтись без них... Он не стал бы с ними договариваться и сотрудничать, даже тактически и временно. – Начал излагать общее решение Дамблдор. – Следовательно, к открытому столкновению он ещё не готов, по тем или иным причинам... И мы не должны дать ему понять прежде времени, что раскусили «Густаво Гарсиа». – Так что же меняется в нашей тактике? – Нетерпеливо перебил своего профессора Гарри. Он уже порядком устал от печальных новостей, тягостных воспоминаний да пессимистичных прогнозов; когда уже они перейдут от обсуждения получившейся ситуации к борьбе с ней? – Внешне? Ничего, Гарри, ничего не меняется. К сожалению, только так и можно поступить в этих неприятных обстоятельствах. – Никаких комментариев, касательно его поведения, не поступило. – Однако лучшие агенты Ордена начнут прорабатывать «Гарсиа» с его окружением и связями, кое-кто займется и Шёнхартом. Работать придется аккуратно, медленно и тихо, чтобы не спугнуть дичь прежде времени. Остальные силы нашей организации продолжат подготовку к борьбе с Томом за Британию; боюсь, что с каждым днем все ближе и ближе нападение на Министерство, но Северус никак не узнает даже примерную дату. Наши ресурсы всё ещё очень ограничены, битва за Коукворт причинила нам немалый вред... А поскольку крестражи всё ещё не уничтожены до конца, начинать ура-атаку на Пожирателей было бы плохой идеей... Упоминание о крестражах навело на лицо Дамблдора тяжелую думу – и юноша воспользовался ею, чтобы задать очередной вопрос. – Но почему же не поделиться информацией о Лусио с Министерством? Хотя бы со Скримджером? Он зрелый, рассудительный маг и бывший аврор, он выслушает... Ответом стал грустный смех директора Хогвартса. – Выслушает, после чего отошлет прочь, с глаз своих долой. У нас нет доказательств, Гарри. Таких, что могли бы убедить Скримджера довериться мне в таком-то странном деле. Просто представь, каково это будет выглядеть с его высокого кресла: я приду к нему, скажу, что вернулся страшный призрак из прошлого, и что из-за его появления ему придется жертвовать министерскими силами, доверив их к тому же под мое командование... – Директор опять усмехнулся. – Он тут же почует подготовку к государственному перевороту под занавес войны с Томом; наши отношения с Руфусом и без того оставляют желать лучшего, а обратившись к нему с подобной-то просьбой... С такой логикой приходилось согласиться. Да, Руфус Скримджер выгодно отличается от своего предшественника... Но поверить Альбусу так, как ему могут довериться соратники по Ордену, он не сможет никогда. Особенно – в настолько тонком и непростом деле. Гарри пришлось признаться, что, знай он Дамблдора хуже, сам бы не поверил в выдвинутую им теорию. Даже если директору каким-то божественным чудом удалось бы убедить министра магии в своей правоте – останутся главы департаментов и высокопоставленные авроры, которые и без того крайне подозрительно относятся к усилению любых сил, напрямую не связанных с Министерством, пусть даже и «союзных» им. Довольно здравый и более чем оправданный подход с точки зрения корпоративных интересов британской бюрократии – и губительный для всей магической Британии. – И есть еще одна проблема, Гарри. О которой мы тоже должны поговорить именно сегодня. Сказано это было таким тоном, что всё внутри парня сжалось. И, тем не менее, ничто не смогло бы подготовить парня в должной мере к тому, что ему готовился сказать директор. – Это касается крестражей... И того факта, что, Гарри, ты являешься одним из них. Безжалостный и стремительный удар пришелся сразу же по голове. – Что?.. – Ничего более осмысленного Гарри не мог высказать. Он был свято убежден еще несколько минут назад, что что плохие новости и чудовищные откровения наконец-то подошли к концу, что больше ему не придется поражаться... – Долгое время я не был уверен в этом, Гарри, и лишь этой зимой убедился в этом выводе. – Принялся объяснять своему ученику Альбус. – Выслушай меня внимательно и, я надеюсь, ты тоже поймешь. Как оказалось, душа Реддла, и без того травмированная созданием крестражей, потеряла очередной кусок себя в день гибели Поттеров – из-за ударившего по «Темному лорду» Смертельного проклятья. И при этом получившийся в результате ошибки «Лорда» осколок, отчаянно желавший продолжить свое существование, не придумал ничего лучше, как зацепиться за ближайшее живое существо. Отсюда – способность Гарри понимать змей; отсюда взялась его таинственная связь с Реддлом, которую тот в прошлом году так часто эксплуатировал. Отсюда, возможно, и причина, по которой насланное в Атриуме проклятье не убило юношу на месте: заклинания Реддла не настолько смертоносно эффективны, как ему хотелось бы, когда встречаются с частичкой его самого. Сам Том, по словам директора, полагал, что потусторонняя связь между ними двумя образовалась из-за высшей силы Пророчества; он не знает о том, что «случайно» создал новый крестраж и поместил этот якорь в тело своего ненавистного врага... Гарри слушал учителя и не перебивал его – но к главному, единственному действительно важному выводу он пришел быстрее и самостоятельно. Реддла не победить, пока у него остается хотя бы один крестраж; и если он оказался одним из них... То нужно и его убить. Иначе Реддл снова уйдет от смерти и, через какое-то время, опять вернется в мир живых. Однако осознать в полной мере горестную необходимость погибнуть ради победы парень не успел – директор в очередной раз перехватил инициативу из его рук. – Не совсем, Гарри, – неожиданно услышал юноша голос директора; тот вырвал его из рассуждений и вернул в реальность, – думаю, не всё «так» однозначно ужасно. Не в силах выговорить что-то связное, Гарри молча уставился на наставника. Что же может быть «неоднозначно» ужасное? – Да, твоя смерть станет гибелью и крестража. И да, если у Тома останется хоть один из его якорей он когда-нибудь да вернется. Да, получается, что и тебе придется погибнуть... – Альбус поспешил подтвердить первый вывод Гарри, перед тем, как давать ему «надежду». – Пришлось бы, не допусти Том серьезной ошибки. В ритуале своего воскрешения он использовал твою кровь и тем самым лишь укрепил вашу с ним связь – хотя должен был искать любой способ её ослабить, если не совсем избавиться от неё. Последние несколько дней я провёл в изучении тонкостей уничтожения крестражей и... – И? Последовал тяжелый вздох директора. – Я не хочу тебя понапрасну обнадеживать и, поверь, трудностей и бед это нисколько не отменяет... Но, после бессонных ночей за книгами по теме, я могу предположить... С большой долей вероятности, если человеком, убившим тебя, окажется Том – он убьет лишь частичку себя в тебе, а не вас обоих. Это, разумеется, не гарантированный исход... Но предложить чего-то ещё, к сожалению, не могу. Становится всё «лучше» и «лучше» с каждым мгновением. Скажи ему кто-то ещё сегодняшним утром, что единственный шанс выжить – это умереть от руки Реддла, Гарри от души посмеялся бы над чьим-то каламбуром. А теперь, оказывается, если он хочет пережить войну – а он более чем хочет – нужно специально искать встречи со своим заклятым врагом и позволить тому нанести удар. Смертельный удар. И надеяться на лучшее. Надеяться на лучшее... И если даже ему повезет, то всё ещё останется «маленький» вопрос с необходимостью победить Реддла и наконец-то того упокоить... – Я понимаю, мальчик мой, что тебе сложно всё услышанное переварить и осознать. Что невозможно за минуты с этим справится. Не виню тебя. И более того: мне тоже нужен отдых... – Скривился Дамблдор, брезгливо посмотрев на свою несчастную правую руку. – Приди ко мне завтра, как можно раньше. Нам придется ускорить темп подготовки... Но я понимаю, что сегодня любое занятие было бы бесполезным. Иди к себе и попытайся отдохнуть, выспаться, собраться с силами. Чёрт. Ещё этим утром он был уверен, что всё наконец-то начало налаживаться. Что война близится к концу, что он как никогда близок к личному счастью, что победа неизбежна... Теперь он узнал, что в мире действует второй темный маг, едва ли не опаснее хорошо знакомого; что его учитель в прежние годы был не лучше самого Гриндевальда; наконец, что ему предстоит умереть для победы в войне. Гарри раньше понимал, что смерть может оказаться исходом; но теперь его гибель стала одним из условий успешного окончания войны... Подобные откровения никого не оставят равнодушным; но парень даже теперь, отдыхая на Косом Переулке, не мог сосредоточиться и задуматься о чем-либо. Он лежал на коленях француженки, та о чем-то ворковала и перебирала ласковыми пальцами его черные волосы; он же пялился пустыми глазами в потолок да пытался прийти в чувство.