Вишнёвая косточка

На торжественном ужине они садятся демонстративно напротив. Краем глаза темноволосый парень подмечает, как Дотторе ведёт неспешную, даже ленивую, беседу с коллегами по ученому цеху, которых за глаза называет калеками. Он вообще, кажись, добрую половину зала, при личных беседах награждает такими уж сквозящими ядом, но правдивыми титулами, что порой даже сдержанный донельзя Скарамуш заливается в кулак, слушая, как ворчит мужчина. Вот и те собеседники, что сейчас светятся от счастья, что обласканы его снисхождением, и взахлёб высказывают свои «новаторские» решения, на самом деле для него не больше чем игрушки-пищалки, забавно открывающие свои рты. — Иль Дотторе, — жадно шлепаются друг об друга лоснящиеся маслом губы тучного ученого справа, — Ваш последний эксперимент со Стражами руин… Наш отдел с низчайшим преклонением просит у вас позволения на публикацию, ибо, как мы предполагаем… — Ниже. — Прошу прощения? — вспыхивает крупный мужичок, замирая. — Нужно еще ниже, — льется нараспев из-под маски. — Иль Дотторе, а мне на днях совершенно случайно…— худой и бледный по левую руку перетягивает внимание, чуть не задыхается в приступе, когда пара алых глаз степенно внимают ему, — Попались ваши… Ранние, так сказать, наработки… И я думаю о том, как бы чудно было довести их до ума… — А что, — заинтересованная улыбка сменяется змеиным оскалом, — В них его недостаточно? — Н-нет, что вы… — бледнеет еще сильнее человек-тростинка, под вспыхнувшими недобрым кровавым оттенком взора Дотторе, рассыпается в нервном смехе. — Ну что вы сразу пугаетесь, друзья мои! — Дотторе кладет тяжелые ладони на дрожащие плечи ученых, восседающих по бокам, а после роскошно гортанно хохочет на весь бальный зал. И незаметно подмигивает Скарамушу, сидящему напротив. Парень тихо хрюкает, глядя как нервно толстяк протирает платком взмокший лоб, а тонкий трясется как последний осенний лист на ветке. Прежний запал ученых фанатов спал, и мужчина отвлекся на заманчиво переливающееся фруктовое желе, поданное на подносе. И тут Муш нагло протягивает руку к уже примеченному вишневому кусочку десерта и выхватывает его буквально в последний момент, тут же отправляя в рот. Дотторе медленно поднимает взгляд на довольное личико, жующее «украденное» желе. С неопределенной эмоцией прищуривается и откидывается обратно на спинку своего стула. Скарамуш, облизываясь, подтягивает к щеке колено, противореча всем правилам высокого общества. За спиной раздается приближающееся недовольное бурчание Синьоры и оправдывающий неясно кого лепет ее безымянного прихвостня. Предвестник поворачивается на них с немым вопросом на лице. Женщина недовольно сверлит взглядом его позу, после закатывает глаза и сквозь зубы сдержанно произносит. — А ты все пользуешься безнаказанностью Фатуи, кукла Эи? — Прекрасная леди, — приветствует ее с усмешкой на дрогнувших губах, — Царица оформила уже тебе горящую путёвку в Мондштадт? Ах, какая тонкая, но при этом ёмкая ирония. Слухи о том, что та просто бесится от одного упоминания небезызвестного Архонта, подтверждаются каждый раз, как кто-то в радиусе доступном для ее слуха касается его темы. Как-то наедине Дотторе, кисло кривясь, произнося ее имя, выдал свою теорию. Когда у самоуверенной и знающей о своей красоте бабы давно не было этого, ей подверни любого несчастного, она уже будет готова свернуть тому шею просто потому что. Парень тогда хихикнул и ответил, что лишь бы исправно задания выполняла, а то, что у нее между ног киснет сто лет в обед без мужчины — ее проблемы. Дотторе с минуту глядел на юношу-любителя прыснуть кислотой, а после расхохотался громко, закинув голову назад, как он обычно и делает. Женщина его мыслей не слышит — и слава Семерым, не хотелось бы начинать дуэль прямо на парадном танцевальном паркете. Синьора фыркает, отвешивает ироничный реверанс и занимает место поодаль, игнорирует укол. Однако, это никак не может означать, что она на него не даст свой ответ после в трижды жестче, впрочем, Скарамушу все равно. Ровно так же, как и на ее прилипалу, не по статусу кидающему гордый и оскорбленный взгляд напоследок. Будь Скарамуш чуть менее спокоен и чуть более в подходящем месте, его меткий кулак встретился бы в жарком танце с рожей ублюдочно надменной, однако открытый вечер не позволят таких своевольностей. Редко простым подданным удавалось выхватить удачу на встречу с таинственными Фатуи, и во избежание выговора от Первого, а то и от самой Царицы, нужно быть сдержаннее. Впрочем, сама она изволила вовсе не показываться сегодня, поэтому кроме особо важной лишь на своем уме Синьоры никто не посмеет делать ему замечания. На зуб попало что-то маленькое и круглое, секунда на размышления дала вывод, что это обыкновенная вишневая косточка, волшебным образом пропущенная поварами при чистке ягод. Удивительная оплошность, которую можно было развернуть в целый скандал, приводя аргументы, что попадись это бракованное желе Царице, то неумелых и слепых с кухни тут же бы строем направили в подземелье к Доктору. Скарамучча смакует языком по всей полости находку, мысленно удивляясь, как за относительно короткий срок умудрился докатиться до состояния, при котором каждое умозаключение заканчивалось непременно о нем. Шестой и Третий спелись явно на ноте, что, откровенно говоря, не импонировали ни одному из Предвестников. То есть, надо признаться, не то чтобы они все были в близких дружественных отношениях, просто если другие хотя бы старались тянуть из себя последние силы на маску взаимоуважения на общих собраниях, то эти двое даже не примечались на эту роль. Дотторе на добрую половину важных встреч попросту не приходил, объясняя это тем, что ничего нового ему не сообщат, а на другую опаздывал или приходил к финалу, хлопал алыми горящими очами, раскланивался и исчезал. А касаемо самого Шестого, то тот ставит миллион мор, что каждый из присутствующих с ним на обсуждении деловых вопросов мечтает, чтобы прогуливал их не Доктор, а Скарамуш со своим ядовитым языком без костей. Он прикусил губу, снова становясь свидетелем, как мужчину занимают с разных сторон деловыми предложениями. К общему столпотворению присоединилась какая-то доселе невиданная в замке мымра с обсосанными персиковыми локонами. Девчонка откровенно жалась к стулу Доктора, причитая что-то едва ли ему не на ухо, на котором переливалась кристальная серьга. Дотторе одобряюще улыбался краем губ, кивая головой, но не удосуживался к ней повернуться или вставить свое слово. Розоволосая наклонилась еще ближе, нарушая всякие правила рабочего этикета и прижимаясь своим выменем к плечу в накидке, а после звонко засмеялась, затрещала как сломанная кукла, словно ей сказали что-то ну невыносимо смешное. Скарамуш нервно перекатил косточку по щеке ближе к внутренней стороне губ, двигая скулами. Девушка поправила спавшую на лоб прядь, невольно или вполне осознанно щекотнув открытую часть лица Доктора. Парень выдохнул, кажется, самым настоящим паром и в следующую секунду… Метко отправил маленькую косточку через стол, надеясь попасть наглой девице в размалеванный глаз. Однако она изменила свою траекторию, звонко щелкая по плоскости маски и отскакивая на стол прямо перед Дотторе. Тот первое мгновение невидяще пялится на предмет, лежащий перед ним, а после поднимает полусумасшедший взор, обрисовавшийся диким оскалом, на парня напротив. Тот, сладко улыбаясь, кладёт свою сахарно-белую щеку на подогнутое к себе колено, словно вовсе не при делах. Дотторе с громким скрежетом по паркету отодвигает стул, привлекая внимание всего зала. Выпрямляясь, он оглядывает обращенные на его персону взоры и успокоительно ведет руками. — Молю простить меня, дамы и господа, нам с Шестым придется покинуть вас в связи с работой. Прошу, продолжайте этот чудесный вечер за нас, а вам, юная миледи, — он добавляет это тише, повернувшись к ней, вежливо перехватывает ее лапку своими безупречно белыми перчатками, — Желаю достижения всех желаемых научных высот. С этими словами он встречается глазами с Скарамушем, чьи глаза потемнели на три тона после жеста оборванке, и, не отрываясь от него, прикладывает ее пальцы к своим губам. Парень нервно дергается, словно бы сам себя ненароком ударил током, и поспешно выходит из зала, не дожидаясь мужчину. Тот выходит вслед за ним, и какое-то время по коридору они держат приличную дистанцию, пока Доктор не догоняет его. — А ну-ка, — рычит он сквозь плохо скрываемый смех, ловя тонкую косточку локтя в свой хват, разворачивая. Парень, подталкиваемый и внутренним внешним импульсом, просто впивается в мужчину, одновременно вгрызаясь в смеющиеся губы и зарываясь с яростью в мятные волосы. — Ублюдок, — шипит он сквозь жадные поцелуи, — Даже прикасаться теперь к твоим губам мерзко… И все же он не может от них оторваться, пытаясь то ли сожрать мужчину, то ли высосать все внутренние соки из предателя. Дотторе хищно впивается пальцами в чужие бока, до приятной боли прощупывая ребра, вжимая в себя, а после с силой отрываясь от него. — Не здесь, — алый взор уже привычно туманится, приоткрывая завесу назревающему безумству. — Трус, — скрипит зубами темноволосый, хотя остатками не заплывшего разума отмечает, что решение резонно. Мужчина утягивает его за собой, в темный угол, где забытая кем-то из слуг не закрытая дверь ведет в рабочий чулан. Ввалившись туда, двое одновременно обнаруживают, что это склад для придворного освещения этажа. — Свечи будем жечь? — осведомляется Дотторе, звонко перебирая защелку, скорее в шутку, нежели всерьёз. — А то, — довольно мурлычет парень, пуская тонкую голубую молнию по ряду цельных нетронутых еще свеч. Те тут же поддаются и загораются от электрической вспышки. Доктор поворачивается и расплывается в улыбке, оглядывая преобразившийся за мгновение закуток. — Шустрый ты мой, — шепчет над ухом он, подходя и притягивая к себе ближе, посмеиваясь. Внутри парня все гулко клокочет после этого влажного «мой», ласкающего пульсирующие жаром мочки уха. Скарамуш приподнимается на цыпочки, мажет по чужой шее искусанными губами, чувствуя, как настойчиво стягивают перчатки облегающее черное боди с его плеч, тут же заныривая под него. Перчатки за ненадобностью летят в сторону, давая свободу мягким и властным ладонями прощупать каждую уже сотни раз оглаженную клетку чужого тела. Спина парня вжимается в полки, те отзываются звоном металлических подсвечников. Он тихо ахает, следя за тем, как длинные пальцы Третьего поочередно обмакиваются в стоящий рядом с ним сосуд с пахнущим чайным деревом маслом для жжения ламп. И рвано дышит, когда эти же самые пальцы, дразня проход, оказываются между его ног. — Что это было, м? — сдержанно, но явно на соплях гудит на ухо мужчина. Нашел время болтать, черт бы побрал. — А это разве не я, — Скарамуш прерывает свой ехидный ответный укол на протяжное мычание, а после, взмокший, все-таки умудряется совладать с собой и продолжить, — Должен тебя спрашивать о таком? Дотторе хмыкает, глядит сверху вниз крайне проницательно, словно раздумывает, потом свободной рукой чуть приподнимает маску, дабы были видны щеки. Затем голодно облизывается, выводит языком по щекам какие-то витиеватые движения, а после прикусывает губы. Скарамуш уже готов захлебнуться и в слюне, и в собственных стонах, как осознает, что Доктор просто проиллюстрировал, как он сам выглядел со стороны, пока задумчиво смаковал косточку. — Так ты… Смотрел на меня, старый извращенец? — чувствуя собственное превосходство шепчет елейно парень, и, все же не сдерживаясь, закатывая глаза в удовольствии от того, как собственное тело постепенно привыкает к ласкам пальцев изнутри. — И еще полсотни гостей, которых в это время я мысленно расчленял, — во взгляде Дотторе что-то на мгновение меняется, будто бы и без того алые глаза наливаются новой порцией крови, — А могу… А могу не мысленно. Скарамуш глушит стон и хихикает, вжимаясь в сильное тело, а после не успевает договорить, что ни капли не сомневается. — Еще раз повторяю, мой юный друг, — пальцы, до этого вызывающие импульсы по всему телу, покоятся на глотке, несильно сжимая, — Ты мой, и мне плевать на политические рамки. Хоть обычный посол, хоть Архонт. Я перережу всех. Я ясно выражаюсь? — На аппеляцию можно подать в царскую канцелярию?..— хрипло язвит парень, улыбаясь самозабвенно, — Одна из сторон явно не выполняет условия поставленного договора, обжимаясь и сладко беседуя с разгульными розоволосыми су… — А я не помню, какого цвета у нее волосы, — выдыхает ему в губы Доктор, — И что она болтала тоже, Муш… Я все думал, как славно было бы перетянуть тебя через весь стол, порезав мимолетно о бьющуюся посуду, а после прямо на нем сожрать. Он тянется за поцелуем, но парень отводит лицо, рваным движением вырывается. И вместо ответа нескромно подворачивается спиной. Только после этого, откинув голову, молниеносно сокращает расстояние между их ртами. — Хватит чесать языком, это ты прекрасно умеешь, — парень заводит руку за спину и наощупь оглаживает сквозь ткань сюртучного жилета крепкую грудь, ниже — живот, еще ниже — выступающее сквозь брюки возбуждение, — А на деле покажешь, какой ты грозный?.. Легкая ухмылка совсем рядом перетекает в прикусывание ободка уха, а затем легкое игривое дуновение, как делают котам, чтобы те смешно щурились. Рука участливо переползает с шеи на загривок, оттягивает, дабы само тело поддалось и прижалось ближе. Скарамуш блаженно прикрывает глаза и практически нездорово хихикает. С кем поведешься — от того и наберешься, это чистая правда. И этот жаркий, практически животный секс в кладовой, находящийся на этаже с бальным залом, где гремят празднично музыка и бокалы в бесконечных тостах, доказывает это. Благо громкий рот вовремя успевают зажимать, шепча на ухо срывающее крышу с петель «тише, мой хороший». Одним словом, сдержанному и неприкосновенно ледяному Шестому явно не было это близко еще совсем недавно. Когда они, взмокшие, растрепанные и разгоряченные после ярких поочерёдных вспышек оргазма, сползают вниз и одновременно начинают задорно хихикать, прижимаясь лбом ко лбу, Скарамуш на периферии сознания засчитывает эту жертву как трижды достойную этого. Клюет уголок чужого рта, выглядывающий из под маски, утягиваясь глубже и чувствуя легкий ласковый смех прямо в собственные губы. Дотторе привычно громко чмокает его в верхнюю, а после в нос. Наука — это всегда жертвоприношение ради открытия. И открытие в кукле Эи утаенного воспитанием, заглушенного доводами о своей любви к прекрасному полу, чувства за счет воздействия простых касаний — еще одно негласное достижение выдающегося ученого. Но, кажется, эксперимент набирает неожиданные даже для него обороты, двигаясь к совсем незапланированному никем финалу. Потому что сквозящая в алых глазах нежность и забота, когда он накидывает на озябшего полуголого юношу свое неизменное белое пальто, говорит о еще большем открытии. Шестой падает головой на чужое плечо, ленно ластится. Молчат, глубоко дыша, нашаривают пальцы друг друга по полу, сплетая их. И лишь свечи нарушают блаженную тишину, скромно потрескивая, продолжают гореть.