Грёзы

Смертные лгут. Если смертный молчит, он занят тем, что лжет самому себе.

Наблюдать за смертными не должно быть так тяжело, в конце концов, для суккубы это самая тривиальная задача. А с заклинанием невидимости в арсенале она становится прямо-таки смехотворно-простой. И все же спустя несколько месяцев жизни в Дрезене Арушалай была готова забиться в самый дальний подвал, чтобы только не видеть, не слышать и не ощущать того, что она не понимала, но так отчаянно жаждала. Вожделение - самое простое, с чем ей приходилось сталкиваться, и потому самое частое, что она видела. Никто лучше суккубы не распознает тягу к плотскому удовольствию. Эта восхитительная страсть, желание заполучить другого в свои объятия, сорвать с него одежду, сжимать, кусать, ласкать, облизывать, слушать его стоны, знать, что он или она принадлежит тебе… Эта восхитительная вещь работала вообще не так, как должна! Люди, конечно, не демоны и, как правило, не тащат в постель первую попавшуюся жертву, не заботясь о ее желаниях. Все эти запутанные ритуалы ухаживания, призванные впечатлить объект страсти - это Арушалай понимала и не раз сама воспроизводила, но здесь, среди смертных, все слишком часто шло не так. Желание не являлось причиной для активных действий, действия не приводили к цели, цель вообще могла быть далека от совокупления! Во имя Дезны, почему это так сложно? Впрочем, никто и не говорил, что будет легко. Крупный парень по имени Айзек пришел в Дрезен из Кенабреса вместе с отрядом командора и умудрился не только пережить осаду города, но и, через некоторое время, осадить крепость попрочнее. Паладин святой Иомедай Сиила первое время вообще не обращала внимания на то, что Айзек оказывался рядом с ней на тренировке чаще других и охотнее других вызывался идти с ней в патруль. Арушалай закатывала глаза и воздевала невидимые руки к звездному небу - да одной улыбки этого парня и взгляда его светло-голубых глаз было достаточно, чтобы понять, в чем дело! Впрочем, она могла и ошибаться - для суккубы сладкий запах вожделения был так силен, что она могла со своего пятачка около храма определить, что Айзек, улыбаясь, сегодня идет в патруль со своим любимым паладином. Сиила ничего не понимала непозволительно долго по меркам Арушалай. Даже когда Айзек, краснея, как мальчишка, сказал ей, что она лучшая женщина из всех, кого он встречал, она рассмеялась и лишь немного - смутилась. Потом, конечно, до нее дошло, и ответное пламя разгорелось сильнее, но… (и Арушалай категорически не понимала этого!) Сиила не сделала ровным счетом ничего. Вообще! Она делала вид, что все по-прежнему и они лишь друзья, в то время как Арушалай проходила мимо тренировочного поля на полусогнутых ногах, потому что пьянящим чувством вожделения были полны оба так называемых друга. Потому что больше всего им обоим хотелось выбраться из своих уродливых доспехов и остаться где-нибудь наедине. Арушалай залезла в библиотеку крепости и перечитала заветы Иомедай трижды. Там не было ни слова о неуставных отношениях, только о чести, доблести и бла-бла-бла. Никто не запрещал паладинам спать друг с другом! И, тем не менее, когда Айзек не выдержал и сказал, что любит ее, Сиила ответила, что пока война не окончена, она не намерена отвлекаться. Еще два месяца он смотрел на Сиилу так, что у Арушалай сжималось сердце. Еще два месяца ждал, что она изменит решение. А потом погиб на приступе Башни Яс. Сиила не лила слез, ей было некогда. Но она больше никому так не улыбалась. И в этом было что-то… что-то, кроме сожалений о неслучившихся ночах страстного соития, что-то кроме упущенного удовольствия, что-то неуловимое… но что?