Грёзы

Когда монгрел Ланн явился в ставку командования с просьбой к леди-командору оказать ему честь и потренироваться вместе с ним, Арушалай пришла к выводу, что уже видела нечто подобное. Молодой получеловек прямо-таки излучал азарт и предвкушение чего-то… явно большего, чем физические упражнения. Суккуба махнула бы рукой, так как уже видела, чем подобное заканчивается, но у нее были некоторые надежды на командора Сайдири. Граф Арендей не раз в шутку упоминал, что в местах, откуда она родом, содержание наложников не порицается общественной моралью и является признаком высокого статуса… Кроме того, улыбка леди-командора, ее тщательно скрываемый восторг и хорошо знакомый Арушалай запах откровенно намекали на то, что эта женщина знает, что делает. И все шло прекрасно. До того самого момента, как Сайдири получила кулаком в лицо. Она уворачивалась от демонов, чумных волков, привидений, саранчи и пропустила удар в лицо от человека, который стоял прямо перед ней и не очень-то старался попасть. И если Сайдири, облизывая разбитую губу, уверяла, что с ней все в порядке и даже в детстве в трущобах Кадиры она получала по зубам сильнее, то Ланн явно в порядке не был, хоть и пытался это скрыть. Отпустив пару самокритичных шуток, он ушел быстрее, чем леди-командор успела ответить что-нибудь остроумное. Постояв немного на ветру и обругав себя дурой, она вернулась в ставку командования. Ведомая своими инстинктами, Арушалай решила последовать за Ланном. Но этот парень передвигался так быстро, что, отчаявшись нагнать его по земле, она взмыла в воздух и влетела в дверь отведенного ему дома за секунду до того, как осталась бы без половины крыла. Ланн хлопнул за собой дверью так сильно, что с потолка посыпалась пыль, но едва ли он это заметил. Тяжело дыша, он прислонился к стене, а затем медленно опустился на пол. Со злостью втянув воздух сквозь сжатые зубы, он несколько раз ударил головой в стену, рог оставил на каменной кладке несколько отчетливых царапин. Арушалай покачнулась, едва успела положить руку на противоположную стену и поняла, что совершила чудовищную ошибку. Ланн сидит прямо около двери, она не сможет выйти незамеченной. И не хочет, если уж быть честной, потому что прекрасно понимает, что сейчас произойдет. Несмотря на то, что свидание очевидно испорчено, желание его продолжить никуда не делось. Ланн склонил голову и посмотрел на свои руки, но через секунду выругался и снова уставился в потолок. Он ведь всего несколько минут назад был так близко, он прикасался к ней, он держал ее крепко, показывая захват. И она смотрела на него через плечо и улыбалась так, что, казалось, вот-вот… Ланн прикрыл глаза, его рука будто сама собой потянулась к паху. И ведь Арушалай даже может ему помочь… Она может выглядеть, как леди-командор, и почти уверена, что сможет так же улыбаться. Она не станет его целовать, она же не хочет причинить ему вред, она просто… разделит с ним это желание, станет частью чего-то большего хотя бы ненадолго… Немного удовольствия для них обоих, разве это плохо? Чуть ниже ростом, вьющиеся черные волосы, смуглая кожа, карие глаза… Арушалай быстро воспроизводит внешность Сайдири в памяти, чтобы позже внушить ее Ланну. Этот трюк так прост и всегда срабатывает. Суккуба облизывает губы и делает неслышный шаг вперед, но стоит ей в предвкушении на миг закрыть глаза, как под опущенными веками вспыхивает мир снов. Мир, в который, стоит сделать еще шаг, она никогда больше не вернется. “Дезна! - Арушалай не открывает глаз, пытаясь продлить мгновение, но отголосок сна уже испарился, как дым. - Прости, прости, прости!..” Это грёзы Ланна и она не имеет на них права! Там нет места для нее. Но… она ведь может… просто смотреть? У Ланна красивое, сильное тело, хотя вряд ли он сам думает так. Десятки шуток о внешности, которые он знает лучше, чем любой, кто попытается его задеть, выдают горечь яснее, чем что бы то ни было. Но сейчас он думает, что один, и ему некого опасаться, так что развязывает пояс быстро и ловко. Ланн запрокидывает голову, обхватывает крупный напряженный член той рукой, что больше похожа на человеческую. Мышцы ходят под кожей жилистой руки, из кулака то и дело показывается ярко-красная головка. Но что-то не так в этих движениях: слишком быстрые, слишком резкие, они похожи скорее на наказание, чем на ласку. Ланн не хочет, чтобы ему понравилось. Он тоже считает, что не имеет права на свои грёзы. Но разве это… правильно? Что он видит под опущенными веками? Что слышит сквозь собственное сбитое дыхание? Когда он кончает, то не издает ни звука, только прогибается в спине и подставляет вторую руку, покрытую чешуей, чтобы не испачкать семенем одежду. С отвращением вытерев ладони о первую попавшуюся тряпку, он швыряет ее в горящий очаг и долго, тщательно отмывает в умывальнике руки. Арушалай не может отделаться от чувства горечи, хотя только что стала свидетелем акта чистейшего удовольствия. Или она чего-то не понимает, или с людьми в Дрезене что-то не так.