***
Квартира альфы явно не была образцом чистоты и порядка, но Чонгук вообще не обратил внимания на обстановку вокруг – его с толку сбил приятный аромат, которым пропитался каждый уголок дома Кима. Тот даже осмотреться не дал – на пороге сбросил обувь и повёл за собой, обхватив ладонь Чонгука их замочком. Неловкости младший не ощущал, но его щёки всё равно покраснели, когда они оказались в комнате альфы. Тогда, в свои шестнадцать, Чон так себя не чувствовал – в комнате с Тэхёном жили его братья, и ни о какой интимности и речи быть не могло. Здесь же кроме них не было никого, зато посреди комнаты стояла большая кровать, пропитанная ярким запахом, от которого внутри всё сладко и так неправильно сжималось. В полной мере прочувствовать и осознать свои эмоции у Чонгука не было ни сил, ни времени, ни возможности в целом. Не та была ситуация. Тэхён в комнате сразу же уселся на край кровати, а Чонгук встал рядом, потому что его руку всё ещё крепко сжимала чужая. Наедине всё же было легче – Чонгук, не боясь, протянул вторую руку к лицу альфы и мягко огладил немного колючую щёку, Тэхён же моментально отреагировал на эту незамысловатую ласку, прикрыв глаза и прижавшись к холодной ладони. — Эй, — Чонгук в этот раз сам занимает место между коленями альфы, окликая тихо, практически шёпотом. — Поговоришь со мной? — омега аккуратно цепляет подбородок Кима и поднимает его голову на себя, чтобы поймать взгляд покрасневших глаз. Тэхён выглядит разбито, так, будто бы по вискам вот-вот скатятся первые слезинки, но он упрямо продолжает держаться, по итогу снова молча прикрывая глаза. У Чонгука сжимается сердце – он, кажется, впервые настолько хочет просто услышать родной голос. Понимает, что, возможно, ему стоит просто молча быть рядом, но всё равно предпринимает ещё одну попытку, стараясь говорить мягко и ровно, сдерживая дрожь в собственном голосе. — Как я могу тебе помочь? Тэхён мотает головой и тянет младшего ближе к себе. Тот всегда был для альфы синонимом слова «комфорт», поэтому одно только его присутствие уже было облегчением для загруженной тяжёлыми мыслями головы. Чонгук был теплом, мягкостью и нежностью, чем-то обволакивающим, сглаживающим острые углы. Тем, в чём Тэхён нуждался на постоянной основе, и в этот момент, кажется, особенно сильно. Альфе не потребовалось прилагать усилие для того, чтобы Чонгук оказался у него на коленях – он просто слегка потянул младшего за руку на себя, из-за чего тот сначала упёрся коленями в матрас, а затем плюхнулся на чужие колени, поддерживаемый горячими руками на пояснице. У Чонгука уже знакомо закружилась голова и дыхание странно участилось, из-за чего он стыдливо раскраснелся, в очередной раз почувствовав, как контроль над ситуацией переходит в чужие руки. Всё происходило слишком быстро, за считанные секунды – Чонгук даже не успел задуматься о том, в какой позе он оказался, когда его губы обдало тёплым дыханием. Чувство было слишком правильным, всё тело под него подстраивалось, поддавалось и будто бы ослабевало, хотя поплывшее сознание всё ещё удерживало часть здравомыслия – если Тэхёну и нужна была помощь, то уж точно не такая. О том, что совсем недавно Чонгук и сам противился подобной «помощи», он предпочитал не вспоминать. В какой-то момент узловатые пальцы альфы пробрались под вязаную кофточку и надетую под неё светлую майку, оказавшись уже на голой коже поясницы. Та сразу же покрылась мурашками, а сам Чонгук дёрнулся на месте, привстав и практически разорвав поцелуй, чему явно не поспособствовал Тэхён, потянувшийся следом за отстраняющимся омегой. Наверное, только после этого момента у Чонгука появились хоть какие-то здравые мысли. — Тэ, — Чонгук мычит прямо в чужие губы, цепляясь за последние крупицы разума, его холодные тонкие пальцы ложатся на заднюю часть шеи альфы, чуть надавливая в попытке остановить. Он смотрит на прикрытые глаза Тэхёна и заламывает брови, громче протестуя и сильнее пытаясь отстраниться, когда видит, как из уголка правого стекает первая слезинка. — Пожалуйста. Чонгук замер, когда услышал едва различимый шёпот. Хотя не столько услышал, сколько почувствовал – Ким говорил прямо ему в губы, а после, положив руку на загривок, притянул ближе и углубил поцелуй. Тело в его руках будто бы обмякло и сдалось без боя, а глаза, до этого распахнутые, наполненные переживанием и непониманием, оказались крепко зажмуренными. Омега по-прежнему не умел целоваться – его скудный опыт позволял только неумело повторять движения чужих губ, вцепившись руками в напряжённые плечи. Чонгук даже не пытался убедить себя в том, что просто хочет помочь альфе – во-первых, потому что ему самому до безумия хотелось оказаться как можно ближе, а во-вторых… что это за помощь такая? Им обоим просто нужно было почувствовать друг друга, ощутить то, что с другими испытать бы никогда не получилось. Что именно, Чонгук даже в мыслях боялся озвучить. Закончилось всё так же внезапно, как начиналось – альфа вдруг оторвался от омежьих губ, распухших и пульсирующих, чтобы просто посмотреть, как в полумраке комнаты выглядели самые родные для него черты лица – крепко зажмуренные глаза, красные щёки, подрагивающие губы и хмурые брови. Тэхён просто не смог себя остановить, из-за разрывающей нежности тут же вытянувшись вперёд и начав оставлять смазанные касания на мягкой коже, ласково сцеловывая очаровательный румянец. Поцелуи вскоре сменились на мягкие поглаживания – едва ощутимые прикосновения подушечек пальцев, а после и те прекратились, позволив Чонгуку наконец открыть глаза. Тэхён к тому моменту прижал его к себе ещё крепче, сгорбившись и вжавшись носом в основание шеи омеги. Чон ещё в тот момент подумал, что альфе было бы неплохо поспать, но уложить Тэхёна получилось только спустя несколько десятков минут – тот напрочь отказывался выпускать омегу из рук, упрямо замерев в одной позе, явно неудобной и немного нелепой. Чонгук, естественно, остался рядом. Он хотел позаботиться об альфе и проследить, чтобы тот уснул, но вместо этого оказался завёрнут в лёгкое одеяло и чужие бесконечно длинные конечности. Чону уж точно не было холодно, но противиться он не стал – Тэхёну физически необходимо было проявить заботу, и Чонгук ни за что не стал бы ему в этом отказывать. Альфа выглядел опустошённым, будто бы из него вышли все эмоции и душу вывернули наизнанку, а Чонгук слишком сильно хотел ему помочь, чтобы оставить всё как есть и позволить снова уйти в себя. Когда омеге было плохо, Тэхён всегда заставлял его разговаривать, и теперь Чонгуку хотелось отплатить ему той же монетой. — Ты больше не носишь браслет, — Чонгук вздрагивает всем телом и поднимает взгляд на лицо альфы. Тот смотрел прямо на тонкое запястье руки, лежащее в выемке между подушками. — Ношу, — омега невольно поджимает пальчики на ногах и стыдливо прикрывает глаза. Вся эта история с браслетом до сих пор ему казалась слишком неловкой. — Он на лодыжке. Чонгук проговаривает едва слышно, скашивая взгляд вниз, а Тэхён лишь криво, поломанно улыбается – омеге от этой улыбки невольно становится нехорошо, к горлу подкатывает ком и в животе всё неприятно скручивается. У альфы уже закрываются глаза, Чонгук это видит и уже хочет просто молча начать ждать, пока тот вырубится окончательно, но не может уследить за языком. — Почему ты молчал? — омега искренне хочет треснуть себя по лбу за чрезмерное любопытство, но вместо этого лишь прикусывает кончик языка, замолкая. Он, наверное, даже извинился бы за свой вопрос, но Тэхён внезапно как-то неопределённо поморщился, придвинувшись ближе и открыв всё-таки глаза. — Я понимал, что если заговорю, то начну рыдать. А при тебе я… не мог, — говорит неохотно и неожиданно для Чонгука отводит взгляд, будто бы ему стыдно или неловко. Сам омега от такого ответа опешил, вперившись взглядом в полуприкрытые глаза и трепещущие длинные ресницы. — Почему? — Ты не поймёшь, — альфа отвечает резко и будто бы всем своим видом показывает, что говорить об этом не хочет. Чонгук не был бы Чонгуком, если бы просто взял и отступил. — С чего ты взял? — голос звучит обиженно, в нём слышится вызов. Перед омегой будто бы красной тряпкой помахали, тэхёново «Ты не поймёшь» неожиданно больно укололо. Альфа тяжело выдыхает, прикрыв глаза. — Я люблю тебя, Чонгук. В этом вся причина, — названный каменеет, широко распахнув глаза. Его будто бы со всей силы бьют в живот и поливают холодной водой одновременно. Омега глупо открывает рот, но так ничего и не говорит, лишь резко отводит взгляд, когда старший вдруг смотрит на него. — Я не могу быть слабаком перед тобой. — Это такая глупость, Тэ, — Чонгук шепчет на грани слышимости, с трудом выговаривая слова и заламывая брови. Он снова это чувствует – как тогда, три года назад. Признание остаётся на кончике языка, удерживаемое какой-то неведомой силой. Тэхён будто бы и не ждёт от него ничего в ответ, от чего омеге становится ещё хуже. — Я же говорил, что не поймёшь. Тэхён в одно мгновение будто бы бледнеет, кажется Чонгуку блёклым и безумно уставшим. Младший чувствует, что тоже приложил к этому руку – вывел на эмоции тогда, когда нужно было просто дать отдохнуть. Он не хотел сделать ещё хуже, чем было, он лишь хотел стать для Тэхёна поддержкой и опорой, человеком, которому можно доверить всё. Уж точно Чонгук никогда не желал стать человеком, перед которым старшему будет стыдно проявлять эмоции в моменты слабости. — Ты никогда не станешь для меня слабаком, только не в моих глазах, — омега кривится, чувствуя, как горло пересыхает от одного только взгляда старшего, на который Чонгук случайно напарывается. У него к языку прилипло слово на букву «л», которое будто бы царапало всё внутри острыми углами. Омега не выдержал и потянулся ладонью к чужому лицу, чтобы огладить напряжённые желваки подушечками пальцев. — Больше всего я хочу быть тем человеком, перед которым тебе не стыдно будет плакать. Возможно, в этот момент Чонгук сказал что-то более важное, чем простое «люблю».***
Чонгук не помнил, как умудрился уснуть, но в себя он пришёл лишь тогда, когда за окном уже темнело. Во сне он чудесным образом развернулся к Тэхёну спиной и практически выпутался из одеяла – оставался лишь кусочек, прикрывавший талию и бёдра, потому что его к телу Чонгука прижимала тяжёлая рука альфы. Тот вообще облеплял омегу сзади от кончиков пальцев до макушки, чуть навалившись сверху и крепко прижав к себе. Кажется, это было комфортно ровно настолько, насколько это в принципе было возможно. Проснулся омега не просто так – его чуткий слух уловил какой-то шум за пределами комнаты. Выбираться из постели просто категорически не хотелось, но продолжать и дальше спать в объятиях альфы, когда в квартире помимо них явно кто-то был, точно было нельзя. Чонгук пытался подняться с кровати в течение нескольких минут, действуя аккуратно и очень тихо. Мозг после пробуждения отказывался работать в нормальном режиме, поэтому о том, кто мог заявиться к Тэхёну домой, омега даже не подумал. Он просто вышел из комнаты и пошёл на звук, который вскоре всё же смог идентифицировать – это гремела гора посуды, которую Сонха пыталась перемыть, чтобы навести порядок. Чонгуку понадобилось действительно много времени, чтобы понять, кого он видит. Сонха к тому моменту уже обернулась на него и выключила воду. Женщина совсем не изменилась за три года, даже её волосы, кажется, совсем не изменились в длине. Тёмные глаза с лисьим разрезом смотрели куда-то вглубь с той теплотой, от которой так сильно отвык Чонгук, но губы оставались неподвижны, поэтому младший не мог с точностью знать, чего ему ожидать. В последнюю очередь он думал об удушающих объятиях, в которые его заключили уже через несколько секунд. Мягкая ладонь, с материнской лаской перебирающая пряди волос на затылке, спустя несколько минут отвесила лёгкую оплеуху. Чонгук после этого совсем раскис, осознавая наконец, что с ним происходит, где он находится и кто его обнимает. — Какая же ты бестолочь, Гук-и. Одному богу было известно, почему после этой фразы Чонгук вдруг расплакался, а Сонха наконец ярко улыбнулась, покачиваясь на месте и баюкая в своих руках младшего омегу. Уже спустя несколько минут они сидели за столом и пили чай. Сначала Сонха по просьбе Чона рассказала о ситуации с Джебомом, начиная от самой аварии и заканчивая его палатой в больнице, а затем, уже по просьбе старшей омеги, Чонгук несмело, часто тормозя и путаясь в словах, рассказывал про Японию и своё обучение за границей. Сонха в это время рассматривала рисунки на его руках, периодически задавая новые вопросы и мыча в знак того, что она всё ещё слушает. Это было странно. Чонгук чувствовал недосказанность, уже примерно представлял, какое количество вопросов его ждёт впереди, но ему почему-то не было страшно. Он сам спустя какое-то время затих, глядя в свою кружку с остатками чая, боясь задать свой собственный вопрос, терзавший душу. — Да спроси ты уже, чего кота за яйца тянешь? Чонгук испуганно распахнул глаза и едва удержал рот закрытым. Кажется, женщина действительно видела его насквозь. — Вы злитесь на меня? — младший задаёт вопрос тихо и как-то неловко, смотря прямо на собственную руку, сжимаемую двумя чужими. Собственный вопрос со временем стал казаться чересчур глупым и натянутым, да и интерпретировать его можно было как угодно, но Сонха, конечно же, всё поняла правильно. — Злилась ли я? Нет, — женщина жмёт плечами и наклоняет голову чуть в бок, с интересом наблюдая за чужими действиями. — Ты бы не уехал просто так, я знаю, что что-то случилось. Тебя что-то мучило тогда, и это «что-то», видимо, до сих пор тебя не отпускает. Чонгук ошарашенно смотрит в глаза напротив и не понимает, как его могут читать так просто. Он поджимает губы и снова опускает взгляд в пол. Кажется, все Кимы действовали на него в некоторой степени одинаково. — Ему было больно. Очень больно, — у женщины вдруг коротко дёргаются уголки губ, когда она прикрывает глаза и за секунду, кажется, вспоминает все истерики старшего сына. — Но не мне тебе рассказывать, какие это ощущения, я в жизни не поверю, что ты чувствовал себя лучше. Чонгук коротко кивает, на большее его просто не хватает. На сей раз любопытство не берёт верх – омега хочет узнать, что было с Тэхёном, но всё равно молчит. Со своей болью он смирился, а услышать о чужой не был готов. — Единственное, чего я хочу – это никогда не видеть никого из вас двоих в таком состоянии, — Сонха крепче сжимает небольшую ладонь в своих руках, смотрит испытующе, прямо в душу, заставляя в ответ смотреть себе в глаза. — Поговори с ним, я прошу тебя. Возьми и составь список вопросов, обсуди с ним всё. Он так сильно любит тебя, Чонгук, он расскажет тебе всё, что ты захочешь, — женщина, кажется, уже не просто просит, а умоляет. Она слишком долго ждала, слишком долго хранила надежду на то, что у этих двоих ещё всё может получиться. Сейчас, спустя три года, она готова была самостоятельно толкать гору к Магомеду, лишь бы наконец увидеть чужое счастье. Заслуженное, выстраданное. — Вы оба уже намолчались. Хватит.