О детских травмах и взрослых ошибках

      Тэхён заходит в здание городской больницы практически в двенадцать часов ночи, стремительно преодолевая расстояние от крыльца до знакомой палаты. Сначала ему кивает уже знакомый охранник на входе, чуть позже он встречается на лестнице с медсестрой, которая в очередной раз приветливо ему улыбается, а на третьем этаже, прямо возле палаты Чонгука, с ним здоровается лечащий врач омеги, который ещё неделю назад разрешил Киму ночевать в палате вместе с младшим, а не на скамейке возле больницы. Тэхён заходит тихо, думая, что Чонгук уже спит. Альфа снимает верхнюю одежду, на ощупь в темноте вешая на крючок возле входной двери, и проходит вглубь палаты, сразу же цепляясь взглядом за лежащее к нему спиной тело. Напряжение, которое не отпускало Тэхёна в течение нескольких часов, проведённых вдали от любимого человека, наконец отступает. Альфа выдыхает неровно, машинально начиная оглядываться по сторонам в поиске потенциальной опасности, хотя это было глупо и совершенно безосновательно. Они в чёртовой больнице, где Чонгуку угрожают разве что его собственные мысли. Эта неделя была сложной для них обоих. Первые несколько дней Гук тяжело отходил от шока и всё никак не мог осознать, что с ним произошло. Он чувствовал себя погано, понимал, что случилось что-то страшное, но не мог посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы собрать картину событий воедино. Тэхён знал это состояние, ему уже объясняли, что это некий защитный механизм психики, и он так же понимал, что в любой момент осознание всех возможных последствий может больно ударить омегу прямо по голове. Ким боялся этого больше всего, поэтому старался находиться рядом всё время, которое у него в принципе было. Ему самому было совсем не просто. Тэхёна мучили вопросы, ответы на которые ему мог дать разве что сам Чонгук, но того тревожить не хотелось, ему и без чужих мучений было плохо. Одна мать чего стоила. Гук до сих пор не мог отойти от их недавнего разговора, когда Тэхён, вспылив, рассказал ему о том звонке Миён. Просто не смог больше слушать то, как отчаянно Чонгук пытался оправдать свою нерадивую мать, из-за которой могло случиться нечто непоправимое. Между ними сейчас тоже было не всё в порядке. Чонгук часто предпринимал попытки поговорить, пытался объясниться и оправдаться, но Тэхён лишь отмахивался, стараясь перевести тему. У него были причины. Во-первых, он не хотел ссориться и подвергать Чонгука ещё бо́льшему стрессу, а во-вторых, Тэхён прекрасно понимал, что и сам к адекватному диалогу не готов. Он всегда был достаточно импульсивным, но сейчас это проявлялось особенно сильно. Альфу попросту начинало колотить изнутри, у него на ладонях выступал холодный пот и всё тело сковывало напряжением, когда Чонгук пытался с ним поговорить о том вечере. Все оправдания младшего злили Кима только больше, он физически не мог слушать чужие извинения, хотя Тэхён и не понимал сперва, почему. Лишь спустя время до него дошло. Альфа ведь тогда не просто испугался, он был в ёбаном ужасе. Дело было даже не в том, что Чонгук ему соврал, на данный момент это волновало Тэхёна в последнюю очередь. Проблема заключалась в животном ужасе, который испытывал Ким, просто думая о том, чем всё могло закончиться, если бы он не был таким упёртым бараном, ослеплённым любовью. Чонгук волновался об их отношениях, его беспокоило поведение мамы, он много думал о том, что делать дальше, после выписки из больницы, а Тэхён в это время не мог спокойно спать, потому что ему снились жуткие кошмары, в которых он уезжал прочь, а потом узнавал о последствиях тогда, когда было уже поздно. Чонгук понимал, но не осознавал до конца, что с ним могло случиться. Тэхён не хотел, чтобы омега об этом задумывался, но одновременно с этим жутко злился из-за чужой беспечности и необоснованного желания решать самостоятельно проблемы, с которыми нужно справляться сообща. Чонгук ведь ничего ему не сказал, ещё и соврал, когда уже сидел в ресторане, и хуже всего в этой ситуации то, что он поступит точно так же и в следующий раз, если у него вдруг что-то случится. Чонгук ему не доверяет, не может на него положиться – и вот это уже проблема. Огромная, блять, проблема, которая волнует Тэхёна больше всего. Как он сможет оберегать своего человека, если тот ничего не говорит и этим молчанием подвергает себя опасности? Из-за этого Ким и злится больше всего. Из-за этой неуместной "самостоятельности", которая могла стоить Чонгуку поломанной психики. Всю неделю омега пытался объяснить, почему он так поступил, но Тэхён не мог это слушать. Внутри всё сжималось от животного страха и отчаянной злости на себя, на мать Гука, на этого грёбаного Вонхо и на обстоятельства. На самого Чонгука злиться не получалось, особенно когда он смотрел этими своими круглыми бусинами, заламывая брови. Ещё и эта больничная койка, запах медикаментов, голубые стены – всё только больше выбивало из равновесия, давя на треснутое сердце. Тэхён был подавлен, и к сегодняшнему дню выглядел как обезумевшая сторожевая псина, которая отбила хозяина от стаи бездомных собак. Чонгук лишь со временем начал замечать, как изменялось чужое состояние. У Тэхёна часто тряслись руки, под глазами залегли тени, он практически не ел и постоянно сидел рядом, практически не сводя с омеги взгляда. При этом разговаривали они редко, чаще просто лежали рядом, сцепив руки или притеревшись боками. Спали они в позе большой и маленькой ложки, потому что так было спокойнее обоим. Чонгук, правда, сомневается, что Тэхён каждый раз засыпает вместе с ним, ибо поутру он никогда не выглядит выспавшимся. Сегодня, в день перед выпиской, весь вечер они провели порознь. Тэхёну нужно было заехать к родителям домой, на работу и в общагу Чонгука за нужными вещами. Ещё несколько часов он сидел с Инше в какой-то кафешке неподалеку от больницы, консультируясь по поводу дальнейших действий в отношении дела Вонхо, и в больницу Тэхён вернулся только под ночь, надеясь на то, что Чонгук не стал его ждать и уснул пораньше. Утром омега снова пытался разговорить его, и тогда альфа очень хорошо прочувствовал то напряжение, которое нарастало между ними всю прошедшую неделю. Ким понимал, что рано или поздно им придётся поговорить, но пока что он не был к этому готов. Тэхён всё больше думал о том, что им делать дальше. Думал о том, что ему нужно устроиться на ещё одну подработку, чтобы перевезти Чонгука к себе и забрать насовсем, постоянно быть рядом и ни на шаг от себя не отпускать. Он будто бы помешался на этом утерянном чувстве безопасности, перестал верить в то, что сможет омегу защитить, и это было страшно. Тэхён не готов выяснять отношения сейчас, потому что голова забита совсем не тем и на сердце тяжело. Он не может вывернуть душу именно сегодня, и в ближайшие дни вряд ли будет готов. За окном всё ещё была ночь, и Тэхёну пришлось переодеваться в кромешной темноте, где он едва мог различить расплывчатые силуэты. Спустя несколько минут Ким стоял возле шкафа в одних спальных штанах и пытался найти свою футболку, пока не услышал за спиной короткий щелчок выключателя. В комнате стало светлее. Тэхён с неровным выдохом медленно оборачивается, сразу же сталкиваясь взглядом с круглыми влажными глазами. Альфа хмурится, когда замечает покрасневшие белки и очевидный отёк на лице. В груди что-то грохочет и обваливается, на холке волосы встают дыбом. — Что случилось? — Тэхён хрипит, всматриваясь в родное лицо, тронутое глубокой печалью. Он подходит к кровати, на которой лежит омега, и нагибается, чтобы дотронуться до покрасневшей кожи на щеках, но Чонгук вдруг отворачивается, отодвигаясь в сторону. — Гук-и, что такое? Чонгук обиженно поджимает губы и хлюпает носом, опустив взгляд на собственные пальцы, оттягивающие подол футболки. Той самой, которую Тэхён искал в шкафу секундами ранее. — Поговори со мной, — Чонгук гнусавит и выглядит так, будто бы плакал до этого все те несколько часов, что находился здесь один, без Тэхёна. Он смотрит как-то совсем жалостливо, будто у него уже никаких сил не осталось. — Пожалуйста. Тэхён опять чувствует этот ужасный тремор в руках, поэтому сжимает ладони на несколько секунд в кулаки, а потом усаживается на край постели и тянется непослушными пальцами к краю одеяла, которое Чонгук откинул в изножье. По правде говоря, Тэхён просто не знает, как себя вести и что сказать, он вообще жутко теряется от одного вида покрасневших глаз омеги. Он судорожно натягивает одеяло повыше, укрывая Чонгука по пояс, пока тот не подрывается с кровати, с психом отбрасывая чужие руки в сторону. — Да ты издеваешься что ли?! — Чонгук, прошу тебя, — Тэхён пытается сохранять спокойствие, он поднимается следом и встаёт напротив, не зная, куда себя деть. — Ты, наверное, просто устал. — Я неделю торчу в больнице и практически не поднимаюсь с кровати, и ты серьёзно думаешь, что я устал? — Чонгук вдруг повышает тон, его голос дрожит от звенящего напряжения, и Тэхён, не удержавшись, подходит ближе, чтобы снова попытаться прикоснуться. Младший вновь от него отшатывается, запнувшись об тумбочку, но удержав равновесие. — Не трогай меня! Тэхён и сам теряется в пространстве, потому что он впервые видит Чонгука в таком состоянии. Невозможность прикоснуться только сильнее бьёт по потрёпанным нервам, и альфа вдруг чувствует, что у него тоже перед глазами появляется мутная пелена невыплаканных слёз, потому что он тоже, блять, не железный. Весь этот клубок эмоций, который копился ещё с возвращения омеги в Сеул, подпирал глотку неприятным комом, мешающим спокойно дышать. Чонгук отрывистыми движениями вытирает мокрые щёки, шмыгает носом и выглядит уже не так воинственно, как минутами ранее. Он расклеивается на глазах и зажимается всё больше, и Тэхёну становится физически тяжело оставаться в стороне. Руки от бессилия больше не тянутся вперёд – висят вдоль туловища, и сам альфа теперь просто стоит, больше не двигаясь с места. — Дракончик... — Просто поговори со мной! — Чонгук заламывает брови, смотрит умоляюще, и Тэхён вынужденно опускает взгляд в пол, наконец смаргивая с ресниц солёные капли. Омега замечает и чувствует щемящую боль в груди из-за удушающего чувства вины. — Я знаю, что виноват, понимаю, почему злишься, но я не могу смотреть на то, как ты изводишься, — Чонгук продолжает гнусаво, к концу предложения совсем затихая. — Что мне нужно сделать, чтобы ты меня простил? Тэхён мотает головой и поджимает губы, по-прежнему смотря в пол. Он морально не был готов к этому разговору, и сейчас вряд ли найдёт подходящие слова. Сил хватает лишь на то, чтобы сделать два шага назад и усесться на кровать, уперевшись локтями в колени и спрятав лицо в ладонях. Он упрямо молчит, потому что не знает, что ответить, а Чонгук стоит напротив и заламывает пальцы, смотря на чужую сгорбленную спину, которая рывками вздымалась, когда повисшую в палате тишину разрезали глухие всхлипы. Чонгук постепенно приходит в себя, успокаиваясь. Ему становится стыдно за то, что он устроил, потому что он не хотел так сильно давить на Тэхёна, но переживания так измучили его сердце, что терпеть уже не было сил. Гук впервые на себе ощутил, что это такое – лишиться доверия, почувствовал, как от него закрывается самый близкий человек. Страшно. — Мне не за что тебя прощать, — Тэхён произносит гнусаво спустя какое-то время, и Чонгук вздрагивает от того, как подавленно звучит его голос. — Зато мне есть, за что просить у тебя прощения. — Но я не злюсь на тебя, дракончик, правда, не злюсь, — Тэхён растирает лицо руками, а после зарывается узловатыми пальцами в спутанные волосы, поднимая глаза, глядя уязвимо, с надломом. — Я лишь беспокоюсь о тебе. И мне страшно, что из-за твоего недоверия что-то подобное может случиться снова. Из-за этого и мне сложно тебе верить, понимаешь? Как я могу быть спокоен, если буду знать, что в любой момент ты снова можешь решить что-то утаить? Чонгук кривит губы и шмыгает заложенным носом, упрямо сжимая ладони в кулаки. Сам ведь хотел, чтобы с ним поговорили, обнажив чувства, а теперь усиленно пытается не разрыдаться снова от чувства вины и неуместного облегчения. Последнее будто бы обволакивает всё тело, когда Чонгук понимает, что они вот-вот всё решат, и эта ужасная неделя наконец-то закончится, забрав с собой выматывающую недосказанность. — Такого больше не повторится, — Чонгук мотает головой, снова смотря в пол, и выглядит как провинившийся щеночек, которого безумно сильно хочется обнять. — Иди сюда, дракончик, — Тэхён протягивает умоляюще, вытягивая руки вперёд, и добавляет мягкое "пожалуйста", когда замечает, что омега подойти ближе не решается. Чонгук несколько секунд мнётся, а потом не просто подходит – он в два широких шага решительно преодолевает расстояние между ними и нетерпеливо забирается на чужие бёдра, обнимая шею альфы. Он шумно сопит старшему в шею и крепко жмурит глаза, когда чувствует широкие тёплые ладони на пояснице, и жмётся ближе, будто бы желая забраться под кожу. — Пообещай мне лучше, что мы будем решать всё вместе, — Тэхён ласково гладит напряжённую спину, и улыбается слабо, когда Чонгук кивает быстро-быстро, при этом вжимаясь лицом в его шею. — Пообещай, что будешь рассказывать мне о любой, даже самой мелкой проблеме, которая покажется тебе несерьёзной глупостью. — Обещаю. Я очень постараюсь, правда, — Чонгук шепчет сокровенно, щекоча горячим дыханием смуглую кожу. Тэхён верит ему, хоть и знает, что так сразу у них ничего не получится. Доверие вырабатывается с годами, с преодолением трудностей и множеством откровенных разговоров под покровом ночи. И у них обязательно всё это будет. Они сидят в таком положении несколько минут, крепко вжимаясь друг в друга и раскачиваясь вперёд-назад. В таком положении сердцебиение отдаёт в чужую грудную клетку, а тёплое дыхание звучит громче, чем музыка в ночных клубах. — Не хочу, чтобы когда-нибудь такая ссора повторилась, — Чонгук хлюпает носом и постепенно ослабляет хватку на шее альфы, немного отстраняясь, чтобы увидеть мельком его лицо. У Тэхёна, к счастью, уже высохли слёзы, и в свете настольной лампы были видны лишь остывшие липкие следы от солёной влаги. Старший успокоился окончательно и теперь умиротворённо разглядывал милое опухшее лицо, поправляя взъерошенные волосы и смятую одежду. — Отношения – это работа, дракончик, — Тэхён наклоняется поближе, и они соприкасаются лбами и кончиками носов, снова сокращая расстояние. — Иногда ссориться – это нормально, мы ведь узнаём друг друга, да и... — А мы в отношениях? — Чонгук перебивает взволнованно, задавая беспокоящий его вопрос, который так вовремя пришёлся к слову. Тэхён невольно напрягается, сглатывая. Для него эта тема не менее болезненная. — А ты хочешь? — спрашивает аккуратно, тихо, чтобы только между ними. — Очень. Оба выдыхают неровно, словно подростки, боясь нарушить момент. Чонгук потом первым тянется за поцелуем, нежным и едва ощутимым, скручивающим низ живота. — Извини, что не оговорил это сразу же, — Тэхён трепетно прижимается губами к тёплой щеке, на секунду прикрывая глаза. Он пытался контролировать себя и свою речь, чтобы совсем не расплыться бесформенной лужей, но получалось плохо. — Правда, прости. Я уже давно считаю тебя своим, поэтому забыл, что тебя тоже надо поставить в известность. Чонгук от такой откровенной наглости краснеет невольно и ворчит что-то под нос, снова вцепившись пальцами в широкие плечи. Он скашивает взгляд на собранные сумки, стоящие прямо у стены, и думает о том, что будет завтра. Руки из-за этого непроизвольно сильнее сжимаются, и Чонгук нервно поджимает губы. Завтра его наверняка ждёт не менее тяжёлый разговор.