Не оставляй меня среди холодных стен

Несколько лет спустя. —Дмитрий Андреевич, а вот можно задать вопрос по существу? Преподаватель поднимает голову, устремляя взгляд на студента, неотрывно смотрящего на него всю лекцию. —Да, Иманов, задавайте. — его губы трогает лёгкая усмешка от всех этих отчеств и «вы», за которыми они скрывают гораздо большее, что есть между ними. —А вот как филология может пригодиться на практике в обычной жизни? В аудитории раздаются смешки, и Дима, оперев голову о сложенные в локтях руки чуть прищуривается, не переставая ухмыляться. —Именно это вас заволновало на пятом курсе вашего обучения? Что ж, похвально. Останьтесь после занятия, я вам лично расскажу. Эмиль заговорщически улыбается, прекрасно зная, чем заканчиваются все эти задержки после лекций. Ещё со школы знает, а с тех пор не было ни единого повода забыть. Аудитория стремительно пустеет, кроме одного студента, идущего не как все нормальные люди — в коридор, а как человек, со своим преподавателем встречающийся, прямо к нему. —Ну вот и зачем ты мне занятие срываешь? — Дима обхватывает его запястье, притягивая к себе ближе. —Так я серьёзно! Вот какая польза от нашего пребывания здесь, помимо той, что мы оба решили после школы идти сюда? Ты-то давно хотел преподавать в универе, а мне на тот момент показалось, что филология — действительно то, чем мне стоит заниматься. Оказалось, я даже не знаю, куда идти после того, как закончу здесь учиться. Масленников встаёт с кресла и кладёт тёплые ладони на его плечи, чуть сжимая, и смотрит прямо в глаза. В такие родные глаза. —Зато сейчас мы здесь вместе, и после окончания твоего обучения обязательно найдём твоё место в жизни, филолог мой. — улыбается он, замечая счастливый блеск в глазах напротив. Он всегда искрится, когда Дима рядом. И это так удивительно. За несколько лет многое осталось неизменным, но самое главное — их чувства. Их полные любви взгляды, полные трепета касания и слова, от которых дыхание перехватывает всякий раз, как они их друг другу со всей искренностью произносят. После их долгого пути к своему счастью, оба уверены, что оно их не оставит, и каждый день в этом только убеждаются. —Я же тебя не оставлю. — тихо добавляет Дима, заключая Эмиля в объятия, которые всегда закрывали его от всего мира, в какой-то момент этим самым миром и став. И Эмиль знает: не оставит. Дышит спокойно, обнимая в ответ, и больше ничего ему и не надо. Лишь любовь этого человека, сделавшая его живым и ощущение этой самой жизни подарившая.

***

—Пятый класс, перепишите домашнее задание с доски, и можете быть свободны. Антон устало опускается за свой стол, откидываясь на спинку стула. Первый месяц учебного года только-только подходит к концу, а его спина уже приняла форму знака вопроса, отказываясь разгибаться хотя бы в восклицательный. —Пап… Ой, Антон Андреевич, мне помощь нужна. К нему подходит очаровательно красивая девочка с пронзительными голубыми глазами, всегда смотрящими так внимательно, будто она заранее знает, что собеседник расскажет ей что-то интересное. Антон расплывается в улыбке, мельком оглядывает кабинет, отмечая отсутствие других учеников и подвигается на кресле ближе, нежно проводя ладонью по волосам девочки. —Да, родная? —У меня математика через урок, а я вчера долго делала французский с папой, и не успела решить примеры. А меня Ирина Владимировна съест, если я ей их не покажу. —А Ирина Владимировна может, да. — задумчиво протягивает Антон, машинально поправляя Кьяре выпавшие из заплетённого хвостика волосы. Он пол утра на него потратил, между прочим, заменив Арсения, чьих умений в причёсках хватило лишь на то, чтобы эти волосы расчесать. Отцы, называется. — А почему это папа загрузил тебя французским, если у тебя его преподаю я? —Ты, мол, задал упражнения, не раскрывающие материал полностью, и он меня усадил дополнительно решать другие. — пожимает плечами девочка. —А, то есть вот так вот, да… — хмурится Шаст, что-то напряжённо обдумывая. — Ладно! От математики я тебя отмажу, скажу, что тебе, как старосте, надо помочь мне с кое-какими вопросами. Кстати, я тебе не рассказывал, но твой папа как-то сделал точно так же, забрав меня с урока Ирины Владимировны. Увёл, правда, заниматься с ним дополнительным французским. Он и тебе с этим предметом покоя не даёт, ужас, скажи? Кьяра заливисто смеётся, обожая слушать истории из школьной жизни её пап. А ещё она — девочка мудрая и понимающая, и никому эти истории не пересказывает, как и то, что папа у неё не один. Это их семейная счастливая тайна. —И я не буду тебя ругать за невыполненную домашку, потому что в этом виноват только этот наш помешанный. —Вы о ком? В дверях кабинета появляется Арсений собственной персоной. Лёгок на помине, нечего сказать. —Спасибо, Антон Андреевич! — улыбается Кьяра, вставая на носочки и чмокая в щёку специально для этого наклонившегося Шаста, и выходит из класса, останавливаясь рядом с Арсом. —Папа, а я говорила, что не надо вмешиваться в мой учебный процесс! Сейчас папа тебя будет ругать. Удачи! Кьяра машет рукой, скрываясь в коридоре, на что оба лишь хмыкают. Удивительная у них девочка. Умная, не дающая себя в обиду, с готовым ответом на любую реплику в свой адрес, заставляя собеседников немного зависать, размышляя, точно ли ей 11 лет, а не больше. —Она права! Что за самоуправство, мой хороший? Я её классный руководитель и учитель французского, вот доучится она до старших классов, попадёт к тебе в группу, и учи её, сколько влезет! Ты же меня учил французскому, теперь и мне хочется поучить девочку с твоими глазами. Арсений проходит в кабинет, прикрывая за собой дверь и садится на парту перед учительским столом. А у Антона от таких контрастов воздух перекрывается. Помнит ведь, как точно так же сидел за столом Арсений Сергеевич, а Антон, ученик 11 класса, вот точно так же устроился на парте сверху и в первый раз признался ему в симпатии. Вот это время было. А ведь он тогда даже не знал о существовании Кьяры. Дочки. —Тебе же не 17, а всё такой же вспыльчивый. — тепло улыбается Арсений, тоже словив флешбеки с того знаменательного события. — Не верещи, понял я тебя, больше не буду. Я, вообще-то, пришёл передать, что если ты не занял себе этот свободный урок чем-нибудь другим, то Бебур приглашает нас к себе. Вроде, мы пока не спалились, так что, всё нормально. —Пошли, дурачина. —Сам такой. —Ты в курсе, что даже пятиклассники так не общаются? — Антон встаёт с кресла, подходя к Арсу ближе, вставая между его разведённых в сторону ног, опираясь о одну рукой, а второй приподнимая его лицо за подбородок. —А краснеть я сейчас буду как пятиклассница, если ты не прекратишь. — судорожно выдыхает Арсений. —Фу, что за стереотипы, Арсений Сергеевич. — шепчет Антон почти в самые его губы. —Фу, что за разврат, Антон Андреевич. — и наклоняется вперёд, впиваясь в такие родные губы, кладя руки ему на затылок, притягивая к себе ближе, хотя, вроде как, и некуда, особенно для школы. Но эти двое — бессовестные и ненасытные. —Хотя, если задержимся ещё на пару минут, всё-таки спалимся. — Арс нехотя отрывается от таких желанных губ, пробегаясь пальцами по загривку Антона, и тот резко тянет его на себя, вынуждая спрыгнуть с парты и встать почти вплотную. —Ну так пошли, что ты тут меня совращаешь своими ногами в обтягивающих всё, что надо и не надо джинсах. — фыркает Антон, а сам заговорщически улыбается, утягивая цокающего Арсения за собой. Годы идут, а ничего не меняется, разве что Шаст всё борзеет и борзеет, и сейчас, вместо того взрослого юноши Арсений держит за руку взрослого мужчину, который и спустя время сохранил в себе этот яркий свет, сияющей в его солнечной улыбке. И это самое главное. —А что, собственно, отмечаем? Антон критически осматривает три кружки в кабинете директора и абсолютно спокойного Андрея во главе стола. —Ещё один день, когда вы не спалились, что Кьяра — и твоя дочь тоже. — невозмутимо наливает он чай. Арсений и Антон переглядываются, синхронно начиная смеяться, на что Бебур лишь закатывает глаза. —Что смешного, можно поинтересоваться? Я до сих пор не понимаю, чем думал, когда взял тебя, Шастун, на работу. —Школе не хватало учителей французского, особенно таких профессиональных, как я. — самодовольно улыбается Антон, делая небольшой глоток чая. —Да, а ведь в любую другую школу ты устроиться не мог, обязательно надо было идти в ту, которую окончил и где работает твой муженёк, а ещё где учится ваша дочка. —Ты что, я здесь исключительно из-за прекрасного руководства. —Ой, поговори мне ещё тут. — делано кривится Андрей, махая рукой. —Скажи спасибо, что у дочки этой фамилия не Шастун, впрочем, как и у меня, хотя хотелось! — вдруг восклицает Арсений, вспоминая своё самое большое разочарование в их законном браке. —Я помню, чуть ли не у алтаря меня спрашивал, можно ли всё-таки стать Шастуном и продолжать работать у нас в школе. Очень-спасибо-большое-за-ваше-великодушие-Арсений-Сергеевич-счастья-вам-и-здоровья! —скороговоркой произносит директор, даже голову наклонив, в знак глубочайшего уважения. —Ой, не ёрничай, а! Сам же слезу пускал, когда я несколькими минутами позже сказал, что согласен взять его в мужья. Антон переводит счастливый взгляд на такого же довольного Арсения. Казалось бы, свадьба была пару лет назад, а всё равно всякий раз хочется улыбаться, вспоминая, что они действительно официально замужем. И парные кольца на пальцах не по приколу носят. И Андрей всё-таки сдаётся, улыбаясь вместе с ними. Любит он этих своих друзей, был же с ними с самого начала их истории, сюжет которой так красиво протекает до сих пор, всё с такими же яркими деятелями, читаешь которые и зачитываешься, настолько красиво и правильно они написаны. Книга о любви Арсения и Антона — любимая книга всех, кто хоть немного с ними знаком и имеет честь быть посвящённым в их удивительную историю. А она достойна всех самых красноречивых слов. —Кстати, Бебур, пойдёшь с нами на выходных на концерт юмористического шоу, в котором Макар участвует? Хоть посмеёшься, а то ходишь уставший и злой. —А почему бы и нет. И не злой я, мне просто два учителя французского нервы вечно трепят, знаете, как мне страшно, что однажды всё вскроется, и мне придётся долго объясняться? —Да ладно тебе, мы же обещали быть аккуратными. Кьяра — просто дочь Арса, а я — её классный руководитель, ничего личного. Мы все втроём это понимаем. — Антон ободряюще сжимает плечо друга, на самом деле очень ценя, что он так печётся об их безопасности. Ведь дело тут не только в репутации школы. —Хочется верить. Я-то всё прекрасно понимаю, но, к сожалению, моё понимание погоды в критическом случае не сделает. И грустно это, на самом деле. Им хочется кричать на весь мир о своём счастье, но из-за предрассудков этого самого мира они вынуждены скрываться в своём собственном мирке, посвящая в него только самых близких. Но за несколько лет они привыкли, понимая, что так даже в чём-то и лучше. Счастье же любит тишину. А они согласны жить хотя бы в этой тишине, главное, чтобы вместе. Ведь жизнь идёт своим чередом, оставляя многое неизменным, а многое меняя полностью. Школа, из которой Антону было так грустно уходить, снова открыла перед ним свои двери, когда он отучился на учителя. В один прекрасный день своего одиннадцатого класса он со всей ясностью осознал, что хочет продолжить связывать свою жизнь со школой. А когда они с Арсением посчитали, что к концу обучения Антона Кьяра будет переходить в пятый класс, Шаст понял, что дорога педагога вытоптана ему самой судьбой, и уверенно на неё ступил, сейчас не жалея ни о чём. В итоге всё сложилось так просто и так правильно: Арсений и Антон — учителя французского языка в школе, которая их познакомила, Антон учит их дочку, а она, в свою очередь — староста своего класса, как Шаст в годы своего обучения. Вроде бы, всё по-другому, но при этом столько схожестей, от осознания которых сердце замирает, а губы трогает умилённая улыбка. Они живут чудесную жизнь, выстроившуюся так удивительно прекрасно. И каждый день выполняют самое главное обещание — не оставлять друг друга. Ведь они любят, а любовь никогда не сможет оставить среди холодных стен.