Дарëному коню в зубы не смотрят

      Пряный запах специй наполняет пространство, вызывает только хорошие воспоминания и эмоции. Как ездили в Карелию, как отдыхали на даче и каждый раз приезжал добрый друг Саша Бон и удивлял всё новыми рецептами вкуснейшего мяса. Юра, может, и не готов был пока выпускать свою собственную книгу по этому мастерству, но с лёгкостью мог добиться слюноотделения у окружающих в процессе готовки и треска за щеками уже во время еды. Какой-то неведомый порыв его сегодня подтолкнул вспомнить свои кулинарные умения и порадовать любимых девочек. Выстроил план ещё пока был в кровати и лениво перебирал между пальцами Анины локоны, захотелось её побаловать, дать почувствовать себя любимой и окружённой заботой. И пусть это будет проявляться хотя бы во вкусной еде и даже несмотря на то, что Юра почти каждый день готовит завтраки на всю их скромную компанию. Это казалось иным, более масштабным и неожиданным. Не сказать ведь, чтобы Юра редко себе такое позволял, но когда такие романтические ужины внепланово — приятнее вдвойне. И вот мясо отправляется на сковородку большими стейками, всё шипит и стреляет маслом прямо по загорелой коже и Юра отходит дальше, почти на расстоянии вытянутой руки подправляя как нужно деревянной лопаткой. По бокам веточки розмарина утопают в масле и Юра уже многое готов отдать за этот аромат. — Да, зай? — телефон звонит в самый подходящий момент, когда два куска мраморной говядины, за которыми Юра успел сгонять пока Аня спала, уложены на раскалëнную алюминиевую эмаль. — Засунь себе это «зай» знаешь куда? — Не понял?! — неужели он успел накосячить за тот небольшой период времени, что жены не было дома? Или он сделал это до… Но в чем именно обвиняют не ясно и мужчина аж нервно задëргал край их фирменного фартука, что решил надеть на голый торс, дабы не заляпать сальными пятнами свои, как правило, не дешëвые футболки. Возможно, если бы Аня увидела сейчас, что делает муж и в каком виде, то пыл бы её гневный поубавился. — Да ты бы знал, что мне эта курица предъявила! — слышно было как Аня ритмично стучит каблучками о плитку и следом тут же щëлкает зажигалка. Видимо ситуация и правда патовая, раз закуривает сразу после родительского собрания. Да, сегодня был знаменательный день не только из-за Юриного желания выступить в роли хозяюшки, но и из-за Аниного порыва навестить школу. Возможно, его бы и не случилось, если бы на дворе не стоял конец мая, выходные дни группы и если бы дорогой тёще здоровилось с утра. Поднялось давление и мама не смогла выполнить одну из своих, так называемых, обязанностей в воспитании внучки и по очень уважительной причине пропустила собрание, получив в качестве главного смотрящего Лизу, которая особенно забеспокоилась за бабулю и вызвалась приглядеть за ней, пока родители маются от самых простых и бытовых вещей. — Надеюсь, не учительница? — Юра ухмыляется со своей издëвки и ловко переворачивает стейк, вызывая новое шипение на всю кухню. — Очень смешно. Вот сходил бы сам и я бы посмотрела на тебя! — А я тебе говорил, дома оставайся! Так ты решила идти как примерная мать, — правда ведь говорил, даже отговаривал, наслышаны они были рассказов о тех перипетиях, что с пустого места любили раздувать родители. А у Ани, так или иначе, иммунитет к этому пропал, ведь принимать участие в чатах или молча скидывать деньги на сборы — это одно, а вот лично дискуссировать по совершенно плëвым вещам — другое. Максимальное взаимодействие, что происходило за все эти годы — это банальные приветствия, пока ждали дочь из школы или же отводили и такой расклад дел вполне всех устраивал, пока в Ане не взыграло желание принять активное участие в жизни класса и хотя бы засветить свое лицо с задних парт. — А я не примерная, по-твоему?! Блять, Юра, и ты туда же, вы сговорились там все что ли?! — Ты чего, Анечка… — Не звони мне больше, козёл! Длинные гудки и Юра выругивается себе под нос, откладывая телефон на, уставленную различными специями и кухонной утварью, столешницу. Кажется он снова сказал что-то не то и как назло попал в самое больное место. За спиной шкварчит и приходится вспомнить про своё занятие — мясо уже покрылось корочкой и следовало накрыть крышкой буквально на пару минут, чтобы дать травам пропитать все волокна и пока эти минуты будут идти, позвонить жене наперекор указаниям не делать этого впредь. Слишком внезапно желание провести время вдвоём, в комфортной атмосфере любви, портит какая-то упомянутая Аней «курица», и Юра просто не мог оставить всё как есть и лишить их томного вечера. — Забыл что-то добавить? — с ходу язвит, а на фоне шум машин, видимо, вышла со двора школы и теперь неизвестно, направлялась ли вообще домой. — Да, хотел сказать, что жду тебя и плохое настроение нам не помешает, — специально поднимает крышку со сковороды, пуская к потолку столб пара, до слюнок вкусного. — Дело не в настроении, Юра! Та мамашка отчитала меня как школьницу за нашу публичную жизнь, ты понимаешь?! — Чего, блять? Тебя отчитала? — Да! А ты думаешь, я шучу?! Какой пример мы подаëм детям, когда выставляем пошлые фотки? — Аня меняет голос, передразнивая консервативную собеседницу и в паузах втягивает никотин. — Она ещё пошлых фоток не видела, зай, — Юра хмыкает, убавляя газ на плите и воспроизводя в памяти самые смелые кадры, что порой отправляли они друг другу, — её бы удар хватил, я тебе говорю! Жена смеётся и скрипач принимает это за свою маленькую победу, осталось всё успеть до её прихода и более лучший день станет сложно представить. — Ну ты-то ответила, что не её собачье дело, что мы постим? — Спрашиваешь! Взбесила меня просто, но я урыла и её и подружайку. Вторая всё галдела, что её сын захотел стать музыкантом, когда Лиза ему рассказала про своего папу, а ведь она так хотела отправить его в мед! Я чуть не выпала, зай! Теперь пришла Юрина очередь заливаться смехом, — просто нам в классе снова попалась ханжа, давай не будем париться из-за этого, ладно? Я тут тебе такое приготовил… — Надеюсь, там вино, я всё ещё злая, как чëрт! Просто кто она такая, чтобы указывать нам как жить?! Все должны ходить в белых воротничках и выставлять фото раз в год, и то не себя, а каких-нибудь птиц, да? — Так, ты вообще где? Я тут жду тебя вообще-то, поговорить мы и дома можем, — мясо доходило и травы следовало уже выбросить, поэтому Юра зажал телефон между ухом и плечом и ловко освободил поле для готовки от закоптелых веточек. Бутылка вина, которую так кстати упомянула Аня, стояла в шкафчике и мирно ждала своего часа, а Юра просто не мог пропустить мимо ушей такой толстый намёк о желании нажраться. И может даже не так жёстко, но на двоих половину приговорить точно. Осталось освободить стол и всё красиво выложить, только вот больше, чем это, хотелось скорее увидеть любимую и обнять её, наконец, во имя спокойствия. — Я у подъезда уже, не возмущайся, — снова сбрасывает, а Юра едва ли не выдыхает от облегчения. Боялся, что могла на эмоциях поехать к подругам, на студию, в бар — да куда угодно. Порой, Анины действия было совершенно невозможно предугадать, каждый день такая разная, что мужчина просто не успевал раскрывать всё новые и новые её стороны. И ведь казалось бы, столько лет они вдвоём, но будоражит кровь почти каждое действие, хоть немного отличающееся от привычного. И только Юра успевает вымыть руки, как в выходной двери поворачивается ключ. Не успел таки накрыть всё по красоте, придётся делать это перед женой или же просить её не заходить… — А чем это так обалденно пахнет? — девушка вешает связку на ключицу и с лёгкой улыбкой ждёт пока муж покажется из кухни. Только сейчас поняла, что слишком зашорилась со всем происходящим в школе и напрочь пропустила мимо ушей информацию о том, что её не просто ждут дома, а ещё и с сюрпризом. Стало так интересно, что же он задумал и сразу тяжёлые мысли стали освобождать голову. — Наш ужин, конечно, — скрипач выходит с распростёртыми объятиями и Аня только успевает открыть рот, чтобы удивиться наряду, как Юра мягко прижимает к себе. Запах специй вперемешку с одеколоном касается обоняния и Аня, не думая, отвечает тем же. Ладони опускаются на его голую спину, на перевязанную поверх пояса брюк ленточку от фартука. — Разувайся пока, а мне нужно всё расставить, ты подождëшь? — заглядывает в её глаза сверху вниз и губы сами тянуться за поцелуем. Пока коротким, просто ради внимания. — Подожду, проголодаюсь получше как раз. Снова одаривают друг друга улыбками. Слишком тепло было дома морально, так, что сразу забывались все горести или неприятные недоразумения. Хотелось только поближе к партнёру, укутаться в пуховое одеяло любви и не вылазить до рассвета, пока лучи нового дня окончательно не сотрут все препятствия для счастья. Невозможно было злиться, пока Юра рядом и хоть осадок ещё кипел на дне души, Аня послушно опускается на низкую тумбочку, чтобы снять надоевшие за это время каблуки. — Ты чего, Юр? — Только пальцы касаются собачки высоких сапог, которые ради образа пришлось надевать на капроновые гольфы, как замечает долгий взгляд мужа, прикованный к её длинным волосам, что касались сейчас голого начала бëдер. — Кажется, проголодался… — тихо, не совсем понятно для Ани, но вот миг, и мужчина становится на колени перед самым её лицом. Заинтриговал. Молча наблюдает, как муж отодвигается и с упоением припадает губами к острой коленке. — Дорогой? — усы с бородой немного колются, но он дарит частые и мелкие поцелуи, ловко хватаясь за собачку и протягивая её вниз, с долгим звуком расстëгивая правый сапог. Табун мурашек проносится по телу, когда одной рукой придерживая под коленкой, Юра обхватывает второй оголившуюся ножку и губами прямо по капрону, по линии косточки… Дыхание замирает. Предательские мурашки не отпускают и, о, боги, что на него нашло?! Секунда и освобождает от первого сапога, тут же забирая в ладошку узкую ступню и прямо зубами хватаясь за край бежевого гольфа. — Что ты творишь… — наблюдать за этим сплошное извращение. Фронтмен группы в фартуке на голое тело буквально ртом раздевает ноги своей женщины… А судя по частому и горячему дыханию, которое Аня отчётливо чувствовала кожей, вполне наслаждается этим занятием. Тоже совершенно не понимал, что такое в мозгу переключилось и все планы свелись к безумному желанию обласкать жену с ног до головы, успокоить, отвлечь, насладиться этим идеальным телом. Когда гольф доходит до лодыжки, Юра помогает себе и стягивает с её напедикюренных пальчиков тонкую ткань. — Люблю тебя всю, — короткий поцелуй у начала ступни, — такую живую, — ещё один выше, — из мяса, — мокро ведёт языком по гладкой коже, — микроорганизмов, — чуть трëтся носом у коленки, — костей, — к внутренней поверхности бедра щекой и глаза прямо на Аню поднимает, — ты вся моя и душа тоже. Она может только тяжело дышать, до побеления впиваясь пальцами в край тумбы и просто не сводить глаз с мужа у своих ног. Что он устроил? Невозможно припомнить, когда в последний раз жажда заняться любовью перерастала не в страстный или обычный секс, а в такое искреннее наслаждение каждым сантиметром родной плоти. В голове не укладывалось, так приятно и сладко это было, что Аня уже готова была кончить от одних ласк. Слишком откровенно, до боли интимно и даже пошло, если вспомнить, что буквально полчаса назад приходилось отстаивать звание приличной семьи. — Мне продолжить? — улыбается своим хитрым оскалом, а сам ладонями скользит под юбку и приподнимает настолько, насколько позволяет Анино положение. Пальцами рисует узоры, карие глаза темнее ночи, не видать даже зрачка, который наверняка расширен до невозможного из-за острого возбуждения. Своими же действиями доводил не только Аню, но и себя до ручки. — Да, мне нравится, — с придыханием, тут же приподнимаясь и позволяя поднять юбку выше любых приличий, практически до талии. Но мужчина не спешит пользоваться открывшимся доступом к самым интересным местам, а только лишь переходит ко второму сапогу, на этот раз закусывая замочек и прямо в зубах протаскивая его до конца. Она уже не могла смотреть на это спокойно и только Юра окончательно избавляет от обуви, как тут же опускает ладонь на его выбритый затылок и призывно раздвигает ноги. Черти пляшут в глазах, когда взгляды встречаются и Музыченко понимает всё без слов, лишь дарит нежную улыбку и тянется к краю белья. Почему бы не отлизать ей прямо в коридоре? Давненько у них не было этого не доходя до кровати, что находилось в паре шагов отсюда, а прямо в прихожей, предавшись страсти… В крайний раз так всё и случилось, сорвало голову после какого-то душного корпоратива и Юра взял её, усадив на высокую тумбу рядом с зеркалом, раскидав все пузырьки и баночки, которые на ней стояли. Сегодня же само провидение спустилось к ним и направило в сторону потрясающего удовольствия. И кто они такие, чтобы противиться? Медленно её трусики вниз, вынуждая снова привстать и оставляет их прямо на полу, рядом с сапожками и одним гольфом. — Не сдерживайся, милая. И Аня сползает ниже, чтобы ему было удобнее, но Юра всё равно встаёт едва ли не в позу собачки, обхватив её под коленкой и плавно отводя в сторону, распахивая перед собой желанную картинку. Искра и он рядом — первое касание кончиком языка между мокрейших складок и Аня с чувством откидывается назад, больно приложившись затылком. — Ах, Юра! — плевать на боль, плевать на всё. Мир сосредоточился там, где проходился его язык, мокрый, чуть-чуть шершавый и нежный. Такой, что забывалось собственное имя. Размазывает им выделившуюся смазку — от самого входа и до клитора, играючи, плавно, кайфуя от процесса. Аня уже стонет без перебоя, почти на каждое движение и Юра перестаёт ориентироваться на звуки, действует по-своему, как самому хочется. А хотелось медленно и мучительно изучать её и без того изученное тело, познать какие-то новые точки удовольствия… Губами к внутренней стороне бедра, мокрый поцелуй рядом с лобком и обратно к клитору. Втянуть, лизнуть и снова поцелуй. Не даёт сосредоточиться, специально сбивает с толку, оттягивает оргазм за хвост, размазывая его по гладкой коже бесцветным блеском. — Пожалуйста, не играй, — кайф прорезает насквозь, заставляет выгибаться и воздух раз через раз влетает в грудь, создавая безумную агонию. Юра виной этому и его навыки ловкого отлиза, чересчур. И он слушает — отстраняется на мгновение, втягивает запах своей женщины и секса, который очень быстро сменил ароматы ужина и буквально въелся в кровь, отливая её от головы к члену. К слову, стояло до боли — головка неприятно упиралась в молнию, натягивая бугром штаны и Юра мечтал войти в мягкое влагалище жены и забыть о дискомфорте. Ей хватит пары движений языком, он прекрасно знал, но не хотелось оставлять всё так просто, хотелось раскрасить её финал спектром цветов. И вот аккуратно, даже слишком нежно, будто с девственницей, вставляет в неё два пальца и тут же припадает устами к клитору. — Ах, Боже! Да! — громче прежнего вырывается крик и Аня не сдерживается — пальцами в его растрепавшийся пучок, прогнувшись так, что макушка касалась стены, кончает ярко, как давно не кончала. Оргазм долгий и мощный, накрывает постепенно от кончиков пальцев и до волос, пускает по телу дрожь и лёгкие судороги. Жарко. И медленно, слишком медленно отпускает — как и Юра, двумя пальцами напоследок погладив её верхнюю стеночку, скользит прочь и в последний раз кончиком языка по набухшему клитору. Выпил её буквально, во рту вкус смазки, губы и борода мокрые, что приходится аж стереть ладонью и заодно подправить усы. — Тебе хорошо? — выпрямляется, наконец, на коленях, которые уже знатно ныли и легонько гладит её сомкнутые ножки. И знает ведь, что очень хорошо, но не может не спросить, до жути хотелось слышать её ответ, хотя и лучшие доказательства уже получил. Но Аня не находит в себе сил на речь и со всей страстью и отдачей подаётся вперёд в жадном поцелуе. Впечатывается в его губы, обхватив руками шею и мужчина от неожиданности попросту теряет равновесие. На уставших коленках устоять не удаётся и Юра, не разрывая поцелуя, обхватывает девушку за талию и поваливается на пол. Кажется, будто Аня даже не замечает, что они теперь лежат и просто самозабвенно отдаётся поцелую — ласкают языки друг друга, по очереди вылизывая рты, аккуратно по кромке зубов и глубже, едва ли не до гланд, жадно, с голодом и благодарностью. По-настоящему сосались минуты три, пока не устали губы и пока стало невозможным терпеть нарастающее возбуждение. — Сними это, — Аня дëргает себя за воротник блузки, когда муж спускается мокрыми следами к шее и тут же спешит исполнить её просьбу. Прочь одежду, прочь бюстгальтер, руки чесались почувствовать её грудь. Не обращают внимание, что там пуговички, просто стягивают через голову и тут же путаются в волосах. — Осторожно, Анечка, — тихо её останавливает и помогает достать выдающуюся шевелюру из кремовой ткани. Вдыхает запах, который не спутает ни с одним другим на этом свете и мягко перекидывает локоны за спину, тут же освобождая от лифчика. — Роскошная, — почти стонет, когда наконец берёт её грудь в руки, чуть-чуть сжимает, оглаживает, раздразнивая острые сосочки, которые набухли от ласки. И Аня вдруг решает заëрзать от приятнейших ощущений и склониться к его шее. Поцелуй по кадыку, по напряжëнным венам, по накаченной трапеции мышц и даже через ленточку фартука, в котором Юра всё это время так и оставался. На самом деле было всё равно — на ней тоже невесть какой наряд из одного гольфа и скатанной в талии юбке, но это лишь распаляло, придавая сексу спонтанного романтизма. — Расстегни штаны, зайка, хочу войти в тебя, — шепчет ей прямо на ушко, еле выдерживая то, как она ластится и почти просится на член. Невозможно дольше терпеть. — Я люблю тебя, — вырывается совершенно искренне, когда глаза встречаются, а руки беспорядочно ищут пуговицу. И снова поцелуй, Юра хочет любить касаниями — зарывается в её волосы, гладит вдоль спинки и наконец громко выдыхает. Крепкий стояк теперь в женской ладошке, давно не испытывал столько тока внутри от простых прикосновений и это будоражило, потрясало. — Какая же ты… — восхищается, пока Аня поднимается, чтобы снова опуститься, но уже соединившись с ним. Мажет головкой между половых губок, буквально на сантиметр садится и снова скользит к клитору. Наверное, это была месть за то, что он так долго мучил и не совершал финального рывка, вот и пускай теперь получает то же, задыхается от жажды. И Юра задыхается. Языком по губам, чтобы не пересохли, а глаза как в лихорадке — горят и бегают, умоляют и наказывают… Господи, как же она красива. Всевышний, как же он хорош. И наконец вместе, сливаются в одно целое, Аня пускает в себя до самых яичек, чтобы испачкать влажностью его лобок. И одновременные стоны громом летят по квартире. — Иди ко мне, — собственнически утягивает на себя, у неё всё равно никаких сил скакать не было, ножки всё ещё дрожали от предыдущего оргазма. И вот они рядом, лицом к лицу, губы на губы, глубоко внутри, а звëздочки в глазах затмевают солнце. Ладони ей на ягодицы, помогает шире расставить бëдра и толчок за толчком, медленно, но глубоко. Чтобы каждый миллиметр почувствовать и запомнить каждую венку, всё тепло и узость. Девушка уже не помнит себя, утыкается в шею мужа и всхлипывает на каждое проникновение. Ноготками в его плечо, а он откидывает голову на холодную плитку и продолжает уверенно подводить их к вершине. — Быстрее, Юрочка, — понимает, что совсем чуть-чуть осталось, а так хотелось улететь так же, как от его языка. Скрипач уже не сдерживается, и без того ждал этого слишком долго, приходится сильнее сжать её попку и работать бëдрами как в последний раз, отдавая всего себя только ей. Губами по шее, мягкий шлепок по упругой половинке и снова, снова, снова внутрь, в жгучий темп, поджигая собственные крылья ради общего удовольствия. — Кончи со мной! — рычит, почти на Анин манер выгибаясь, притягивая её ближе и с громким стоном до упора вбиваясь финальный раз. Так правильно, что девушка отлетает следом, обмениваясь дрожью и громким дыханием, разделяя на двоих высшее наслаждение, такое, что сил нет даже поднять голову. Только ощутить в себе горячий член, сбрызгивающий сперму и сжимающиеся вокруг него стеночки. Пока волны оргазма не спадают на нет, Юра не отпускает, ловит едва ощутимо губами её губы, снимает дрожь мягкими поглаживаниями и даже не спешит выходить. — Что это было? — глаза закрыты, только тактильность, Аня сползает в сторону, чтобы не давить весом и пачкает мутной жидкостью его штаны. Но ни на дюйм не отлипает, даже слишком крепко прижимаясь к татуированной груди. — Любовь, Анечка моя, это наша любовь — произносит ей в губы, не переставая отлаживать талию и сам себе верит как никогда. Ведь когда же ещё, как ни лёжа на полу в прихожей, после разборок на родительском собрании и с остывающим ужином на плите, можно осознать эту простую истину? Только вот так случайно и внезапно, покорившись страсти, приходит настоящее осознание, что вот она настоящая любовь и не что иное.