Дарëному коню в зубы не смотрят

      — Да ну прекрати, Юра! — шикает на мужа, скидывая его руку со своей груди, но она тут же возвращается на кружевную оборку лифчика, слишком просвечивающего через белую рубашку. Что на Юру нашло — было не понятно, но довольно ожидаемо. Новогодний концерт прошёл под флëром неоднозначных шуточек, которые, очевидно, и раздразнили фронтмэна, обнадëживая на что-то большее, чем слова. И пускай её бёдра были в его руках чаще, чем рюмка водки, а свободные штаны удачно скрывали результаты тесных объятий сзади, ему всё равно было мало. Собственно, как и самой Ане, но не тогда ведь, когда в соседней комнате дочь и две бабушки, а жаркие перешëптывания скрывает только шум воды. — Ну зайка, — ближе к ней, вжимая попой в раковину и вынуждая прогнуться в тщетной попытке увернуться от поцелуя, — мы же уединимся вечером? — языком по мочке уха и тут же обхватывает губами серёжку так, что колечко пирсинга стучит о металл, — или пораньше… — Нам нужно побыть, — дыхание перебивается, — с семьёй, — запах его духов и алкоголя не дарят достаточно кислорода, но отлично дурманят голову. До того, что в ответ тянется к крепкой шее и ноготками по коже. До мурашек. Его и своих, одних на двоих. — Давай сбежим? — Юра сжимает плиссированную юбку, подтягивая её всё выше, оголяя стройные ножки супруги. Теснее, ближе, до рези в лёгких втягивая запах, второй рукой зарываясь в пышные кудри. Очень мутно внутри из-за осадка вчерашней вечеринки и пары похмельных стопок, но Аня перебивает и умножает ощущение жажды. Хотелось пить, но только с её губ и никак иначе. — Нет, Юрочка, мы не можем, — легонько толкает в плечи, когда осознание, что всё заходит слишком далеко, накрывает собой. Они в маминой квартире, дали Лизе слово, что по-семейному отметят, а теперь Юра зажимает её при первом же удобном случае, специально подгадав момент и притераясь теперь своим пахом к её. Непристойное поведение отца семейства, заманчивое, но совершенно неразумное. — Ну началось, блять, — недовольно цокает, отступая от жены на шаг и прекращая любые контакты с её телом. Так же быстро накатывает и временно забытая головная боль, вытесняя возбуждение на задний план. Дыхание сбоило уже из-за накатившей обиды. Она ведь обещала не только Лизе и маме, а ещё и ему! Обещала, что сделает особенный подарок, а на деле же не дала себя нормально поцеловать, не говоря уже о большем. — Юра, пожалуйста, — глаза в потолок, совсем ведь не до беспочвенных пререканий сейчас было. — Что, блять, пожалуйста? Пожалуйста — трахни меня? Так я весь день предлагаю! Или, пожалуйста, сходи на хуй сам? — разворачивается на пятках, глазами, полными обиды и злости по помещению вокруг. Понимает, что ничего не может здесь сломать и тут же поворачивается обратно к жене, — вот и схожу! — Вот и сходи! — получается спокойно, даже как-то отстранённо для такой ситуации и Юра не выдерживает — уходит. Так же тихо, чтобы не вызвать подозрений у семьи и не портить атмосферу в доме, которая знатно испортилась сейчас между ними, но зато твёрдой и уверенной походкой. Сейчас с координацией было получше чем с утра. Телевизор в спальне, по совместительству гостиной, был не такой большой как дома, но подходил для демонстративной обиды отменно. Новогодние огоньки с переменным появлением самого же себя — раздражали, поэтому сразу канал о природе и руки сложены на груди. Обида попеременно сменялась злостью, и коктейль этот выливался в какую-то мутную тоску, которая обычно бывала после долгих праздников. Только в этом случае чуть иначе — все эти эмоции были направлены на одного конкретного человека и брали начало от очередного унизительного отказа. Вновь отшила как мальчишку, и непонятно почему — действительно ли дело в том, что семья и данное ей обещание важнее или же потому, что от Юры разило перегаром и настрой изначально был не особо позитивный? — Юронька, ну ты чего здесь сидишь один, — Анина мама заходит в комнату, тут же всплëскивая руками от увиденного, — пошли с нами за стол, мы там твои любимые тарталетки приготовили. — Не пойду, — бурчит, надуваясь как нахохлившийся воробей и коротким движением плеча хочет убрать мамину руку, которой она уже успокоительно гладит. И понимает же сам прекрасно, что не такой и повод, что действительно совершенно не вовремя включил свои подкаты, но и прекращать обижаться так скоро не может. — Когда вы уже поцапаться успели? Только ворковали, не отлепить, а тут! Тëща слишком проницательно считывает настроение и его причины, в какой-то момент даже становится неловко и Юра опускает глаза в пол, не решаясь утверждать или отрицать. — Да ну причём тут Аня, ма! — и в подтверждение своих слов поднимается с дивана, одергивая штаны, чтобы не собирались в пахе двусмысленной складкой, которая только-только успела принять более спокойное положение и нежная кожа больше не тëрлась о швы на нижнем белье. В кухне по-прежнему царила приятная суета, огоньки мигали на окнах, а стол и правда украсила большая тарелка свежих тарталеток. Аня сидела улыбчивая, буквально светилась изнутри, словно и не посылала пятью минутами ранее родного мужа на все четыре стороны. Переговаривалась с Лизой, подкладывая ей в тарелку салатики и, казалось, насупленного Юру совсем не замечала. Что не так сильно его и задело, так как он решил не отступать и сосредоточиться на угощении. Единственное выбивающее из колеи было то, что пришлось сесть с Аней по левую руку из-за недостатка мест за столом. И даже несмотря на ссору - на душе стало спокойнее, ещё и внутренний инстинкт главы семейства был поощрëн сбором своих девочек за одним столом. Чуть-чуть погодя, спустя четыре сухие тарталетки, Аня с коротким «ешь, ешь» подкладывает в его пустую тарелку салат и тепло по сердцу расползается всё дальше, смещая обиды. Значит совсем не злится на него и контакт не потерян. Салат оказывается удивительно хорош с похмелья и Юра не замечает как съедает половину пиалки, что стояла на столе, когда Анин телефон вибрирует и загорается именем одной из её близких подруг. — Часа три как приехали, с корабля на бал, ты же знаешь, — девушка не встаёт из-за стола, совершенно никаких разговоров не скрывая от домочадцев, только ковыряет ноготком маленькую дырочку в скатерти, очевидно, от какого-то слишком бурного бенгальского огня. — Блин, извини, но никак не получится, — отказ подруге и Юре в глаза, который всё это время пристально наблюдал за каждым жестом и словом, — я мужу обещала, да и Лизка скандал устроит, если сорвусь вот так с обеда. Да. — Куда сорвëшься? — девочка спрашивает почти одними губами, оторвавшись от экрана планшета, в котором разворачивалось интересное действие любимой игры. Ещё чего не хватало — маму куда-то отпускать первого января. И так всё время кто-то в их семейную идиллию вклинивался, а тут даже позавтракать не дадут? Пусть он и в два часа дня. Аня на это только качает головой, мол, никуда, и у Елизаветы с папой от сердца отлегает. Не сбежит от них, по крайней мере сейчас — точно. И если ребёнку уже за счастье было провести Новый год с родителями, их друзьями и в весёлой атмосфере, которая так привычна с ранних лет, то Юре было мало жены. Пальцы покалывало в желании прикоснуться к её коленке, которой случайно задевала его бедро. Слишком красивая для первого похмельного утра в этом году. — Кто звонил? — и решает первым пойти на контакт. В конце концов было ясно, что Аня совсем не обижается на его порыв, а самому драматизировать слишком долго тоже надоедает. — Да Анютка с нашими бэкстейджевскими тусовочку замутили, вот и зовут, — отмахивается, запивая оливье игристым, которое сегодня пошло вместо водички и действовало куда медленнее Юриного, принятого на грудь, вискарика. — Ты ж только перед Новым годом у неё была, — вспоминает как мама их оставила с Лизой на самих себя, устроив импровизированный междусобойчик с ночёвкой у Высочиной. Тогда они с дочей и на лыжах покатались, и ужин приготовили, и снег убрали. Даже постелили себе в гостиной, чтобы спать вместе на большом диване, а не в разных и пустых комнатах. Аня тогда объявилась в полдень, на такси и сразу принялась выбирать себе наряд на праздничный концерт. Чем очень раздразнила Юру, который слонялся по квартире от нечего делать и щедро отвешивал комментарии да игриво шлëпал по попе. Женщину это сбивало с рабочих мыслей, но самооценка поднималась в разы и хотелось найти самое глубокое декольте в своей коллекции и побаловать им любимого мужа. — Вот именно, — кивает, снова совершенно случайно дотрагиваясь до Юры под столом и тут же чувствует на своей коленке тепло его пальцев. Нежные, почти невесомые поглаживания между плиссированных складок юбки. Юра осторожен, как будто боится настаивать, смотрит при этом в свое блюдо и успевает улыбаться дочери. Тëщина сестра, тем временем, нарезает ингредиенты к ещё одному салату и, к счастью, не может видеть его поползновений. — Зайка, у тебя капелька шампанского на губах, — сам не знает зачем и почему это замечание вырвалось, но пальцы на её острой коленке уже сменяются на ладонь и поглаживания перерастают в конкретное соблазнение. Аня ничего не отвечает, только лишь облизывает нижнюю, а затем и верхнюю губу, не прерывая зрительного контакта с мужем. Он захотел поиграть — она с удовольствием примет правила и невинно поддержит происходящее, пока внутри у него переворачивается и загорается. Что творила с ним, как только не вила верёвки… — Лизонька, — в кухню заходит мама с большим праздничным пакетом, — тут Дед Мороз просил тебе передать… — Ба, ну какой Дед Мороз? — девочка тут же возмущается формулировке, но резво откладывает вилку и блокирует планшет. Не так и важно как подарок презентовали, куда важнее — что внутри. — А тот самый, что твоё письмо прочитал, — вклинивается в разговор бабушкина сестра и метко бьёт в цель своим замечанием. У Лизы аж щёчки румянцем покрываются, попыталась бы найти поддержку в лице родителей, но те тоже несдержанно заулыбались, а потому приходится скорее приниматься за подарок. Неловкость тут же сменилась радостью. А вот Аня внезапно напряглась. — Юр, выйдем поговорить, — шёпот на ухо, скрытое длинными волосами, поверх которых напялена задом наперёд кепка, и тут же встаёт из-за стола. Пока дочь занята распаковкой нужно ловить момент. — Чего такое, Ань? — всё так же на пониженных тонах, но уже в небольшом коридоре. Он и не заметил подвоха, увлечённый заигрываниями с супругой, которая удивительно охотно в них втянулась. — Мы подарок Лизин на столе забыли. Положили большую коробку со всякой всячиной на её письменный стол ещё до отъезда в Москву, с идеей, что первого числа вернутся домой и её там будет ждать сюрприз. Сюрприз то ждал, но вот с вокзала решено было ехать сразу к бабушке домой — поздравить, снять пробу со всех салатов и дальше уже смотреть по ситуации, но всем вместе. Вот и получилось, что неизвестно когда ещё Лиза зайдёт в квартиру и что успеет подумать за это время о родителях, которые напрочь забыли про её хотелки. Необходимо было выкручиваться. — Сходить за ним? — Юра тут же выдвигает свою кандидатуру, чисто по привычке возлагая на себя ответственность. И ничего, что клали они подарок вместе и запамятовали про него тоже — не позволяло воспитание сказать своей женщине «вот иди и забери его». Не тот менталитет. — Я с тобой, а то ещё напутаешь что-то, — смахивает с его плеча невидимую соринку и заглядывает в тёмные омуты глаз. Как же хотелось, чтобы Юра понял намёк и объяснять, почему забирать одну коробку нужно непременно вдвоём, не пришлось. — Как скажешь, Анечка, — мимолетно чмокает в уголок губ, задержав руку на талии чуть дольше положенного и тактично отступает в прихожую. Не хотел чтобы подумала лишнего из-за этого простого касания, но очень хотел чтобы щекочущее изнутри предвкушение не оказалось беспочвенным. Вдвоём, в пустой квартире, пусть и с ограничением по времени, но зато с такой свободой действий… Головокружительно. Предлогом для поспешного ухода из-за стола стала срочная встреча с Даней Мустаевым, что жил в соседнем доме и якобы забыл отдать кое-что важное. И пока он будет это важное передавать — кто-то из них параллельно погуляет с собаками. Все поверили, тёща в виде исключения предложила Юре ещё стопочку, дабы не околел в тонком пальто поверх футболки, а он и не дурак отказываться. Лизины попытки предложить себя в виде провожатого были отклонены. Заняться ей и тут было чем — хоть тем же рассматриванием первого презента. На том и разошлись, поспешно юркая в подъезд, чтобы не нарваться на новую порцию диалогов ни о чём. Время всё же не казённое, а бабочки в животе уже зашевелились. — Как думаешь, сколько у нас есть? — Аня плотнее запахивает пальто и позволяет взять себя за руку. Его ладонь сухая и крепкая, музыкальные пальцы гладят костяшки, а подушечками поддевает длинные ноготки. Незатейливые ласки, без особого намёка или провокации, но они оба знают к чему это всё приведёт, особенно после такого вопроса. Юра не подавал виду, но внутри радовался как ребёнок благосклонности супруги. — Час с натяжкой, если что — всё валим на Мустаева. — Ага, который сейчас в неизвестном направлении! Смеются, не выпуская из виду Тимона с Пумбой, которых всё-таки пришлось взять с собой и совместить приятное времяпрепровождение наедине с полезным. Снег на время их отсутствия в городе успел удивительно быстро подтаять и даже асфальт частично высох, а потому не стоило особо беспокоиться о чистоте лап своих питомцев. Пришлось подождать дольше положенного пока они созреют и сделают все свои дела, за это время Юра успел поругаться и помириться с Эльдаром прямо в публичном канале, а Аня договориться о будущей фотосессии по мотивам своей очередной сумасшедшей идее. Какая-то молодая девчонка, начинающий фотограф, нашла именно то, что и представляла Аня в голове - оставалось только встретиться с визажистами и всё это хорошенько проработать. Пока делали дела — отвлеклись друг от друга, немного утихомирилось предвкушение уединения и Юра, стоило только подойти к лифту в родной парадной, остро захотел вернуть щекочущее изнутри чувство. Такая Аня стояла рядом красивая — с крупными кудрями по объëмным волосам и блеском в глазах. Придерживала одной рукой воротник пальто, чтобы не раскрывался и всё улыбалась ему алыми губками. Ну как можно было устоять? — Ань, — зовёт отчего-то хрипло, а рука так и тянется нежно провести костяшками пальцев по румяной от лёгкого мороза скуле. Что и позволяет себе сделать. — М? — в ответ мурлыкает кошечкой, глядя как стремительно спускается к ним лифт и боится даже взгляд перевести на мужа рядом. От него так и фонило желанием, а что на глубине зрачков творилось — думать было опасно. Вокруг ног крутились собачки, как будто подгоняя хозяев скорее подняться домой, а им уже и самим не терпелось зайти в тёплую и тихую квартиру, поддаться порыву и… — Как насчёт первого секса в этом году? — проговаривает едва слышно, с придыханием, совершенно осознанно подключая свою харизму и надавливая на эрогенные точки жены. Она любит его голос, его губы в сантиметрах от касания, чтобы дыханием обжигал и не притрагивался, только лишь удочку закидывал. Заигрывал. Юра специально меняет тактику - не напирает, как в ванной комнате, а буквально заставляет её саму возжелать большего. Следит за венкой на её шее, за дыханием чуть потяжелевшим и взглядом, так старательно не отрывающимся от табло с красными цифрами. Только бы не встретиться глазами и не загореться. — Юр, мы ничего не успеем… Двери лифта с призывным звоночком распахиваются и Аня входит в след за Тимоном с Пумбой, перехватывая мимолётно взгляд мужа и заливаясь румянцем от мыслей о том, чем может закончиться их невинный поход за подарком дочери. — Мы быстро, солнышко, — ластится к ней, едва нажав на нужную кнопку этажа, — я постараюсь чтобы тебе понравилось. — Перестань так делать, — глазки в пол, а сама шею подставляет под его мимолётные поцелуи, такие лёгкие и ненавязчивые. Рукой поближе к себе, чтобы не теряла равновесия под ласками, запах духов и тела, кожи и волос… — Как же ты пахнешь, зайка моя, — жадно втягивает за ушком, им осталась ехать какие-то секунды, но не оторваться. Кто-то из псов подаёт голос, кабину лифта мелко качает, но у Юры уже пелена перед глазами, а Аню бросает в жар от его медленных и осторожных движений. Как будто упивается, насладиться хочет и даже не лезет под одежду, не заходит дальше, лишь по открытым участкам, чтобы не спугнуть свою девочку и раскрепостить до нельзя. — Юра, мы же за подарком идём. Только успевает чуть-чуть осадить мужа, который аккуратно скользит ладонью на округлую попу, как двери лифта распахиваются. — С Новым годом! — соседи вырастают откуда не возьмись, их небольшая такса тут же подлетает к Тимону с Пумбой, задорно намахивая хвостиком, а Музыченко же моментально принимают пионерское расстояние. Только лишь Юра берёт ладонь жены в свою, чтобы обозначить свою поддержку. — И вас! — С Новым счастьем! Быстрый обмен улыбками, каждый забирает своих питомцев и мужчина спешит потянуть своё семейство к двери. Сколько же можно ждать? — Я сразу коробку возьму, чтобы не забыть, — Анечка, только дверь захлопывается, скидывает сапожки с верхней одеждой и убегает в комнату дочери. Ещё не хватало забыть то, зачем приходили, а они ведь могли, даже глазом бы не моргнули. Юра же, тем временем, спешит помыть руки, предусмотрительно оберегая жену от микробов. В конце концов они после поезда в душ ходили и спиртом внутренности дезинфицировали, но и элементарную гигиену никто не отменял. Знал, как ценит она в нём это чистоплотное и заботливое качество, а потому добавлял себе очков успеха как мог. В ванной лишь бросает на себя беглый взгляд — волосы чуть-чуть завились из-за сырости на улице, под глазами мешки от совершенно ничтожного количества сна, но блеск в них самих и совершенно мальчишеская улыбка всё компенсировали. Скорее, скорее к Анечке, в её родные объятия, срывать сладкие поцелуи и стоны. Благо в квартире стояла тишина, даже привычно не бубнил телевизор и соседи, наверняка ещё пребывающие в стадии празднования или сна, не будут против если они немного пошумят. — Ну ты чего, зай? — думал, что жена уже в их спальне ждёт, а она зависла у Лизы в комнате, что-то на столе подправляя и не особо поторапливаясь выходить. — Да блёстки налетели, что весь стол в них, говорила же, надо было в бумагу просто оборачивать… — Ань, — зовёт, прерывая речь про неугодную упаковку и подходит уверенно сзади, — переставай бубнить, иди лучше сюда. И ладони на бëдра, оглаживая мягко, тут же в кулаки собирая ткань синей юбки. Вид был охуевший — так настойчиво её прижимает к натянутым в паху джинсам, что член упирается между ягодиц и в жар бросает обоих. Твердеет почти тут же, нагнетая возбуждение. О чем может вообще идти речь, когда по венам бежит раскалëнная жажда? — Юра, — тянет, упираясь ладошками в деревянную поверхность. Едва ведь раком не нагнул, так резко и властно ухватив за самое мягкое, — ты чего творишь… Хочет возмутиться, напомнить где они и перенести всё действие в их комнату, но у мужчины другие планы. Он только тянет за плечи, разворачивая в своих руках и абсолютно, беспрекословно — целует. Да так, что подкашиваются ножки, что дыхание перехватывает — сразу с языком, раздвигая им губы и встречая абсолютную взаимность. Устоять было невозможно перед таким сладким соблазном и Аня позволяет себе утонуть в ласке. Как же приятно было и трепетно, как же передавали крепкие объятия всю страстную суть… Пить и не напиться, до того, что начинают болеть губы, что колит нежную кожу щетина. Слюняво и мокро, проезжаясь языками, вылизывая рты, сталкиваясь зубами… Пирсинг перестаёт давать холод, помада съедается, оставляя чуть-чуть разводов, дыхалка вот-вот кончится… Это уже было похоже на марафон, Ане приходится вцепиться в его плечи, повиснув буквально, но Юра держит крепко, не настаивая на ведущей позиции, но чётко показывая кто в этом главный. Возбуждение нарастает и уже нет дела до рези в лёгких из-за редких вдохов. Музыченко обхватывает плотнее талию и наступает на жену, вынуждает шагать назад. Нетерпеливо. — Зай, — отрывается от губ с пошлым чмоком, обрывая между ними тонкую ниточку слюны, — мы не можем, это Лизина. — Помолчи, — жарко, вплетая пальцы в её волосы и чуть-чуть потянув вниз, чтобы откинула голову, позволила дальше мокро целовать. Какая к чёрту разница где они, когда он уже течёт как девка из-за близости своей невероятной жены. Хотелось всю её зацеловать, довести до того, что забудет где они и кто — просто беспрекословно отдастся ему и удовольствию. Ещё два шага вперёд, аккуратно придерживая Аню, совсем потерявшую голову от его настойчивой и одновременно нежной натуры. Выгибалась, позволяя притераться к себе пахом и отвечая смазанными поцелуями. Со стоном сняла с него кепку, позволяя волосам упасть на лицо и тут же зарываясь в них пальчиками, массируя затылок. Мурашки по позвоночнику, вздохи и влажные звуки поцелуя… Ногами уже чувствует край кровати, это чуть-чуть отрезвляет, но только до тех пор, пока Юра не толкает её на эту мягкую, с плюшевыми игрушками у изголовья, горизонтальную поверхность. — Расслабься, — моментально нависает сверху, ладонями от шеи и по груди, ненавязчиво цепляя пуговки одну за другой. Не было в планах раздевать её полностью, но отказать себе в удовольствии лицезреть любимые сисечки — не мог. — Мы с ума сошли, — хочет закрыть ладонями лицо, но он не позволяет, нежно перехватив запястья и оставляя на тонкой коже два поцелуя. От такого незатейливого, но интимного действия по Аниным рукам бегут мурашки. Слишком хорошо в таком свете видно было противоречивую картину — детская комната с яркими стенами и постерами из известных мультиков на них, книги за шестой класс и море игрушек на цветных полочках, а на переднем плане Юра. Такой горячий, с похотью в глазах, облизывающий в предвкушении губы и поспешно расстëгивающий ремень тёмных джинс. — Без презерватива сегодня, — коротко чмокает в губы, перед тем как спустить на рёбра её лифчик и освободить из плена молочную грудь с набухшими сосочками. Так и просились в рот. — Только скорее, милый… И Юра исполняет просьбу. Бегло лизнув каждую вершинку груди, задирает юбку до самой талии и перехватывает ножки под коленками. — Держи себя, солнце, — командует, при этом любовно погладив по бёдрам, затянутым в капрон и резко дёргает его вверх вместе с нижним бельём. Стон сразу окропляет губы — совершенно похабную позу он выбрал для секса в детской комнате, но делать нечего и Аня подчиняется. Течёт, кусает губы и подчиняется. В голове никак не хочет помещаться происходящее, но оно же и добавляет острого и пикантного возбуждения, подливает масла в огонь. Руками обнимает себя под коленями, там же, где сейчас и находились трусики с колготками. Растяжка позволяла задирать ножки таким образом на долго, а Юра уже растирал вязкую слюну по крупному члену, глядя на представившийся вид. Безумный, совершенно охуенный вид. Лежит в обрамлении мягких игрушек, выставляя напоказ все свои прелести и безбожно сочась смазкой, в полной готовности принять его всего и добровольно пойти на грех… Голова кружилась от такого у обоих, но нельзя было растягивать это чувство слишком долго — иначе их потеряют, или ещё чего хуже — решат пойти искать. Именно поэтому глаза в глаза, уже бордовой головкой по насквозь промокшим складочкам и одним длинным, но плавным движением в неё. — Юра! — совершенно несдержанно отпускает в воздух, когда член идеально проходится по каждой чувственной точке, трётся о верхнюю стеночку и где-то глубоко внутри задевает бабочек, вспорхнувших тут же ввысь от переизбытка ощущений. — Блядство, — он матерится на выдохе, подтянув свою женщину за попу поближе, чтобы удобнее было трахать и начинает уверенно входить в ритм, вколачиваясь в неё по самое основание и почти полностью вылетая из тесного плена влагалища. Давно столько ярких и зубодробящих эмоций разом не испытывал. Противоречие их действиям и от этого небывалое возбуждение били в голову, заставляли прикусывать губы и необыкновенно громко, для самого же себя, стонать ей в унисон. Не хотелось загонять в какой-то нереальный темп, иначе всё могло закончиться слишком быстро, но Юра не мог совладать с собой. Слишком она призывно раскрывала себя и подчинялась всему, что только не придёт в его хмельную голову. Упоительно вкусно было вести в интимной жизни, когда как в обычной, Аня занимала более лидирующее позиции. Сразу чувство мужского достоинства взмывало вверх и нужно было ещё и ещё, больше, глубже, до её криков. — Юрочка, — задыхаясь, почти с мольбой, едва выныривая из пучины удовольствия, пробирающей до самых кончиков пальцев, — будь нежнее… Кожа горела от его жадных касаний, натягивал на себя с каждым разом всё резче, заставляя подаваться на член и чувствовать его так глубоко, что дыхание застревало в груди. А коснуться в ответ было невозможным — только покорно держать ножки, позволяя собой пользоваться и течь от этой скованности всё больше. Возбуждало. Но Аня привыкла стонать непосредственно мужу в рот или изгиб шеи, гладить спину или затылок, притираться попкой или обхватывать ножками… А тут никакого контакта, кроме его жадных, но пропитанных любовью действий. Времени в обрез, но как же хотелось подольше задержаться в этой неге… — Прости, прости, — с тихим рыком замедляется, мягко толкаясь между плотно обхвативших складочек плоти, — ты такая пиздатая у меня. А пальцы сами на её заднице сжимаются до белых следов. Нужно было куда-то выплëскивать энергию, раз темп сменил на плавный… Её шейка, открытая из-за откинутой в наслаждении головы, волосы по небольшой подушке растрепались, сбиваясь в пышные кудри, грудь подпрыгивала в такт, мельтеша острыми сосками и Юра находит выход. Шлёпает с силой по попе, специально поглубже в ней задерживаясь, чтобы с ума свести от ощущений и хитрый план срабатывает. Аня задыхается, вскрикнув слишком невинное «ай» и ногтями в ткань своих же трусиков впивается. Слишком остро и пылко — кожа загорелась, член на всю длину влагалища входит, упираясь где-то глубоко внутри и разрезая пополам от кайфа… Ещё чуть-чуть, но этого мало. — Пожалуйста, — хнычет уже еле слышно, закатывая глазки и невольно сжимаясь вокруг ствола. Хоть бы понял без слов, не вынуждал складывать мельтешащие мысли и желания в связную речь. — Поцеловать? — и он понимает, знает наизусть её прихоти и привычки, как любит на своём пике касаться и принимать ласку. Не может отказать, обожает делать своей девочке хорошо — буквально живёт этим. В детской комнате пахнет сексом, у Ани из головы не вылетает словосочетание «отвратительные родители», но на вопрос мужа кивает, зажмуривая крепко глаза и отпуская себя, позволяя стянуть мешающую ткань. Прочь колготки, трусики — ничего не должно сейчас вставать между ними и Юра отбрасывает не нужную одежду на пол, тут же раздвигая её ножки и по-хозяйски укладываясь между ними, не прекращая мерно потрахивать уже дрожащую жену. — Не стыдно тебе в Лизкиной комнате отдаваться? — жарким шёпотом ей в губы, но Аня едва даёт договорить предложение, тут же вкусно целуя в засос… Языком по его, глубже, слишком активную роль принимая, что Юра срывается опять в темп, вгоняя по самые яйца, до пошлых шлепков, и справляясь с мурашками от её ласк. Такая кошечка, нежная, послушная. — Стыдно, Юрочка, — хнычет в губы, тут же прикусывая его нижнюю и ножками бёдра обхватывая, в джинсы до сих пор затянутые, — но я уже скоро… Не даёт закончить, присасывается опять — сам уже на грани балансировал. Её ладошки скользят под футболку, гладят напряжённую спину и от такого простого действия становится совсем невыносимо держаться. Из головы все мысли вылетают, ничего не остаётся кроме друг друга и долгожданного, настигающего финала. — Люблю, — шепчет, отрываясь, чтобы видеть как кончает под ним, — всю люблю… И дальше что-то невероятное творится — агония, мокрые касания по шее и щекам, в ладонях её грудь и шея, которую сжимает чуть-чуть, ради ощущения полной власти. Секунда, две, её громкий восторженный стон и Юра, удерживая себя на волоске перед пропастью, хрипло стонет ей в шею: — Можно в тебя? — Да! Не уверен во взвешенности решения, что вообще услышала вопрос, но влагалище ритмично сокращается вокруг, обдавая всё тело жаром и Юра просто забивает на всё, наконец улетая вместе с женой. Возвращаться с небес на землю всегда было приятнее вместе. Одно дыхание на двоих, пульс в едином темпе и общая дрожь. По конечностям, через грудную клетку и до кончиков волос — так правильно, так необходимо. Руки Музыченко совсем не держат, приходится перенести вес на жену, чего обычно не делал и словить тёплый стон, отдающийся где-то под сердцем. Она была не против — только потëрлась щекой о щетину, чтобы вернуться поскорее из абсолютного удовлетворения и достала ладошки из-под его футболки, приглаживая тут же складочки ткани на широкой спине. Комфортно, хоть и не в своей кровати и вообще в совершенно неправильном месте — прикрытые глаза не дают воспринимать содеянное слишком ярко. — Схожу покурить, — приподнимается на локтях, чмокая тяжело дышащую девушку в кончик носа. Ничего не было лучше, чем порция никотина после ярчайшего оргазма. — Подожди, зай, — обхватывает в кольцо рук, пресекая тут же все его попытки подняться, — полежи со мной чуть-чуть. Абсолютно искренне говорит о том, чего сейчас хотелось больше всего — иначе они разучились за столько совместных лет. И пускай время не резиновое, пускай их ждут для продолжения банкета — Ане требуется на всех уровнях ещё парочка минут в Юриных объятиях. — Давай хотя бы выйду из тебя, — хрипло смеётся, глядя в большие и блестящие глаза. Как только ей удавалось каждый раз быть разной и каждый раз находить небывалый отклик внутри него? Смотрит вниз, осторожно выскальзывая всё ещё не опавшим до конца членом и молча надеется, что они не запачкают клетчатый плед. Вероятность этого была ничтожно мала, но Анечка под боком ластится, оставляя на лице ленивые поцелуи и отказать ей невозможно. — Футболка мокрая, — хихикает, когда Юра укладывается рядом, прижав поближе к себе, аж её обнажённая грудь в его упирается. И если бы не чёткая установка, что они спешат, обязательно встал бы снова на это, но не позволяет себе такой слабости, впечатываясь взглядом в рисунок на стене. — Выжала из меня всю жидкость. — И даже кровь? — с наигранным удивлением, подушечкой пальца по густой брови. — Я без неё с первых лет брака. Ай! Легонько толкает Юру в плечо за такие жалобы, на что получает не менее артистично сыгранную страдальческую моську. Всё-таки им друг с другом не соскучиться. И едва успевают с улыбками выдохнуть после шуточной перепалки, чтобы потянуться за новым поцелуем, как раздаётся телефонный звонок откуда-то из коридора. Не ясно кому именно звонили, но ясно одно — залежались они здесь в первый же день года, слишком потеряли бдительность. — Надеюсь, мама ещё не организовала поисковую группу.