Дарëному коню в зубы не смотрят

      Вокруг так шумно и накурено, что мысли совсем выветриваются из головы и только оставляют за собой бензиновые разводы по коре мозга. Казалось, что ещё один вздох станет последним в стадии бодрствования и уставшее тело просто рухнет на липкий, от пролитого алкоголя, столик. Только вибрация в заднем кармане джинс заставляет оторвать залипший взгляд от пола в неоновую клеточку и ответить на звонок. Спасательный, очень сейчас нужный. — Алло, зай, — тут же прокашливается, видимо связки растопились после перемены температур с холодных улиц Питера на обжигающее спиртное. И пусть он сидит здесь уже пару часов, но даже заказ сделал тупо ткнув пальцем в нужную строчку меню. — Тебя ждать к ужину? — завуалированно интересуется где носит блудного мужа, а Юра уже плакать готов, как хотелось обратно домой, в её тёплые объятия. И пусть ворчит, ругается на него — он потерпит. — Заберёшь меня, пожалуйста? — указательным пальцем по металлическому краю стола проводит, в голове всё такой же дымный морок. Вдохнуть бы свежего воздуха с залива, а после и Анины духи с её молочной шейки, а не собственный перегар, смешанный с ещё десятком подобных. — А Лизу я одну оставлю? — вздыхает в трубку, а сама понимает, что если не она — то кто ещё? Выдëргивать кого-то из ребят с заслуженных выходных было не удобно, а раз Юра просит, значит и трезвых друзей поблизости не имелось. Вариант с такси ещё никто не отменял, но Аня боялась пока его предлагать, так как неизвестно было в каком настроении сейчас супруг и как воспримет её отказ — на свой ли счёт, обидится ли… Бывало и такое. — Я недалеко от дома, но можешь позвать маму, — очень уж хотелось именно здесь и сейчас жену увидеть, чтобы тоже романтику по отношению к нему проявила — не всё же ему в одну сторону забирать свою дамочку от подруг и прочих мероприятий. Тем временем снова подходит официант и Юра шёпотом просит газированной воды с лимоном, так как что-то внутри подсказывало, что в таком состоянии он и до машины ровной проходкой не доберётся. — Зай, она уже наверное спать собирается, да и неудобно как-то, только вчера Лизку забрали и опять, — ведь правда пару дней как вернулись из тура и мама милостиво дала им возможность отдохнуть только вдвоём, самостоятельно провожая девочку в школу и выполняя прочие обязанности. И хоть Аня была уверена в их взаимной любви и что маме только в радость побыть с внучкой — было неловко напрягать не молодую женщину, да и по Лизе скучала безумно. — Анечка, ну пожалуйста, мы же ненадолго, — дыхание отчего-то сбивается, вокруг совсем нет кислорода, хочется до дрожи на кончиках пальцев к своей девочке, — я соскучился, Ань, слышишь? — Ты чего, Юрка? — замирает, услышав неподдельные эмоции в его чуть хриплом голосе, что перебивался шумом на фоне, — я приеду, приеду! Говори адрес. Ожидание было скрашено морозным воздухом сентября, что колюче пробирался под куртку, задувал в прогалины рваных на коленках джинс и кусал за открытые участки кожи. Но так было легче, так жар изнутри ощущался не так остро и мужчина втаптывал в брусчатку наполовину скуренный хабарик носком концертных туфель. Всё, что действительно грело, не являлось градусами в крови, а эмоциями, связанными с Аней. Жаждой встречи, нетерпения коснуться её сладких губ, потребностью просто быть рядом. И какой-то мандраж поднимался внутри, когда на повороте улицы показывалась красная машина. Уже два раза так обманулся, принимая за их жук совсем другую модель и каждый раз только плотнее скрещивал руки на груди, закрываясь от промозглого ветра, что гулял вдоль барной улочки. Тут и там шумели весëлые компании или пьяные одиночки, подошва прилипала к грязным кирпичикам, а сигареты совсем уже не держались в обветренных пальцах и Музыченко старался скрыть их в тонких карманах белой кожанки. Огоньки города размывались в отражениях луж, расплëскиваясь под нескончаемыми шинами — не удивительно, что и дождь капать начал, мерзко залетая под красный навес и ударяя Юру по небритым щекам. Видимо, сама природа давала леща за грехи. Аня обещала быть в течение получаса — всё зависело от мамы и пробок. За это время Юра влил в себя стакан минералки, сходил в уборную, в которой постарался придать себе божеский вид, а не маску заядлого алкоголика, и выкурил столько, что уже слюна была со вкусом табака. Какие только силы занесли его в этот небольшой паб в подвале старого дома — не ясно. Но ясно было одно — если сейчас же не утонет в ласке своей жены, то окочурится окончательно. И ведь виделись днём, спали в одной кровати, провели вместе около пятидесяти концертов за какие-то девять месяцев, но что-то внутри тянулось к ней с такой бешеной силой, с такой мощью и уверенностью, что Юре даже стало на миг страшно — это же надо так раствориться в другом человеке, что уже тринадцать лет душа рвётся каждую секунду разлуки, как невольная птичка! И, возможно, сейчас это было здорово гиперболизированно за счёт спирта в крови, что осел из-за свежего воздуха и лимонной воды, но Юра отдавал себе отчёт и по-прежнему осознанно желал Аню рядом и ни на йоту не пожалел, что вырвал её из дома. И вот наконец, к мокрой мостовой подъезжает долгожданный жук и мигает фарами, приглашая озябшего мужчину внутрь. Юра едва ли от радости не подпрыгивает, тут же растягивая губы в дурацкой улыбке и встряхивая куртку, чтобы не замочить салон. Пару раз топает по бордюру, к которому, по сути, парковаться было нельзя, но такси и прочих посетителей бара это не волновало, и более-менее в сухом виде заскакивает в миниатюрную машинку жены. — Привет, — сидит красивая до одури, удерживая руки с алым маникюром на кожаном руле. Волосы бархатные струятся по меховой жилетке, видимо только перед поездкой их вымыла, и Юра теперь ещё сильнее стремился в них зарыться носом и вдохнуть так, чтобы в лёгких закололо. — Здравствуй, зайка, — улыбка с губ так и не сходит, но потянуться к жене за поцелуем не решается, а потому усаживается как школьник — уложив ладошки на высоко поднятые коленки из-за небольших габаритов салона и смотрит на Аню блестящими глазами, в которых цветные блики от чужих фар отражаются и едва ли не складываются в сердечки. Загляделся. — Сильно замëрз? — Аня в ответ чуть-чуть растягивает смазанные блеском губы и трогает его пальцы своими, что теперь совсем покраснели из-за смены температуры, — я старалась как можно скорее. — Ничего, во мне знаешь сколько горючего? — хриплый смех и девушка качает головой, наконец газуя с места. — Мама сказала, что Лизу уложить попробует, чтобы она не… — тушуется, гадая говорить или не говорить, чтобы ненароком мужа не обидеть, но выигрывает их привычка друг перед другом не лукавить, — чтобы на тебя пьяного не смотрела. — Я в себе, не переживай, — откидывается в кресле, нервно дëрнувшись, когда машина перед ними слишком резко тормозит на светофоре, — гандон, слепой что ли? — А ещё я тут подумала… — Аня вновь начинает, после непродолжительного молчания, которое изредка разбавлялось матами в адрес невнимательных водителей. Ещё не до конца была уверена, что вообще то, что пришло в голову — хорошая идея, но озвучить для общего принятия решения стоило. В конце концов, подобное всем могло бы сыграть на руку, так возможно ещё и приятное дополнение к вечеру получить. Юра вопросительно смотрит на жену, переключая полностью на неё своё внимание от бликующей дороги. На ней ни капли макияжа, только губки чем-то блестящим намазаны, ресницы, и без того длинные, загибаются при каждом взмахе, и у Юры в груди перехватывает, когда глядит на него из-под них с какой-то лукавой ноткой, играючи. Аж снова выпитое в крови вскипает, поднимая со дна адреналин. — Может не поедем домой сейчас? — произносит на одном дыхании, быстро стреляя глазками и обратно к небольшой пробке впереди. Всё так друг на друга наложилось — мама уже у них сидит с Лизой, Юре под градусом нежелательно ей показываться, а так же его это надрывное «соскучился» по телефону и жгучие взгляды, что всю дорогу Аня на себе ловит… Всё это само подталкивало на подобного рода мысли и она не стеснялась порыва, просто никогда прежде не предлагала подобного первая. Вот и кусала теперь губу с озорной улыбкой, перехватывая его удивлëнный взгляд. — А куда? — не верилось, что действительно от Анечки предложение поступило не мчаться домой на всех парах, чтобы родных не напрягать и общества выпившего мужа избежать, а наоборот продолжить вечер… Как именно — Юра пока только гадает, но по телу уже медленно ползёт жар какого-то предвкушения неизвестного, где они только вдвоём. Так хотелось сейчас её к себе в руки заполучить, оставить поцелуй на каждом сантиметре тела и томными вздохами быть вознаграждëнным. Так близко, но так далеко. — В гостишку какую заедем на ночь, чтобы спокойно уже мама утром Лизу отвела, и ты проспишься и мне меньше нервов, — описывает это как самое благое дело, не таящее в себе никаких намёков на что-то большее, чем простая благодетель, а сама аж румянцем заливается, когда после услышанного Юра чувственно оглаживает её острую коленку, затянутую в тёмные джинсы. Ухмылка кривит тонкие губы и снова дышать тяжелее прежнего, прямо как в баре десяток минут ранее. Сама предложила, сама позвала… Как же он хотел провести с ней ночь без страха быть услышанными или застуканными, отдаться полностью страсти и томному единению, а не ловить каждый сорвавшийся стон с её губ и не глушить свои в изгибе её шеи. От представившегося у Юры глаза загораются так, что Аня обжигается, обратившись к ним за реакцией. — Я не против, поехали, — хрипло, сглатывая ком в горле из желания и нетерпеливого возбуждения, что уже почти взяло над ним верх, — мне загуглить где ближайшая? — Не нужно, знаю я одно местечко тут неподалёку, — заговорческим тоном, сворачивая в очередной узкий переулок, которыми кишел центр Петербурга. Как-то по студенчеству заскакивали уже в ту гостиницу, которая нарисовалась у Ани в голове, стоило только проехать мимо их главного корпуса театральной академии, и ночи те были поистине волшебными, такими, которые никогда из памяти не сотрутся. Они были тогда молоды и влюблены, совсем не напившиеся друг другом, жаждущие изучить вдоль и поперёк и бесконечно голодные. Теперь это не то чтобы притупилось, но стало спокойнее, уютнее и размереннее. Теперь они занимались любовью, а не сексом. — Ань, — зовёт, прекрасно разгадав все её помыслы и ладонь от коленки ведёт выше, тут же одëргивая руку, словно получилось обжечься об её желанное тело. — Что? — поворачивается, притормаживая на светофоре. Ещё один поворот и будут на месте. А в его глазах чёрная, непроглядная поволока, и смотрит он ими с обожанием, облизывая пересохшие губы и буквально раздевая взглядом. У Ани от такого зрелища аж мурашки по рукам пробегают. Слишком, слишком соскучился. Готов был сорваться, притянуть к себе, чтобы под пальцами её тёплая кожа, чтобы на губах клубничный вкус её блеска и ловкий язычок во рту… — Я хочу тебя, — шëпотом, как будто ещё кто-то мог их слышать и пристыдить за то, что муж по праву жаждет свою женщину, — давай не поедем, я ведь сорвусь. — Может я тоже хочу? — улыбается, и тянется к его лицу, уложив ладошку на горячую щëку. — Правда? — в носу неприятно щиплет и Юра дëргается, словно от удара. Ещё чего не хватало, расплакаться здесь без причины. Это всё алкоголь, который замешал коктейль из эмоций и умножил их на три, вот и простая взаимность, что вновь дарит ему Аня, вызывает уже столько чувств, — блять, прости. — Ты странный сегодня, всё хорошо? — мягко подъезжает к белому зданию гостиницы и косится в сторону Юры. Почему сейчас хотелось с ним не переспать, а прижать к груди и покачать успокаивающе, как маленького ребёнка? Очень уж остро он всё воспринимает — просил забрать и чуть не плакал, вот и теперь, стоило проявить нежность, отшатывается как от огня. — Да, просто, — проводит по лицу ладонями, снимая с себя это странное состояние и приглаживая собранные волосы, — я уже еле держусь, пойдём скорее номер возьмём. Внутри всё было почти так же как десять лет назад. Много привнесëнных технологий и косметический ремонт, но суть оставалась та же и невозможно было удержать волну ностальгии, мурашками пробежавшуюся вдоль позвоночника. Аня даже крепче сжимает руку мужа, переплетая их пальцы и буквально ощущая как дыхание его сбивается от таких простых действий. Совсем крышу снесло, когда осознал, что сейчас они будут только вдвоём и никто не посмеет нарушить их идиллию. Дело оставалось за малым — быстро показать паспорта, чуть нервно опуская голову, лишь бы лишнего внимания не привлекать и оплатить всё грациозным движением телефона. И вот в их распоряжении номер на последнем этаже с видом на набережную, широкой двуспальной кроватью и личным джакузи. Зачем столько удобств — не знали сами, но Юра по своему обыкновению решил пустить пыль в глаза чужим людям и взял лучшее, что предложила милая девушка за стойкой. Аня перечить не стала, они редко когда считали бюджет сразу после туров, а все необходимые государственные счета оплачивали первым делом, стоило гонорару упасть на карту. Видела его состояние, как подрагивают ресницы и пальцы отбивают тихую дробь по её костяшкам, тут же любовно заглаживая, словно извиняясь. Невозможно было оттягивать и пара широким шагом направляется к лифтам, молча отслеживая индикатор этажей на неоновой панельке. — Как думаешь, нас узнали? — Юра входит в просторную кабину, зажимая нужную кнопку и все силы прилагает на то, чтобы не смотреть в сторону жены. Они одни в замкнутом пространстве и это вполне могло сыграть злую шутку. Следовало сдержаться и подождать буквально пару минут до номера… Каждая секунда набатом, Аня крепко держит его руку и ничего не стоит сейчас прижать её к стене и наконец вкусить любимую. — Сто процентов, просто вида не подают, — улыбается, укладывая голову на его плечо во всё ещё влажной одежде. Стоят рука об руку, смотрят на закрытые створки и такие воспоминания горячие мозг подкидывает, что воздух вокруг искрами блестит, несмотря на непринуждённый разговор. — Можем себе позволить, мы же не любовники какие, — хмыкает в усы, нервно их кончик подкручивая и в животе узел возбуждения затягивается, когда ладошка её скользит от запястья до плеча. Обнимает, прижимаясь к руке ещё плотнее, ощущая как напрягается весь струной и выдыхает, нетерпеливо ногой ритм отбивая по гладкому полу. Ещё один этаж и они на месте. Ещё один этаж и они сгорят. Сам не верил, что она такое творит с ним. — Хочешь сказать, что я не любовница тебе? — игриво, укладывая подбородок на плечо, из-за чего пришлось приподняться на носочки даже в сапожках с каблуками, и заглядывая в глаза как-то преданно, со смесью пошлой провокации. Понравилось ей играть с его натянутыми нервами. Сплошная провокация. — Ань… — смотрит на неё голодными глазами, но с такой мольбой. Просто пускай даст им дойти до двери, невозможно же так издеваться над живым человеком. Вокруг, несмотря на позднее время, людей было предостаточно и ещё повезло, что они проскочили в лифт без компании. Так что же подумают люди, если увидят жадно зажимающуюся и совсем небезызвестную парочку, когда створки лифта с характерным звоном разъедутся? Собственно, не должно их было волновать, что и кто подумает, но ради сохранения звания «приличная семья» стоило и потерпеть. — Ну поцелуй меня уже, — тихонько смеëтся, прекрасно замечая как его ладонь превращается в кулак, а грудь всё тяжелее вздымается, затянутая в белую футболку. Прекрасно знает как ему хочется, помнит как крутила хвостом последний месяц и не позволяла даже прикоснуться к себе с пошлыми намерениями, а теперь вынуждает идти на необдуманные действия, когда до приватности несколько метров. И Юра совсем ломается — позволяет себе пойти на поводу у этой невероятной женщины и уверенно поворачивается к ней, на вдохе хватая её за плечи и притягивая к себе так, что грудью сталкивается с его твëрдым торсом. Но когда до долгожданного поцелуя остаётся пара сантиметров, лифт мягко дëргается, останавливаясь на нужном им этаже. — Ëб твою мать, что за издевательство такое? — вопрошает, страдальчески поднимая голову к потолку, но Аня не даёт дальше ломать комедию, а выпутывается из его рук и тянет за собой в длинный коридор, мягко освещëнный жёлтым светом, что отражался в длинных зеркалах с позолоченными рамами. Абсолютно довольна была своим манëвром, ведь уже чувствовала его горячее дыхание на своих губах, взгляд сверху, что заставлял плавиться и стекать к ногам, но вселенная подсобила и игра продолжалась. Игра, что выводила из равновесия и инициатора, но была слишком заманчива, чтобы прекратить. Всё это сулило вспышку. Нужная дверь находится в два счëта, карточка вместо ключа открывает доступ в их личный мир на эту ночь и Юра пропускает жену вперёд, следя за каждым её движением как хищник перед нападением. Весь алкоголь, что скопился в крови за этот вечер сработал как катализатор возбуждению, ведь в голове не было ни одной развратной мысли до того, как увидел её. Теперь же они были мутные, смазанные, но были. Хотелось прижать к себе как можно теснее, хотелось обездвижить, впечатав запястьями в кровать… Но эти желания так мимолётно скользили, что Юре оставалось только сальным, туманным взглядом раздевать свою женщину и даже когда последняя преграда между ними и приличием закрывается на замок — не решается рвануть вперёд, удерживаясь на расстоянии. — Ничего не сделаешь? — спрашивает, скидывая на тумбочку в прихожей меховую жилетку, а следом и сапожки. Смотрит на него при этом с каким-то вызовом, пока муж в ответ прожигает, на косяк облокотившись и руки на груди скрестив. Совсем сейчас его не понимала, неужели показалось, что ему так хочется скорее с ней наедине остаться? Да ну не может быть, просто тянет время, хочет чтобы сама разделась. Наверное. Аня уже ничего не знала наверняка и просто сразу же после обуви схватилась тонкими пальчиками за застёжку на джинсах. — Анечка, такая ты красивая у меня, — шёпотом, поглощая каждое действие, каждое слово и взгляд её. Совсем с ума сошёл, руки чесались, как коснуться требовалось, но Юра мужественно терпит и позволяет ей самостоятельно избавить себя от штанов и остаться в свитере и кружевных трусиках, плотно обхватывающих округлости. Аж слюноотделение начинается, как голод по ней к горлу подступал. — Возьмëшь меня? — в жар бросает от своих же слов, но Аня контакт не разрывает, наблюдает, как ноздри его раздуваются, набирая резко воздух, как зрачок сливается с радужкой и казалось секунда, и воздух расколется между ними. Этого Аня и добивалась, когда отнекивалась от быстрого секса в туре или максимально тихого дома, хотелось чтобы вот так вот, как сейчас смотрел, чтобы взрывалось всё и плавилось, чтобы до надрывных вздохов, до трясущихся пальцев. И Юра берёт. Стремительно вперёд, жадно грабастая в объятия и тут же срывая с её губ стон. Холодная его одежда пускает мурашки, горячие губы и руки поднимают жар из низа живота и непонятно что побеждает — Аня просто растворяется в поцелуе. Таком тягучем и вязком, остром, как бритва, но мягком словно облако. Это всё выдаёт разрывающий контраст и Юра рычит ей в губы, сжимая руки на талии и затылке, впечатывая в стенку. — Боже, Анька, — от губ с пошлым чмоком и тут же жадно к её шее, широко и мокро лизнув от пульсирующей венки до самой линии скул. Съесть её готов, всю выпить, раствориться в ней, соединиться… Возможно ли такое желание сквозь года? Они доказывали друг другу раз за разом, что ничего невозможного нет. Теснее к себе, ладонью под свитер, обнимая поперёк спины и вжимая в себя, чтобы всё его возбуждение почувствовала, чтобы загорелась так же. — Подожди, подожди, — зовёт, задыхаясь под натиском его губ, выгибаясь навстречу и даже вздоха полноценного сделать не в силах. Что же они творят? — Юрочка, стой… — Нет, господи, пожалуйста, не останавливай меня, Аня, — надрывно просит, почти выстанывает, спускаясь поцелуями к ключицам, пальцами ведёт за её ушком, касается мягко, но так требовательно. Не выдержит ещё одного отказа, точно обезумевшим станет по её телу идеальному. Неужели ей самой не горит? Ощущает же сбившееся дыхание, как чувственно обнимает за шею, прижимая ближе, как обнажëнную ножку за его икру закидывает, сплетаясь всеми конечностями и чудом сохраняя равновесие. И что же теперь — просит прекратить? Эта женщина настоящая загадка. За столько совместных лет до сих пор умеет удивлять так, что Юра встаёт в ступор от её идей и резких перемен настроения… — Нам нужно в душ, зайчик, — голову к стенке, умоляя в потолок прервать ласки, а Юра всё ниже. Стекает на пол, буквально падает к её ногам, растекается лужицей. Двумя руками под свитер, поднимая его и мокро целуя границу трусиков, гладкий низ дрожащего животика. Она заходится в стоне, дыхание застревает в груди, руками себе за голову, прогибаясь, извиваясь навстречу. В помещении пахнет сексом, дождём и тонким перегаром. Такая смесь пьянит пуще прежнего, и Юра ударяется коленями об мягкий ковёр гостиничного номера. Совсем разум потерял. — Разреши мне, Аня, прошу тебя, — от талии ниже, по бокам и шершавому кружеву, — я ëбнусь так, — поцелуй в лобок, через ткань, жадно носом ведёт до пупка и заставляет её пятерню запустить себе в волосы, распустить хвостик и потерять себя, — у меня уже стоит каменно, зайка… От вида мужа, что сейчас перед ней на коленях умоляет о близости, внутри всё переворачивается. Довела его до ручки и смотрит теперь сверху вниз как на какого-то раба, гладит по волосам, принимая жаркие поцелуи и в голове уже каша. Забыла зачем хотела прервать их акт безусловной любви, забыла своё имя и всё вокруг. Только его глаза сейчас существовали, которые смотрели с нескрываемым обожанием, только руки и губы, касающиеся в жадном трепете… Смеет ли она отказать, да как можно? Давно не чувствовала такую концентрацию вожделения между ними и теперь обрывать это будет просто кощунством. Он ей не простит да и она просто-напросто уже не в силах сделать и шага от этой треклятой стены прямо в коридоре снятого на ночь номера. Они ведь даже не видели, что там дальше — гостиная, только спальня? Лишь включили свет, чтобы раздеться и этого хватило для срыва. Хватило, чтобы выключить в ответ голову и отдаться. — Я люблю тебя, — шëпотом ей в живот и тут же поворачивает за бёдра, так резко и властно, что Аня ладонями в стену упирается, тихо ойкнув, — хочу тебя всю. Сейчас. Тихий рык и Юра сочно кусает аппетитную задницу своей супруги, сжимая крепко вторую половинку, что по коже аж белые пятна идут и ткань сминается. Не даёт ей дëрнуться, уповается её визгом, а после и тихим смехом. Каждый звук, вызванный им в его честь, тешил эго и не давал брать паузу. — Ну что ты делаешь, Юра? — тянет гласные и прикусывает губу с дрожью по всему телу, когда его ловкие пальцы стягивают трусики. До конца, вынуждая её переступить через ткань и обратно к её коже припадает. — Расслабься, девочка моя, — просит, в одно движение скидывая с себя кожаную куртку из-за нахлынувшего жара, что подступил при виде обнажëнной супруги. Частично, ведь тёплый свитер всё ещё скрывал её прогнувшуюся спинку и аккуратную грудь, но до этого Юра доберётся позже. Сейчас жизненно необходимо было доставить ей удовольствие, — я не сделаю плохо. Заверяет и тут же ладони на круглую попу, сжимая с громким вздохом и срывая с её губ стон неожиданного наслаждения. Секунда и Аня протяжно вскрикивает, тут же прикусывая себя за пальчик. Его язык прямо там. Раздвигает бархатные складочки и кружит вокруг входа во влагалище, собирает влагу, размазывает блестящими мазками по нежнейшей коже… — Юрочка, — протяжно, скребя по крашеной стене ногтями и сильнее выгибалась назад, едва ли не присаживаясь на лицо мужа, который самозабвенно, с тихим стоном, вылизывал её текущую киску и чуть не причмокивал от того, как сладко наконец было этим заниматься, — ещё! И Музыченко слушается — сочно смешивает слюну с её смазкой, и кончиком языка в неё… Ритмично, нежно, придерживая жену, раскрывая её для себя. Аня заходится всхлипами, граничащими с громкими стонами и мольбой в виде имени мужа. Совсем себя потеряла — подавалась его мокрому, ловкому языку. Забыла когда так искренне и чувственно они оба наслаждались кунилингусом, что даже Юра позволяет себе рычать и жадно издавать хлюпающие звуки из-за повышенной влажности… Ещё чуть-чуть. — Не зажимайся, — шлëпает её по бедру и с новой силой возвращается к делу. Видимо она на верном пути к оргазму, что даже ножки стали подводить — дрожат, судорожно сжимаются. Уже без перебоя повторяет свою мольбу и практически весь свой вес в Юрины руки отдаёт, не контролируя ситуацию совершенно. Мазок по клитору, тут же широко поднимаясь выше и мягко проникая в неё как можно глубже, как можно шире раздвигая. И Юра чувствует, как по языку текут её соки. Сейчас или никогда, она должна кончить вот так — не доходя до спальни, когда он всё ещё полностью одет, когда сказали маме, что ненадолго, когда в планах не было ничего подобного… Кончить до мутных пятен перед глазами, до невольной дрожи по всему телу. Чтобы весь этаж слышал как ей хорошо, как он умеет возносить свою женщину. И Аня делает это — шумно и ярко, заражая мурашками Юрины руки и пропадая окончательно. — Умничка моя, — ловит её в свои объятия прежде, чем отсутствие сил заставляет ноги подкоситься. Целует за ушком, прижимая к себе, позволяя откинуться на плечо и вздрагивать от финальных волн оргазма. Держит мягко, под грудью и на тазовых косточках горячие касания оставляя. Обожал когда она такая — тëплая, податливая, совсем от удовольствия расплавившаяся. Можно делать с ней абсолютно что захочется, трогать где угодно и целовать, снимать губами сладкие капли неги. Аня же совсем не здесь. Полностью назад позволяет себе откинуться, хватаясь за крепкие руки мужа, принимая его поцелуи на шее, такие смазанные и палящие… Бëдрами к его паху притирается, невольно вжимаясь, подчиняясь природному инстинкту. Если бы Юра сейчас прижал грудью к стене и вошёл во всё ещё сокращающееся влагалище, то Аня была бы не в силах противиться, а только с охотой насадилась бы на твёрдый член, позволяя брать себя как какую-то даму лёгкого поведения — прямо в прихожей. Но Юра медлит, позволяя жене оправиться от яркой вспышки и с удовлетворением ловит каждый её рваный вздох. Как же он любил такие моменты, когда она словно пластилин, горячая глина, тает, растекается по рукам сладким мороженым и всё из-за него, из-за его искусного языка, из-за выученных эрогенных зон и чистой любви, которую так старался дарить ей искренне и самозабвенно. До умопомрачения. — Поцелуй, Юра, — всё, на что хватает, прежде чем повернуться в его руках и со всей жадностью, словно путник в пустыне, припасть к губам супруга. Мокро и страстно, тут же касаясь языками, вылизывая в агонии желания и благодарности. Так, что у Юры самого ноги подкашиваются, а она ещё и вниз тянет, почти полностью повиснув на его шее, и ни на секунду не желая отрываться от чуть колючих из-за усов губ и прохладных из-за тонкого колечка пирсинга, которое пронизывало нижнюю. Свёл её с ума в первую неделю после прокола, всё целовал и целовал, позволял играть с ним языком, перекатывая и зализывая маленькую дырочку в плоти. Аня вспоминала какого это — иметь в мужьях панка. Задыхаются, Юра ближе к стенке теснит, рукой уперевшись рядом с её головой и глубже проникая языком, втягивая щëки в таком глубоком засосе, что Аня мычит, укладывая ладони на пояс его брюк и к себе теснее прижимая. Уже хотелось перейти к решительным действиям, насладиться абсолютной близостью, а не этим распаляющим петтингом. И Юра срывается — отпускает жену и не разрывая поцелуй, расстëгивает брюки в острой потребности завладеть ею здесь и сейчас. Мимолётно члена касается, а он уже поднялся к животу, наливаясь кровью до максимума и чуть не пульсируя от напряжения, которое ощущалось даже через тонкую ткань фирменных баксëров. Чувствовал себя железным человеком и точно знал — стоит только войти ему в узкую и напрочь промокшую жену и обкончается как подросток, не совершив и пары фрикций. Такое бывало с ними редко — когда после долгого воздержания секс превращался в сгусток искр и огня, пачкая и сжигая всё вокруг. Соскучились до скрипа, до слëз. — Милый, — судорожный вздох, еле отклеились от обласканных губ, — сделай это, — умоляет, отбрасывая голову к стене, в конец спутав волосы и с придыханием позволяет избавить себя от мешающего сейчас свитера и вышвырнуть его к остальной одежде, бездарно валявшейся на полу. Наконец он дорвался до её тела, до нежной кожи и тонких паутинок вен на ней. Хочется клеймить, оставить меток на каждом миллиметре и спешит оголодавше целовать грудь сквозь тонкий бюстгальтер. Сосочки стоят податливо, выпирают из-за ткани и это зрелище ломает всё внутри так, что пальцы музыканта дрожат как после недельного запоя. — Надо чаще тебе не давать, — Анна улыбается, облизывая губы, глядя как сосёт её грудь через бледно-розовую ткань и крепко сжимает ладонь на второй. Очень уж понравился эффект от долгого воздержания — муж буквально превратился в голодного зверя, готового съесть её от и до, растерзать и подвести к блаженству. Голова кружилась принимать волны возбуждения от каждого его действия. Казалось, ещё чуть-чуть и свалится в обморок от переизбытка чувств. И это будет высшее выражение эмоций. — Ах, ты, — тянет, с оскалом возвращаясь к её губам и рывком закидывает ножку супруги себе за пояс. Невозможно было ждать дальше — они должны соединиться немедленно. Ладонь на её попу, сжимая с тихим стоном ей в рот, и к члену тянется, чтобы освободить его наконец от белья и трахнуть свою самую желанную женщину на свете. Нетерпеливо, с пустой головой и полными сосудами адреналина… Вздохи, её сладкое «Да, Юра», звон пряжки ремня и трель телефона где-то в одежде. Телефона? Они не ослышались? Смотрят друг на друга, замерев на месте и гуляя глазами по лицу напротив. Кровь всё ещё кипела в венах, пульс гулко отдавался в голове и Аня первая мягко отталкивает мужчину: — Ответь, зай, — понимает, что совершенно не справится с разговором и не стесняясь перекладывает ответственность на плечи супруга. У него дрожали руки от потребности в сексе, а у неё от его финала всё тело. И непонятно, что выставляет их более безответственными родителями, но свою распутность они докажут сейчас, если вовсе трубку брать не станут, и такого допустить было никак нельзя. — Ты не предупредила маму? — ладонью по лицу и нервно зачëсывает волосы назад. Как же он ненавидел моменты, когда их прерывали за таким интимным делом. Готов был начать ставить авиарежим на всех гаджетах перед непосредственным соитием, но понимал, что даже за какие-то полчаса могло случиться что угодно и выпадать из мира даже на такой срок позволить себе не мог. Только вот как с тëщей сейчас будет разговаривать тоже в голове совсем не укладывалось, но остудило это знатно — даже жар отступил, оставляя за собой какую-то неприятную пустоту и незавершëнность. Гадкое чувство. — Забыла, Юр, ну давай скорее, — закрывается, натягивая тёплую ткань ниже, в попытке прикрыть то, что минутами ранее было вылизано мужем и мелко шагает в сторону. Совсем не хотелось прерывать необходимую близость, но делать нечего. Все взрослые, ответственные люди. Смотрит как Юра поспешно выуживает её телефон из вороха вещей, в порыве страсти скинутых прочь, и отвечает на звонок хриплым тембром. Какой же всё-таки красивый у неё мужчина… Мышцы, разрисованных чернилами рук, напряжены, волосы спутались и фотогеничной волной обрамляли любимые черты лица. А ещё эти расстëгнутые штаны, в которые сейчас безуспешно старался вернуть стояк, чёткий контур которого не скрывало бельё… Снова хочется в его объятия, быть обездвиженной под уверенным натиском и обласканной с ног до головы, но нужно идти… Сбежать предательски в душ, остудить пыл и вернуться с новыми силами, когда с мамой будет всё улажено и Юра сам остынет как вскипевший чайник. — Нет, мам, мы утром будем, — стоило мужчине услышать голос тёщи, и тут же опьянение после бара и ненасытных поцелуев сняло как рукой, — да, пожалуйста… Понимал, что просить её снова вставать с петухами, чтобы отвести в школу внучку — наглость, но иначе они уже не смогут. Пошли на поводу у эмоций, поддались соблазну и давать попятную поздно. Уже губы болели, Аня кончить успела, номер снят до утра… Нет, они точно не вернутся до рассвета. — Анечка… Она в уборную отошла, не может подойти, — оглядывается и понимает, что так всё и было — жена правда сбежала, оставив его наедине с решением вопроса простого, но очень провокационного: «где они сейчас находятся?», — правда всё хорошо, мам, мы просто друзей встретили и я… Выпили, в общем. Все силы вкладывает в связную речь, слышит прекрасно, что на фоне до сих пор играют мультики, а значит и доченька ещё не спит. Марку следовало держать до последнего, хоть и пришлось опуститься на небольшую тумбу, широко расставив ноги в расстëгрутых джинсах и позволяя волосам падать на лицо так, что глаза невольно закрывались. Усталость накатила слишком резко — даже стояк, каменно держащий позиции от самой машины, начал стремительно опадать. Никакой чёткой теории где они сейчас и почему не едут домой — мозг не подкидывал, но это они уже придумают утром, когда будут с повинной возвращаться домой как нахулиганившие дети, которым глубоко за тридцать. — Конечно не сядем так за руль, мы же в своём уме. Машину Анюта припарковала на платной, — говорит, и сам чуть под нос не чертыхается. Сейчас снова обвинят их в чрезмерной трате денег, вот только знала бы Людмила Афанасьевна в каком номере сейчас зависают её дети — молчаливому возмущению не было бы предела. — Нет, не дорого, — ну вот, чего Юра и боялся. Только вот раз две машины, одну из которых обновили буквально на днях, обслужить способны, значит и на парковку деньги найдутся. К слову, у гостиницы была своя и бесплатная, на заднем дворе, но знать об этом кому-то кроме них двоих тоже не обязательно, — обещаю. Лизоньке привет, целуем её с мамой. Да, приятных снов. Завершает вызов и вздох облегчения сам вырывается из груди. Вроде и взрослые, самостоятельные люди, а всё перед родителями страшатся в плохом свете выступить… И ведь не исключено, что Аня спустя некоторое время расскажет маме, что ни в каком баре они не были, а бесстыже уединялись в отеле за баснословную плату… Но это уже дела их женские, в которые Юра старался не лезть и сил думать об этом сейчас совсем не имел. Единственное, что теперь хотелось — так это раздеться и завалиться спать, сладко обнимая жену и уподобиться парочке пенсионеров, даже не воспользовавшись возможностью тет-а-тета. На это Юра и решается, чуть пошатнувшись поднимаясь, и нетвёрдой походкой направляясь вглубь номера, где уже пару минут журчала вода из ванной комнаты. Наверное, Аня решила кардинально разобраться с влажностью между ног, которой очень поспособствовал супруг, и засесть под душем на полчаса так точно. Обидно, если честно. Юра не этого сейчас хотел. Но плазменный телевизор во всю стену и диван из белой кожи напротив него - изменили мнение. Любимый канал по инерции набирается на пульте, прочь всю одежду до самых трусов и, наконец, положение полулëжа принято. По левую руку от дивана находилось незашторенное панорамное окно, в котором виднелось множество огней любимого города, но Юра уже не смотрел туда, весь свой расфокусированный взор удерживая на занудном документальном фильме об английских королях. И сам не заметил, как перевозбуждëнное сознание мягко уплывает в сон, веки тяжелеют, а пульт выпадает из рук. Снится ему жена — её нежная, чуть влажная после душа кожа, поцелуи пухлых губ на колючих щеках… И Юра готов вечно жить в такой фантазии. В то время как в реальном мире, Аня и правда не сдержалась — вышла из ванны распаренная и чистенькая, даже не стала усложнять всё одеждой, и совершенно развратным образом решила поприставать к спящему мужу, тем самым воплощая его сны в реальность.