Любовь, война и другие катастрофы

В прохладном вечернем воздухе разлит запах свежего кофе, смешивающийся с пряными ароматами перца и корицы. Розмерта ставит на стол высокие резные чашки с аппетитно дымящимся напитком и, изящно подобрав кисти клетчатой шали, присаживается рядом с Бартемиусом – совместный вечерний отдых уже давно стал их маленькой традицией. В "Трех метлах" спокойно, уютно, хозяйка заведения красива и обаятельна, руки у нее золотые, а мастерство безгранично - здесь хочется бывать снова и снова. Даже если не привык отдыхать и испытываешь неясное чувство вины, когда личное время посвящено чему-то кроме работы. Они общаются поздно вечером, когда в «Трех метлах» уже не остается посетителей, и очаровательная барменша может не беспокоиться – никто не узнает о ее прошлом сотрудничестве с Авроратом. Ночной образ жизни давно стал нормой для Розмерты, да и сам Бартемиус нередко засиживается в Министерстве едва ли не до утра. Когда-то, расследуя дело об убийстве маглорожденной волшебницы, мистер Крауч наведался в «Три метлы» в надежде получить зацепку, наводящую на след убийцы. Он лично переговорил с молодой прелестной хозяйкой и составил о ней хорошее мнение. Розмерта оказалась на редкость смышленой и не только не стала уходить от разговора, но и охотно поделилась с главой департамента правопорядка некоторыми подозрениями и догадками. На предложение Крауча о дальнейшем нештатном сотрудничестве Розмерта согласилась, но не сразу – попросила некоторое время на размышления, видимо, желая взвесить все возможные плюсы и минусы такого сотрудничества. Трудно сказать, что ее убедило – аргументы Крауча, что нельзя в такое опасное время оставаться вне политики и преступно изображать нейтралитет, когда рушится мир, или ее собственные доводы, о которых Розмерта не сочла нужным сообщать. Позже Крауч узнал - с похожими предложениями к Розмерте обращался Альбус Дамблдор, и тому она отказала резко и безапелляционно - при его-то красноречии и великом даре уболтать кого угодно! Но Розмерта "кем угодно" не была, и ухватить суть из-за тумана красивых слов умела, а Крауч - не Дамблдор. В конечном итоге она приняла верное решение и, насколько мистер Крауч помнил, ни разу не пожалела об этом. В их совместных делах она проявила смекалку и сообразительность, которой далеко не все сотрудники Министерства обладали. Она умудрялась узнавать ценную информацию, просеивать ненужное и выцеплять важное и, будучи любезна в равной степени со всеми, казалась легкомысленной и аполитичной, а потому и незаметной. Победа над Тем-Кого-Нельзя-Называть стала и ее победой тоже. Недавние слуги Темного Лорда попрятались как мыши по норам, трусливо затаились и отнюдь не горели желанием признавать свою вину и сдаваться в руки правосудия - приходилось их выслеживать, ловить на живца. Вылазки отнимали немало сил и нервов - но главное, основной источник зла уничтожен, а уж обезвредить выживших, но испуганных и потрепанных темных магов - дело техники. Крауч освободил Розмерту от прежних поручений, теперь он посещал ее заведение исключительно чтобы расслабиться, отдохнуть. Во время войны они с Розмертой частенько засиживались в ее заведении за полночь, обильно заливая свежие раны огненной жидкостью. Когда война закончилась, Розмерта уговорила его отказаться от огневиски и сама отказалась. Альтернативой стал вкуснейший на свете кофе с перцем и корицей по фирменному рецепту Розмерты - попробовав его, Бартемиус признал, что это куда лучше держит в тонусе, не оставляя ни тумана в голове, ни мигрени наутро, а еще - что теперь их дружба, не омраченная алкогольным дурманом, стала намного теснее и душевнее. Хогсмидская харчевня стала для Крауча маленькой отдушиной, отвлекающей и от рутины в департаменте, и от несчастья, пришедшего в его собственный дом. Болезнь жены прогрессировала, вместе с угасанием тела слабел и мозг, и Миранда, еще недавно милая, нежная и красивая, все чаще впадала в длительные истерики, успокоить и ослабить которые можно было только мощными усыпляющими заклинаниями и сложными зельями. Забота о жене изматывала не меньше войны с Волдемортом, и Бартемиус не осуждал сына, который ушел из родительского дома едва окончив Хогвартс – не каждый способен постоянно находиться в обществе умалишенного родственника и видеть, как из близкого человека с каждым днем уходит жизнь. А Барти заслуживает лучшего – он еще совсем юн, и его ждет несомненно блестящее будущее, с его-то умом и талантами... Сегодня Розмерта выглядит непередаваемо странной, сама на себя не похожей. Она погружена в себя настолько, что почти не разговаривает, закуривая одну сигарету за другой, хотя на днях сама обмолвилась, что собирается бросить. Бартемиус успел заметить, что в уголках глаз ее блестят слезы, а губы искусаны до крови. Бартемиус замечает, как подавляет она то и дело болезненный вздох, а то вдруг отворачивается, чтобы украдкой вытереть слезы, и как будто порывается что-то сказать. Но – не говорит. - Розмерта, - как только их взгляды соприкасаются, она отводит свой. Бартемиус берет в свою руку ее ладонь и ощущает мелкую дрожь. Ее рука как ледышка, и Бартемиус подносит ее к губам, нежно целует каждый пальчик, согревая своим дыханием. Он догадывается о том, что ее гложет, хотя Розмерта ни разу в этом не признавалась. Но перехваченные им пылкие взгляды, которые украдкой бросала на него подруга, были красноречивее любых слов, а та нежность, с которой Розмерта в опасные времена просила его поберечь себя, никак не вписывалась в рамки деловых отношений. - Как Миранда? – по привычке спрашивает Розмерта. Она никогда не желала Миранде смерти, но сейчас мысли ее далеко, а вопрос звучит неискренне, вымученно и надуманно. Как неловкая попытка поддержать беседу. Он не отвечает, просчитывая в своем уме возможные пути сгладить сложившееся непонимание между ними и разрулить ситуацию, не причинив ей боли. И попутно анализирует собственные чувства к ней - если такая мутная вещь вообще поддается анализу. - Понятно, - вздыхает Розмерта. Она принимает его молчание за нежелание говорить о Миранде, которая, должно быть, совсем плоха. И, собственно, так оно и есть. - А... твой сын? Как он? – Ее голос почти срывается. - Не знаю, - отвечает он. – Но надеюсь, у него все хорошо. Через год он уже умнее меня станет. У Крауча нет повода беспокоиться за сына. За Миранду – да, несомненно. За запутавшуюся в своих чувствах Розмерту. За магическое сообщество. За Министерство, где все большую популярность приобретает политика невмешательства и нейтралитета, которое по сути своей не что иное, как потворство беспорядку и произволу. Но не за Барти. - И далеко пойдет? Станет министром магии? Крауч подавляет усмешку. - Министром магии? Не думаю, что он испытывает желание руководить и устанавливать свои порядки. Барти другой. Это слишком мелко для него. Не удивлюсь, если он мечтает стать вторым Мерлином. - Мерлином... Или... Розмерта беспокойно вертит в руках свою палочку. Не знает, как продолжить разговор? В кои-то веки ее непринужденная веселость, спокойствие и настроенность на позитив ей изменили, а привычная милая улыбка погасла. А разрешать ситуацию предстоит ему, и это вам, Бартемиус Крауч, не темных магов Круциатусом пытать. Не только за правопорядок он теперь отвечает, но и за душевный комфорт этой милой девушки тоже. Бартемиус допивает кофе, и последние глотки остывшей жидкости кажутся ему совсем безвкусными. - Может, чего-нибудь покрепче? - вопреки обыкновению предлагает Розмерта. - Нет, - возражает Бартемиус. - С этим покончено. А почему ты предлагаешь? - спрашивает он. - У тебя какие-то проблемы, которые ты не можешь решить? - У меня - нет, - быстро отвечает она, но звучит это крайне неубедительно, а уж что-что, а распознавать ложь он умеет, даже не прибегая к легилеменции. Розмерта кладет палочку на стол. Когда-то она говорила, из чего сделана ее палочка. Орешник и волос единорога. Ореховые палочки верны своим хозяевам как никакие другие… - Почему ты решила спросить о Барти? - Не знаю, - отвечает Розмерта, беспокойно прикусив золотистую прядь. – Мне кажется, ты плохо знаешь своего сына. Совсем плохо. Откуда это ощущение, что сегодня что-то идет не так? - Проводишь меня? Я устала, Барти, я просто очень устала... Он распахивает перед ней дубовую дверь - после натопленной уютной таверны ворвавшийся поток холодного декабрьского воздуха как ледяной душ. Снега нет, но сыро, пасмурно и зябко. Розмерта останавливается совсем близко от него, почти прислонившись лицом к его плечу. Ее рот приоткрыт, дыхание тяжелое, неровное, сбивающееся, широко распахнутые глаза смотрят на него с беспредельным отчаянием. Внутри нее все обострено, чувства дошли до края и выбор, надо признаться, неутешителен. Этот узел затянут слишком крепко, его можно только разрубить, не развязать, и всем им - Розмерте, Миранде, и ему тоже - будет больно. Больно в любом случае. А Розмерте - больнее всех. Если он еще как-то сумеет справиться с собой, стиснув зубы и уйдя с головой в работу, то для нее все гораздо сложнее. Его ладони смыкаются у нее за спиной, и Бартемиус наклоняется к девушке, коснувшись ее мягких волос. Она едва уловимо вздрагивает, и подавшись к нему всем телом, обхватывает руками его плечи и прижимается к нему так, что Бартемиус явстенно различает биение ее сердца. - Все будет хорошо, - негромко говорит он, понимая, что Розмерта медленно успокаивается. И сам в это не верит - хорошо уже не будет. Никогда. Для других – возможно. Для сына - бесспорно. Но не для Розмерты и не для него. Да и Миранду уже вряд ли ждет что-то хорошее, - она, бедняжка, настолько безумна, что даже успехи Барти по достоинству не оценит, хотя и любит сына всем сердцем. Розмерта не отвечает, а ее влекущие приоткрытые губы находятся совсем близко, и Бартемиус невольно поддается их обоюдному желанию и целует ее, не слишком навязчиво, но вкладывая в свой поцелуй всю нежность, на которую он в принципе способен. Это, кажется, единственно возможный и безболезненный способ завершить этот неудачный вечер, учитывая текущее состояние дел. *** Последующий день словно застывает во времени. Розмерта пристально вглядывается в каждого посетителя, пытаясь уловить оттенки беспокойства, страха, старается разговорить едва ли не каждого – есть ли новости, хорошие ли, дурные ли. Тот-Кого-Нельзя-Называть мертв, какие еще новости, недоумевает очередная посетительница, и Розмерта роняет из дрожащих рук чашку с кофе для клиента, и звон фарфоровых черепков впивается ей в мозг острием ножа. Прибежавшая на шум помощница обнимает хозяйку, пытаясь успокоить, говорит, что это все мелочи. - Я знаю, Кайли, - отвечает Розмерта. – Я просто плохо себя чувствую – поссорилась вчера с… с одним человеком. Ложь, конечно, но как бы их отношения с Барти, если это можно назвать отношениями, не закончились именно так. - Я, пожалуй, пойду домой. Подменишь меня, Кайли? Кайли соглашается и, аппарировав из «Трех метел», Розмерта, конечно же, не идет домой, а бесцельно бродит по Хогсмиду, не зная, что делать и куда идти. Остановившись возле «Кабаньей головы», она понимает, что ей просто необходимо войти внутрь: Аберфорт – единственный человек, от которого у нее никогда не было тайн, он поймет ее и подскажет ей выход… Мистер Крауч нашел вчера другую причину ее смятению - думал, страсть неразделенная замучила. В кои-то веки проницательный аврор ошибся - хотя, что скрывать, любит она его уже довольно давно. Но на взаимность она никогда особенно не рассчитывала – слишком велика пропасть, которая их разделяет, и характер его тоже очень непрост. Конечно, мы не выбираем, кого любить, и чувства одним взмахом волшебной палочки не погасишь, да и стоит ли пытаться что-то с этим делать? Ведь в жизни и без любви немало как хорошего, так и дурного, а пустые терзания из-за того, с чем мы ничего не сможем сделать, только усугубляют ситуацию. Еще совсем недавно она помогала ему по мере своих возможностей выслеживать пожирателей, и Аберфорта в это дело вовлекла. Она приносила мистеру Краучу пользу и отчасти смягчала этим ту горечь, которая поселилась в ее сердце из-за невозможности быть с ним... - Здравствуй, моя девочка, - заметив Розмерту на пороге, Аберфорт аппарирует к ней и обнимает ее так, как, наверное, обнял бы свою дочь. А может, он в самом деле ее отец, только не признается? Эта мысль все чаще приходит ей в голову. - Заходи, дорогая. Она входит в таверну. Грязно, неуютно, и почему хозяину не приходит в голову навести порядок. Розмерта и сама была бы рада помочь, но нет ни времени, ни сил. В полумраке она успевает заметить возле стойки аврора Эммелину Вэнс, эта девушка бывала и в «Трех метлах», она работает с мистером Краучем и, кажется, тоже в него тайно влюблена. Эммелина мрачна, на лице ее ужас и отчаяние, в руках бокал с огневиски. Кажется, далеко не первый. - Эми, - Розмерта негромко окликает ее. Вэнс оборачивается. - Выпьешь со мной, Рози? – ее голос охрипший и бесцветный. Эммелина берет со стойки второй бокал и, очистив его от годами скопившейся грязи, наполняет коричневой жидкостью и протягивает Розмерте. Розмерта не отказывается, объясняя, что покончила с этим - она молча принимает бокал и с забытым наслаждением подносит к губам. Огневиски обжигающей струей льется в горло. Несколько глотков достаточно, чтобы на время притупить боль. А все проклятая нерешительность, боязнь не быть услышанной, из-за которой она вчера так и не сказала Барти правду... - Ты уже знаешь? – Эммелина неотрывно смотрит на Розмерту, потом, закурив сигарету, глубоко затягивается и выдыхает дым в потолок. - Знаю – что? – Розмерта тоже берет сигарету похолодевшими пальцами, но не справляется с простейшим заклинанием. - Лонгботтомы, - достав свою палочку, Эммелина помогает Розмерте прикурить. - Убиты? Кто это сделал? – Розмерта едва ли не кричит. Аберфорт с укоризной смотрит на Розмерту – он знает все. Знает, что она знала. И не сделала ничего, чтобы отвести беду. Не в силах была сказать Барти страшную правду – правду, которой он бы все равно не поверил. Но ведь существуют обходные пути – только теперь Розмерта понимает, что могла бы действовать более тонко, не называя главных участников. Или – произнести роковое имя в другом контексте. - Ты не поверишь, - Эммелина едва ли не захлебывается огневиски, сделав неловкий глоток. Правда слетает с ее губ как приговор. – Для мистера Крауча это конец карьеры… не говоря уже о другом. О более личном. Откуда это ощущение собственной причастности? Будто бы она сама наводила палочку на Лонгботтомов, произнося непростительные заклинания. Розмерта не в силах больше выносить присутствие Аберфорта, его взгляд. Ей хочется перевести стрелки на него, обвинить в молчании его, он ведь тоже знал, но почему-то предпочел действовать через нее. Ищи - не ищи виновного, а Лонгботтомам уже все равно. И даже если она напьется до зеленых чертей, проблему это не решит. Будет только хуже… - Я знала, - произносит она наконец. – Знала, что Барти имеет к этому отношение. - Барти? Ты с ним знакома? – удивляется Эммелина. - С отцом знакома. С сыном – нет, - Розмерта переводит взгляд с Эммелины на Аберфорта и обратно. – Вчера узнала по своим каналам, но озвучить не смогла. Виновные арестованы? - Схвачены на месте преступления. Суд завтра. Но Алисе и Фрэнку уже не помочь, - Эммелина закуривает новую сигарету. – Живы, но… похоже, их замучили до полной потери рассудка. И сын мистера Крауча тот еще подонок. У него Метку обнаружили… *** Розмерта предчувствовала – Бартемиус Крауч непременно появится сегодня вечером в «Трех метлах», и потому вернуться к работе для нее лучшее решение, чем предаваться тоске и жалости к себе у Аберфорта, глуша боль выпивкой сомнительного качества. И предчувствие не обманывает ее. Барти действительно приходит к ней – по обыкновению, поздно вечером, когда посетители разойдутся. Случившееся не прошло для главы аврората бесследно – он выглядит крайне уставшим, вымотанным и истощеннным, трагедия с Лонгботтомами, казалось, опустошила его, выжгла в нем все эмоции подчистую, под глазами залегли тени. Ни гнева, ни решимости, ни ненависти к врагам – только безнадежная усталость. Словно постарел за сутки. Розмерте огромных усилий стоит посмотреть ему в лицо. - Я виновата, - сухо и почти бесстрастно произносит она. – Ни тебе, ни им уже не будет легче оттого, что я признаюсь, но молчать я не могу. Розмерта смотрит на него с нежностью и сочувствием, с трудом сдерживая свой порыв дотронуться до него, обнять, разделить то невыносимое, что он чувствует сейчас, принять на себя хотя бы малую толику его горя. - Я уже ничего не могу для тебя сделать, могу только предложить выпить, - с болью замечает она. - Лучше не надо, - его голос звучит будто из бездны. – Забвение на несколько часов, а потом что?.. Та же боль, тот же кошмар. Потерял сына, потерял друзей… работу, скорее всего тоже. И что дальше?.. Что дальше, я тебя спрашиваю?.. Ее пугает непроницаемый холод в темных глазах, приводит в отчаяние ледяное равнодушие. Розмерта осторожно берет в свои руки похолодевшую руку Барти и неспешными движениями гладит тыльную сторону. - А ты бы мне поверил? – она в отчаянии цепляется за свой последний аргумент. – Мне, а не собственному сыну?.. Я сама не знала, стоит ли этому верить… в конце концов, Аберфорт мог и ошибиться. Я сама не верила… убеждала себя – Барти не может. Впрочем, нужны ли оправдания? Если бездействие – тоже соучастие, как он не раз ей говорил, то – да, она виновна. - Миранда знает? Он холодно кивает. - Она в отчаянии. Плакала, умоляла спасти его. Но это невозможно. С трудом успокоил ее. - Успокоил так же, как и меня вчера? Всего один поцелуй, а она уже ревнует… - Нет, этим ей было не помочь. Усыпляющие чары надежнее. Розмерта чувствует, как ее словно сковывает железный обруч, а к горлу подступает ком. Крауч говорит с ней мало, словно вымучивая каждое слово, и его безысходность пугает. У нее нет слов, чтобы его успокоить. Разум упорно молчит - ни единой мысли, ни одного довода. - Откуда он мог знать Лестрейнджа?.. – недоумевает Розмерта. – Вряд ли ваши семьи общались… - Зато он прекрасно знал Августа Руквуда, стажировался у него, готовился поступать на работу в Отдел Тайн… Барти восхищался им – Руквуд гений, говорил он. Не спорю… действительно гениально перетянул мальчишку на темную сторону, будь он проклят! Проклят – кто? Руквуд или сын Крауча? Или оба?.. - У Лонгботтомов сын остался, мальчику всего год… - Зачем Барти это говорит? Хочет пристыдить ее, чтобы она ненавидела себя еще сильнее? - Бездействие – тоже соучастие, - холодно произносит Розмерта. – А если так, я готова ответить за то, что сделала. Вернее, чего не сделала… Бартемиус зачем-то достает волшебную палочку и наводит на нее. Хочет наложить заклятие? Не в силах больше выдерживать гнетущее напряжение, Розмерта роняет голову на руки и заходится в глухих рыданиях. Волна боли так захлестывает ее, что она почти проваливается в забытье, и приходит в себя в его уверенных, крепких объятиях, сквозь потустороннюю пелену осознавая, что мечтала об этом с их первой встречи и отказываясь поверить собственным ощущениям. Сквозь полусон она шепчет какую-то бессвязную глупость. Барти притягивает ее к себе, осторожно и в то же время твердо и уверенно дотрагивается губами до ее губ и размыкает их поцелуем. Его губы сухие и теплые. Она целует его сильно и страстно, жадно, нетерпеливо, до потери дыхания, с неописуемой нежностью проводит подушечками пальцев по его щеке, наслаждаясь каждым прикосновением, ощущая его каждой частичкой своего тела. Его пальцы перебирают ее растрепавшиеся волосы, а теплое дыхание до одури приятно щекочет лицо. Барти целует ее шею, слегка прикусив кожу, и вскоре Розмерта замечает, что тело ее начинает отзываться на его ласки, и все это слишком реально и осязаемо, чтобы быть иллюзией. Ее сердце колотится в бешеном ритме, когда, чуть ослабив объятия, Барти ищет шнуровку на ее платье. Розмерта проваливается в бездну собственных ощущений, растворяясь в них. - Расслабься, - шепчет он, лаская ее грудь, скользя по ней языком, прикусывая сосок. Но Розмерта и так чувствует себя почти невесомой, переполненная чувствами к возлюбленному. И никакой легилеменции не нужно, чтобы понять ее и предугадать ее желания, ведь и она ему тоже нужна - не меньше, нет. Она судорожно выдыхает, когда Бартемиус, наконец, укладывает ее на стол и отрывистым, мощным движением входит в нее. *** Она улыбается и целует его так, как может целовать только искренне любящая женщина. Заклятие забвения сработало, из ее памяти ушло все связанное с трагедией Лонгботтомов. Ее память подчищена, Розмерту больше не будет мучить чувство вины. Вэнс и Аберфорта Бартемиус возьмет на себя – он сумеет с ними договориться. Теперь Розмерта будет помнить только то, что случилось после - то, что связало их сильнее, чем Непреложный Обет. У него больше нет оснований за нее беспокоиться, с облегчением замечает Крауч, обнимая Розмерту, и целует ложбинку между ее грудей. Когда-нибудь он расскажет ей о Лонгботтомах. Расскажет о проделках Барти, о его обмане, о том, как он с шестого курса водил за нос родного отца, как был одним из тех, с кем Крауч и его мракоборцы безжалостно боролись. Когда-нибудь, утратив честь и дело всей жизни, Бартемиус придет к ней, ища успокоения в объятиях любимой – и ее любовь поможет ему снова обрести веру. Но это будет позже. А сейчас она счастлива. Настолько счастлива, что не в силах произнести ни слова – чтобы не расплескать то заветное и драгоценное, что с этой минуты стало их достоянием. Их общей тайной. Счастлив и он. Насколько это возможно с его нынешними проблемами.