Любовь, война и другие катастрофы

Уже не в первый раз видел Барти в Омуте Памяти этот дом... ...Сдержанное, строгое, без броских излишеств, оформление зала для приема гостей указывает на то, что хозяева — люди состоятельные, но свое богатство напоказ не выставляют. Этот дом сильно отличается и от родового особняка Краучей, последние несколько лет кажущегося чужим, заброшенным и запустевшим — хозяин больше времени проводит в Министерстве, чем дома, а его супруге, с тех пор, как обострилась ее болезнь, не до отделки имения. С роскошными и помпезными домами других чистокровных семейств, склонных к бьющей в глаза показной роскоши, тоже ничего общего. В этом доме царит подчеркнутая пуристичность и даже официоз. Стройная молодая волшебница в длинном платье из темно-красной узорной ткани — со спины можно различить только нежно струящиеся волны темно-рыжих волос — подходит к солидной пожилой даме, должно быть хозяйке, и что-то негромко ей говорит. Та доброжелательно улыбается в ответ. — Моя дорогая Миранда, ты сегодня прекрасно выглядишь! И этот огонек в глазах... и мне кажется, я догадываюсь о причине! Кстати, почему я не вижу твоего супруга рядом с тобой? — Я слышала, вы с ним неплохо сработались, миссис Багнолд, — замечает Миранда и осматривается, ища взглядом своего благоверного. — Он неисправим... Даже на вашем дне рождения спорит с Министром об им одним ведомых внутренних врагах... Барти может смотреть в ее глаза, совершенно не опасаясь, что Миранда или ее муж сочтут его поведение неподобающим. Герои воспоминания никогда не увидят того, кто проник в Омут Памяти. Миранда его и не видит. Ее взгляд направлен в сторону Барти, но не на него, а совсем даже сквозь него, словно это они — видения прошлого — осязаемы и реальны, а реальный, живой Барти — призрачная, бестелесная иллюзия. Иллюзия по имени Миранда... Ее не существует, уже не существует. Здесь — лишь тень ее. Отблески свечей в тяжелой медной короне ее волос, ее улыбка, то искрящаяся радостью, то задумчивая, и обращенная кому угодно, только не ему... Ничего этого нет. Самой Миранды — тоже. Отца он узнает сразу. Высокий джентльмен в безупречно чистой и тщательно выглаженной темной мантии подходит к Миранде и приобнимает ее за плечи. Более вольных жестов в присутствии коллег ему не позволяет воспитание, но и от этого нехитрого проявления внимания лицо Миранды заливает нежный румянец, а лицо озаряется чарующей улыбкой. — Миранда, дорогая... — Бартемиус, ты забыл, что находишься не на работе, — вмешивается Багнолд. Тон ее тверд и возражений не терпит. Благодаря своему авторитету и профессиональной компетентности эта дама — одна из немногих, к чьему мнению Бартемиус Крауч действительно прислушивается. — Оставить красавицу жену в обществе скучной старухи ради Министра Магии — это ли не преступление? — Я знаю, что я не на работе, — мрачно и холодно отвечает отец. — Но другого шанса переговорить с Министром напрямую, без посредничества третьих лиц, может и не представиться. Министр видит угрозу магическому сообществу отнюдь не там, где следует, и я настоятельно советую ему обратить внимание на настроения многих чистокровных семей. — Что я слышу от чистокровного волшебника, избравшего в супруги такую же чистокровную! — Багнолд явно не настроена на обсуждение актуальных политических проблем. — Семейство Краучей консервативно, но предрассудкам о чистоте крови не подвержено. Семейство Макмилланов тоже. В отличие от многих других. Видеть отца лет на двадцать моложе — непривычно и... неприятно. Из-за своего высокого положения и авторитета в магическом сообществе отец невольно обрек его на малоприятную участь «сына знаменитости», который и для помнивших Барти-старшего преподавателей, и для друзей семьи всегда будет оставаться «сыном Крауча» и только, пусть даже сын намного умнее и талантливее отца. Это хуже, намного хуже, чем если бы он происходил из ничем не примечательного семейства маглов. Маглорожденные, во всяком случае, добиваются успеха сами, а не благодаря ореолу славы великих волшебников, носящих ту же фамилию. А теперь он вынужден мириться еще и с тем, что его пожизненный соперник обладал этой прекрасной женщиной, игривой, непринужденной, немного легкомысленной, непередаваемо счастливой и ослепительно яркой, доброй половиной своего очарования обязанной... снова ему. И та Миранда, явившаяся ему в видениях прошлого, давно исчезла... Она никогда не увидит его, он же может увидеть ее во всем великолепии только в разрозненных отцовских воспоминаниях. А Миранда нынешняя никогда не узнает, что сын видел ее такой, не узнает, что он чувствовал, глядя на нее... *** ...Барти резко вынырнул из воспоминания, должно быть, оставленного отцом, чтобы сохранить в памяти образ тогдашней Миранды. Красивой, нежной, еще не тронутой болезнью и не повредившейся умом. Чужие воспоминания всколыхнули в нем то, что, казалось, не было свойственно его пылкой, неугомонной, ищущей не столько привязанностей, сколько славы и новых открытий натуре, но оставили в нем и странное чувства стыда и неловкости — как будто он стал свидетелем чего-то глубоко личного, запретного, недозволенного, проник туда, куда не следовало. Слава Мерлину, что в кабинете отца ему не попались более откровенные куски прошлого... Барти уже доводилось слышать, что Бартемиус Крауч и Миранда Макмиллан были нежно привязаны друг к другу еще со школы, что Миранда проводила гораздо больше времени в гостиной Рейвенкло, нежели в своей, что она упорно игнорировала знаки внимания, оказываемые ей тогда еще молодым Корнелиусом Фаджем из отдела ликвидации случайного волшебства... *** Когда миссис Крауч более или менее сносно себя чувствовала, она предпочитала проводить время в теплицах, ухаживая за магическими растениями — травология всегда была ее страстью, и именно она стала причиной тяжелой болезни. Возможно, Миранда не заметила первых признаков болезни или не придала им значения. Но из-за того, что ее болезнь не выявили вовремя, ее судьба была предрешена, и колдомедицина могла только отсрочить ее кончину... Разумеется, все растения, содержащие яд и представляющие опасность для больной, были предусмотрительно изъяты из теплицы. — Барти? — Миссис Крауч не привыкла к тому, чтобы муж и сын приходили к ней в теплицу и отвлекали ее от любимого занятия. Сейчас она уставилась остекленевшим взглядом на сына, искренне недоумевая, что же привело его сюда. — Почему вы решили назвать меня именем отца? — Вопрос, по всей вероятности неуместный, вырвался сам собой. Барти не смотрел на нее, зная, что не увидит ничего, даже отдаленно напоминающего ему ту утонченную блестящую красавицу из воспоминания. Погасший взгляд, темные круги под глазами. Сейчас перед ним находилась истощенная и ослабевшая женщина, чью красоту сожрала болезнь. Но, в отличие от юной Миранды Макмиллан, нынешняя миссис Крауч не была призраком прошлого и еще не настолько тронулась умом, чтобы не узнавать родного сына. — Мне так захотелось, милый. — Трудно было ожидать от миссис Крауч более вразумительного ответа. Она всегда была ветреной и поверхностной, и отец много раз отмечал, что даже до болезни его супруга упорно игнорировала то, что творится в мире, предпочитая видеть в нем не сражавшегося с силами зла аврора, а отличника с Рейвенкло, который некогда помогал не слишком умной, но доброй и обаятельной девочке с Хаффлпаффа с домашними заданиями. И, заметив, что ее ответ не удовлетворяет сына, прибавила: — Захотелось, чтобы у вас двоих — тех, кого я люблю больше всего на свете, было одно имя... Лучше бы она этого не говорила! Одно имя, одна судьба... «Достойный сын своего отца», «умнее, чем отец» — когда он в первый раз услышал нечто подобное, то принял решение творить свою судьбу самостоятельно. И получить то, чего он заслуживает, при помощи своих знаний и способностей, а не громкого имени. Он нашел свой путь уже давно — и это был его путь и его выбор.