Любовь, война и другие катастрофы

Рождество — семейный праздник, и Розмерта перестала любить его с тех пор, как из ее жизни навсегда ушло понятие семьи. Волшебную ночь она проводит в «Трех метлах», крутясь в привычной суете, разнося напитки и угощая посетителей новыми и вкусными лакомствами. Перед восходом заветной звезды Розмерта аппарирует в мансарду под самой крышей. Из ее окон прекрасно видно звездное небо, видна волшебная звезда, и, глядя на нее, хорошо загадывать желание. А желание последние несколько лет оставалось неизменным — пусть кончится война и перестанут погибать люди. И пусть ее Бартемиус вернется к мирной жизни. Если таковая вообще возможна для аврора. Войны больше нет, вот уже два месяца как нет. Хогсмид постепенно входит в привычное русло, залечивая нанесенные темными выродками раны. Эти зимние праздники станут первыми настоящими, лишенными горького привкуса смерти. Пушистые снежные хлопья оседают на остроконечных крышах, окутывают виднеющиеся из окна мансарды далекие вересковые холмы похожим на белый мех покрывалом. Розмерта любит смотреть в зимнюю ночь сверху, это совсем не то, что гулять по городу, хрустя свежевыпавшим снегом и стряхивая с волос назойливые снежинки. Впрочем, и это ей тоже нравится. Но прогулка в праздничную ночь в одиночестве не очень-то радует, а любимый наверняка сидит где-то в засаде с отрядом, выслеживает какого-то темного мага… Для Барти война еще не закончилась, а закончится, когда будет пойман и осужден последний Пожиратель. Тяжело, грустно и страшно — Пожиратели тоже не сдаются без боя, и Авада у них универсальный ответ на все вопросы… Но Розмерта знает: Бартемиус Крауч — один из сильнейших боевых магов Британии. К тому же… если бы с ним что-то случилось, она бы это почувствовала. Подолгу засиживаться в мансарде не стоит — можно и замерзнуть, несмотря на расстеленные на полу теплые бараньи шкуры и шерстяной плед, в который кутается Розмерта. Да и посетителей сегодня много — помощница не справится одна. Спустившись в уютное и натопленное помещение таверны, Розмерта словно преображается — хлопотливая деловитость приходит на смену легкой грусти, а Меган с оживленными криками хватает подругу за рукав и увлекает в дальний угол зала, не слишком хорошо освещенный и потому любимый романтичными парочками. — В чем дело? — недоумевает Розмерта. — К тебе гость, Рози, — Меган прищуривается и весьма красноречиво смотрит на хозяйку. — Да-да, именно к тебе… и ты не поверишь, кто это. Ее бросает в жар. Неужели… Да, это он. Ее Бартемиус. Небрежно пристроив на спинку стула маггловскую кожаную куртку — он имеет право пренебрегать министерским дресс-кодом в пользу удобств — он выходит из полумрака навстречу ей. Ушлая Меган успевает исчезнуть прежде, чем Розмерта, метнувшись к нему, виснет на шее у любимого, целует его, не заморачиваясь на посторонних, которые могут это увидеть, и замирает, словно желая замедлить бег времени и погрузиться в собственные ощущения — полностью, безраздельно. Какое-то время он не произносит ни слова, только задумчиво держит в ладонях ее лицо и неотрывно смотрит на нее. Когда она рядом — строгий и мрачный начальник департамента правопорядка словно оттаивает, забывая на короткое время о непрерывной борьбе, которую он ведет в закоулках Лютного, в зале суда и офисах Министерства. Рядом с ней он чувствует себя живым, Розмерта помогает ему не потерять себя, не разучиться любить и чувствовать, не позволить Тьме овладеть его душой. И позволяет забыться — сейчас, после того, как они с Фрэнком Лонгботтомом схватили трех матерых Пожирателей — Рудольфуса Лестрейнджа с братом и женой, ему просто необходимо забыться. И ощутить мягкую податливость ее тела, вкус ее поцелуев… Жарко, трудно дышать. То ли от духоты помещения и беспрестанно полыхающего пламени камина, то ли от его присутствия, и Розмерта то и дело прерывает поцелуи, чтобы перевести дыхание, и Барти это замечает. — Ты в порядке? — интересуется он, слегка массируя ее виски. — Все хорошо, — выдыхает она. — Просто… я очень хотела тебя увидеть. Именно сегодня, именно сейчас. Но даже не надеялась. А сейчас… поверь, милый, я чувствую себя лучше, чем когда-либо. Даже слишком хорошо. — Пойдем наверх, — предлагает она. Да, и в самом деле, негоже целоваться на глазах у посторонних, особенно учитывая, что Бартемиус Крауч женат и имеет безупречную репутацию, а его сын, лучший выпускник Хогвартса, недавно устроился на работу в Отдел Тайн. * * * Зимними ночами в мансарде по ночам холодно и зябко, и Бартемиус всегда ставит согревающие чары, действия которых должно хватить надолго. Они сливаются в объятиях, забыв обо всем, сметая своими ласками все тревоги и заботы минувшего дня, а то и всей жизни. Горячие губы Розмерты блуждают по его телу, прижимаясь к оставленным темными магами следам шрамов, задерживаясь на груди, и на миг Розмерта замирает, прикрыв глаза и прислушиваясь к биению его, а может, и собственного сердца. Ее тонкие пальцы, пахнущие розмариновым маслом, до легкой приятной боли сжимают его сосок — Бартемиус любит это ощущения и аромат розмарина, он остается с ним даже когда Розмерты нет рядом. Кожа словно воспламеняется от ее прикосновений, и пульсация в паху становится еще более ощутимой. Розмерта усиливает напряжение, приникнув ртом к его мужскому естеству и игриво лаская его влажным языком. Это сводит его с ума, заставляет терять контроль над собой и побуждает к более решительным действиям… Резким рывком приподняв Розмерту, он притягивает ее к себе и, резко развернувшись, укладывает на спину. Розмерта возбуждена, ее лицо раскраснелось,а губы припухли от поцелуев — похоже, и ей самой по нраву такая смена ролей. Всем телом опустившись на Розмерту, он приникает к ее губам, влажным и зовущим, ее напряженные соски прижаты к его груди, а мягкие волосы на лобке возбуждающе щекочут. Барти разводит бедра девушки и медленно погружается в нее, не переставая осыпать короткими поцелуями ее лицо… …Она расслабилась и даже слегка вздремнула у него на плече. Ее глаза прикрыты, темные ресницы едва уловимо подрагивают, словно крылья ночного мотылька. Бартемиус осторожно укладывает ее на пахнущую дикими травами подушку и аппарирует к небольшому столику, где в невиданном для педантичного министерского работника беспорядке навалены его вещи. В свете луны поблескивает золотая цепочка. Бартемиус тянет за нее и осторожно извлекает из хаоса небольшую круглую вещицу. У некоторых сотрудников Министерства есть привилегия воспользоваться маховиком времени по собственному усмотрению и в своих интересах, но осторожно — последствия могут быть необратимыми. Он не смог бы вернуть погибших друзей — Эдгара, Марлин, Доркас — маховик не воскресит умершего, но он может изменить какую-нибудь мелочь. Или подарить дополнительное время — чтобы посвятить его любимой. Его сын пользовался Маховиком в школе — Барти был жаден до новых знаний, горел желанием освоить все предметы, которые преподавали в Хогвартсе. Ему это и удалось… Тем временем Розмерта вздрагивает и, стряхнув оцепенение, садится на постели, обхватив колени руками. Несколько мгновений она широко раскрытыми глазами смотрит в сторону Бартемиуса, затем подбегает к нему, путаясь в длинном ворсе ковра. — Не уходи прямо сейчас, — жарко шепчет она, обхватывая руками его плечи, прижимается обнаженной грудью к его спине, целует в шею. Разгоряченная и невероятно соблазнительная. — Останься, я хочу быть с тобой. Я хочу тебя… Он опускает Маховик на стол — казалось, Розмерта даже ничего не заметила. — Я не ухожу, — произносит Бартемиус, возвращая Розмерте ее поцелуи. В самом деле, время у него еще есть, еще пара часов. — Просто искал сигареты. Курить будешь? — Он протягивает Розмерте пачку. Она кивает, и Бартемиус, достав сигарету и вложив ее в приоткрытые губы девушки, поджигает палочку, затем прикуривает сам. Розмерта снова приникает к нему, и, затянувшись, Барти отводит руку с сигаретой в сторону, дабы не подпалить ее волосы. — Постой, — она внезапно отстраняется. — Я только пепельницу поищу. Какое-то время она шарит по столу, пытаясь отыскать пепельницу, наконец, находит и берет в руки, успевая неловким движением сбросить что-то на пол. Звон осколков разносится по мансарде, жалобный и слишком слышный и ощутимый для такого крошечного предмета. Бартемиус поспешно аппарирует туда, откуда слышался звон. Осколки маховика сверкают на полу, ловя лунные лучи, а из разбитого сосуда тонкой струйкой вытекает магический песок… Розмерта без чувств, словно оглушенная неведомым заклятием, лежит на полу, а в его сознание начинают вторгаться странные, точно потусторонние, видения и звуки. Голос сына — да, точно. После ареста Лестрейнджей Барти навестил отца в Министерстве, поздравил с наступающим Рождеством и вернулся снова в свой Отдел Тайн, чтобы погрузиться в неведомое... И, кажется, голос Алисы Лонгботтом… она же ждет Фрэнка дома, это верно. А осколки разбитого маховика все звенят, и Бартемиус словно начинает погружаться в неизвестность. Слова, голоса — и рвущий душу на части, леденящий крик. Это кричит Алиса. Страшно кричит. В ее крике — отчаяние, боль, безумие. Розмерта приходит себя и, напуганная и ошарашенная, не понимает, что происходит. В полузабытьи она снова льнет к Барти, пытается его удержать… должно быть, она не слышит то, что слышит он. — Алиса кричала, — коротко поясняет он, убирая ее руки со своих плеч. — Ей плохо, она в опасности. Зовет на помощь. На его лбу выступила холодная испарина. Поспешно одевшись, Бартемиус коротко целует Розмерту в губы, словно пытается загладить неведомую вину перед ней, хотя маховик-то она разбила, не он. — Береги себя, — она едва ли не захлебывается от слез и внезапно накатившего страха. Затем почти без сил садится на пол, прижавшись щекой к стене и уставившись невидящим взором в одну точку. * * * В последнее время Алиса не ходит в рейды вместе с мужем — у нее годовалый малыш, и она решила временно воздержаться от аврорской деятельности, подождать, пока Невилл подрастет и его можно будет оставлять с бабушкой. Бартемиус уверен — Алису стоит искать дома, и именно к Лонгботтомам домой он и аппарирует. Он находит Алису и Фрэнка лежащими на полу без малейших признаков жизни, словно в странной коме. Фрэнк молчит, а Алиса наоборот, кричит не переставая — не умолкает она и когда Бартемиус несет ее на руках в противоположный угол комнаты и усаживает в мягкое кресло. Она вообще не понимает, что происходит, она не узнает начальника и наверняка не узнала бы сейчас ни мужа, ни сына. Зеленая вспышка — Барти едва успевает прикрыть бесчувственную Алису и увернуться сам. Из темноты выступает темная фигура в капюшоне, затем другая, третья… Бартемиус понимает, что одному ему с троими не справиться, а теперь он еще и за Фрэнка с Алисой отвечает. С конца его палочки срывается огненный ворон, затем второй — это быстрее, чем патронус, и не требует позитивных эмоций. Вороны мчатся — один к Аластору Грюму, другой к Гавейну Робардсу, а вскоре появляются и они сами. Кипит сражение. Одна за другой проносятся Авады, но ни одна из них — ни аврорская, ни вражеская — не достигает цели. Барти успевает окружить бесчувственных хозяев дома магическими щитами, и сейчас все заклятия от них отскакивают. Пожирателей уже четверо, и они бьются не на жизнь, а на смерть, однако сильнее тот, кто знает, за что сражается, в ком больше боли и гнева и на чьей стороне правда. Постепенно враги ослабевают, и аврорам удается обездвижить троих. Аластор резким разрушающим заклятием разбивает их маски — это Лестрейнджи. Бартемиус ошарашен. — Как? Мы с Фрэнком только сегодня арестовали их… — Затем, возвращенный к странной реальности криком Алисы, вспоминает про разбитый Маховик. Последствия необратимы. Фрэнк и Алиса в ужасном состоянии, убийцы снова на свободе. Что еще?.. Четвертый прячется в затемненной нише, его палочка сломана, и Крауч, аппарировав к нему, единым рывком снимает с него маску и капюшон. — Барти, сынок… — Крауч обнимает сына, не в силах поверить увиденному. — Что ты здесь делаешь? Мы же могли убить тебя… Аластор и Гавейн ошарашены не меньше. Циничный и лишенный веры в лучшее в людях Грюм недовольно фыркает. — Папа… — Барти бледен, словно его поймали в коридорах Хогвартса трахающим однокурсницу. — Я ничего не знал… это все Руди… он обещал хорошо повеселиться!.. — Барти отводит взгляд, боясь смотреть отцу в глаза. Бартемиус застывает в нерешительности, но Аластор, похоже, лучше его знает, что делать. — Руку! — ревет он. — Руку покажи! — И, не дожидаясь, когда мальчишка сделает это сам, мощным заклинанием задирает рукав его мантии до локтя. Метка видна слабо — Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез два месяца назад, но Метка есть. — Это не я! — истерично, словно не своим голосом, кричит Барти. — Я ни в чем не виноват… это она… она разбила Маховик!.. Откуда он знает про Маховик, разбитый Розмертой? Ах да, он работает в Отделе Тайн. Вернее, работал… когда-то. Когда еще не был Пожирателем. Не виноват, говорит? Вот и прекрасно. Расскажет на суде о своей невиновности, о разбитом Маховике и о безответственном отце, допустившем это. А он, глава департамента магического правопорядка, теперь уже, возможно, бывший, готов принять на себя ответственность за случившееся и понести наказание. Если суд признает его виновным… А если не признает, тогда придется судить себя самому — и самому исправлять свои ошибки.