Всё моё — твоё

      Неопределённость убивает. Вынужденное пребывание в приёмной полицейского участка, где Разумовского почти силой усадили на старый скрипучий стул, кажется ему едва ли не пыткой. Константин Игоревич вполне ясно дал понять, что Серёжа уже сделал всё, что мог, и для всех будет лучше, если подросток просто немного подождёт, успокоится, пока сотрудники УГРО выполняют свою работу. И Серёже даже нечего было возразить мужчине в ответ, ведь он прекрасно понимает, что его в любой момент могут тут же отправить в «Радугу» под домашний арест, если он продолжит следовать за Громом-старшим «хвостом». Но это не значит, что Разумовский легко смирился с таким положением вещей.       Он не знает ничего: ни о подробностях дела, ни о наличии возможных подозреваемых, ни о разрабатываемых следствием версий преступления. Серёжа послушно сидит на стуле, прислонившись затылком к прохладной бетонной стене, и смотрит застывшим взглядом на снующих мимо оперов, стараясь сложить в уме все пазлы воедино, а его правая нога всё время дёргается, и дрожь проходит по всему телу, и искусанные обветренные губы саднит, когда подросток машинально проводит по ним языком. Он мало чем может помочь, продолжая сидеть в полутёмном коридоре, но уйти отсюда невыносимо страшно, будто если Разумовский покинет участок, то про Игоря ему больше не сообщат — вне зависимости от того, найдут Грома живым или мёртвым.       Тем не менее Серёжа понимает, что за эти восемь часов с момента исчезновения друга у полиции не было никаких новых зацепок по делу, и потому какие-то крупицы информации ему удалось подцепить в обрывках фраз Грома-старшего и Прокопенко, но это было всё не об Игоре, хоть и напрямую связанное с ним. Разумовский слышал что-то про сгоревший в области детдом, про какие-то оккультные ритуалы и сатанинские татуировки, про странные результаты судебно-медицинской экспертизы и про опыты над детьми. Всё это казалось бредом, таким далёким и бессвязным, абсолютно не складывающимся для школьника в цельную картину. Он даже не мог представить, каков был замысел этого маньяка, но…       Ты знаешь, что можно сделать.       Серёжа моргает и медленно опускает взгляд вниз. На пыльном полу между его ногами лежал рюкзак, который подросток постоянно таскал с собой, храня в нём одну из немногих ценных вещей, что у него были. Всего мгновение — и вот на его коленях оказывается старенький Леново. Он сразу находит несколько незащищенных сетей и пару скрытых, но опасается ими пользоваться, вместо этого привычно подключая с телефона точку доступа и загружая страницу в браузере. А затем чуть наклоняет экран ноутбука, чтобы никто из посторонних не смог увидеть, как Разумовский нарушает закон, будучи в самом центре правопорядка Санкт-Петербурга.       Не то чтобы у него был большой опыт взлома городской системы видеонаблюдения, но не попытаться это сделать сейчас, когда Игорю нужна его помощь, а самому Серёже по сути уже было нечего терять, казалось неправильным. Тем не менее он не хотел рисковать, подключаясь к центру данных, с которым напрямую взаимодействовало главное управление полиции, и используя собственные скрипты. Это было слишком рискованно, несмотря на то, что вряд ли кто-то смог бы поймать Разумовского «за руку» в участке, и в каком-то смысле подростка это даже веселило. Ровно до тех пор, пока Серёжа не понимает, что ни один из тех скриптов, что он нашёл через даркнет, не помогают ему выгрузить данные с сервера, а программа постоянно включала переадресацию на другие ресурсы и в итоге просто выбрасывала его на пустую страницу, сообщая об ошибке.       — Чёрт.       Он редко по-настоящему злился, практически никогда не выходил из себя, и сейчас Разумовский очень жалел, что не может дать выход закипающему внутри гневу. И если бы сейчас рядом с ним был Игорь, то…       Никакого Игоря здесь нет.       Серёжа сжимает ладони в кулаки, чувствуя, как похолодели его пальцы, и после секундной заминки быстро набирает в редакторе текст программы, меняя его настройки. Использовать свой скрипт было крайне глупо и опасно, но теперь Разумовский уже практически не думал об этом, искренне веря, что поступает правильно, взламывая систему безопасности городского управления. И когда подросток в последний раз проверяет исправленный текст, а затем запускает скрипт, то не питает особой надежды, что сможет подключится к серверу. И поэтому на пару мгновений, увидев перед собой на экране сгенерированную страницу, Серёжа замирает, не веря собственным глазам. Он долго всматривается в ссылку и приходит в себя только тогда, когда слышит шум в дальнем конце коридора, и после нажимает на липкую от энергетика клавишу «ввода», а на его бледном усталом лице проскальзывает улыбка.       Данные с видеорегистраторов, мониторящих все центральные улицы Питера и КАД, были доступны в режиме реального времени, вдобавок на сервере центра хранились записи за последние двадцать четыре часа. Всё остальное автоматически выгружалось на защищённый сервер, и получить к нему доступ было абсолютно нереально, Разумовский даже не пытался пробовать, но ему это и не было нужно. Игорь пропал меньше суток назад, и поэтому у Серёжи всё-таки был шанс найти необходимую ему информацию. Но «считывать» такой большой объём данных, тем более со своего старого ноута, было для Разумовского слишком волнительно, и подросток каждые полминуты оглядывал коридор из-под своей рыжей чёлки, вздрагивая от любого громкого звука, надеясь, что никто не догадывается о том, что он сейчас делает. Серёжа был на виду, буквально в руках полиции, но именно это придавало ему уверенности и сил. Ему казалось, что в эту минуту он может всё.       Создав новый документ, Разумовский с помощью скрипта переписывает все данные с камер видеонаблюдения в отдельный файл, решая просмотреть записи уже после, когда окажется в более безопасном месте, где его никто не сможет побеспокоить. По правде говоря, у него не было каких-то представлений о том, как принято вести расследования и на что именно в таких случаях прежде всего следует обращать внимание. Отдавая предпочтение более точным наукам, Серёжа не особо интересовался художественными произведениями детективного жанра и о методах Шерлока Холмса знал чисто номинально. Впрочем, он знал, с чего ему следует начать поиск.       Фургон. Вполне очевидно, что менять фургон маньяк вряд ли бы стал, как и не стал бы оставаться в городе. Первым делом похититель постарается вывести жертву загород, а значит, Разумовскому будет проще проверить камеры у всех дорог на выезде. Маловероятно, что та девчонка с разноцветной копной волос запомнила номера машины, но она видела цвет и модель авто, а с этим уже можно было работать.       Серёжа не уверен, зачем это делает — полиция наверняка ещё ночью выяснила, с какой дороги съехал фургон. Но ему нужно занять себя хоть чем-то. Ему хочется быть хотя бы немного полезным, хотя бы чуть-чуть быть в курсе того, что происходит с Игорем, и если Константин Игоревич не хочет его во всё это впутывать, то Разумовский сделает всё сам.       За час, проведённый в одиночестве посреди шумного участка, подросток сохраняет на жесткий диск порядка ста гигабайтов видеоматериалов и с ужасом осознаёт, что поиск нужной машины на питерских автотрассах, всё равно что поиск иголки в стоге сена. И Серёжа тяжело выдыхает, протирая тыльной стороной ладони покрасневшие от напряжения и недосыпа глаза, когда вдруг слышит справа:       — Ну, что? Не устал?       На угловатое мальчишеское плечо опускается широкая ладонь, и Разумовский дёргается, машинально закрывая свободной рукой экран ноутбука, и поднимает взгляд на подошедшего Грома-старшего.       — Я позвонил Татьяне Михайловне. Предупредил, что ты задержишься у нас в управлении ещё на пару часов, но думаю, что тебе не помешало бы вернуться в детдом и выспаться.       — А вам? — парирует в ответ Серёжа, совершенно не ожидая от себя такой дерзости, но успокаивается, когда чужая ладонь с плеча перемещается на спину, едва похлопывая.       Константин Игоревич не злится, а Разумовский знает, что выглядит в данный момент отнюдь не лучшим образом, и всё же сон сейчас кажется ему дикостью. Как он может уснуть, когда Игорь чёрт знает где, в опасности?       — Давай, мы отвезём тебя? В «Радугу»? — продолжает мягко настаивать мужчина. — Или, если хочешь, можешь у нас…       Подросток едва слушает его, опустив взгляд на свой ноутбук и даже не заметив, что всё это время сидел, вцепившись в него пальцами. А затем в голове Серёжи формируется мысль, перерастающая в идею, странную и, возможно, абсолютно глупую, кажущуюся на первый взгляд такой бесполезной, но Разумовский хватается за неё и вновь смотрит на Константина Игоревича.       — В «Радугу», — неожиданно твёрдым и уверенным голосом произносит он и тут же добавляет, слегка улыбаясь: — Но не хочу отвлекать вас от работы, я смогу сам добраться.       — Ничего, мне всё равно нужно проветриться, — добродушно кивает Гром-старший. — И… ты отдохни, хорошо?       Разумовский чуть кивает мужчине в ответ и, спрятав ноутбук в рюкзак, начинает собираться.       — Конечно.

***

      Разумеется, это было ложью. Как только он возвращается в детдом, то около десяти минут неловко мнётся перед встревоженной воспитательницей, которая не отчитывает его за ночной побег, но смотрит с печалью и сочувствием — знает про Игоря. Серёжа уверяет Татьяну Михайловну, что он впредь будет осторожен и что больше никогда не сбежит, а затем добавляет, что обязательно пойдёт сейчас спать. Никогда прежде Разумовский не врал так легко и спокойно, глядя кому-то в глаза.       Вместо обещанного отдыха он торопливо поднимается по лестнице, минует несколько поворотов и, наконец, оказывается на втором этаже главного здания их детского дома перед огромной доской. Грамоты, рисунки, стенгазеты, объявления о субботнике. Серёжа быстро оглядывает залепленный детским творчеством и школьными достижениями стенд и едва хмурится, прикусывая щеку изнутри — его рисунки сняли ещё в прошлом году, а вот грамоты о его достижениях все ещё висят в самом центре доски. Но Разумовский пришёл сюда вовсе не за этим.       Среди призывающих к вниманию листовок о предстоящих мероприятиях, списков правил поведения в стенах детдома и расписаний дополнительных занятий, подросток находит взглядом практически завешанное объявления о пропаже. Бумага выглядит немного смятой и пожелтевшей, словно провисела здесь около года как минимум, но Серёжа знает, что этому объявлению не больше трёх или четырёх месяцев. Он уже плохо помнит, когда это произошло, и с пропавшим парнем он никогда не был знаком.       Зато он хорошо помнит, что никакой шумихи вокруг пропажи ученика детдома не было — подростки частенько сбегают, пытаясь вернуться домой, скитаются по улицам в поисках лучшей жизни, но рано или поздно возвращаются. Не все, конечно. Мало кто пропадает надолго, хотя полицейские всегда в таких случаях составляют протокол и опрашивают в обязательном порядке всех знакомых ребят сбежавших воспитанников детдома и их учителей. Вот только если пропавших подростков сотрудники полиции не приводили в тот же день, отловив сбежавшую шпану в неблагополучных районах, то шансы их скорого возвращения практически сводились к нулю. И, казалось, что о таких детях со временем просто забывали.       Тогда, с этим парнем на листовке, было так же — не нашли и ладно, погуляет и вернётся. Не вернулся.       Разумовский долго смотрит на объявление, изучая чёрно-белую фотографию. Острые скулы и прямой нос, волосы торчком стоящие на затылке и глубокие тени под глазами. Что-то в нём, в его виде, кажется Серёже смутно узнаваемым, будто он видел похожий взгляд раньше, только на чужих лицах. Подросток вновь читает имя пропавшего и поджимает губы. Евгений Матвеев.       Найти его профиль в соцсетях оказывается не так уж и сложно; Разумовский тратит на это от силы пару минут, когда выходит в сеть уже не со своего компьютера, устроившись в пустом кабинете информатики. Ещё десять минут он тратит на просмотр страницы Матвеева, изучая его друзей, подписки и сохранённые фотографии. Подавляя очередной зевок, Серёжа разочарованно отталкивается от стола и откатывается в сторону на стуле. Никакой полезной информации, находящейся в общем доступе, о парне он не нашёл, и единственный способ узнать, что же произошло с Женей в последние часы его жизни — это прочитать его личную переписку с друзьями. Разумовский цокает и нервно трёт руками лицо, пытаясь остановить себя от очередного необдуманного поступка, вспоминая о том, что за сегодня лимит его правонарушений и так уже значительно превышен. Он не хочет влезать в чужую личную жизнь, он знает, что у него нет никакого права на это. А ещё он знает, что иногда, чтобы добиться правосудия, не обязательно следовать закону.       Конечно, Серёжа легко может ошибаться, и Матвеев просто сбежал в другой город, свалил в Москву на попутках, и сейчас с парнем всё в порядке. Серёжа может ошибаться, а после будет винить себя за то, что сделал, но он абсолютно точно возненавидит себя, если окажется, что его догадки были правдивы, а он даже не попытался что-то сделать.       Получить доступ к странице Жени оказалось проще, чем можно было представить: практически все детдомовцы хоть раз заходили в соцсети через общественные компьютеры в кабинете информатики. И, хотя, многие ученики отмечали, что заходят в свой аккаунт с чужого устройства и не сохраняли свой пароль, данные об их логине, почте или телефонном номере, привязанному к профилю, так или иначе оставались в истории браузера. Далее подобрать нужный пароль было не особо сложно, практически плёвое дело, но окрылённый своей удачей Разумовский быстро теряет весь запал, когда не находит ничего супер важного в личных сообщениях Матвеева. Впрочем, из переписок с последними двумя контактами подросток узнаёт, где в последние дни чаще всего зависал Женя. Этим местом была квартира на Рижском, в стороне Адмиралтейских верфей. Серёжа и сам бывал там пару раз с Лёвой и Игорем, когда идти было больше некуда, а в детдом возвращаться не хотелось. Дом этот был тем ещё притоном и Разумовскому никогда не нравился: там постоянно воняло мешаниной пота, алкоголя и сладковатого запаха жжёной травы. И вдруг, глядя сейчас на фото пропавшего парня, подросток понимает, чем именно тот занимался. На Рижском проспекте это было обычным делом; на квартире у Дэнчика можно было трипануться, прикупить себе риталина или кислоты, вмазать и остаться там на сутки. Особенно, если тебе некуда податься и ты откуда-то сбежал.       Тяжело вздыхая, Серёжа сильнее растирает лицо, чувствуя, как горят его щеки. Дэн вряд ли знает о чём-то, связанном с его покупателями — ему и до себя нет никакого дела, чего уж говорить об остальных? И Разумовскому от этого осознания становится плохо до тошноты. Он понятия не имеет, что именно пытается найти.       — Ну хоть что-то, пожалуйста, — запуская длинные пальцы в спутанные волосы, Серёжа тянет их за концы и шумно выдыхает, вновь сосредотачивая своё внимание на диалогах Матвеева с друзьями. И спустя час бесполезных поисков, ему удаётся найти какую-то зацепку среди бессвязных голосовых, которые Женя, судя по его тону, записывал своему другу под наркотиками.       «Послушай, чел, я не шучу! Мне просто пиздец как страшно, я, сука, уже не помню, когда последний раз спал. Постоянно слышу голос этого мудака. Вижу его везде... Помнишь про то место? Мне, блядь, кажется, что я до сих пор на этом корабле. И они мне снова что-то колют, а я всё чувствую и нихуя не могу сделать! Даже рукой сраной не могу пошевелить. Они что-то сделали со мной, я это знаю… Я могу приехать к тебе?»       Серёжа вздрагивает, выдёргивает из правого уха наушник и вскакивает со стула, едва не роняя его на пол. От услышанного его тело пробирает дрожь, и внутри всё болезненно сжимается, когда он думает о том, что Игорь может быть сейчас там.       У Разумовского сбивается дыхание, а слова пропавшего и уже наверняка мёртвого парня застревают в сознании, повторяются в голове подобно заевшей пластинке. И подросток едва ли не закрывает свои уши, но всё же с трудом берёт себя в руки и выдыхает, думая о том, что нужно обо всём рассказать Константину Игоревичу. Но сколько бы Серёжа не пытался дозвониться до Грома-старшего, нервно меряя кабинет широкими шагами, он слышал в трубке только безразличные гудки, а затем его переключали на автоответчик.       Возможно, информация, которую Разумовский смог найти, не стоит ничего. Подумаешь, какой-то наркотический бред какого-то обдолбавшегося подростка. Но Серёжа уверен, что нашёл нечто важное. И когда отец Игоря не берёт трубку в пятый раз, подросток срывается, подхватывая со стула куртку и рюкзак, и выбегает из кабинета, надеясь добраться до главного управления полиции как можно скорее.