***
Белая ситцевая шторка, подобно птичьему взмаху крыльев, легко подлетает, пропуская внутрь больничной палаты утренний сквозняк. Трепыхаясь средь летних воздушных потоков, ей не удается зацепить даже кончика длинных волос шиноби, миновавшего узкий подоконник тихо и незаметно. Внимательный взгляд посетителя бегает по комнате и останавливается на больничной койке, где все еще пребывает без сознания тот, кем он дорожит больше всего на свете. Итачи кажется, что всего за одну ночь, проведенную здесь, младший брат сильно изменился: его от рождения бледная кожа теперь еще больше походит на мел, а под глазами уже четко просматриваются фиолетово-синие треугольники. Он все еще находится без сознания, а посторонних к нему не пускают. Но Итачи чувствует, что был обязан прийти сюда. Просто обязан, иначе бы он свихнулся средь стен родового поместья. Больше он не хочет возвращаться туда, не хочет прозябать в пустых коридорах, где пахнет смертью. Не хочет сойти с ума, ведь он точно знает, что не псих. — Я не хотел этого. — Шепчет он одними губами, присаживаясь на край кровати и сжимая в руках маленькую ладошку Саске. Что делать дальше, Итачи понятия не имеет. Он никогда раньше не думал, что в тринадцать можно лишиться стимула и желания счастливо прожить свою жизнь. Он всего лишь шиноби. Тот, кто подчиняется машине хаоса, несущей лишь боль, страх, и разрушающей светлые мечты и многочисленные судьбы. Он тот, кто наивно полагал, что остановить кошмарного кровожадного зверя, названного войной, ему по силам. Конечно, ему удалось остановить восстание клана Учиха еще в зародыше, тем самым избавив Коноху от потенциального внешнего вторжения. Однако теперь полем боя стала его душа, где холодная выдержка капитана АНБУ безуспешно пытается взять под контроль самое беспощадное оружие искренне любящего сына — эмоции. Невыносимая боль врезается в легкие металлическим винтом, с хрустом проворачиваясь и разрывая грудную клетку. Он отдал все, что имел в своей бесполезной жизни, возложил судьбы самых близких ему людей на жертвенный алтарь ради безопасности деревни. Итачи считал, что ему станет легче от осознания, что Конохе больше ничего не угрожает, но грызущее и давящее изнутри чувство туманит рассудок, заставляя задуматься о несправедливости. Шисуи просил защитить деревню и честь клана Учиха. Но как думать о чести тех, кто теперь мертв от его же рук? Как перестать жалеть о своем выборе, лишившем Саске нормального детства? — Прости меня, Саске. — Тонкими дрожащими пальцами Итачи смахивает со лба младшего брата упавшие на закрытые веки пряди волос, заботливо оглаживая контур его лица. — Но я не мог поступить иначе. Чувствует отрезвляющую боль от закушенной нижней губы, крепко жмурится, пытаясь унять подбирающиеся горячие слезы, и не замечает, как ненавязчиво перебирает маленькие пальчики Саске. Дыра за ноющей грудиной растет, вытесняя внутренние органы изнутри. Воздух, несмотря на врывающийся в палату сквозняк, густеет, принимая жидкообразное состояние, и забивает легкие. Оставить Саске сейчас Итачи не может. Он сбрасывает сандалии, стягивает металлические наручные пластины, откладывая их на соседнюю тумбу. И, мостясь на краю узкой больничной койки, ложится рядом с младшим братом. Ему бы очень хотелось быть здесь, когда Саске придет в себя и спросит, как он оказался в госпитале. Чувствуя себя немного спокойнее, Итачи прикрывает веки, продолжая удерживать ладошку брата в руках. В запасе у него еще есть пара часов до утреннего обхода.***
В пасмурную погоду ничего не отбрасывает тени: ни деревья, ни дома, расположенные на широких улицах Конохи, ни люди, пришедшие выразить свои соболезнования в этот траурный день. Обычные рядовые шиноби, чунины, джонины, Третий и даже гражданские — все смешались в единообразный поток совершенно одинаковых лиц. Их одежды сливаются с серыми красками свинцового неба, оплакивающего погибший пару дней назад клан Учиха. Даже цветы прикрыли свои бутоны, склонившись к земле, будто горевали и оплакивали потерю близких людей вместе с самим Итачи. На протяжении церемонии прощания Саске жмется к руке старшего брата и, кажется, все еще плохо понимает, что произошло. Итачи присаживается, чтобы быть на одном уровне с братом, поправляет смоляную челку и накидывает на его плечи дождевик. Для детского взгляда — глаза Саске совсем пустые. Итачи пытается не обращать внимания на вину, уже сформировавшую в его горле тугой комок. Сегодня на мемориальном камне расположилось много портретов слишком знакомых лиц, а взгляды Микото и Фугаку Учиха — все такие же добрые и приветливые — взирают на сыновей с черных фоторамок. Итачи думает, что они наблюдают за ним. Куда бы тот не отошел, он находит любящие глаза родителей. Кажется, они не осуждают его, но долго выдерживать их «прямого» взгляда старший сын не может. В его глазах уже давно не стоит слез. Даже всхлипывания посторонних людей, раздающиеся со всех сторон, не вызывают в его душе никакого эмоционального отклика. Омраченный и задумчивый Третий тяжело тянет неизменную трубку, подбирая подходящие слова для начала речи. Данзо, занявший место рядом с ним, выглядит, как минимум, равнодушным. На оставшихся отпрысках клана Учиха тот взгляда не задерживает. Осматривает толпу, что собиралась проститься с многоуважаемым кланом, и слишком «громко» размышляет. — Сегодня трудно и горько говорить о том, что случилось. — Начинает Третий негромко, поворачивается в сторону собравшейся толпы. — Произошла поистине страшная трагедия для Конохи, которая потеряла древнейший клан, стоявший еще у истоков ее создания. Сегодня деревня глубоко скорбит, пропускает через сердце боль от этой невосполнимой утраты… Итачи поднимает глаза и не понимает. Для правительства Конохи клан Учиха был сравним с гноящейся язвой, приносящей лишь сплошные проблемы. Слежка, недоверие со стороны правительства, тотальный контроль за действием каждого шиноби, относящегося к клану… — В нашу деревню было организовано тайное вторжение с целью уничтожить лучшее военное звено Конохи. К большому сожалению, мы не были готовы к нему, что и послужило практически полному уничтожению клана Учиха. — Хирузен запинается, переводит взгляд в пространство перед собой, не фокусируя внимание на чем-то конкретном. — Виновники произошедшего так и не были найдены… — Нии-сан. — Донесся тихий шепот Саске, который аккуратно дергает старшего брата за рукав. Немного рассеянный, Итачи лишь через повторный рывок снизу и явное недовольство младшего наконец переводит внимание на Саске. — Нии-сан, кто это сделал? Ты же знаешь, да? — Я… — Смотря в наивные глаза младшего брата, Итачи не сразу находится с ответом. Как объяснить ребенку, что убийца его родителей стоит сейчас прямо перед ним? Итачи набирает в легкие побольше воздуха, чувствует, как на выдохе тяжело опускается грудная клетка, на мгновение поджимаются бледные губы. Маленький Саске все еще ждет от него ответа. — Я-я не знаю, Саске. — Но ты же найдешь их? — Почему-то сейчас Саске остается настойчивым и спрашивает совершенно серьезно. — Тех, кто сделал это с нашими родителями? — Найду. — Мягко положив ладонь на макушку младшего брата, Итачи слегка приглаживает торчащие пряди и находит в себе силы коротко улыбнуться. — Я найду их. — Обещаешь? — Обещаю. Впервые за церемонию прощания Итачи встречает открытый взгляд Данзо. Чувствует тонкую незримую нить ужасной тайны, связывающую их между собой. Хотелось бы ему активировать шаринган сейчас, чтобы понять все мысли старика-параноика, обрекшего Учиха на гибель от рук соклановца. Он следит за взглядом Шимуры, который переводит свое внимание на Саске, еще сильнее прижавшегося к руке старшего брата, и обратно. — Прежде всего, я бы хотел обратиться со словами поддержки к людям, потерявшим самое дорогое в жизни — своих родных и близких. — Продолжает Третий. Как бы Итачи хотел возмутиться и закричать о цирке, происходящем прямо сейчас! — Невозможно примириться с болью от столь масштабной потери. Но деревня искренне рада, что вам удалось уцелеть в эту страшную ночь. Коноха вместе с вами переживает эти тяжелые, скорбные дни и всегда готова помочь. Именно в данную секунду Третий Хокаге — глава и защитник Конохи — смотрит людям в глаза и врет. Беззастенчиво и нагло врет. О скорби, сожалении и прочем-прочем-прочем. Беспощадная политика отобрала самых дорогих сердцу Итачи людей его же руками, не оставив выбора и не позволив даже попробовать спасти клан. Он смог уберечь только Саске, чья безопасность теперь стала для Итачи главным приоритетом. Инстинктивно делая полшага вперед, он немного заслоняет брата от взглядов прогнивших лицемеров, вещающих для всей деревни ложь. Легкое напряжение и столь мельчайшее движение со стороны капитана АНБУ не остается незамеченным Данзо. Старик слишком наблюдателен, должность главы Корня явно накладывает свои отпечатки на особенности его характера. Он приподнимает уголок губ всего на мгновение, провоцируя Итачи, словно ощетинившегося щенка. — И я хотел бы сейчас поблагодарить всех, кто сегодня присутствует здесь, отдавая погибшему клану Учиха заслуженные почести и дань уважения. Итачи чувствует, как в ушах грохочет пульс, как приоткрываются бледные губы, надеясь схватить побольше необходимого прохладного воздуха. Он хмурится, сжимает ладонь Саске покрепче. Смысл слов Третьего неожиданно перестает доходить до его рассудка. — Нии-сан, с тобой все в порядке? Третий еще что-то говорит, но Итачи отказывается слушать. Осматривает воровато толпу, убеждаясь, что никто не замечает его состояния. И, глядя в по-детски наивные глаза младшего брата, понимает, что его жизнь он должен защитить, чего бы ему это ни стоило.***
Под ногами скрипят деревянные половицы. Поместье, где братьям довелось прожить всю свою жизнь, в этот вечер встречает их холодной пустотой. Гулко тарабанит о крышу мелкий дождь, когда последние сыновья клана Учиха неуверенно проходят в большую гостиную. Еще пару дней назад на них бы поднял взгляд отец, сидящий за небольшим столиком у стены, справился бы об успехах Саске в Академии, да и о работе Итачи в АНБУ не забыл. Мать бы, выглянув из-за седзи, ведущих на кухню, ловко перекинула полотенчико через плечо, прежде чем поцеловать детей в макушки, приветствуя. Конечно, Итачи считал, что уже слишком взрослый для того, чтобы принять столь нежный жест от матери, смущался, но привычное тепло разливалось в душе каждый раз, когда Микото проявляла такую добрую материнскую заботу. Сейчас седзи на кухню закрыты, отцовский стол пуст, а Итачи и Саске застыли одни посреди огромного поместья, оглядываясь по сторонам, будто и не прожили здесь много лет. Воспоминания проносились перед глазами одно за другим, будто кто-то слишком шаловливый щелкал выключателем в голове, продолжая подбрасывать картинки из счастливого прошлого. Решение пришло в голову внезапно, когда вдруг Итачи отпустил ладонь младшего брата. Пара рюкзаков нашлась в ближайшем шкафу — вместительных и вполне подходящих для долгого путешествия. — Что ты собираешься делать, нии-сан? — Саске принял в руки рюкзак поменьше, недоверчиво оглядев старшего брата. Тот начал вести себя странно еще на церемонии. Саске, на самом деле, очень переживает за него. — Соберем все необходимые вещи, Саске. Бери только самое нужное. Воды много не потребуется, мы сами найдем ближайший пресный источник. Теплые вещи, оружие. — Итачи запнулся, взглянул на растерянного брата, который поступил в Академию совсем недавно. — Оружие, ну какое есть. Основное — возьму я. Правильно. Им лучше уйти. Уйти, как можно скорее. Итачи мог бы дать голову на отсечение, что оставаться в Конохе теперь опасно. И дело даже не в развивающейся паранойе, не в нежелании жить среди стен, что осуждают каждый его вздох… Чутье капитана АНБУ еще никогда его не подводило, и именно сейчас каждый нерв на теле дергается и кричит о том, что необходимо покинуть деревню в ближайшее время. Нет. Он не отказывается от верности Конохе, продолжает любить дом, где ему довелось вырасти. Возможно, когда-нибудь он захочет вернуться сюда, когда прогнившая изнутри система шиноби перестанет ломать невинные судьбы. Он обязательно вернется, когда придет время, но сейчас ни ему, ни Саске здесь не место. — Но, нии-сан, куда мы пойдем? — Поинтересовался Саске, складывая теплый жилет в свой рюкзак. — Я пока не знаю. — Но почему мы должны уйти? Здесь же наш дом. — Так нужно. Просто доверься мне, Саске. — Итачи потянулся к тумбе, где расположились несколько фоторамок, и взял ту, где семейство Учиха в полном составе отмечает пятый день рождения Саске. Протягивает рамку младшему брату. — Возьмем ее тоже. Боевые пилюли, теплые плащи, несколько комплектов сменной одежды, мешочек с деньгами — с достаточно приличной суммой. Первое время обещает им безбедное существование, а дальше Итачи сможет работать — брать миссии самой разной степени сложности, ведь наемничество в столь неспокойное время очень щедро оплачивается. Свитки, немного лекарств на случай простуды или легких травм… — Возьмем немного еды с собой. — Итачи достаточно резво встал, отворяя сезди на кухню. — Тебе нельзя жить только на боевых пилюлях, это вредно для растущего организма. — По мраку кухни разлился свет от холодильника. Конечно, последние пару дней о готовке и речи идти не могло, но парочка онигири все же нашла место в походном рюкзаке Итачи. Туда же направился легкий сухой перекус. — Надолго этого, конечно, не хватит, но мы сможем пополнить запасы в ближайшем поселении, когда… Всхлип, раздавшийся со стороны гостиной, заставил Итачи наконец остановиться. Сейчас ему уж точно не послышалось, а в душе больно кольнуло. Сидящий посреди комнаты Саске, запаковавший вещи в свой небольшой рюкзак, крепко сжимал фотографию родителей, ту, что старший брат предложил забрать с собой. Когда он поднял заплаканные глаза, мир вокруг Итачи замер, а сердце ухнуло в темную пропасть. — Мы точно-точно должны уходить, нии-сан? Сейчас Итачи почувствовал себя эгоистом. Да, он хотел защитить жизнь брата даже с помощью столь кардинального способа — уйти из родной деревни. Но о чувствах самого Саске он даже и не подумал. Он никогда о них не думал. И эта мысль уронила в душе тяжеленный камень, приковав Итачи к месту. — Саске? — Почему они поступили с нами так? — Он принялся растирать соленые слезы по щекам, громко всхлипывая. — Папа и мама. Они же ни в чем не виноваты! Они же хорошие. — Саске… — Сейчас он выглядел запуганным маленьким котенком, которого оставили на улице совсем одного. Итачи почувствовал, как что-то больно оцарапало диафрагму. — Разве наш клан сделал кому-то плохо? Учащающиеся всхлипы наконец сдвинули растерявшегося Итачи с места. Боясь напугать младшего брата резкими движениями, он подошел тихо, даже аккуратно. Каждая слеза единственного дорогого человека словно била Итачи по лицу, напоминая о вынужденном, но гнусном поступке. Саске не заслуживает разбитой вдребезги жизни в таком раннем возрасте. Никто не заслуживает. Как бы Итачи хотел все вернуть, снова видеть счастливую улыбку брата, уговаривающего старшего потренировать его. Видеть эмоции — живые, неприкрытые и по-детски открытые. — Саске, послушай… — Начал он почти шепотом. Ладонь легла на подрагивающую спину брата нежно. — Мир шиноби иногда бывает очень жесток, и он забирает у нас самых родных и близких людей, когда мы этого совсем не ожидаем. Итачи слегка подмял губы, будто опасаясь ранить Саске неосторожно брошенными фразами. Он не хотел нагло врать подобно Третьему и Данзо. Но и быть до конца честным Итачи не мог. — Терять любимых очень и очень больно, Саске. Младший брат поднял раскрасневшиеся глаза. Текущие по щекам слезы оставляют на синей футболке крупные мокрые пятна. Ладонь старшего брата, легшая на пухлую щеку, кажется Саске теплой-теплой. Итачи бережно утирает соленые дорожки, отвлекая брата от тяжелых размышлений о семье. В его ониксовых глазах старший вдруг видит отражение глаз Шисуи — одновременно и добрые, и печальные; понимающие глубину происходящего в деревне ужаса. Кажется, Шисуи всегда понимал больше, чем Итачи мог бы себе представить. Крадущийся к горлу тяжелый комок Итачи замечает не сразу, отчего его тихий голос пропитывается едва уловимой дрожью сожаления. — Но. — Он тяжело сглатывает. Продолжать на выдохе оказывается немного легче. — Но мы не выбираем судьбу, понимаешь? Мы всего лишь пытаемся выжить среди опасностей, что она нам подготовила. Я люблю Коноху всей своей душой, и я бы не хотел покидать это место. Ведь это наш дом. — Итачи выуживает из карманов небольшой платочек, секунду помедля, протягивает его Саске. — Но опасность настигла наш клан именно здесь. Кто бы не отдал такой жестокий приказ, он точно знает, что мы с тобой остались живы. Впервые в глазах младшего брата мелькнула осознанность, прогоняющая столь резко накатившую истерику. Ее следы теперь растворяются лишь в неудержимых всхлипах и в стенах поместья, которые останутся за спиной навсегда, когда братья наконец переступят порог этого дома. — Мы когда-нибудь вернемся в Коноху, я обещаю. Когда здесь станет безопасно, мы обязательно вернемся. Но сейчас мы должны уходить… — Итачи поднялся на ноги, протягивая открытую ладонь младшему. — Ты нужен мне, Саске. Без тебя я точно не справлюсь. Ты мне поможешь? Смахнув последние слезы, Саске доверчиво вкладывает ладонь в руку брата, позволяя тому поднять себя на ноги. За окном загорелись уличные фонари, подсказывая, что солнце уже давно скрылось за скалой Хокаге, а значит медлить больше нельзя. Подхватив рюкзаки и последний раз проверив их содержимое, братья направились к входной двери, намереваясь покинуть родной дом. Сколько пройдет времени до момента, когда они смогут вернуться сюда? Никто не знает… — Нии-сан, постой, подожди! — Едва братья переступили порог, как Саске, резко крутанувшись, поспешил к лестнице, ведущей на второй этаж поместья, где располагаются их личные комнаты. — Я-я быстро. Итачи удивленно обернулся, не понимая, чего важного не взял с собой Саске. Слыша лишь торопливый топот ног и хлопанье седзи на втором этаже, Итачи облокотился о дверной косяк. Ждать Саске действительно долго не пришлось. С рюкзаком наперевес он тащил в руках небольшого плюшевого динозаврика. Легка улыбка тронула губы Итачи. Зеленого динозаврика он купил для Саске на свою первую зарплату, когда только стал выполнять миссии в ранге генина. Младший брат никогда не расставался с игрушкой с момента, как она попала в его руки. Конечно, он не мог ее оставить и не забрать с собой. — Теперь мы можем выходить? — Спросил Итачи снисходительно. Получив в ответ утвердительный кивок, Итачи спрятал динозаврика в верхний клапан рюкзака Саске. Переступив порог родного дома и шествуя по мертвому кварталу Учиха, Итачи впитывал в себя каждый закоулочек, магазинчик и придомовой сад. Теперь здесь слишком пусто. Обернувшись у ворот квартала в последний раз, братья переглянулись, подтверждая правильность принятого решения. Когда-нибудь они обязательно вернутся сюда. Обязательно… как только придет подходящее время.***
Облако табачного дыма растворяется в открытом настежь окне и исчезает в глубокой темной ночи, опустившейся на Коноху. Деревня по-своему прекрасна, когда темное звездное одеяло укутывает ее будто младенца перед сном. Пустеют и замирают улицы, погружаясь в тихое безмолвие, которое нарушает лишь теплый свет ночных фонарей, не позволяющих ей окончательно утонуть во мраке. — Что привело тебя в такой поздний час…? — Голос Третьего хрипит то ли от старости, то ли от тяжелого табачного дыма. — Итачи? Скрипит карниз, прежде чем шиноби легкой поступью спускается с подоконника и проходит в кабинет Хокаге. Он преклоняет колено перед Третьим, отдавая свое уважение не только возрасту, опыту и высокой должности, но и деревне, которую он так сильно любит. Любит настолько сильно, что принял участие в кровавой резне своей семьи собственноручно. — Простите за позднее вторжение, Третий-сама. Но я хотел бы поговорить с Вами. — Итачи не поднимает головы. Длинная челка, касающаяся кончика носа, отвлекает и мешает упорядочить хаотичный поток мыслей. — Я всегда готов выслушать тебя. — Хокаге поворачивается к подчиненному медленно, проходит к рабочему столу, заваленному грудой бумаг и документов. — Говори. — Я бы хотел уйти из деревни и забрать с собой Саске. — Решив, что юлить и лукавить сейчас нет смысла, Итачи говорит прямо о своем намерении, не боясь быть осужденным за свой выбор даже самим Хокаге. — Причина? — Хирузен задумчиво стучит трубкой по столу, ожидая ответа на свой вопрос. Даже через секунду-две-три Итачи не находит подходящего ответа и продолжает молчать. — Ты пришел спросить у меня разрешения уйти? — Скорее, я пришел поставить Вас в известность. — Впервые с церемонии похорон Итачи поднимает взгляд на Хокаге, ведь уверен, что принял правильное решение. Хирузен располагается в рабочем кресле, снова задумчиво тянет трубку. Итачи кажется, что тот даже не злится. Оглядывает внимательно подчиненного, ища хоть каплю сомнения в его глазах. — Конечно, причины мне ясны, Итачи. Вам с Саске тяжело находиться здесь после всего, что произошло. Мы могли бы переселить вас. Тебе ведь по службе положена квартира, как капитану АНБУ. — Она мне не нужна. — Резко обрывает Итачи. — Я знаю, знаю. — Хокаге качает головой, затягивается еще раз, прежде чем отложить от себя трубку. — Куда вы пойдете? — Я еще не решил, Третий-сама. — Коноха благодарна тебе за верную службу, и из уважения к твоей преданности деревне, я не могу удерживать тебя здесь насильно. — Наконец Итачи поднимается. Неверие пробегает в его глазах всего на секунду. Ведь если бы Третий запретил покидать Коноху, то неподчинение приказу охотно бы подкинуло братьям звание шиноби-отступников. И как не кстати, оно сулит преследование с целью ареста и, чаще всего, казни со стороны родной деревни. — Помни, что Коноха всегда готова принять вас обратно. В любое время. Возвращайтесь, как посчитаете нужным. Это ваш дом. Итачи благодарно кивает, шарит в кармане брюк и протягивает Третьему ключи от родового поместья Учиха. — Спасибо, Третий-сама. Надеюсь, что мы с Вами когда-нибудь еще увидимся. — И я надеюсь на это, Итачи. Берегите себя. Поклонившись главе деревни в последний раз, Итачи разлетается стаей черных воронов, оставляя напротив стола Хокаге пустоту. Хирузен улыбается от осознания, что клоны старшего Учиха стали слишком хороши. Он даже не стал наносить личный визит. Итачи не доверяет правительству Конохи. И Хирузен понимает, почему. — На твоем месте я бы не отпускал его. — Отворяется входная дверь, пропуская внутрь помещения главу Корня АНБУ. Стучит о пол трость, пока Данзо проходит через весь кабинет и усаживается в кресло, стоящее напротив стола Хокаге. — Итачи владеет огромным количеством информации, которую знать не положено никому, кроме Совета Конохи и Хокаге. Его бы в деревне держать под присмотром, а не отпускать странствовать по миру вместе с маленьким ребенком. — Если он направил ко мне своего теневого клона, то наверняка они с Саске уже давно покинули деревню. — Опираясь на колени, Хирузен тяжело поднимается, подходит к окну, рассматривая в ночной тьме местность за пределами главных ворот. Они уже где-то там, в лесах страны Огня. — Я абсолютно уверен в нем. Итачи доказал свою преданность, убив собственную семью, родителей и весь клан. Скажи, много ли ты знаешь людей, способных пожертвовать родными даже ради Конохи? Позволить Итачи покинуть деревню — это меньшее, что мы можем сделать для него. Со стороны Данзо раздался тяжелый вздох несогласия с выводами Третьего. — Ты всегда был слишком мягок, Хирузен. Слишком мягок.